Книга научного сотрудника кафедры новой и новейшей истории МГУ кандидата исторических наук Л. А. Пименовой¹ вышла в серии "Великая французская революция. Документы и исследования", которую университет готовит к 200-летию крупнейшего исторического события нового времени. Автор исследует тему, до сих пор не традиционную для советской историографии: дворянство накануне революции.

Характеризуя структуру и социально-экономический облик французского дворянства второй половины XVIII в., Л. А. Пименова указывает на неоднородность и внутренние противоречия, имевшие место в этом сословии. Нам, однако, представляется, что, содержательно и убедительно очертив центробежные силы внутри данного сословия, она в какой-то мере упускает из виду силы центростремительные, обеспечивавшие существование этого единого класса-сословия вплоть до революции. Тому, что отличало дворянство от других сословий, прежде всего от третьего, посвящено лишь несколько страниц в начале главы, где идет речь о дворянских привилегиях и самосознании. Вероятно, именно здесь следовало бы особо подчеркнуть важнейшую, традиционно свойственную дворянству чер-

¹ Пименова Л. А. Дворянство накануне Великой Французской революции. М. Изд-во МГУ. 1986. 215 с.

стр. 156

ту - связанность с собственностью на землю и значимость для него доходов от нее.

Взаимоотношения дворянства с абсолютизмом рассмотрены автором, в общем, в описательном плане. Здесь Л. А. Пименова больше доверяет предшественникам, устоявшейся традиции, которая, к сожалению, часто упрощает и даже искажает действительность. По-видимому, все-таки не одно только "банкротство вынудило королевскую власть посягнуть на налоговые привилегии" в 1787 г. (с. 64), ибо подобные "посягательства" имели место и раньше. Нельзя говорить о крутом повороте в вопросе о налоговых привилегиях в конце 1788 г. (с. 71): изменение позиций дворянства началось по крайней мере за полтора года до этого.

Самое интересное в книге - характеристика умонастроений, социально- политических устремлений и программ дворянства накануне революции на основе анализа дворянских наказов Генеральным штатам 1789 года. Л. А. Пименова подвергла этот источник сравнительно-историческому, лингвистическому анализу, а также статистической обработке. В отличие от своих предшественников она обращает внимание не только на содержащуюся в наказах социально-политическую программу, но также и на отразившуюся в них манеру политического мышления.

Л. А. Пименова справедливо упрекает своих предшественников, и в особенности французского историка Г. Шоссинан-Ногаре² , в том, что социально-политическую сущность и направленность наказов они часто смешивают с применяемой в них фразеологией. Дворянство при этом выглядит как сословие, прошедшее путь "от феодальности к Просвещению", т. е. нацелившее себя на преобразование Старого порядка. Между тем речь идет о другом: широко распространившаяся в XVIII в. политическая культура Просвещения отразилась в менталитете наиболее образованной части дворянства. Это влияние просветительского рационализма, согласно проведенному Л. А. Пименовой исследованию, в той или иной степени наложило отпечаток на все дворянские наказы, однако их анализ свидетельствует и о большой прочности старых умонастроений и живучести традиционного мировосприятия в дворянской среде.

Обоснованным представляется заключение автора, что увлечение философией просветителей, восприятие их словаря и интеллектуальных ценностей вовсе не означало, что аристократия осознавала революционно-преобразовательный потенциал этих идей. Наиболее отчетливо влияние просветительской мысли проявилось в решении вопросов гражданского устройства. В области экономики в ряде наказов видна готовность дворянства к компромиссному решению вопроса о сеньориальных правах, а в подавляющем большинстве наказов обнаруживаются и фритредерские идеи. По сравнению с XVII в. религиозно- церковные требования занимают в наказах меньше места. Наблюдается тенденция утилитаристского подхода к церкви, стремление ограничить ее могущество. В большинстве наказов предлагались усовершенствования аппарата управления, судебной системы, армии, которые, однако, ни в коей мере не затрагивали сословных интересов дворян (с. 135).

Требования наказов весьма неоднородны, противоречивы, подчас противоположны. Почти полное единодушие проявилось лишь в одном: 162 из 165 рассмотренных автором наказов одобрили ограничение абсолютизма представительным органом (с. 123). Л. А. Пименова расценивает этот факт как симптом кризиса "верхов" (с. 155), хотя и критикует Шоссинан-Ногаре за преувеличение роли этого критерия при оценке отношения дворянства к абсолютизму, справедливо указывая, что гораздо важнее действительные причины противостояния дворян абсолютистскому порядку (с. 157). В массе своей составители дворянских наказов твердо стояли на позиции защиты феодальных сословных привилегий. Ни в одном из них не было положений, соответствующих даже первой аграрной программе революции, осуществленной в 1790 г. (с. 142 - 143). 121 наказ Л. А. Пименова характеризует как консервативно-реформистский: в них отстаивалось господствующее социальное положение дворянства; 17 - как либерально-реформистские, выдвигавшие требования третьего сословия, и 27 - как те, в которых эти тенденции примерно уравновешивались (с. 156).

² См. Ghaussinand-Nogaret G. La Noblesse an XVIII-e siecle. De la Feodalite aux Lumieres. P. 1976.

стр. 157

Произведя данный подсчет и составив карту распределения наказов разной направленности (с. 122), Л. А. Пименова задается вопросом о соответствии юридических, имущественных, классовых различий, существовавших внутри дворянства, идейно-политическому размежеванию в этом сословии. Исчерпывающий ответ возможен при наличии полной картины социально- экономического облика дворянства в каждом бальяже, составлявшем наказ. Однако уже на нынешнем этапе исследований можно сделать заключение, что консервативные наказы, как правило, сосредоточены в центральных районах Франции, где дворянство было архаично в социально-экономическом отношении, а либеральные наиболее часто встречаются в тех районах, где это сословие втягивалось в капиталистическое производство. Но выявляются и отклонения от подобной схемы, и автор предостерегает от прямолинейного объяснения позиций дворянства в каждом конкретном случае лишь социально- классовыми причинами. Здесь играли роль и иные факторы, в частности местные особенности (с. 163).

Л. А. Пименова исследует также корреляцию между социально-политической и экономической программами и конкретными пунктами наказов и типами социально-политического мышления, отразившегося в них. Выводы ее резко расходятся с заключением Шоссинан-Ногаре и других современных буржуазных историков о предреволюционном дворянстве как о прогрессивной силе общества. Вместе с тем результаты исследования наказов существенно корректируют и устоявшееся в нашей литературе представление о дворянстве как о едином феодально-реакционном классе, сметенном революцией. Книга помогает увидеть истоки и основу раскола дворянского сословия в 1789 - 1790 гг., когда одни его представители участвовали в революционных собраниях и клубах, а другие - в контрреволюционных выступлениях и эмигрировали.

Монография представляет собой заметный вклад в изучение Просвещения и Французской буржуазной революции конца XVIII в., в ней открываются новые пути, ставятся новые вопросы. Л. А. Пименова намечает подходы к исследованию роли дворянства в революции. Как складывался знаменитый "дворянско-буржуазный компромисс", характерный для первых лет революции и предлагавшийся (и это видно из монографии) еще до революции не только идеологами буржуазии, но и либерально настроенным дворянством? Как конкретно осуществлялось его становление, почему он не удался? Какая часть дворянства пошла на компромисс? Все эти вопросы требуют дальнейших исследований. В частности, следует полнее и глубже изучить контрреволюционную дворянскую эмиграцию, ее масштабы, локальное распределение, равно как и участие аристократов в революционных событиях, развивавшихся на местном уровне.

Важна и другая проблема. Революция конца XVIII в., несмотря на свою радикальность, отнюдь не окончательно покончила со старой французской аристократией. В последовавшие за ней годы были не только восстановлены дворянские титулы, но многие семьи дворян вновь обрели богатство и положение, вписались в число нотаблей нового общества. Дворянство Франции обладало в первой половине XIX в. социальной обособленностью, значительным экономическим и политическим влиянием. Работа Л. А. Пименовой помогает подойти к разработке вопроса о социально-экономическом облике и месте дворянства в обществе, вступившем в эпоху промышленной революции.

Permanent link to this publication: