Не только территориальная близость предопределяла развитие взаимоотношений России с восточными государствами. У России на востоке имелись торговые, политические и военно-стратегические интересы не менее значимые, чем на западе. При этом история отношений России с различными странами Востока к тому времени насчитывала уже не одно столетие, однако Китай в тот период был для России сравнительно новым партнером. Контакты между Россией и Китаем вначале носили эпизодический характер и осложнялись незнанием (или весьма поверхностным знанием) языков и обычаев друг друга. Первое российское посольство, прибывшее в Пекин в 1618 г., возглавлял томский казак И. Петлин (с 1616 по 1619 гг.). Он прожил в китайской столице два месяца и получил официальное письмо русскому царю. Но послание богдыхана в Москве прочитать никто не смог из-за незнания языка.

В 1654 г. в Китай было направлено новое посольство во главе с Ф. Байковым. Однако оно не имело успеха, поскольку Байкова не допустили к императору, так как он отказался исполнить предусмотренную придворным этикетом церемонию: стоя перед богдыханом на коленях, совершить девять земных поклонов. Не было удачным и посольство 1675 г., возглавлявшееся Н. Спафарием. Он, зная латынь, греческий и итальянский языки, вел переговоры с китайским двором через иезуитов. Но иезуиты, которые пользовались сильным влиянием при дворе¹ , опасались укрепления позиций России в Китае и поэтому приложили все усилия для того, чтобы расстроить переговоры.

Необходимость установления и поддержания постоянных дипломатических связей усиливалась также в силу того обстоятельства, что в XVII в. Россия и Китай, расширяя свои границы, оказались соседями. В таких условиях обмен временными посольствами не мог удовлетворить все потребности в деле налаживания и развития отношений между соседними государствами. Среди проблем, постоянно требовавших решения, можно назвать установление границ, урегулирование межгосударственной торговли, взаимное обеспечение защиты интересов подданных каждого из государств на территории другого и так далее. Достижение взаимопонимания осложнялось слабым знанием языков, обычаев, религии, укладов жизни,

Автономов Алексей Станиславович - доктор юридических наук, профессор, Институт государства и права РАН.

стр. 100

представлений о мироздании и нравственности, политического устройства и права друг друга. Хотя начало контактам в XVII в. было положено, а в 1689 г. был заключен Нерчинский договор (в ходе посольства Ф. Головина), определивший, пусть и недостаточно четко, прохождение российско-китайской границы на отдельных участках и урегулировавший некоторые иные вопросы² , представлявшие взаимный интерес для обоих государств, дипломатические отношения между Китаем и Россией в конце XVII в. находились еще в зачаточном состоянии.

Наряду с уже упомянутыми объективными причинами повышения интереса российской дипломатии к Китаю на рубеже XVII и XVIII вв. дополнительной субъективной причиной послужило довольно пристальное внимание к Китаю со стороны европейских держав. Петр I считал, что Россия ни в чем не должна отставать от Европы. Информация о Китае поступала в Европу от путешественников и католических миссионеров. При этом в европейском высшем свете в начале XVIII в. даже существовала мода на китайские вещи и китайский стиль в убранстве отдельных помещений. Есть примеры следования Петра I этой моде. Так, в частности, один из кабинетов дворца Монплезир в Петергофе был отделан в китайском стиле.

В то же время для установления более тесных дипломатических отношений между Россией и Китаем существовали определенные препятствия. Одним из них была неподготовленность внешнеполитических ведомств России к открытию постоянного представительства в Китае. К концу XVII в. опыт России по организации постоянных дипломатических миссий за рубежом был крайне невелик. Например, в Швецию первый резидент, представлявший интересы России, был послан в 1634 г., но пробыл в этой должности лишь полтора года, а затем вплоть до 1700 г. российского постоянного представителя в Швеции не было. Только в 1660 г. был назначен "комиссариус" в Голландию и Англию. В 1660-е годы поднимался вопрос об организации постоянного представительства в Речи Посполитой, но первый русский резидент был послан туда лишь в 1674 году. Намного сложнее было создать постоянное посольство в стране, отношения с которой были установлены недавно, а взаимное незнание партнерами друг друга усугубляло сложности развития таких отношений и, зачастую, порождало излишнюю подозрительность.

Свой вклад в решение указанных проблем внесла и Русская православная церковь. Для любой христианской церкви миссионерство представляет собой одно из важнейших направлений деятельности. Российское государство всегда использовало попутные результаты миссионерской деятельности (в том числе знания о культуре, языке, образе жизни нерусских народов). Неудивительно поэтому появление Указа Петра I от 18 июня 1700 г., в котором он повелел писать к Киевскому митрополиту Варлааму (Ясинскому), чтобы тот "поискал в малороссийских своей области городах и монастырях из архимандритов и игуменов или иных знаменитых иноков доброго и ученого и благого жития человека, которому бы в Тобольску быть митрополитом, и мог бы Божиею помощью в Китае и в Сибири в слепоте идолослужения и в прочих неверствиях закоснелых человек приводить в познание и служение истинного, живого Бога, и привел бы с собою добрых и ученых не престарелых иноков двух или трех человек, которые бы могли китайскому и мунгальскому языку и грамоте научитись"³ .

Исполнение миссионерами дипломатических функций в условиях плохого знания придворного китайского этикета, обычаев и уклада жизни имело то преимущество, что для духовных лиц такие функции имели как бы побочное, не основное, значение и, следовательно, осуществлять их можно было на значительно менее формальной основе, чем это делали официальные светские послы и посланники. В случае неизбежных в такой ситуации ошибок в поведении или обращении российских представителей при дворе китайского императора (на что в Китае обращалось очень пристальное внимание) легче было сгладить и исправить неблагоприятные последствия этих ошибок, а значит, избежать ухудшения российско-китайских отношений.

стр. 101

В Китае, где миссионеры-католики действовали задолго до православных, и где к концу XVII в. к зарубежным религиозным миссионерам относились на официальном уровне терпимо и даже в ряде случаев благосклонно, к попытке основать постоянное дипломатическое представительство России отнеслись бы значительно более настороженно, чем к открытию миссии Русской православной церкви. Опыта создания постоянных дипломатических представительств европейских государств в Китае не было. Вопрос об учреждении такого представительства впервые неизбежно решался бы с большими трудностями.

Кроме всего прочего, для открытия православной Миссии в Пекине существовал весьма основательный повод - наличие в столице Китая в конце XVII в. православной общины. Предыстория появления этой общины связана с освоением русскими Приамурья. В 1643 - 1646 гг. отряд под руководством В. Пояркова прошел из Якутска до Амура, затем вниз по Амуру до моря, а после вернулся в Якутск. Ни китайских, ни маньчжурских поселений или постов он не встретил, но вследствие малочисленности отряда никаких русских поселений на Амуре или на берегу Охотского моря оставлено не было. В 1649 г. из Якутска к Амуру вышла новая экспедиция под водительством Е. П. Хабарова. В ходе этой экспедиции в 50-е годы XVII в. на Амуре были основаны несколько городков и острогов.

В самом Китае в 1644 г. в ходе народного восстания была свергнута династия Мин. Ситуацией воспользовались маньчжуры и, разгромив повстанцев и захватив столицу и трон, провозгласили приход к власти новой династии Цин. Укрепившись в Пекине, они занялись расширением территории Китая. Достигнув Амура, маньчжуры, представлявшие уже интересы Китайской империи, вступили в столкновение с русскими поселенцами в 50-е годы XVII века. Однако по-настоящему боевые действия развернулись позже, в особенности после того, как подавляющее большинство живущих в Приамурье народностей перешло в российское подданство. В 1658 г. к Хабарову прибыл уполномоченный российского правительства, и Приамурье было официально признано вошедшим в состав России, а Нерчинский острог в том же году стал административным центром этого края.

В 1685 г. войска цинского императора Канси численностью в 15 тыс. человек при 100 полевых и 50 осадных орудиях атаковали одно из русских укрепленных поселений на Амуре - городок Албазин с гарнизоном в 450 человек при двух пушках. Численное превосходство в живой силе и артиллерии решило исход осады в пользу китайской армии. Однако мужество, боевая доблесть и искусность в военном деле защитников Албазина привлекли внимание императора Канси. По его повелению оставшиеся в живых пленные албазинцы были привезены в Пекин, где их зачислили на военную службу в императорскую гвардию, и из них была сформирована Русская сотня. С тем, чтобы добиться от албазинцев службы не за страх, а за совесть, богдыхан причислил их к наследственному маньчжурскому военному сословию со всеми вытекающими отсюда привилегиями, наделил землей и государственным содержанием и сохранил за ними и их потомками право на исповедание православной веры. Священник Максим (Леонтьев), который прибыл в Пекин вместе с албазинцами, обратил буддийскую кумирню, переданную во владение русских, в часовню во имя святителя Николая Чудотворца и использовал ее для богослужений. Русская сотня и, соответственно, православная община пополнялись также другими пленными русскими (главным образом казаками) и перебежчиками. Албазин был заново отстроен после 1685 г., и вторая его осада китайскими войсками в 1688 г. была неудачной для императора Канси. Тем не менее по Нерчинскому договору 1689 г. российское правительство обязалось срыть в Албазине военные укрепления, что и было сделано в том же году, но само поселение сохранилось.

Таким образом, православие появилось в Китае первоначально без каких-либо специальных усилий со стороны русских миссионеров, что во многом определило судьбу православной Миссии в этой стране, ее место и роль в развитии российско-китайских отношений.

стр. 102

Некоторые авторы годом основания пекинской духовной Миссии считают 1685 год⁴ . Однако это представляется неверным. В 1685 г. в Пекине появилась православная община, что послужило поводом для учреждения Миссии, и сама община являлась в дальнейшем основой для работы Миссии, по крайней мере, на начальной стадии ее деятельности. Но сама Миссия была создана позже, при этом специально был определен ее состав и задачи. Стихийное появление православной общины, причем из числа крещенных в детстве в другой стране и отнюдь не благодаря стараниям миссионеров, не порождает само по себе образование духовной Миссии. Да и никакой миссионерской работы данная община не вела, поскольку она просто не была к этому готова. Задача была гораздо более скромной - сохранить веру предков, причем и она оказалась для общины трудновыполнимой. Даже деятельность православной Миссии не могла полностью компенсировать ассимиляционные процессы в среде албазинцев (как по традиции именовали лиц, входивших в Русскую сотню) в китайском бытовом, лингвистическом и духовном окружении. Поэтому весь период с 1685 г. до официального учреждения духовной Миссии следует относить к предыстории, а не к истории пекинской Миссии.

Петр I, оценив политическую значимость нахождения в Пекине православной общины, хотел использовать проистекающие из этого выгоды для Российского государства, стремясь не испортить непроизвольно сложившейся ситуации непродуманными и поспешными шагами. А вероятность того, что дело может быть испорчено ввиду недостаточно хорошего знания ситуации в Китае и не очень дружественного расположения богдыхана к России в конце XVII в., была довольно высока.

В 1696 г. Максим вместе с присланными из России священником верхотурским Григорием и тобольским диаконом Лаврентием по распоряжению митрополита Тобольского Игнатия освятили часовню во имя Софии Премудрости Божией. Однако в народе закрепилось за церковью прежнее название - Никольская. Китайцы же ее прозвали "Лоча мяо", что можно перевести как "Русский храм", так как китайцы в XVII в. термином "лоча", произошедшим от индийского "ракша", что означает "демон", именовали русских поселенцев Приамурья⁵ . По случаю освящения этой церкви в 1696 г. Петр I писал в Тобольск: "То дело зело изрядно. Только, для Бога, поступайте в том опасно и не шибко, дабы китайских начальников не привести в злобу, также и иезуитов, которые там от многих времен гнездо свое имеют". Китайская сторона также не спешила разрешить открытие Миссии в Пекине. И лишь в 1712 г. по настоянию русского комиссара Худякова богдыхан соглашается на приезд Миссии. В 1713 г. (по некоторым данным, в конце 1712 г.) по решению Петра I была учреждена духовная Миссия в Китае, которая прибыла в Пекин в 1715 г. (по некоторым данным, в начале 1716 года). Миссия была встречена с особым почетом. По прибытии архимандрит (начальник Миссии) был возведен в мандарины 5-ой степени, священники и диаконы - в мандарины 7-ой степени, а ученики - в мандарины 8-ой степени⁶ . Это сразу определило их место в придворной иерархии богдыхана и, соответственно, порядок общения с китайскими чиновниками. Кроме того, члены духовной Миссии стали получать из китайской казны содержание, предусмотренное для каждого из упомянутых чинов. Был выделен и специальный чиновник для постоянных контактов с Миссией. По словам архимандрита Софрония (Грибовского), возглавлявшего восьмую духовную Миссию на рубеже XVIII и XIX вв., "император Канси, желая новоприбывшим российским священникам сделать во всем удовольствие, сверх оказанных им милостей, приставил к ним самого любезного своего вельможу, чином генерала, который бы часто приезжая к старшему священнику, наведывался как о его здравии, так узнавал бы не имеет ли от кого ли он с протчими какой нужды? или не терпит ли от кого какой обиды?"⁷ .

На первых порах русская духовная Миссия включалась в дипломатическую работу очень осторожно. Первое время она, главным образом, собирала

стр. 103

информацию, необходимую для дипломатов, занималась изучением обстановки на месте, языков, обычаев, устанавливала контакты в государственном аппарате Китая и помогала дипломатам своими связями и знаниями. Другими словами, Миссия вначале осуществляла, прежде всего, вспомогательно-дипломатическую работу. Непосредственно дипломатическая деятельность членов Миссии первоначально носила в большей степени неофициальный или полуофициальный характер, что, конечно, не должно давать повода для преуменьшения ее значения в этой сфере. Как отмечал иеромонах Николай (Адоратский), в глазах китайцев Миссия "не имела политического характера; тем не менее начальникам и членам ея часто удавалось приобретать расположение тех лиц, которые так или иначе могли иметь влияние на ход политических дел Китайской империи"⁸ .

Начальник 1-ой православной Миссии архимандрит Илларион (Лежайский) по прибытии в Пекин передал китайскому императору письмо Петра I, что скорее было шагом дипломата, нежели духовного лица. Важным дипломатическим успехом того периода было то, что Миссия сумела закрепиться в Пекине, а ее статус был установлен, наряду с урегулированием других вопросов, в российско-китайском Кяхтинском трактате 1727 года. Ст. V этого трактата закрепляла право на нахождение в Пекине российской духовной Миссии, а также право регулярного приезда в Миссию православных священников из России, беспрепятственного отправления в Пекине религиозных обрядов православной церкви, приема и обучения в Пекине шести русских учеников китайскому и маньчжурскому языкам. Содержание членов российской Миссии китайская сторона обещала, согласно тому же трактату, осуществлять по-прежнему прецеденту⁹ . Члены духовной Миссии получали содержание из китайской казны вплоть до 1885 года.

Несмотря на успехи Миссии, не все задуманное в России удавалось претворить в жизнь. Так, в 1719 г. по предложению митрополита Тобольского Филофея (Лещинского) при активной поддержке этой идеи Петром I было принято решение о создании православной епископии в Китае. Направленному с этой целью в Пекин епископу Иннокентию (Колчицкому/Кульчицкому) китайское правительство дважды (в 1721 и в 1726 гг.) не разрешило въехать в столицу Поднебесной. Он остался трудиться в сане епископа Иркутского в Восточной Сибири. Епископская кафедра была учреждена в Пекине только в 1902 году.

Новый этап в дипломатической жизни российской духовной Миссии в Пекине совпал с началом деятельности 4-ой Миссии (1744 - 1755 гг.) под руководством архимандрита Гервасия (Линцевского). Именно с 1745 г. духовная Миссия начинает официально выполнять функции дипломатического представительства. На 1745 г, как на этапный в истории пекинской православной Миссии указывает и иеромонах Николай (Адоратский): "Наконец, к двум первым задачам деятельности русской миссии - пасению албазинского стада и подготовлению в синологии учеников - во второй период присоединяется еще третья задача - служение научным и дипломатическим интересам"¹⁰ . В связи с возложением на духовную Миссию официальных дипломатических обязанностей в состав Миссии во второй период ее деятельности стали назначать специального представителя внешнеполитического ведомства России (вначале Коллегии иностранных дел, а потом Министерства иностранных дел) - пристава. Пристав стал входить в состав Миссии не позже, чем со времен 5-ой российской Миссии (1755 - 1772 годы). П. Е. Скачков, говоря о свите архимандрита Амвросия (Юматова) - главы 5-ой пекинской Миссии, упоминает пристава В. Игумнова¹¹ . Дипломатическую работу вел не только пристав, в той или иной мере дипломатические поручения выполнялись всеми членами Миссии. А самая ответственная часть дипломатической работы, как и общее руководство всеми делами духовной Миссии, лежала на плечах ее начальника.

Причин передачи российской духовной Миссии официальных дипломатических полномочий в тот период было несколько. В 40-е годы XVIII в.

стр. 104

усиливался изоляционизм во внешней политике Китая. Это коснулось также и России. Еще в 1737 г. цензор Хэ Цин, осуществлявший надзор за Русским подворьем, предлагал в докладе императору обоюдный торг с Россией "проводить только в приграничных краях. Тем русским, которые проживают в столице, прошу запретить вести торговлю, позволить лишь менять товар на товар, но ни в коем случае не допускать продажи на деньги в золоте и в серебре"¹² . К этому и другим подобного рода докладам прислушались, и российско-китайская торговля практически полностью переместилась в пограничные города. Кроме того, были ограничены въезд в Китай и передвижение по Китаю иностранцев. Таким образом, духовная Миссия оказалась основным и довольно прочным (в силу достаточно высокого уровня стабильности ее существования) звеном в российско-китайских связях. И было логичным расширить ее полномочия для укрепления таких связей.

Вместе с тем и сама Миссия к 40-м годам XVIII в. сумела добиться признания, научилась вести дела с китайской стороной. Авторитет духовной Миссии в Пекине, накопленный ею опыт взаимодействия с двором императора, с различными государственными учреждениями позволяли надеяться, что православные миссионеры готовы к решению более сложных дипломатических задач по сравнению с предыдущим периодом.

Укреплению позиций православной Миссии способствовало осторожное, поистине дипломатичное, поведение ее членов. Выполнение поручений по представительству интересов Российского государства налагало на миссионеров определенные обязанности и влекло за собой особенности в миссионерской деятельности. Главной задачей было поддержание уже существующей православной общины и лишь во вторую очередь распространение христианства, да и то осуществляемое весьма осторожно с тем, чтобы не вызвать подозрений у китайского правительства в создании какой-то группировки, потенциально лояльной иностранному государству и возможно враждебной богдыхану. Поэтому миссионеры не занимались широкой пропагандой православия в Китае, но охотно объясняли основы вероучения всем желающим, подготавливали их к крещению и крестили.

С первых дней существования пекинской духовной Миссии правительство России предписывало ей проявлять крайнюю осмотрительность. Позже оно также неоднократно призывало миссионеров к осторожности при обращении китайцев и маньчжуров в православную веру, "предусматривая тамошния обстоятельства, дабы ни малой причины не подать тамошнему двору и народу к какому-либо негодованию и неудовольствию"¹³ .

Усилившийся изоляционизм во внешней политике Китая во второй половине XVIII в. выражался в подозрительности ко всему иностранному и иноверческому и, конечно, влек за собой различного рода ограничения, в том числе и для русских миссионеров. После того, как в 1768 г. иезуитов обвинили в подготовке заговора против императора Китая, а их миссию закрыли был издан указ, запрещавший подданным Цинской династии принимать чужестранную веру. Однако по свидетельству одного из участников 5-ой духовной Миссии (1755 - 1772 гг.) Зимина, строго за соблюдением данного указа следили лишь в течение первого года после его издания, "а после паки крещено было десять человек без опасности потому, что верховной их парламент не столь строго стал наблюдать указ запретительной". "К сему же, - добавляет Зимин, - доброе и ласковое обхождение архимандрита с знатными господами покрывало и помогало крещеным"¹⁴ . Право на свободную христанскую проповедь Миссия получила в 1858 г. по Тяньцзинскому трактату, в соответствии с которым иностранным миссионерам разрешалось пребывание в Китае и свободная проповедь христианства.

Даже в условиях усиливающегося изоляционизма правительство богдыхана не ставило вопрос о полной ликвидации российской Миссии. Как писал в 1857 г. К. Маркс, касаясь дипломатической деятельности пекинской духовной Миссии, "у России совершенно особые отношения с Китайской империей. В то время как англичане и мы сами лишены привилегии не-

стр. 105

посредственной связи даже с наместником Кантона..., русские пользуются преимуществом держать посольство в Пекине"¹⁵ . Ограничения, которые китайское правительство вводило для Миссии и миссионеров в отдельные периоды ее существования служили средством дипломатического давления на российское правительство. Так, затянувшиеся переговоры о допуске в Пекин 6-ой православной Миссии с 1766 по 1769 гг. использовались китайской стороной для оказания давления на Россию с тем, чтобы добиться уступок по другим вопросам.

Надо также подчеркнуть, что православные миссионеры проявляли дипломатичность не только в отношениях с двором богдыхана и с китайскими чиновниками, но и в отношениях с представителями других конфессий. Это тоже улучшало положение Миссии в Китае и способствовало успехам в ее деятельности. Деловые отношения были налажены с иезуитами, хотя политическое соперничество продолжалось. Иезуиты начали действовать в Китае раньше православных миссионеров и накопили огромное количество материала по китаеведению. Кроме того, иезуиты в XVII - XVIII вв. занимали важные посты при дворе богдыхана, и, следовательно, от отношений с иезуитами зависела успешность дипломатической деятельности Миссии.

Добрые взаимоотношения православных миссионеров с представителями других конфессий сохранялись и позже. Характеризуя деятельность российской Миссии во второй половине XIX в., НА. Самойлов пишет: "С уважением и чувством достоинства относились члены Пекинской Миссии к представителям иных вероисповеданий. Они поддерживали контакты с протестантскими и католическими миссионерами и иногда улаживали возникавшие между ними конфликты"¹⁶ .

Взаимопомощь на основе взаимопонимания была характерна для российской Миссии и в отношениях с представителями нехристианских конфессий. В 1900 г. после того, как северное подворье - Бэйгуань (место, где располагалась Миссия) подверглось разгрому во время восстания ихэтуаней, а более 200 православных китайцев было убито, архимандрит Иннокентий (Фигуровский) - начальник 18-ой духовной Миссии, находившийся вместе с другими членами Миссии во время разгрома в российском Посольстве, куда они заблаговременно переехали по настоянию посланника России (Посольский квартал Пекина находился под усиленной охраной и не пострадал), вернулся на пепелище, он нашел приют вместе с уцелевшими христианскими семьями в ламаистском монастыре Юнхэгун, расположенном неподалеку от Подворья. А чуть позже уже он спас ламаистский монастырь от разграбления отрядом германских войск, высадившихся в Пекине в составе союзной армии восьми держав для усмирения восстания ихэтуаней. Архимандрит Иннокентий (Фигуровский) вышел навстречу германскому отряду к воротам монастыря и заявил, что он глава российской Миссии, временно живет в этом монастыре и не позволит причинить монастырю вред. Впоследствии китайское правительство оценило мужественный поступок начальника православной Миссии и подарило Миссии находившийся рядом с ней дворец опального гуна (принца) и прилежащую территорию¹⁷ .

Однако, в XVIII в. возможности православной Миссии использовались Российским государством далеко не в полной мере. На недостаточную эффективность деятельности духовной Миссии, если принять во внимание ее потенциал, и на одну из причин этого - сравнительно малый интерес и довольно низкий уровень внимания со стороны российского правительства и руководства Русской православной церкви в XVIII в. к нуждам Миссии и результатам ее деятельности, указывал американский исследователь Э. Видмер¹⁸ . В отечественной литературе высказывалось согласие с этими выводами Видмера, но критиковалось замалчивание им объективных трудностей, снижавших эффективность работы Миссии¹⁹ . Вначале миссионерам недоставало сведений о китайской действительности, а также знания языков, что явно затрудняло их деятельность. Да и научиться первоначально в России было не у кого. Так, в 1689 г. в Посольском приказе работали лишь перевод-

стр. 106

чики - знатоки "мунгальского" языка²⁰ , но людей, знавших китайский (путунхуа) или маньчжурский языки, тогда на русской службе не было.

Еще одной объективной причиной недостаточной эффективности деятельности Миссии была неразвитость в XVIII в. коммуникаций. Сообщения до Китая и до России доходили с большим опозданием. Иногда каким-то планам, подготовленным в России, невозможно было осуществиться, потому что при их разработке пользовались устаревшей информацией. Так, при подготовке 5-ой духовной Миссии исходили из того, что в Пекине в составе 4-ой Миссии находятся четыре ученика, и определяли их дальнейшее использование. Однако по прибытии в Пекин выяснилось, что двое из них уже умерли²¹ . В результате при 5-ой православной Миссии не удалось оставить никого из учеников, хотя первоначально планировали оставить одного.

Не зависели от России также ограничения и запреты, устанавливавшиеся китайским правительством в отношении православных миссионеров и затруднявшие работу духовной Миссии. Так, в 1755 г. Лифаньюань²² отказал во въезде в Пекин всем четырем ученикам, прибывшим в составе 5-ой Миссии, под предлогом того, что в Кяхтинском трактате ничего не говорится о регулярной замене одних учеников другими.

Вместе с тем нельзя не отметить и недостаточную заботу в XVIII в. о формировании посылаемых в Пекин миссий и о снабжении их всем необходимым со стороны правительства России и Русской православной церкви, что не может быть объяснено никакими объективными причинами. В ряде случаев в состав Миссии назначались люди, которые не соответствовали по своим качествам требованиям миссионерской работы в Пекине. В частности, не на высоте оказался начальник 3-ей православной Миссии архимандрит Илларион, который, по донесению членов Миссии иеромонахов Лаврентия и Антония в Святейший Синод от 7 августа 1740 г., пьянствовал и растратил отпущенные для нужд Миссии деньги (158 лан 9 чин серебра и 6 фунтов золота). Святейшему Синоду было донесено в 1742 г., что судебное разбирательство этого дела в Пекине, проведенное Фирсовым, подтвердило указанные обвинения²³ . Как отмечал в своем докладе в 1935 г. глава 20-ой пекинской Миссии епископ Виктор (Святин), "не все миссии были одинаково удачны, оторванность от Родины, жизнь среди чужого народа, протекавшая порой почти в полном затворе, способствовала научным занятиям; но в то же время вызывала скуку, тоску по Родине и часто служила причиной болезней и смерти миссионеров"²⁴ .

По сведениям, приводимым архимандритом Софронием (Грибовским), возглавлявшим 8-ую пекинскую Миссию (1794 - 1807 гг.), среди членов 5-ой духовной Миссии были иеромонах Сильвестр, который "крайне много пил, но при такой своей неумеренности весьма был скуп; иеромонах Софроний, который при Успенской церкви, где он жил, удавился; иеродиякон Сергий, коего по приезде в Пейдзин начальник его, архимандрит Амвросий за пьянственные и буйные дела отдавал директору каравана Алексею Владыкину для вызова в Россию, но директор диакона Сергия не принял, потому, как значится в директорском к архимандриту сообщении, что Сергий не был лишен монашества и диаконства"²⁵ . Необходимо отметить, что недостаточно хорошо поставленная работа с кадрами для пекинской Миссии проявилась не только в ошибках при оценке качеств кандидата в связи с его назначением в Миссию, но и в том, что назначенные в ее состав даже достойные люди не всегда понимали, куда они едут и что их ожидает, рассматривая свое назначение лишь как гибельное для себя поручение в отдаленной от России местности, что также не могло не отражаться на их поведении и отношении к делу.

Если кандидаты для участия в православной Миссии и были хорошо образованы, то они, как правило, не были сведущи в китайской специфике. Все, что касается жизни и деятельности в Китае, им приходилось осваивать на месте, и для вживания в китайскую действительность для каждого нового состава Миссии требовалось определенное время, что не могло не сказываться на эффективности труда миссионеров на разных поприщах. Большинство

стр. 107

членов сменявших друг друга Миссий в Пекине даже китайский и маньчжурский языки в XVIII в. обычно начинали изучать уже в Китае, хотя в то время в России уже функционировало несколько школ, где преподавали эти языки: занятия велись при Канцелярском дворе московской конторы Коллегии иностранных дел с 1739 по 1743 гг., в школе при Академии Наук в Петербурге с 1741 по 1751 гг., в школе при Коллегии иностранных дел с 1798 по 1801 гг., а также с 1761 по 1767 гг. в Петербурге преподавал А. Л. Леонтьев²⁶ . При этом новый состав российской Миссии, прибыв в Пекин, в ряде случаев обнаруживал, что из прежнего состава Миссии остались лишь немногие, и некому передать новым миссионерам накопленный опыт и знания.

В XVIII в. на работе Миссии негативно сказывалось недостаточное ее финансирование. Прямо указывается на недостаточное материальное обеспечение Миссии в период с 1745 по 1808 гг. при расширении ее функций в фундаментальном труде иеромонаха Николая (Адоратского)²⁷ .

В XIX в. ситуация изменилась кардинально. Увеличилось финансирование и расширились штаты пекинской духовной Миссии. Наряду с этим самое пристальное внимание стало уделяться подготовке сотрудников православной Миссии. В 1809 г. была основана Санкт-Петербургская Духовная Академия, и вскоре ее выпускникам было предоставлено преимущественное право на занятие мест в пекинской Миссии. Конечно, это не означает, что Санкт-Петербургская Духовная Академия готовила исключительно миссионеров для Китая. В Академии давалось широкое богословское образование, но все же при подборе и организации приема в это учебное заведение, а также при обучении и воспитании студентов учитывали, что кто-то из них будет трудиться в составе православной Миссии в Китае. Многие выпускники ее посвятили себя миссионерской работе в Поднебесной²⁸ . До этого ряды миссионеров, направляемых в Китай, пополнялись выпускниками различных академий и семинарий, духовенством из различных епархий. Никто специально не заботился о воспитании хотя бы потенциальных кадров для пекинской Миссии.

Однако общим курсом в Санкт-Петербургской Духовной Академии подготовка миссионеров не ограничивалась. Кандидаты для участия в Миссии проходили ее специальный курс, изучая китайский и маньчжурский языки, историю, религию Китая, быт и нравы китайцев, причем занятия с ними вели преподаватели, уже побывавшие в Китае. Так, специальный курс для подготовки ряда впервые отправляющихся в Китай членов 12-ой духовной Миссии (1840 - 1850 гг.), возглавляемой архимандритом Поликарпом (Тугариновым), продолжался более полутора лет, а по его окончании был предусмотрен экзамен²⁹ .

Особое внимание подготовке персонала Миссии уделял Азиатский департамент МИД России. Некоторые миссионеры в XIX в. несколько раз посещали Китай, работая в составе разных Миссий. Находясь в Китае, миссионеры в XIX в. изучали уже не только китайский и маньчжурский языки, но и монгольский, тибетский, санскрит. Исследовательские труды членов пекинской Миссии в XIX в. публиковались и получали довольно широкую известность не только в России, но и за рубежом. В XIX в. стала изучаться и история самой российской Миссии в Пекине.

XIX в. ознаменовался также серьезными успехами миссионеров на дипломатическом поприще. Активизация деятельности России в Азии, освоение Сибири, угроза российским интересам со стороны Англии, которая после победоносной для нее первой "опиумной" войны (1840 - 1842 гг.) претендовала на господство на Дальнем Востоке, подталкивали развитие дипломатических отношений России с Китаем. Одним из важных шагов явилось заключение Кульджинского торгового договора (1851 г.), урегулировавшего российско-китайскую торговлю в районе Синьцзяна и определившего торговые пункты Кульджу и Чугучак.

"Однако, - писал М. И. Сладковский о 50-х годах XIX в., - несмотря на особый дружественный характер отношений России с Китаем, между ними

стр. 108

оставался неурегулированным ряд проблем, порождавших иногда инциденты и недоразумения. Это касалось прежде всего установления границы на новых участках, поскольку в этом вопросе прежние договоры - Нерчинский, не основывавшийся на каких-либо определенных географических, тем более топографических, данных, и Кяхтинский, определивший границу лишь на небольшом забайкальско-монгольском участке, - оказались недостаточными"³⁰ . Значительная часть российско-китайской границы была установлена рядом договоров: Айгуньским (1858 г.), Тяньцзинским (1858 г.) и Пекинским (1860 г.). Эти договоры также урегулировали некоторые другие вопросы взаимоотношений двух стран. Так, Пекинский договор подтверждал положения, включенные еще в Кяхтинский трактат, о праве каждой из сторон посылать в соседнее государство посланника, и вновь разрешал (после запрета, установленного более чем за 100 лет до этого) российским купцам торговать в Китае, а китайским - в России. А Тяньцзинский разрешал россиянам не только сухопутную, но и морскую торговлю.

Следует отметить, что история Миссии в первой половине XIX в. показала, что далеко не всегда было легко совмещать должное выполнение дипломатической работы, углубленные научные занятия и безукоризненное исполнение пастырских обязанностей. Свидетельством тому служит биография одного из выдающихся отечественных синологов Иакинфа (Бичурина). Он возглавлял 9-ую Миссию (1807 - 1821 гг.), но после возвращения в Россию был обвинен в нерадивом отношении к миссионерским обязанностям, лишен сана архимандрита и заключен в Валаамский монастырь, где находился с 1823 по 1826 годы. Вместе с тем его научная, переводческая (в том числе и для МИД России) и педагогическая деятельность заслужили всеобщее признание. Его вклад в подготовку будущих членов новых Миссий и российских дипломатов весьма велик, что позже получило признание и со стороны деятелей Русской православной церкви. Так, в докладе начальника 20-ой православной Миссии епископа Виктора (Святина) в 1935 г. прозвучала такая оценка: "Одной из замечательнейших личностей в истории миссии был Иакинф Бичурин. Примером монашеской, подвижнической жизни он служить не может, но его колоссальная ученость, феноменальная память и ясный, глубокий ум поставили его в первые ряды синологов; его труды до сих пор не потеряли своей ценности и охватывают собою все стороны науки и быта Китая; он один сделал столько, сколько под силу целому поколению ученых"³¹ . Признанием заслуг Иакинфа (Бичурина) явилась панихида на его могиле 27 февраля 1991 г., которую отслужил архимандрит Августин (Никитин) в связи с научным семинаром, посвященным 275-летию начала деятельности пекинской Миссии, организованным совместно восточным факультетом Санкт-Петербургского государственного университета и Санкт-Петербургской Православной Духовной Академией³² .

Российско-китайские отношения развивались на фоне эскалации англо-французской экспансии (вторая "опиумная" война - 1856 - 1858 гг. и третья "опиумная" война - 1859 - 1860 гг.) и широкого повстанческого движения тайпинов, с которым боролось цинское правительство. Россия перед лицом англо-французского вторжения по ряду вопросов поддержала Китай и, участвуя в переговорах, добилась снятия некоторых требований Англии и Франции. По словам архимандрита Палладия (Кафарова), возглавлявшего 13-ую духовную Миссию (1850 - 1858 гг.), китайские сановники верили до "ослепления" в то, что русский представитель Е. В. Путятин сможет добиться от англичан смягчения их требований³³ . Хотя в российско-китайских переговорах, а также в посредничестве между Китаем, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой, участвовали специально присланные представители - вначале адмирал Е. В. Путятин, а затем генерал Н. П. Игнатьев и генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев - основная тяжесть дипломатического обеспечения всех этих переговоров легла на российскую духовную Миссию. Члены Миссии сами принимали участие в переговорах. По свидетельству начальника 14-ой православной Миссии (1858 - 1864 гг.) архиман-

стр. 109

дрита Гурия (Карпова), "во время осады Пекина англо-французами союзники и китайцы прибегали к моему посредничеству и просили помирить их между собой"³⁴ .

Расцвет дипломатической активности Миссии в 50-х - начале 60-х годов XIX в. закончился назначением в Китай постоянного посланника России и снятием с Миссии дипломатических обязанностей в 1864 году.

С 1864 г. начинается новый этап в истории православной Миссии. В связи с тем, что с православной Миссии были сняты дипломатические обязанности, она была по утвержденному государственным советом положению реорганизована и передана в полное распоряжение духовного ведомства³⁵ . В реорганизованной Миссии были сокращены штаты, в ее составе остались следующие должности: начальник Миссии (архимандрит), три иеромонаха, священник и катехизатор, причем на последние две должности назначались православные из числа туземцев. Теперь духовная Миссия могла сосредоточиться на основной своей задаче - распространении православия в Китае. Перестраивалась и собственно миссионерская работа. Незадолго до снятия с Миссии дипломатических обязанностей представители христианских церквей получили свободу распространения в Китае своих вероучений. Уже в 1859 г. Святейший Синод направил начальнику 14-ой пекинской Миссии (1858 - 1864 гг.) архимандриту Гурию (Карпову) специальную инструкцию по организации миссионерской работы в новых условиях³⁶ .

Снятие с Миссии дипломатических обязанностей не означало, что она более не играла никакой роли в осуществлении внешней политики России. Духовная миссия за долгую свою историю завоевала авторитет в различных слоях китайского общества, установила неформальные контакты с разными лицами. Очевидно, что на первых порах учреждения и функционирования светского российского представительства сотрудники православной Миссии передавали дипломатам дела, помогали устанавливать контакты с китайскими чиновниками. В то же время предоставление права свободной христианской проповеди в Китае позволило существенно расширить круг общения миссионеров. В ходе такого общения члены Миссии могли рассказывать о России, неофициально разъяснять позицию российского правительства по тем или иным вопросам. Но все же работу Миссии необходимо было серьезно перестроить, приспособив к новым условиям. Начальником 15-ой пекинской Миссии (1864 - 1878 гг.) (то есть первой после снятия с нее дипломатических функций) был назначен архимандрит Палладий (Кафаров), возглавлявший уже 13-ю Миссию (1850 - 1858 гг.) в период весьма активной ее дипломатической деятельности и хорошо знавший как специфику дипломатии, так и особенности миссионерской работы. В своем докладе, посвященном дипломатическим функциям пекинской духовной Миссии, Н. Д. Глебов, подводя итоги деятельности Миссии как дипломатического учреждения (то есть до середины 60-х годов XIX в.) писал: "...Деятелями Пекинской Духовной Миссии была в то время проведена колоссальная творческая работа по установлению добрососедских отношений, причем последние под влиянием духовных деятелей Миссии приняли особо мягкую форму, каковою характеризуются и все наши отношения с Китаем в последующую эпоху"³⁷ .

После 1864 г. духовная Миссия много внимания уделяла переводу Священных книг на китайский, маньчжурский, корейский и другие языки и изданию этих переводов. Эти переводы использовались православными миссионерами не только в самом Китае, они оказались полезными и в Японии, и в России, где китайцы, маньчжуры и корейцы, или народы, понимавшие указанные языки, жили в Приамурье, на Камчатке, в Туркестане.

На всех этапах дипломатической истории пекинской духовной Миссии в XVIII - XIX вв. на ее участников была возложена троякая миссия: миссия служения православию, миссия заботы о нуждах России и миссия развития науки. Трудно было решать все задачи, связанные с этим, но в целом за два рассмотренных века деятельность пекинской духовной Миссии надо расценить как подвиг и огромное достижение в этом служении.

стр. 110

Примечания

1. БЕМЕР Г. Иезуиты. ЛИ Г. Ч. Инквизиция. СПб. М., с. 294 - 309.

2. Нерчинский договор, в частности, закреплял за подданными России и Китая право на въезд в соседнюю страну для временного пребывания, а также торговли. Об этом говорится в ст.5 Договора: "Каким-либо ни есть людем с приезжими грамотами из обоих сторон для нынешние начатые дружбы для своих дел в обоих сторонах приезжати и отъезжати до обоих государств добровольно и покупать и продавать, чем им надобно, да повелено будет". Сборник договоров России с Китаем 1689 - 1881 гг. СПб. 1889, с. 1 - 6.

3. БОГОЛЮБОВ М. Н. Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 6.

4. Иеромонах НИКОЛАЙ (АДОРАТСКИЙ). Православная миссия в Китае за 200 лет ее существования. - Православный собеседник. 1887, август.

5. НОВГОРОДСКАЯ Н. Ю. Роль и место Российской духовной миссии в Пекине в истории русско-китайских отношений (конец XVII - XVIII вв.). Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 10.

6. Краткая история Русской православной миссии в Китае, составленная по случаю исполнившегося в 1913 году двухсотлетия ея существования. Пекин. 1916, с. 1, 3.

7. Материалы для истории Российской Духовной Миссии в Пекине. СПб. 1905, с. 14.

8. Иеромонах НИКОЛАЙ (АДОРАТСКИЙ). История Пекинской духовной миссии в первый период ея деятельности (1685 - 1745). Казань. 1887, с. 10- 11.

9. Русско-китайские отношения. Официальные документы. 1689 - 1916. М. 1958, с. 19 - 20.

10. Иеромонах НИКОЛАЙ (АДОРАТСКИЙ). Об источниках истории Пекинской духовной миссии в первый и второй периоды ея деятельности. - Православный собеседник, 1888, N 1, с. 156.

11. СКАЧКОВ П. Е. Очерки истории русского китаеведения. М. 1977, с. 359.

12. НОВГОРОДСКАЯ Н. Ю. Ук. соч., с. 13.

13. Архив внешней политики России, ф. Внутренние коллежские дела, оп. 2/1, д. N 304, л. 90 об.

14. Копия с доношения в Коллегию иностранных дел бывшего в Пекине в Духовной свите церковника Степана Зимина, поданного в 7 июня 1773 году. - Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 23.

15. МАРКС К., ЭНГЕЛЬС Ф. Соч. Т. 12, с. 157.

16. САМОЙЛОВ Н. А. Пекинская Духовная Миссия во второй половине XIX в. Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 53.

17. ИПАТОВА А. С. Празднование 250-летия Российской Духовной Миссии в Китае (1935 г.). Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 75 - 76.

18. WIDMER E. The Russian Ecclesiastical Mission in Peking During the Eighteenth Century. Cambridge. 1976, P. 167.

19. ВОЛОХОВА А. А. Российская Духовная Миссия в Китае в XVIII в.: оценка американского историка. Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 27 - 30.

20. История дипломатии. Т. 1. М. 1941, с. 233.

21. САРКИСОВА Г. И. Из истории 5-й Духовной Миссии в Пекине. Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 19.

22. Лифаньюань - внешнеполитическое ведомство в Китае того периода.

23. Иеромонах НИКОЛАЙ (АДОРАТСКИЙ). История Пекинской духовной миссии в первый период ея деятельности, с. 162, 164.

24. Китайский благовестник. 1685 - 1935. Пекин. 1935, с. 26.

25. Материалы для истории Российской духовной миссии в Пекине, с. 34 - 35.

26. СКАЧКОВ П. Е. Ук. соч., с. 44 - 46, 50 - 60, 80 - 82, 69 - 71.

27. Иеромонах НИКОЛАЙ (АДОРАТСКИЙ). История Пекинской духовной миссии во второй период ея деятельности (1745 - 1808). Казань. 1887, с. III.

28. Архимандрит АВГУСТИН (НИКИТИН). С. - Петербургская Духовная Академия и Российская Духовная Миссия в Китае. Архимандрит ГУРИЙ (КАРПОВ) (1814 - 1822). Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 37 - 38.

29. КЫЧАНОВ Е. И. Владимир Васильевич Горский (1819 - 1847). Православие на Дальнем Востоке. СПб. 1993, с. 31.

30. СЛАДКОВСКИЙ М. И. Китай: основные проблемы истории, экономики, идеологии. М. 1978, с. 198.

31. Китайский благовестник, с. 27.

32. БОГОЛЮБОВ М. Н. Ук. соч., с. 5.

33. Из дневника архимандрита Палладия за 1858 год. Известия министерства иностранных дел. Кн. II. 1912, с. 257.

34. ПАЛИМПСЕСТОВ И. И. Преосвященный Гурий. Из моих воспоминаний. Русский архив. Кн. 9. 1888., с. 170.

35. О преобразовании пекинской миссии. Странник. 1864, т. 1.

36. КОРОСТОВЕЦ И. Русская Духовная миссия в Пекине. Русский архив. 1893, с. 78.

37. Китайский благовестник, с. 67.

Permanent link to this publication: