Изд-во "Наука" Казахской ССР. Алма-Ата. 1984. 176 с.

Актуальность истории кочевничества объясняется той важной ролью, которую номады играли на протяжении тысячелетий в судьбах многих народов Евразии и Африки, своеобразием их социально-экономических отношений и образа жизни, а также состоянием изучения кочевых народов Западной Азии, Северной и Восточной Африки. Привлечение обширных письменных, архивных, этнографических, археологических и прочих данных позволило советским исследователям восстановить историю кочевничества в Евразии начиная от эпохи зарождения номадизма и вплоть до новейшего времени. Однако отдельные проблемы социально-экономических отношений у скотоводческих народов остаются дискуссионными.

стр. 127

Одной из работ, обогащающих наши представления о социально-экономической истории кочевников на примере Казахстана, является книга научного сотрудника Института истории, археологии и этнографии КазССР, кандидата исторических наук Н. Э. Масанова. История хозяйства кочевников рассматривается в ней с точки зрения его соотношения с экологическими условиями. Автор привлекает широкий круг источников, в том числе архивных. В книге освещены два круга вопросов. Первый - природно-климатические условия освоения кочевниками засушливых областей, генезис кочевничества; второй - социальная организация кочевых казахов.

Автор отмечает, что кочевое хозяйство могло функционировать лишь в определенных природных условиях аридных (засушливых) и субаридных зон Евразии и Африки (с. 6 - 7). На основе обширного и разностороннего фактического материала в монографии характеризуются под этим углом зрения отдельные области Казахстана, возможности ведения там скотоводческого хозяйства. Интересна, хотя и спорна, предлагаемая Н. Э. Масановым трактовка генезиса кочевничества. По его мнению, номадизм складывался как один из главных способов добывания жизненных благ, вытесняя охоту по мере сокращения численности диких животных (с. 29 - 30). Однако известно, что многие области Передней и Средней Азии, где в начале I тыс. до н. э. складывался номадизм, входили, примерно с VIII тыс. до н. э., в ареал так называемых первичных центров возникновения производящего хозяйства. На протяжении многих тысячелетий обитавшие там племена вели хозяйство, сочетавшее в разной мере в разных местах производящие отрасли - разведение животных и земледелие и присваивающие - охоту, рыболовство, собирательство.

С течением времени часть племен, занимавшихся комплексным хозяйством, стала мигрировать на открытые пространства аллювиальных долин. Здесь возникали раннеземледельческие поселения, на основе которых впоследствии сложились городские центры цивилизации. Часть же племен осталась на прежних местах обитания, где продолжала вести комплексное хозяйство, в котором охота вряд ли играла определяющую роль в добывании жизненных благ, о чем свидетельствуют костные находки археологов. Едва ли прав Н. Э. Масанов, выражая сомнение в возможности широкого распространения земледельческого хозяйства в аридной зоне Евразии (с. 29). Не сокращение возможности ведения охоты, а кризис комплексного хозяйства в целом, в том числе и его земледельческой отрасли, вынудил развивать пастушеское хозяйство, ставшее со временем кочевым.

В числе интересных теоретических выводов автора положение о диалектическом взаимодействии тенденций "дисперсного" и "относительно концентрированного" состояния общин и общественной организации в целом (с. 40 - 44 и др.). Обстоятельно исследуются в книге проблемы выбора и распределения пастбищных угодий, их использование и система выпаса скота в разные сезоны.

Во многом дискуссионными представляются разделы, где идет речь о социальной организации кочевых казахов на рубеже XVIII и XIX веков. В частности, следует отметить характер используемых источников. В их числе немало относящихся к рассматриваемому в книге времени, но широко привлекаются и материалы значительно более поздние - конца XIX и начала XX столетия. Многие существенные выводы построены на данных "Материалов по киргизскому землепользованию" за 1898 - 1913 годы. Оговаривая необходимость критического использования их в ретроспективном анализе (с. 122), автор не всегда следует этому правилу. Случаев, когда его выводы без всяких оговорок основываются на поздних данных, много.

Во введении, говоря о проблемах общественного строя кочевых народов, Н. Э. Масанов пишет, что в настоящее время "все большее признание получает точка зрения, согласно которой кочевники не могли спонтанно перейти рубеж классового общества и в целом оставались на уровне дофеодального, раннеклассового общества" (с. 13). Но такое определение существа данной точки зрения далеко не полно. Отмечая ее распространенность и не рассматривая аргументацию сторонников этой концепции¹ , Н. Э. Масанов считает, однако,

¹ См.: Марков Г. Е. Кочевники Азии. М. 1976; его же. Образ жизни туркмен в XIX - начале XX века. - Вопросы истории, 1983, N 12; Семенов Ю. И. Кочевничество и некоторые общие проблемы теории хозяйства и общества. - Советская этнография, 1982, N 2; Шнирельман В. А. Демографические и этнокультурные процессы эпохи первобытной родовой общины. В кн.: История первобытного общества. М. 1986, с. 244, 336.

стр. 128

возможным, не приводя убедительных доказательств, говорить о феодальной идентификации кочевого общества (с. 144 и др.).

В кочевых обществах всегда существовала значительная имущественная и социальная дифференциация. Так обстояло дело и в Казахстане на рубеже XVIII и XIX веков. Бедняки либо работали по найму, либо искали средства существования вне номадизма. Особенно усилилась дифференциация во второй половине XIX в., когда происходил массовый переход казахов к оседлости и земледелию. В конце XIX и начале XX в. (а используемый Н. Э. Масановым материал и относится в значительной мере к тому времени) в Казахстане происходил интенсивный рост товарности кулацких хозяйств, что и имело следствием монополизацию богачами скота и зимних пастбищ, развитие элементов капиталистических отношений. В связи с этим едва ли верно, что, посвятив свою книгу социально-экономической истории казахов на рубеже XVIII и XIX вв., автор оперирует и данными значительно более позднего времени и при этом ограничивается главным образом вопросами кочевничества, оставляя в стороне процессы оседания кочевников на землю, последствия связей с общероссийским рынком и т. п.

Хорошо в принципе, что в книге приводится большой сравнительный материал. К сожалению, зачастую он касается народов с несколько иными, чем у казахов, формами хозяйства (например, туркмены Ирана), тогда как многие современные исследования, рассматривающие непосредственно казахов или народы со сходным типом хозяйства, оставлены без внимания (например, труды С. И. Вайнштейна, А. М. Васильева, К. Нурмухамедова, А. Оразова, указанная выше работа автора этих строк и др.)² .

Однако наряду с отдельными неудачами при исследовании проблем социального строя Н. Э. Масанов делает ряд интересных и хорошо аргументированных выводов. Заслуживает одобрения его мысль о том, что саунные отношения отнюдь не были главной формой эксплуатации у номадов (с. 138). Совершенно прав он и тогда, когда развивает далее мнение С. Е. Толыбекова и других авторов о стагнационном состоянии кочевых обществ Евразии (с. 140). Перечень удачных теоретических выводов, содержащихся в книге, можно было бы продолжить.

Труд Н. Э. Масанова в целом полезен. Общая постановка проблем, предлагаемые гипотезы, даже и наиболее спорные, свидетельствуют о высоком научном уровне этого исследования. В дальнейшем автору следует обращать большее внимание на динамику исторического процесса, шире привлекать сравнительные данные о кочевниках Евразии, вести аргументированную полемику с другими учеными.

² Вайнштейн С. И. Историческая этнография тувинцев. М. 1972; Нурмухамедов К. Этнические процессы и расселение туркмен в XVIII-XIX веках. Ашхабад. 1979; Оразов А. Этнографические очерки хозяйства туркмен ахала в XIX - начале XX века. Ашхабад. 1985.

Permanent link to this publication: