В потоке великодержавно-шовинистической антисоветской пропаганды, захлестнувшем в последние годы страницы китайских периодических изданий, брошюр и книг на исторические темы, значительное место отводится истории международных отношений в Центральной Азии в XVII-XVIII веках. При этом, с одной стороны, всячески идеализируется политика Цинской империи (1644-1911 гг.), а с другой - очерняется освободительная борьба неханьских народов, ставших жертвой мань-чжуро- китайских завоевателей¹ . В этой связи немалое внимание уделяется отношениям цинского Китая с государством западных монголов, или ойратов, - Джунгарским ханством (1635 - 1758 гг.), которое играло важную роль в политической жизни Центральной и Восточной Азии.

Советские исследователи уже отмечали интерес китайских историков к судьбам Джунгарского ханства² . Однако, поскольку этот вопрос в определенных политических целях продолжает муссироваться в печати КНР, а заодно извращается и политика России в отношении ойратского государства³ , представляется необходимым вернуться к нему специально, использовав некоторые малоизвестные источники и другие материалы. Повышенный интерес к судьбам Джунгарского ханства объясняется попытками нынешнего руководства КНР, в соответствии с его велико-державно-гегемонистскими замыслами, представить сферу военно-политического влияния Цинской империи максимально широкой, простирающейся якобы далеко за пределы Джунгарии, Восточного Туркестана

¹ Гу Юнь. Неравноправные договоры в новой истории Китая. Пекин. 1973; Ши Юй-синь. Отповедь клеветникам. "Лиши яньцзю" ("Изучение истории"), 1974, N 1; Цин Упин. Оправдание старых царей и саморазоблачение новых. "Гуанмин жибао", 8.IV.1976; Тун Синь, Ши Бин. Расширение внешней экспансии России при Петре I. "Лиши яньцзю", 1977, N 1; Ли Шао-мин. Не скрыть преступлений старых царей, совершивших агрессию против нашего Тибета. Там же.

² Б. П. Гуревич. Великоханьский шовинизм и некоторые вопросы истории народов Центральной Азии в XVIII-XIX веках. "Вопросы истории", 1974, N 9; В. С. Ольгин. Экспансионизм в пограничной политике Пекина. "Проблемы Дальнего Востока", 1975, N 1; В. А. Моисеев. К вопросу об историческом статусе Джунгарского ханства. "Общество и государство в Китае. Тезисы и доклады шестой научной конференции". Т. 1. М. 1975; С. Л. Тихвинский. История Китая и современность. М 1976.

³ Лян Сяо. О борьбе Канси в защиту единства государства, против агрессии царской России. "Вестник Пекинского университета", 1975, N 1; Ян Жо-вэй и Чжан Ли-гунь. Об усмирении императором Канси мятежа Галдана. "Вестник Ляонинского университета", 1976, N 2; Кабинет по изучению древней истории Монголии при Университете Внутренней Монголии. Ложью истории не извратить. "Лиши яньцзю", 1976, N2; Цин С ы. Усмирение цинским правительством джунгарских племен и борьба по отпору агрессии царской России. Там же; Си Да. Первые агрессивные акты царской России в западных районах Китая. "Лиши яньцзю", 1976, N 3; "Китайско-русский Илийский договор". Пекин. 1978.

стр. 43

и Монголии, которые в свое время были силою оружия захвачены маньчжуро- китайскими завоевателями. Фальсифицируя с этой целью историю ойратского государства, его политический статус и взаимоотношения с цинским Китаем и Россией, китайские историки вступают зачастую в противоречия со своими прежними оценками, а главное - с фактами, содержащимися как в русских, так и в китайских источниках, а также в литературе. Они опровергают ныне положения и ряда советских исторических исследований, правомерность которых раньше не вызывала у них сомнений.

Именно в искажении истории взаимоотношений Китая и России с Джунгарским ханством особенно ярко обнаруживается стремление великоханьских шовинистов превратить историческую науку КНР в орудие грубых манипуляций с общеизвестными фактами. Это необходимо пекинскому руководству для того, чтобы не только "обосновать" свои абсурдные территориальные притязания, но и оправдать великодержавный курс в отношении национальных меньшинств своей страны, бросив заодно тень на миролюбивую внешнюю политику Советского Союза.

Важным исходным "аргументом" в вопросе об истории русско-китайского территориального разграничения в Центральной Азии для руководства КНР служит, как это видно из официального "Документа МИД КНР" от 8 октября 1969 г., попытка представить Джунгарское ханство органической частью Китая и, следовательно, сделать Цинскую империю его "правонаследницей"⁴ . Китайские авторы силятся доказать, что ойраты якобы издавна являлись одной из "народностей великого Китая", а в период династий Мин (1368 - 1644 гг.) и Цин (1644- 1911 гг.) такого рода связи будто бы еще более укрепились и расширились. "Подлинные факты истории, - утверждается, например, в статье сотрудников кабинета по изучению древней истории Монголии при Университете Внутренней Монголии, - свидетельствуют, что джунгары (то есть ойраты. - Лет.)... с древности имели кровные связи с китайской территорией и являлись составной частью Китая... Джунгары никогда не объединялись в независимое государство"⁵ . Такого рода утверждения далеки от исторической истины.

Связанные общими историческими судьбами со всем монгольским народом, ойратские племена (торгоуты, дэрбэты, хошоуты и хойты) уже в конце XIV в. начали играть значительную, а затем преобладающую роль в Монголии, существовавшей в то время совершенно независимо от Китая⁶ . В середине XV в., в период правления Эсен-хаюа, ойратские феодалы встали в центре нового объединения монгольских племен. Правители Минской династии так же, как и сменившей ее династии Цин, не были заинтересованы в развитии торгового обмена с монголами и всячески ограничивали доступ последних во внутренние провинции Китая, что и явилось одной из главных причин обострения китайско-ойратских отношений. Чтобы предотвратить вторжение монголов, и в том числе ойратов, правители Минской империи, с одной стороны, организуют военные походы в глубь Монголии, а с другой - создают густую сеть оборонительных сооружений вдоль Великой китайской стены ⁷ . Оценивая в общем монголо-китайские отношения в период Минской династии, авторы коллективного труда монгольских и советских историков пишут: "Они (монгольские феодалы. - Лет.) в течение ряда десятилетий вели нескончаемые войны, вторгаясь в китайские пределы. Со своей стороны, Минская династия,., пытаясь обессилить их и подчи-

⁴ "Жэньминь жибао", 9.Х.1969.

⁵ "Лиши яньцзю", 1976, N 2, стр. 102.

⁶ "История Монгольской Народной Республики". М. 1967, стр. 156 - 162.

⁷ Н. П. Свистунов а. Организация пограничной службы на севере Китая в эпоху Мин. "Китай и соседи в древности и средневековье". М. 1970, стр; 182 - 183.

стр. 44

нить Монголию, неоднократно вторгалась своими вооруженными силами в пределы Монголии"⁸ .

ХОТЯ В силу традиционных великоханьских представлений связи ойратов с Минской империей рассматривались китайским двором как отношения "вассала" с "сюзереном", это далеко не соответствовало фактическому положению дел. О силе и мощи государства Эсен-хана свидетельствует, например, такой факт: в ходе одной из китайско-ойратских войн, в 1449 - 1450 гг., армия минского императора Чжу Цзи-чэня была разбита, а сам он попал в плен⁹ .

Со второй половины XV в. начинается движение ойратов в западном и северо- западном направлении - в сторону Восточного Туркестана и Средней Азии. Ойратские феодалы пытались овладеть районом Хами, расположенным на торговых путях, связывавших тогда Китай с Западом. Положение на границах ойратских кочевий с Минской империей оставалось весьма напряженным. Эти факты свидетельствуют о растущей внешнеполитической активности западномонгольских княжеств. Такая обстановка существовала до начала 30-х годов XVII в., когда усилилась экспансионистская политика маньчжурского военно-феодального государства Цзинь, складывавшегося к востоку от Монголии, в Южной Маньчжурии.

Угроза со стороны маньчжурских завоевателей явилась одной из причин, побуждавших влиятельного ойратского правителя Хара-Хула и его сына Хотохоцин-Батура, которые кочевали в верховьях р. Или, начать борьбу за консолидацию под своей властью всех ойратских владений. Это и привело в 1635 г. к созданию Джунгарского ханства - типичного феодального государства ¹⁰ . Занятость маньчжуров покорением Китая дала Хотохоцин-Батуру (получившему от Далай-ламы титул Эрдэни-Батур-хунтайджи¹¹ ) возможность уделить серьезное внимание внутренним делам ханства. Поэтому в годы его правления в ойратских кочевьях началось развитие земледелия и ремесленного производства, появились первые очаги оседлости¹² . Хунтайджи, будучи вполне независимым и суверенным правителем, например, в письме к царю Михаилу Федоровичу в феврале 1644 г. писал: "Оба мы над своими государствами государи"¹³ .

Факты, связанные с созданием и укреплением Джунгарского ханства, либо замалчиваются китайскими историками, либо объявляются "бесстыдной ложью советских ревизионистов"¹⁴ . Замалчивается и то, что на всем протяжении существования Джунгарского ханства цинский Китай вел с ним ожесточенные и кровопролитные войны. "Широкие народные массы джунгар, - утверждается, например, на страницах журнала "Лиши яньцзю", - горячо любили свое отечество, аристократическая верхушка джунгар также стремилась быть под властью центрального правительства Цинской династии"¹⁵ .

Рост могущества Джунгарского ханства, правитель которого Гал-дан-Бошокту- хан (1671 -1697 гг.) пытался объединить в одно государ-

⁸ "История Монгольской Народной Республики", стр. 147.

⁹ Д. Д. Покотилов. История восточных монголов в период династии Мин. 1368 - 1634 (по китайским источникам). СПБ. 1893, стр. 64 - 65, 68, 70, 76; "Очерки истории Китая с древности до "опиумных" войн". Под ред. Шан Юэ. М. 1959, стр. 415- 416 (пер. с кит. яз.).

¹⁰ И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства (1635 - 1758). М. 1964, стр. 151.

¹¹ "Эрдэни" (монг.)-"драгоценность"; "хунтайджи", "контайша"-титул потомственного монгольского князя.

¹² Ш. Б. Чимитдоржиев. Взаимоотношения Монголии и России в XVII- XVIII вв. М. 1978, стр. 54.

¹³ "Материалы по истории русско-монгольских отношений. Русско- монгольские отношения 1636 - 1654". Сборник документов. М. 1974, стр. 235.

¹⁴ Ши Юй-синь. Указ. соч., стр. 113.

¹⁵ "Лиши яньцзю", 1976, N 2. стр. 105.

стр. 45

ство западных и восточных монголов (халхасцев), вызывал тревогу в правящих кругах Цинской империи. Это отмечал русский посол Н. Г. Спафарий, когда он, возвращаясь из Пекина в 1678 г., писал, что маньчжуры все более опасаются "монголов, которые живут за стеною {Великая китайская стена. - Авт.), также и калмыков (ойратов. - Авт .), ибо завидуют им, оттого что народ малый, а такое великое царство обовладели"¹⁶ . Главное внимание Галдан-Бошокту-хана было тогда направлено в сторону Северной Монголии (Халха) и Китая, но в то же время он проводил весьма активную внешнюю политику на западных рубежах Джунгарского ханства.

События в Северной Монголии, где вспыхнула междоусобная борьба халхасских феодалов, привели к началу 90-х годов XVII в. к столкновению Галдан-Бошокту-хана с цинским Китаем. Эта борьба, которая велась сначала с переменным успехом, закончилась гибелью Галдана и включением большей части Монголии в состав Цинской империи. Однако и в дальнейшем (при других правителях Джунгарского ханства - Цэван-Рабдане (1698 - 1727 гг.) и Галдан-Цэрене (1727 - 1745 гг.) ойрато-цинские войны почти не прекращались, что было вызвано, с одной стороны, стремлением джунгар установить контроль над всей Монголии ей, а с другой - намерением маньчжуро-китайских завоевателей окончательно подчинить себе северо-западные районы Центральной Азии и двинуться в направлении Казахстана и Средней Азии.

Территория Джунгарского ханства, ставшего в начале и середине XVIII в. сильным кочевым государством, включала собственно Джунгарию и Западную Монголию. Помимо этого, ойратские феодалы контролировали большую часть Восточного Туркестана и стремились, хотя безуспешно, проникнуть в сопредельные районы Казахстана, Средней Азии и Южной Сибири, играя важную роль в политической жизни не только Центральной, но и Восточной Азии. Один из русских архивных источников начала XVIII в. содержит следующую характеристику Джунгарской державы: "В нынешнее время перед всеми народами между Индиею, Китаями, Сибирью, Россиею и Персиею сильнее стал он (джунгарский хан Галдан-Цэрен. - Авт.) и ружья и порох имеет довольно и делают сами, к тому же и хлеб заводят"¹⁷ . Хан, являвшийся главным владельцем обширных пастбищ, многочисленных стад и большого количества феодально зависимых крестьян, располагал довольно сильным аппаратом принуждения. По сведениям капитана Ивана Унковского, побывавшего в качестве русского посланника у Цэван-Рабда-на в 1722 - 1724 гг., его войско состояло примерно из 60 тыс. человек, а во время походов оно доходило до 100 тысяч¹⁸ . "Он зенгорский (ойратский. - Авт.) владелец, - писал в сенат вице-канцлер А. П. Бестужев-Рюмин в мае 1744 г., - войска своего имеет довольное число, к тому ж он абсолютный владелец и все его подданные во всяком послушании у него состоят и что он делать захочет, то оные без всякого прекословия исполняют"¹⁹ .

Свидетельством мощи Джунгарского ханства были его войны с Цинской империей в 1715 - 1726 и 1729 - 1733 годах. Не сумев дипломатическим путем принудить Цэван-Рабдана признать себя "вассалом Китая", цинский император Канси начал подготовку к вторжению в ойратские кочевья. Правители Джунгарского ханства, со своей стороны, стремились вернуть утраченные ими при Галдан-Бошокту-хане позиции. Тибет и Кукунор стали тогда главным театром джунгаро-цинских стол-"

¹⁶ Н. Г. Спафарий-Милеску. Сибирь и Китай. Кишинев. 1960, стр. 419.

¹⁷ ЦГАДА, ф. 248, Правительствующий сенат, оп. 113, д. 743, л. 250.

¹⁸ "Посольство к зюнгорскому хун-тайджи Цэван-Рабтану капитана от артиллерии Ивана Унковского и путевой журнал его за 1722 - 1724 годы". "Записки императорского Русского географического общества". Т. X, вып. 2. 1887, стр. 194.

¹⁹ ЦГАДА, ф. 248, 1-й департамент сената, оп. 113, д. 1584, л. 51.

стр. 46

кновений. Борьба закончилась включением Кукунора и Тибета в состав Цинской империи, и маньчжуро-китайские войска вышли на юго-восточные границы Джунгарского ханства. 13 июня 1723 г. русский дипломатический агент Л. Ланг, возвратившийся в Селенгинск из Пекина, доносил в Коллегию иностранных дел, что Цэван-Рабдан склонен "на великодушных кондициях в мир вступить", но только в том случае, если новый маньчжурский император Юнчжэн (1723 - 1735 гг.) не будет стремиться к тому, чтобы "его китайским вассалом учинить". В качестве условия установления с Цинской империей "мирного соседства" Цэван-Рабдан выдвигал требование об отводе маньчжуро- китайских войск от границ ойратского государства²⁰ . Затянувшаяся война была разорительна для обеих сторон. Огромная и дорогостоящая для цинского Китая армия так и не смогла добиться решающего перевеса над ойратами и прорваться к жизненным центрам Джунгарского ханства. Поэтому Юнчжэн был в конце концов вынужден принять предложения Цэван-Рабдана, и между сторонами было заключено перемирие²¹ .

Русский посол граф С. Л. Владиславич-Рагузинский, ведший в 1725 - 1728 гг. переговоры с правительством Цинской империи по во* просам торговых взаимоотношений и русско-китайского территориального разграничения, в сентябре 1727 г. в своем донесении властям в Сибири писал, что "вся сила китайская не могла их (ойратов. - Авт.) притеснить и мир еще между ими китайцами и контайшею (хунтайджи. - Авт.) не состоялся, понеже китайцы завоеванного не отдают, а контайша без того не миритца и так смотрят друг на друга через хребты и караулы без войны"²² . После смерти Цэван-Рабдана и вступления на престол Галдан-Цэрена положение не изменилось. Цинская империя готовилась к новому столкновению с Джунгарским ханством. 31 декабря 1728 г. Ланг сообщал в Петербург: "В Китае великое, а особливо подле границ российских, военное приуготовление чинится и всяк чает, что богдыхан, понеже ни отец ево ни он чрез многие годы контайшу подвергнуть себе не мог, ныне то всею силою предвоспрянуть намерен" ²³ . Обращаясь позже к феодалам Северной Монголии и некоторым другим монгольским владельцам, Галдан-Цэрен писал: "Вы являетесь потомком Чингис-хана и должны быть заинтересованы в восстановлении прежних порядков в Халхе, Куку-норе. Маньчжурский богдохам стремится поставить меня в свое подчинение, подобно Халхе, Куку-нору, разделив нашу территорию на хощуны и сомоны и присвоив титулы. Поэтому мы ведем борьбу. Я борюсь и за то, чтобы Халха, Куку-нор обрели свою прежнюю независимость"²⁴ .

Первое крупное сражение между войсками Галдан-Цэрена и маньчжуро- китайской 20-тысячной армией произошло летом 1731 г. у Кобдо, где последняя была разгромлена. 23 августа того же года войска Галдан-Цэрена двинулись далее на восток, в глубь Монголии, но в 1732 г. на р. Орхон, у монастыря Эрдени-цзу, они потерпели поражение и начали отступать с большими потерями. Официозный цинский историк прошлого века Хэ Цю-тао писал об этом сражении: "Трупами были завалены долины и ущелья. На протяжении нескольких десятков ли (ли = 0,5 км. - Авт.) речные воды были окрашены человеческой кровью"²⁵ .

Тем не менее тяжелое финансовое положение Цинской империи и неспокойная обстановка в Монголии побудили Юнчжэна вступить в

²⁰ Там же, д. 56, л. 48.

²¹ "Посольство к зюнгорскому хун-тайджи...", стр. 193.

²² АВПР, ф. Сношения России с Китаем, on. 62/I, д. 11, л. 157.

²³ Там же, ф. Зюнгорские дела, оп. 113/1, д. I, д. 1. л. 1 об.

²⁴ Цит. по: Ш. Б. Чимитдоржиев. Антиманьчжурская освободительная борьба монгольского народа (XVII-I половина и середина XVIII в.). Улан-Удэ. 1974, стр.64.

²⁵ Хэ Цю-тао. Описание Северного района. Пекин. 1877, цз. 4, л. Па.

стр. 47

мирные переговоры с Галдап-Цэреном. Переговоры открылись в начале 1734 г. и носили острый характер, так как основным являлся вопрос о границе, о принадлежности Монгольского Алтая и захваченных в свое время маньчжуро- китайскими войсками районов Восточного Туркестана²⁶ . Первый этап переговоров закончился в 1737 г., то есть уже после смерти Юнчжэна и вступления на императорский престол Цяньлуна (1736 - 1796 гг.). Завершились они лишь в начале 1740 г. соглашением, по которому Монгольский Алтай признавался границей между Цинской империей и Джунгарским ханством. Потеряв часть своей исконной территории в Западной Монголии, ойраты все же добились возвращения Джунгарскому ханству одного из районов Восточного Туркестана (часть Турфанского оазиса) и ряда других уступок (в вопросах торговли, передвижения паломников в Тибет и из Тибета)²⁷ .

Ход джунгаро-цинских переговоров как в период правления Цэван-Рабдана, так и Галдан-Цэрена свидетельствует о том, что представители Джунгарского ханства выступали в качестве представителей суверенного и независимого государства. Французский миссионер-иезуит А. Гобиль в беседе с Лангом отмечал, что джунгарский посол, который вел переговоры с цинскими сановниками, "весьма гордо поступал, и что он никогда здешним министрам такой чести не показывал, когда они к нему приходили, чтобы их встретить или б проводить, также и никогда перед ними с места своего не вставал"²⁸ . Принимая во внимание тот факт, что в Китае дипломатическому церемониалу всегда придавалось весьма большое значение, можно заключить, насколько высоко оценивали маньчжурские сановники роль ойратской державы. Следствием джунгаро-цинских переговоров 1734 - 1740 гг. явилось не только урегулирование противоречий между сторонами, но и признание маньчжурским двором де-факто и де-юре независимости и суверенности Джунгарского ханства.

Таким образом, даже с точки зрения тогдашних международных норм, когда независимость государства представлялась в форме независимости его монарха, обладавшего верховной властью в своей стране и самостоятельного в своих внешних сношениях²⁹ , джунгарские ханы являлись суверенными правителями, с чем вынуждены были считаться и цинский Китай и Россия, не говоря уже о других государствах Центральной и Восточной Азии. Поэтому не выдерживает критики утверждение Ши Юй-синя и других историков КНР, что признание Джунгарского ханства независимым от Китая суверенным государством является "несусветным вздором"³⁰ .

Решительно отрицая факт существования Джунгарского ханства как суверенного государства, современные китайские историки вместе с тем стремятся всячески очернить борьбу ойратов против экспансии Цинской империи. Эта борьба объявляется "реакционной" и "антипатриотической", несмотря на то, что ее вел народ, выступавший в защиту своей независимости, против угрозы, нависшей над всеми монголами. Одновременно китайские историки стремятся извратить политику России в джунгарском вопросе. Вопреки известным фактам, они пишут о

²⁶ АВПР, ф. Сношения России с Китаем, оп. 62/I, д. 7, л. 88об; Ци Юнь- ши и Шоу Ян. Сводка основных данных о вассалах августейшей династии. Ханьчжоу. 1884, цз. 11, л. 366.

²⁷ Хэ Цю-тао. Указ. соч., цз. 4, л. 116; И. Я. Златкин. Очерки новой и новейшей истории Монголии. М. 1957, стр. 82; его же. История Джунгарского ханства, стр. 377; Ш. Б. Чимитдоржиев. Антиманьчжурская освободительная борьба,., стр. 68. В перечисленных выше работах приводятся различные даты подписания мирного соглашения между Джунгарским ханством и цинским Китаем (1738, 1739 и 1740 гг.). Мы придерживаемся последней.

²⁸ АВПР, ф. Сношения России с Китаем, оп. 62/1, д. 5, л. 46об.

²⁹ Д. Б. Левин. История международного права. М. 1962, стр. 43.

³⁰ Ши Юй-синь. Указ. соч., стр. 120.

стр. 48

"вмешательстве" русского правительства в цинско-ойратские отношения. Знаменательным в этой связи было прежде всего появление в начале 1975 г. на страницах "Вестника Пекинского, университета" упомянутой выше" статьи Лян Сяо, в которой он объявлял Галдана-Бошокту-хана "национальным предателем", упрекал его в "тайном сговоре с царской Россией" и пр.³¹ . Зловещую роль в джунгаро-цинских отношениях во второй половине XVII в. отводит Русскому государству и Цин Сы. Так, в статье, опубликованной на страницах "Лиши яньцзю", он пишет даже о "непосредственном участии России в мятеже Галдана", о существовании русско-ойратского "военного союза" и т. п.³² .

Характерно также в этой связи следующее утверждение сотрудников кабинета по изучению древней истории Монголии при Университете Внутренней Монголии, которые, подытоживая военные успехи маньчжуро-китайских войск в борьбе с Галданом, пишут: "Император Канси, решительно отстаивавший единство Цинской империи, быстро усмирил мятеж Галдана, нанеся тяжелый удар по агрессивным замыслам царской России"³³ . Эти и другие подобные высказывания китайских историков извращают характер русско- ойратских отношений в XVII веке.

Как известно, в процессе освоения Южной Сибири, продвигаясь вдоль Оби и Иртыша, а также в предгорья Алтая, русские люди уже в первых десятилетиях XVII в. входят в соприкосновение с ойратами, которые, в свою очередь, начинают проникать в верховья Иртыша и Оби, кочевать в районе оз. Зайсан и среднего течения Иртыша. Осаждаемые многочисленными противниками, ойраты стали искать защиты и покровительства у России, территориальная близость с которой открывала для них перспективу свободного доступа на столь необходимые им рынки Сибири. Еще в 1607 - 1608 гг. некоторые ойратские тайши (Изеней, Далай-Богатырь и др.) направили в Тару, Томск и даже в Москву посольства с просьбой принять их в русское подданство, обещая выплачивать ясак скотом. За это они просили их "от недругов оберегать" и позволить кочевать по Иртышу. Особую заинтересованность ойратские посланники проявили в расширении хозяйственных связей с Русским государством³⁴ . Этим было официально положено начало русско- ойратской торговле.

7 февраля 1608 г. ойратские послы, прибывшие в Москву, были приняты царем Василием Шуйским. От имени своих правителей они просили о принятии населения подвластных им улусов в российское подданство, о защите "от недругов" и о постройке с этой целью русского города на р. Оми. Послы просили также разрешения ойратам кочевать по Иртышу, Оми, Камышлову и передали ряд других пожеланий. Послам было сообщено, что Русское государство принимает их тайшей под свое покровительство, обещая защиту от их воинственных соседей (прежде всего государства Алтынханов)³⁵ . Однако достигнутая договоренность не была тогда реализована. Несмотря на это, торгово-экономические отношения между Русским государством и ойратами складывались с тех пор весьма благоприятно для обеих сторон. Ойраты поставляли в Тобольск, Тару и Тюмень скот, лошадей, войлок, овчины и шерсть, получая взамен от русских купцов одежду, ткани, металлические изделия и

³¹ Лян С я о. Указ. соч.

³² Цин Сы. Указ. соч., стр. 114 - 115.

³³ "Лиши яньцзю", 1976, N 2, стр. 108.

³⁴ "Материалы по истории русско-монгольских отношений. Русско- монгольские отношения 1607 - 1636". Сборник документов. М. 1959, стр. 24 - 28.

³⁵ Там же. Государство Алтынханов, населенное родственными ойратам племенами, было основа"о в последнем десятилетии XVI в. на территории северо-западной Монголии. За короткий срок его феодальные правители подчинили себе население Тувы и Минусинской котловины (тувинские и кыргызские племена).

стр. 49

прочие товары. Нередко русские купцы и сами стали появляться в ойратских кочевьях. Русское правительство в самой категорической форме требовало от местных властей, чтобы они избегали насилия над ойратами. Так, в грамоте тюменскому воеводе Ф. С. Коркодилову от 15 октября 1616 г. запрещалось без разрешения из Тобольска посылать против ойратов служилых людей, за ослушание приказа ему угрожали "великой опалой" и даже "казнью"³⁶ .

В конце 1617 г. в Тобольске опять появились послы от тайши Далая-Богатыря с просьбой о подданстве. 14 апреля следующего года царь Михаил Федорович в своей жалованной грамоте дал согласие принять Далая-Богатыря "под нашу царского величества высокую руку"³⁷ . Затем в конце 1619 г. в Москву с такой же просьбой прибывает посольство тайши Хара-Хулы (отца будущего основателя Джунгарского ханства Батура-хунтайджи), которому также была выдана жалованная грамота о согласии на его вступление в подданство России ³⁸ .

Создание Джунгарского ханства привело к изменению международной обстановки в Центральной Азии. Россия внимательно следила за политикой Батура-хунтайджи, обширные владения которого граничили с российскими землями и лежали на пути в Китай. Опасаясь набегов отдельных групп ойратов на сибирские границы, русские власти способствовали укреплению положения хана как главы государства, хотя в то же время были не прочь мирными средствами превратить ойратских князей в своих подданных. Заинтересованный в упрочении своей власти, Батур-хунтайджи и сам выражал желание пойти на установление добрососедских отношений с русской администрацией Сибири ³⁹ . Характерными в этом смысле были переговоры тобольского сына боярского Тамилы Петрова с Батуром-хунтайджи в 1636 г., в ходе которых правитель Джунгарского ханства пошел на ряд уступок русским властям в расчете на получение помощи от России⁴⁰ . Он и в дальнейшем неоднократно обращался к русской стороне с просьбами о присылке необходимых ему мастеровых людей, домашних животных, вооружения, наконец, денежных сумм в качестве "государева жалования"⁴¹ . Эти просьбы в большинстве случаев удовлетворялись. Миссия Петрова, как и последующие русские посольства в ойратские кочевья, доставила Батуру- хунтайджи в виде "царского жалования" довольно значительные по своей ценности подарки от царя Михаила Федоровича⁴² .

Торговые связи России с Джунгарским ханством становились все более устойчивыми и оживленными. Ойратское население не могло уже обходиться без русских товаров, а русские власти и население Сибири были все более заинтересованы в пригоне скота и привозе скотоводческих продуктов из ойратских кочевий. Не случайно в одном из документов того времени джунгарские послы в следующих словах отмечали эту заинтересованность: "А от нашего от Богатыря-контайши и от иных наших тайш государю и прибыль есть: присылает в города с коньми и коровами и со всяким скотом, и ваши города сибирские от нашего калмыцкого скота наполняются и кормятца, и с мяхкими товары приезжали и со всяким торгом. И в том от нас государю прибыль"⁴³ .

Русско-ойратские отношения в период правления Батура-хунтайджи развивались как вполне добрососедские. Противоречия, возни-

³⁶ Там же, стр. 43 - 44.

³⁷ Там же, стр. 75 - 76.

³⁸ Там же, стр. 92 - 93.

³⁹ И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства, стр. 168, 183.

⁴⁰ "Материалы по истории русско-монгольских отношений. Русско- монгольские отношения 1636 - 1654", стр. 65.

⁴¹ Там же, стр. 172, 269 - 270, 367.

⁴² Там же, стр. 64, 203 - 204.

⁴³ ЦГАДА, ф. Мунгальские дела, д. I, л. 56.

стр. 50

кавшие в связи с вопросом о подданстве населения Западной и Южной Сибири и сбором с него ясака, разрешались чаще всего по линии фактического признания обеими сторонами двоеданства и двоеподданства отдельных этнических групп, живших в порубежных районах Сибири.

С 1673 г. (то есть когда на джунгарском престоле уже находился Галдан- Бошокту-хан) заметно оживились политико-дипломатические связи между Россией и Джунгарским ханством. Заинтересованное в ликвидации напряженного положения в пограничной полосе, русское правительство предпринимало меры к тому, чтобы не допускать возник-" новения недоразумений по вине его местных властей. Правители Джунгарского ханства со своей стороны выражали готовность устранить причины, мешавшие сохранению добрососедских отношений с Россией. Так, они обещали не препятствовать и даже содействовать проходу русских купцов в Китай через ойратские кочевья. Одно из посольств Галдан-Бошокту-хана, прибывшее в 1678 г. в сопровождении большого торгового каравана в Тобольск, вручило русским властям грамоту своего правителя, в которой он выражал надежду на то, "чтоб пограничной соседственный союз содержать и задоров на границе б не было" ⁴⁴ . Не-* смотря на то, что отдельные группы ойратов все же проникали самовольно в российские пределы, разоряя поселения служилых людей и крестьян, курс на развитие мирных, добрососедских отношений с Россией оставался основным в политике Галдан-Бошокту-хана.

Укрепление позиций маньчжурско-китайских завоевателей в Северной Монголии и расширение экспансии Цинской империи в северо-западной части Центральной Азии привели к тому, что перед правителями Джунгарского ханства все более остро вставал вопрос не только о судьбах его владений, но и о безопасности исконных ойратских кочевий в Джунгарии и Западной Монголии. Это побуждало ойратских феодалов обратиться за помощью к России (посольство во главе с Мэргэн Хошуги в 1685 г.). Джунгарские феодалы, предвидя неизбежный конфликт с Цинской империей из-за Халхи, не только стремились обезопасить северные границы Джунгарского ханства, но и рассчитывали получить поддержку со стороны русских властей⁴⁵ .

Русское же правительство, не располагая тогда достаточно крупными военными силами в Сибири и будучи традиционно заинтересованным в добрососедских, прежде всего торгово-экономических, связях с Китаем, занимало в вопросе джунгаро-цинских отношений осторожную позицию. Несмотря на то, что сам Галдан-Бошокту-хан широко распространял слухи о совместных якобы русско- ойратских приготовлениях к военным действиям в Северной Монголии против некоторых проманьчжурски настроенных халхаских феодалов⁴⁶ , дело обстояло иначе. Надежды Галдана на получение какой-либо военной помощи из России окончательно рассеялись уже в 1692 г., когда нерчинский воевода Ф. И. Скрипицин официально уведомил хунтайджи о невозможности оказания ему такой помощи⁴⁷ . Эти факты общеизвестны. Знаменательно, что и упомянутый выше китайский историк Хэ Цю-тао, занимавшийся, в частности, изучением джунгаро-цинских отношений, писал,

⁴⁴ Там же, ф. 196, оп. 1, д. 1542, л. 323об.

⁴⁵ Ш. Б. Чимитдоржиев. Взаимоотношения Монголии и России в XVII- XVIII вв., стр. 114.

⁴⁶ "Русско-китайские отношения в XVII веке". Материалы и документы. Т. 2. М. 1972, стр. 307, 360. Такого рода слухи в интерпретации некоторых современных китайских историков превращены в "факты", которые якобы свидетельствуют о том, что "русский царь приказал ойратал начать военные действия", прислал им свои "военные отряды", выступившие совместно с Галдам-Бошокту-ханом (Цин Сы. Указ. соч., стр. 114).

⁴⁷ Н. Я. Бичурин (Иакинф). Историческое обозрение ойратов, или калмыков, с XV столетия до настоящего времени. СПБ. 1834, стр. 85.

стр. 51

что "в действительности русские вовсе не имели намерений помогать" Галдан- Бошокту-хану⁴⁸ .

Столь же грубым извращением подверглись под пером некоторых современных китайских историков русско-ойратские отношения первой половины XVIII века. Причем в данном случае эти историки вступают в противоречие со своими же собственными утверждениями. Они, с одной стороны, продолжают обвинять наследников Галдана-Бошокту-хана - Цэван-Рабдана и Галдан-Цэрена, а также возглавившего в 1756 г. освободительную борьбу ойратов князя Амурсану в "сговоре" с русским правительством. Так, Цин Сы пишет: "Цинская династия длительное время вела ожесточенную борьбу с силами раскола. Предводители джунгарской аристократии - Галдан, Цэван-Рабдан, Амурсана... являлись представителями раскольнических сил. Поддерживаемые царской Россией, они устраивали мятежи в пограничных районах и разрушали единство государства" ⁴⁹ . Это же говорится и о хунтайджи Галдан-Цэрене⁵⁰ . А с другой стороны, на страницах журнала "Лиши яньцзю" сообщается о "захватнических" намерениях русского правительства в отношении территории собственно Джунгарии, к которой "агрессоры России" уже в первой половине XVIII в. "протянули свои дьявольские когти"⁵¹ .

Такого рода рассуждения используются для того, чтобы замаскировать разбойный и захватнический характер действий правителей Цинской империи, поставивших перед собой задачу уничтожить Джунгарское ханство. Эту цель маньчжуро-китайские завоеватели попытались осуществить еще в 20-х - 30-х годах XVIII в. в ходе своих войн с Джунгарским ханством. Наряду с военным давлением на ойратов они дипломатическим путем пытались склонить к совместным действиям против них правительство России, обещая за помощь "уступить" часть территории ханства, как заявляли цинские послы в Петербурге в 1731 году⁵² . Однако русское правительство отказалось от подобной сделки. "Зенгорский владелец контайша, - писали в Пекин министры императрицы Анны Иоанновны, - со своей стороны к империи и к подданным ея и. в. живет спокойно и никакой причины, чтоб на него неприятельски наступать не подал и без таких явных причин ея и. в. по своему монаршему великодушию... неприятельски нападать велеть не соизволит"⁵³ .

Русско-ойратская торговля в то время развивалась беспрепятственно. Прибывавшие из Джунгарского ханства купцы следовали со своими караванами к Ямышевскому озеру, в Семипалатинскую крепость и в города Южной Сибири, где русские власти оказывали им покровительство. "Предлагается, - отмечалось в одном из циркуляров Сибирского приказа в 1731 г. по поводу торговых караванов ойратских и халхасских владельцев, - с них пошлин не имать и им никакой тесноты и изгони не чинить и поминков с них не имать и воеводам и головам таможенным их беречь и всякую ласку и споможение к ним чинить"⁵⁴ . Зачастую ойратские купцы приезжали на Ирбитскую и некоторые другие ярмарки. Объем русско-ойратской торговли в городах Сибири неуклонно возрастал⁵⁵ .

⁴⁸ Хэ Цю-тао. Указ. соч., цз. 4, л. 5об.

⁴⁹ Цин Сы. Указ. соч., стр. 110.

⁵⁰ Там же, стр. 111.

⁵¹ "Лиши яньцзю", 1976, N 2, стр. 106.

⁵² АВПР, ф. Зюнгорские дела, оп. 113/1, д. 1, лл. 206, 210об.

⁵³ Там же, ф. Сношения России с Китаем, он. 62/1, д. 1, л. 12.

⁵⁴ Там же, ф. Зюнгорские дела, on. 113/I, д. 1, л. 319.

⁵⁵ Г. Н. Потанин. О караванной торговле с Джунгарской Бухарией в XVIII столетии. "Чтения в обществе истории и древностей Российских". Кн. 2. 1868, стр. 44 - 45; И. Я. Златкин. История Джунгарского ханства, стр_. 380 - 381.

стр. 52

Установив еще в 1740 г. контроль над восточными районами Джунгарского ханства, маньчжуро-китайские завоеватели пытались с помощью торгово- экономической блокады добиться ослабления ойратского государства, чтобы принудить в конце концов его правителей к покорности. Прибывший в начале 1745 г. в пределы России бухарец А. Бахмуратов "показывал" тогда же в сибирской канцелярии: "А хотя с китайским государством у него (Галдан- Цэрена. - Авт.) и в примирении и торги между собой производят только несилно, понеже китайцы их зенгорцов торговать допускают в пограничные районы крайние свои городы и то не во множестве, а внутрь китайского государства их зенгорцов не впускают"⁵⁶ . Эти ограничения в торговом обмене создавали определенные трудности прежде всего для той части населения Джунгарского ханства, которая все еще ориентировалась на рынки Китая.

Между тем отношения Джунгарского ханства с Цинской империей продолжали оставаться напряженными. Обе стороны предъявляли претензии друг к другу, сопровождая это бряцанием оружия на границе⁵⁷ . После смерти Галдаи-Цэрена в 1745 г. и последовавших затем междоусобиц в Джунгарском ханстве оно начало приходить в упадок. Пользуясь этим и временным переходом на сторону Цинов боровшегося за власть Амурсаны, маньчжурский император Цяньлун вводит в ойратские кочевья в 1755 г. свои войска, и они приступают к поголовному истреблению местного населения. Ойратов беспощадно вырезали, невзирая на пол и возраст, что вызвало паническое бегство людей на север, в пределы России. "Ныне ведаете, - писал командующий Колывано-Кузнецкой укрепленной линией на Алтае Ф. И. Дегаррига, обращаясь к алтайскому зайсану Демчею Анжике в первых числах января 1757 г., - что оное владение (Джунгарское ханство. - Авт.)... в конец раззорено, а оставших и в камнях рыющих всех изыскивают, дабы ни одного жива не оставить"⁵⁸ .

30 августа 1757 г. последовал указ Цяньлуна о новом походе на запад маньчжуро-китайских войск, которым предстояло "раз и навсегда" решить джунгарский вопрос. Речь шла о том, чтобы уничтожить всякие следы существования ойратского государства и его населения. "Так как два императорских правительства [в прошлом] не завершили того, что было необходимо [сделать], - отмечалось в этом указе, - то именно теперь можно воспользоваться счастливым случаем. Однако [если] и сейчас мы упустим момент, то последующие поколения в Поднебесной будут упрекать нас в оставленной [им] в наследство скверне"⁵⁹ . Результатом новых карательных мер маньчжуро-китайских войск явилось почти полное истребление населения Джунгарии. Здесь, как доносили в Петербург сибирские власти, "осталось тысяч до трех кибиток"⁶⁰ . По данным одного из цинских чиновников, в то время было уничтожено свыше 1 млн. ойратов⁶¹ . Позже китайский историк прошлого века Вэй Юань писал: "В Джунгарии насчитывалось несколько сот тысяч семей... четыре десятых умерли тогда от оспы, две десятых бежали в Казахстан и в Россию, три десятых было уничтожено великой армией"⁶² . Эта "победа", как резюмировали не так давно китайские историки в коллективном труде "История Китая", была одержана благодаря

⁵⁶ ЦГАДА, ф. 248, 1-й департамент сената, оп. 113, д. 383, л. 690.

⁵⁷ Там же, д. 108, лл. 905 - 906; АВПР, ф. Сношения России с Китаем, on. 62/I, д. 4, л. 39об.

⁵⁸ АВПР, ф. Зюнгорские дела, оп. 113/I, д. 6, л. 20.

⁵⁹ "Хроника Дацинской династии годов правления императора Гаоцзуна". Токио. 1937, цз. 543, л. 146.

⁶⁰ АВПР, ф. Зюнгорские дела, on. 113/I, д. 7, л. 125.

⁶¹ Чунь Юнь. Описание виденного и слышанного в Западном крае. Б/м. 1777, цз. 5, л. 6а.

⁶² Вэй Юань. Записки о священных войнах. Б/м. 1898, цз. 4, л. 9а.

стр. 53

тому, что "цинские войска применили политику массового истребления населения Джунгарии"⁶³ .

Само цинское правительство позже писало в российский сенат о завершении своей борьбы с ойратами: "Всякого подвластного княжества обязанность есть каждому правящего их государства мановению без прикословно повиноваться. Не мирное ж, не спокойное и не покорное, есть уже равное, соседственное государство. Следовательно таковые владения подвластными называть можно ли?.. Прежде Джунгарское ханство соотносилось к нам как государство только соседственное, но после, когда владельцы их... стали поступать надменно и необуздан но, тогда наш великий государь (Цяньлун. - Авт.) успокоил волнения... и земли их... присоединил к своим владениям"⁶⁴ . Ойратское государство было вместе со всем населением буквально стерто с лица земли маньчжуро-китайскими завоевателями. Сегодня китайские историки тщатся представить это как "внутреннее дело Китая"⁶⁵ .

Трагедию Джунгарского ханства и его населения Цин Сы излагает на страницах журнала "Лиши яньцзю" с эпическим спокойствием: "В 1757 г. цинское правительство двинуло войска на мятежников(!). В то же время среди джунгар вспыхнула эпидемия оспы, люди умирали один за другим. Цинские войска продвигались вперед, не снижая темпа. Мятежники (!) были разгромлены, а Амурсана бежал в царскую Россию"⁶⁶ . Здесь замалчиваются те жестокости, которыми сопровождалось завоевание Джунгарии маньчжуро- китайскими войсками и массовое бегство ее населения в Сибирь. При этом Цин Сы выдвигает не выдерживающую никакой критики версию о якобы имевшей место тогда же "бешеной агрессии царской России" против Цинской империи, имея в виду именно Джунгарское ханство⁶⁷ .

Правительство и общественные круги России с тревогой следили за кровавыми событиями, происходившими в соседней Джунгарии. "Такой имел конец, - резюмировали "Санкт-Петербургские ведомости", - славный в Великой Татарии... зенгорский многочисленный народ, возмогший напред сего всей китайской силе сопротивляться"⁶⁸ .

Хлынувший из Джунгарии в пределы России поток ойратских беженцев поставил русское правительство в сложное положение. Бросившиеся в погоню за беженцами маньчжуро-китайские каратели пытались перекрыть им все пути отступления. Выходившие к русским крепостям люди сообщали, что "китайское войско... следующих сюда... зенгорцев... побивает, тракт оным пересекли и не пропускают"⁶⁹ . На русских укрепленных линиях в Казахстане и Южной Сибири начался прием ойратских беженцев в подданство России⁷⁰ . Отряды маньчжуро-китайских захватчиков сплошь и рядом подходили к самым стенам русских укреплений на Иртыше и в Южной Сибири, требуя выдачи беженцев.

При всей относительной слабости своих вооруженных сил в этих районах и опасности прямой военной конфронтации с цинским Китаем русское правительство заняло твердую позицию. Когда летом 1756 г. у Колыванского завода стали появляться маньчжуро-китайские отряды, Коллегия иностранных дел дала указание селенгинскому коменданту бригадиру В. Ф. Якоби "учинить на границе протестацию" цинским властям с "объявлением", что эти войска "во противность соседственной

⁶³ "История Китая". Т. 2. Пекин. 1956, стр. 153.

⁶⁴ АВПР, ф. Библиотека Азиатского департамента, оп. 505, д. 44, лл. 42об. -43.

⁶⁵ Ши Юй-синь. Указ. соч., стр. 127.

⁶⁶ Цин Сы. Указ. соч., стр. 118.

⁶⁷ Там же, стр. 118.

⁶⁸ "Санкт-Петербургские ведомости", 14.XII.1761.

⁶⁹ АВПР, ф. Зюнгорские дела, оп. 113/I, д. 2, л. 47.

⁷⁰ Б. П. Гуревич. Вторжение Цинской империи в Центральную Азию во второй половине XVIII в. и политика России. "История СССР", 1973, N 2, стр. 103 - 104.

стр. 54

дружбы, вступая внутрь российских селений, военною рукою и наглым образом требовали с угрозами выдачи принятых в российское подданство зенгорцев, кои напред сего ни в чьем подданстве не были, а состояли сами собою и под особливым владельцев своих правлением"⁷¹ .

В соответствии с полученными инструкциями Якоби сделал пограничному начальству Цинской империи представление, потребовав, чтобы маньчжурским командирам "накрепко подтверждено было впредь ни под каким видом в российские границы с войсками не вступать"⁷² .

Однако цинские каратели продолжали выходить к Усть-Каменогорской, Семипалатинской и другим русским крепостям. Опьяненные победой над ойратами, маньчжурские сановники и в Пекине держались в общении с русскими людьми заносчиво и высокомерно. Находившийся там осенью 1757 г. курьер В. Ф. Братищев сообщал, что после получения из России очередного ответа по поводу ойратских беженцев Цянь-лун "весьма озлобился... и пришед в жестокую запальчивость", угрожал "многочисленную армию к российским границам послать и сильною рукою из внутреннего владения принятых в подданство (России. - Авт.) зенгорцев доставить"⁷³ . 2 октября 1757 г. последовал указ сената в Коллегию иностранных дел для последующей передачи русским властям в Сибири и Казахстане, в котором предписывалось ни в коем случае не только не допускать "до раззорения" ойратских и других беженцев маньчжуро-китайскими войсками, но и вообще не дать цинским войскам подойти "в близость х крепостям", а "в случае ежели появятся и дерзновенные и наглые нападения чинить будут, то... поступать военною рукой с крайней силою"⁷⁴ . Последовавшие вскоре военные приготовления России (увеличение численности войск, расположенных на Оренбургской, Сибирской и других линиях, мобилизация сил казахского населения и другие мероприятия)⁷⁵ охладили пыл воинственно настроенных правителей Цинской империи. К тому же их внимание все более переключалось на завоевание Восточного Туркестана.

Цинские власти не прекратили, однако, политику угроз в отношении России. Все это свидетельствует о том, что Цинская империя выступала в Центральной Азии во второй половине XVIII в, как агрессивная сила. Что же касается военно-оборонительных мероприятий русского правительства в Казахстане и Южной Сибири, то они не только спасли от полного физического уничтожения ойратских беженцев, но и вынудили маньчжуро-китайских завоевателей остановиться на северных рубежах Джунгарии и Западной Монголии.

Итак, в работах китайских историков обнаруживается стремление нынешних великоханьских шовинистов поставить историческую науку на службу своим гегемонистским устремлениям. Однако никакие лженаучные версии, в том числе извращение истории взаимоотношений Джунгарского ханства с Россией и цинским Китаем, не могут замаскировать авантюристический курс политики маоистов, опасность которой становится все более очевидной для народов Азии, о чем свидетельствует агрессия Китая против Социалистической Республики Вьетнам.

⁷¹ Н. Бантыш-Каменский. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 год. Казань. 1882, стр. 266 - 267.

⁷² АВПР, ф. Зюнгорские дела, on. 113/I, д. 2, л. 159.

⁷³ Там же, ф. Сношения России с Китаем, оп. 62/1, д. 6, л. 40; Н. Бантыш-Каменский. Указ. соч., стр. 276.

⁷⁴ АВПР, ф. Зюнгорские дела, оп. 113/1, д. 4, л. 614об.

⁷⁵ ЦГАДА, ф. 248; 1-й департамент сената, оп. 113, д. 1526, лл. 1 - 2; АВПР, ф. Киргиз-Кайсацкие дела, оп. 122/1, д. 1, лл. 1 - 2; д. 3, лл. 4 - 4об.; ф. Сношения России с Китаем, оп. 62/I, д. 3., лл. 22об. - 23; И. И. Крафт. Сборник узаконений о киргизах степных областей. Оренбург. 1898, стр. 63 - 66.

Permanent link to this publication: