Укрепление и развитие азиатского регионализма, то есть интеграции и усиления взаимозависимости ряда стран внутри Азиатско-тихоокеанского региона (АТР) - непреложный факт, свидетелями которого все мы являемся. В основе его лежит предположение, что, опираясь на поддержку друг друга и взаимодействуя друг с другом, эти государства сумеют противостоять любому будущему кризису. При этом нельзя не учитывать, что объективно существуют три центра азиатско- тихоокеанской интеграции, три главных игрока на региональном интеграционном поле - США, Япония и Китай, чьи доли в мировом ВВП составляют соответственно 25, 15 и 3 процента. Но если роль США и Японии в этих процессах ясна - интеграционные процессы "раскручиваются" вокруг транснациональных американских и японских корпораций, то, похоже, Китай еще не определился, какую роль и как именно он будет играть в экономике АТР.

Спектр мнений на этот счет очень широк. Многие эксперты считают, что именно Китай в ближайшие 15-20 лет станет главным центром азиатской интеграции, оттеснив "на обочину" США и Японию. Но есть и такие, кто отводит КНР роль "разрушителя" и видит в ней главную угрозу стабильному развитию региона. Кто прав? И каким может быть фактическое значение Китая для Азиатско-Ти-хоокеанского региона в контексте глобализации мировой экономики и развития азиатского регионализма?

Глобализация мировой экономики с подачи американских ученых превратилась в конце 90-х годов в одну из главных тем международных экономических и политических исследований. Аналитики предрекают доминирование данной тематики в научных исследованиях в течение ближайших 10-20 лет. Достаточно сказать, что только в США в 1998-1999 годах вышло более полутораста книг, в названиях которых фигурирует слово "глобализация".

Подходы разных исследователей к глобализации существенно расходятся. Одни видят в ней исключительно экономические преимущества. Другие говорят о тяжелых экономических и социальных последствиях глобализации: о распространении финансовых кризисов из одной страны в другую, о возможной потере национального суверенитета, об усложнении устранения разрыва между бедными и богатыми странами. Думается все же, что "плюсы" превалируют над "минусами". По мнению автора статьи, глобализация представляет собой новое направление мирового развития, которое в период после окончания "холодной войны" приходит на смену противоборству и соревнованию мирового капитализма и социализма.

Глобализация мировой экономики представляется более широким понятием, чем интеграция, ибо обусловливает взаимозависимость даже напрямую не связанных друг с другом частей мирового хозяйст-

стр. 2

ва. Например, несмотря на минимальные объемы экономического сотрудничества России с Юго-Восточной Азией, обвал на азиатских валютных и фондовых рынках косвенно - через поведение международного спекулятивного капитала - повлиял на финансовую ситуацию в России, ускорив банкротство финансовой политики, основывавшейся на пирамиде ГКО. Суть глобализации в том, что хозяйственные проблемы любой крупной страны, любого крупного рынка приобретают статус мировых, глобальных проблем и требуют для своего решения приложения не просто многосторонних, но всеобщих усилий. Иными словами, невозможно успешно развивать национальное хозяйство без координации с мировой экономикой.

Идеям глобализации мировой экономики противостоит регионализм, который также означает взаимозависимость стран и выход интересов хозяйственных субъектов за национальные границы, однако ограничивается региональными рамками. В свою очередь, регионализм может быть открытым и закрытым. Характерный пример первого - Европейский Союз (ЕС) - экономическая система, объединяющая страны Европы, но вместе с тем открытая для сотрудничества и взаимодействия со всем миром. Наиболее яркий пример закрытого регионализма - бывший Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ) - заметим, система формально открытая для всех желающих, но фактически абсолютно закрытая в силу особых принятых внутри нее экономических условий. Члены СЭВ пытались решать все проблемы в рамках только этого объединения при минимальных контактах с внешним миром и на основе своих, "внутренних", резко отличающихся от принятых во всем мире "правил экономической игры". Возможно, что именно стратегия закрытого регионализма стала, наряду с другими известными факторами и обстоятельствами, причиной краха мировой социалистической системы, оказавшейся не способной адаптироваться к растущей экономической взаимозависимости стран мира.

Как известно, в Азии сейчас нет межгосударственной структуры типа ЕС. Пока только идет поиск вариантов и направлений развития азиатского регионализма. Есть, правда, организация Азиатско-Ти-хоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), но ее роль в определении общей экономической стратегии пока невелика. 21 стране-участнице АТЭС далеко не всегда удается согласовывать свое видение развития азиатско-тихоокеанской экономики. В разгар азиатского финансового кризиса на Куала-Лумпурском саммите АТЭС (ноябрь 1998 года), как казалось, наметилось сближение, и была признана необходимость проведения синхронизированной "стратегии роста через региональное сотрудничество". Но уже на следующем саммите в сентябре 1999 года в Окленде, когда острота положения спала, страны- участницы не стали развивать дальше идеи общеазиатской интеграции, уделив главное внимание политическим вопросам.

Однако, как говорится, жизнь берет свое, и различные варианты и концепции азиатского регионализма ныне высказываются политическими и общественными деятелями постоянно, инициатив в этом направлении выдвигается довольно много. Похоже, объективные условия экономического развития подталкивают государства к объединению усилий при решении коренных хозяйственных проблем. Примеров тому много. Назову некоторые.

В октябре 1998 года на традиционной встрече бизнесменов Японии, Республики Корея и Китая предприниматели первых двух названных стран внесли предложение о создании "тройственного экономического союза". Китайцы, правда, отнеслись к этой идее осторожно, зарезервировав окончательный ответ на будущее.

Южнокорейский бизнес выступил с предложением объединить

стр. 3

усилия Японии, Китая, включая Гонконг, Южной Кореи и Тайваня вокруг строительства газопровода из Иркутской области.

Гонконгские ученые и финансисты выдвинули идею создания Азиатского монетарного союза по аналогии с Европейским Союзом, а также введения единой азиатской валюты. Предложение активно обсуждается специалистами ряда государств, которые, правда, пока не пришли к единому мнению относительно того, йена или юань должны стать основой валютной системы в Азии.

На сессии МВФ в Гонконге в сентябре 1997 года представители Японии выдвинули предложение о создании Азиатского валютного фонда (АВФ) для самостоятельного, без участия МВФ, разрешения кризисных финансовых ситуаций. МВФ и США первоначально восприняли эту идею крайне отрицательно, но в последнее время их отношение, похоже, меняется, поскольку после кризиса стало очевидно: решать азиатские финансовые проблемы силами одного МВФ трудно и обременительно.

Многие, в том числе и российские ученые, ставят вопрос об образовании в Северо-Восточной Азии зоны свободной торговли. Совместная работа в рамках такой зоны могла бы привести в перспективе к созданию экономического союза России, Японии, КНР, Республики Корея, Монголии.

Особенно большое место проблемы азиатского регионализма заняли на прошлогоднем ноябрьском саммите АСЕАН в Маниле, проходившем по формуле: АСЕАН плюс три (Япония, Китай, Южная Корея). На нем впервые, правда в постановочной форме, обсуждалась схема экономического объединения государств: таможенный союз стран ассоциации и трех государств Восточной Азии, далее - общий рынок в том же составе, затем - единая валюта и единая экономика. Представляется принципиально важным, что Китай впервые и на таком высоком уровне согласился участвовать в обсуждении проблем многосторонней экономической интеграции, к чему раньше китайские лидеры относились весьма и весьма осторожно.

Это последнее обстоятельство вселяет большие надежды и имеет большое значение, в том числе и для России. Совершенно очевидно, что любые меры, направленные на интеграцию азиатских экономик, не дадут максимального эффекта без участия в этих процессах таких гигантов, как Китай и Россия. В свою очередь, наши решения в отношении включения России в формирование азиатского регионализма тесно связаны с позицией Китая. В идеале хотелось бы, чтобы наши государства проводили согласованную либо близкую политику в этой сфере. Вот почему так важно понять и принять к сведению позицию Китая как в отношении глобализации экономики, так и по части азиатского регионализма.

ПОДХОД ПЕКИНА

В принципе китайский подход базируется на известном принятом в этой стране постулате разделения политики и экономики. В политической глобализации Китай усматривает угрозу вмешательства Запада в его внутренние дела по таким вопросам, как статус Тибета и Тайваня, права человека, реформирование политической системы. В таком контексте руководители страны трактуют глобализацию не иначе как опасный и неприемлемый для Китая новый вариант гегемонизма, или, говоря словами председателя КНР Цзян Цзэминя, "неоинтервенционализм". В экономической же глобализации Китай ищет возможности для хозяйственного роста, причем желательно без ущерба для национального суверенитета.

В работах китайских ученых, занимающихся разработкой проблем глобализации, доминирует больше утилитарный, нежели теоретический подход. Весьма существенное место в них занимают темы взаимоотношений китайского социализма и глобальной экономики.

Так, профессор Лю Кан, отмечая, что Китай остается пока социалистической страной и при этом демонстрирует высокие темпы роста, считает, что от КНР исходит "вызов глобализации", который "...может быть истолкован в двух аспектах: вызов мировому капитализму как идеологии и вызов новому мировому порядку. Китай, будучи глубоко интегрированным в глобальную экономическую систему, сохраняет свою идеологическую и политическую самоидентификацию как страна "третьего мира" и как социалистическая страна". Лю Кан усматривает в китайском опыте возможность постановки вопроса о некапиталистических альтернативах капиталистической глобализации".

Профессор Дин Цзиньпинь считает, что Китай стал участником процессов глобализации давно - с начала проведения "политики открытости", то есть с 1978 года. Своего пика эти процессы достигли в 90-х годах, что связано с возрастанием (до 30 процентов) доли внешней торговли в ВВП страны, притоком иностранного капитала, вовлечением Китая в обмен международной информацией, резким увеличением числа поездок китайских граждан за рубеж и иностранных граждан - в Китай. Однако Дин Цзиньпинь утверждает, что глобализация имеет плюсы и минусы, содержит преимущества и недостатки. Как можно заключить из работ профессора, настала пора провести "инвентаризацию" тех и других. Среди преимуществ он отмечает рост объемов внешней торговли, увеличение национального ВВП, создание новых рабочих мест, приток в бюджет страны налоговых платежей, поступающих от иностранных компаний (около 10 процентов всех налоговых поступлении в бюджет).

Негативных последствий глобализации для китайской экономики, полагает профессор, гораздо больше. Это сложившееся в стране "особое отношение" к иностранным компаниям, создающее у китайцев ощущение, что иностранные предприниматели более желанны для страны, чем свои; завышение иностранными компаниями стоимости ввозимого в страну оборудования, что удорожает местную продукцию и создает проблемы для экспортеров; захват иностранцами большей части собственности в совместных предприятиях, что, по мнению китайцев, несет в себе стратегические угрозы; загрязнение окружающей среды, поскольку иностранные инвесторы обращают на эти вопросы куда меньше внимания, чем в своих странах; обострение торговых противоречий с США и другими государствами из-за переноса в континентальный Китай многих трудоемких производств из Тайваня (вследствие того, что рабочая сила в КНР дешевле); увеличивающийся разрыв в уровне социально- экономического развития между прибрежными и более отсталыми внутренними районами Китая.

стр. 4

Претензий, как видим, у китайского ученого более, чем достаточно. Тем не менее, он делает вывод, что "...Китай больше извлек выгод, чем понес потерь, благодаря правильной политике адаптации к глобализации". "Местная культура и традиции, - считает Дин Цзинь-пинь, - не противоречат глобализации в случае, если между ними обеспечивается баланс. Хорошим примером здесь служит опыт Японии и Южной Кореи".

Еще более осторожную позицию занимает другой видный ученый-экономист Ван Хэсинь, отмечающий, что "...люди из разных стран мира, прежде всего из развивающихся государств, не обладают на сегодня достаточными знаниями и представлениями о глобализации". Ученый также отмечает ее отдельные позитивные моменты: возможность для развивающихся стран получить доступ к современным технологиям и богатым рынкам, приобщиться к движению в русле основных тенденций развития мировой экономики, ускорить индустриальную перестройку хозяйства. Однако он считает, что именно глобализация послужила "детонатором" и основной причиной азиатского финансового кризиса 1997- 1998 годов. В этом контексте он призывает с известной долей осторожности проводить в жизнь такие компоненты экономической жизни Китая, тесно связанные с глобализацией, как финансовая либерализация и дерегулирование банковской сферы. "Несмотря на необратимый характер глобализации, - пишет китайский ученый, - необходимо проводить экономическую политику в соответствии с конкретными обстоятельствами и не забывать о тех приемах, которые могут уменьшить риски глобализации".

Китайские ученые внимательно изучают последствия глобализации в других странах и нередко приходят к парадоксальными выводам. Так, профессор Юань Цзянь делает заключение, что важная составная часть процессов глобализации - либерализация мировой торговли - наряду с преимуществами создает реальные угрозы для американской экономики. В зависимости от того, насколько США "...удастся справиться с негативными социально-экономическими последствиями глобализации, - пишет ученый, - будет зависеть общий подход Соединенных Штатов к проблемам дальнейшей либерализации мировой торговли".

Именно изучение процессов глобализации, происходящих в остальном мире, а также их последствий привели китайских экспертов к мысли о необходимости корректировки "политики открытости". В частности, о необходимости поддержания баланса между открытостью и либерализацией внутренних рынков, с одной стороны, и темпами осуществления реформы промышленности и банковского сектора - с другой.

Наиболее ярко и убедительно выразил такую позицию известный китайский экономист Фань Ган: "Многие сторонники глобализации считают, что глобализация путем притока капиталов и передачи технологий предоставляет развивающимся странам шанс. Это не вызывает сомнений... Однако в реальной жизни такое утверждение не совсем точно. Перед нами встает вопрос: почему экономики большей части развивающихся стран не получают должных выгод от глобализации, а, напротив, испытывают бедность, социальную нестабильность, финансовые потрясения и экономические кризисы? Почему большая часть бывших колоний, где степень либерализации была высокой, оказалась в рядах отсталых стран? Почему такое хорошее дело, как глобализация, всегда высоко ценится правительствами и международными организациями развитых стран, а развивающиеся государства относятся к ней с подозрением или принимают ее не без колебаний?"

Фань Ган убежден, что развитые страны получают больше дивидендов от глобализации, чем развивающиеся. Однако, в отличие от многих авторов, возлагающих ответст-

стр. 5

венность за негативные последствия глобализации на развитые страны, ученый полагает, что менее развитые экономики, в частности китайская, должны сами искать пути преодоления неравенства, обратив первоочередное внимание на соответствие степени открытости экономики внутренним возможностям страны. Фань Ган в качестве разумного ответа на вызовы глобализации предлагает "сбалансировать реформы и открытость", добиваться "скоординированной открытости" посредством "искусства экономической политики". "Ты должен открываться, - утверждает ученый, - однако думать при этом о реформе внутри страны и развитии экономики в целом; нельзя действовать слишком быстро, нельзя чрезмерно открываться".

Достижение разумного баланса между глобализацией и открытостью - невероятно сложное дело, требующее от экономистов и политиков буквально "ювелирной точности" и предельной взвешенности принимаемых решений. Удается ли руководству Китая добиться такой точности и взвешенности? По крайней мере, стремление к этому налицо. Что можно показать на примере банковской системы страны и предпринимаемых в последние годы попыток ее реформирования.

БАНКИ МЕЖДУ КОНСЕРВАТИЗМОМ И НОВАЦИЯМИ

По западным стандартам банковская система Китая несовершенна и малоэффективна, поскольку представляет собой весьма закрытый и консервативный сектор экономики. Будучи почти на 90 процентов подконтрольной государству, эта система "держит на голодном пайке" частный сектор, поскольку более 75 процентов выделяемых кредитов направляется исключительно государственным предприятиям.

На первый взгляд, низкую эффективность китайской банковской системы подтверждают повседневная практика и статистические сводки. Свидетельство тому, во-первых, очень большой объем невозвращенных, то есть просроченных и безнадежных кредитов, в обиходе называемых "плохими кредитами". По разным оценкам, он достигает от 200 до 400 миллиардов долларов, что составляет внушительную долю от общей суммы непогашенных кредитов - 1042 миллиардов долларов на конец 1998 года. Безнадежные кредиты достигают 45 процентов от ВВП страны; данный показатель намного выше, чем в других государствах Восточной Азии. Главная причина громадного объема "плохих кредитов" кроется в сохраняющихся элементах государственного планирования, наложенных на систему рыночных отношений. Правительство просто обязывает государственные банки финансировать госпредприятия вне зависимости от результатов их хозяйственной деятельности. Доля "плохих долгов" госпредприятий в общем объеме таких долгов составляет около 70 процентов по долгосрочным и 55 процентов - по краткосрочным кредитам.

Во-вторых, для китайской экономики вообще и ее банковской системы, в частности, характерно крайне неэффективное использование кредитных ресурсов. Отношение показателя М2 (деньги в обращении плюс все депозиты) к ВВП достигло в Китае 1,3 к 1 (чаще употребляется показатель - 130 процентов) - один из самых высоких показателей в мире. При этом объем сбережений населения в банках превышает 600 миллиардов долларов, то есть по 500 долларов на душу населения. Однако превратить сбережения в инвестиции фактически не удается. Решению проблемы препятствует монополия четырех государственных банков, на которые приходится 90 процентов инвестиций. Государственные банки финансируют, в основном, государственные же предприятия, даже если те недостаточно эффективно используют кредиты. А к частному бизнесу они относятся настороженно и неохотно его кредитуют, хотя его конституционный статус был закреплен законодателями еще в 1988 году.

Наконец, в третьих, для китайской банковской системы характерен низкий уровень такого показателя банковской надежности, как "доля собственного капитала в общих активах". Ожидается, что эта доля (да и то ценой выпуска специальных казначейских обязательств) достигнет в нынешнем году шести процентов, в то время как для развивающихся государств считается приемлемым уровень в 10 процентов.

Есть у китайской финансовой системы и другие недостатки: поддержание относительно высокого курса юаня за счет валютных резервов (объем которых, впрочем, один из самых высоких в мире), ограничения на приток иностранных портфельных инвестиций, сложная многодневная процедура оформления вывоза иностранного капитала из страны, низкая производительность труда в китайских банках и, как следствие, чрезмерно раздутый персонал, поглощающий огромные средства на зарплату.

И в то же время нельзя не признать, что китайская финансовая система на редкость стабильна. "В слабости сокрыта сила" - этот постулат конфуцианской философии в полной мере может быть применен к финансовой системе страны. Недостаточная развитость этой системы имеет следствием ее "несопряженность", фактически закрытость от внешнего мира, что вкупе с государственной опекой ведущих банков и отсутствием свободной торговли валютой позволили Китаю не попасть под прямые удары азиатского финансового кризиса 1997-1998 годов.

Слабо развитая, по современным меркам, финансово- банковская система Китая не допустила в период апогея азиатского финансового кризиса катастрофического оттока из страны спекулятивного капитала и обвала китайской банковской системы с тяжелейшими социальными последствиями, связанными с неизбежной волной протестов со стороны частных вкладчиков. Эта система оказалась в состоянии не допустить девальвации юаня и позволяет не прибегать к ней до сих пор. Твердость Китая в поддержании стабильного курса юаня и его усилия по поддержанию курса гонконгского доллара повысили авторитет и политические акции страны в регионе. В свою очередь, политический выигрыш ценой краткосрочных экономических потерь может помочь Пекину заручиться региональной поддержкой при решении вопроса о вступлении страны во Всемирную торговую организацию (ВТО).

Вместе с тем, китайское руководство, разумеется, задумывается о реформировании финансовой системы страны, ибо все более очевидно, что без большей финансовой открытости и либерализации банковской системы трудно рассчитывать на массированный приток новых иностранных инвестиций. Вывод сделан весьма логичный: чтобы открыться, надо укрепиться, то есть

стр. 6

избавить финансовую систему от всего, что тормозит ее развитие.

И важные шаги в этом направлении уже делаются. Реформируется "китайский Центробанк" - Народный Банк Китая, который со временем предполагается превратить в подобие американской Федеральной резервной системы. Повышена эффективность работы четырех главных государственных банков -для этого созданы три так называемых "политических банка", задачей которых стало финансирование реальной экономики за счет, в основном, бюджетных средств. Образуются специальные финансовые "агентства по управлению активами", чья задача - разбираться с невозвращенными кредитами, реструктурировать и продавать "плохие кредиты". В целях поощрения развития частного бизнеса китайские власти, наконец-то, стали стимулировать создание в стране частных банков. Предпринимаются попытки побудить вкладчиков энергичнее тратить свои сбережения, для чего существенно снижены проценты по депозитам и введен налог на доходы по вкладам.

Таким образом, нельзя сказать, что Китай не реагирует на экономические вызовы времени. На примере финансовой системы мы видим, что процесс ее реформирования идет, но очень осторожно, с непрерывными оглядками на интересы поддержания стабильности политической системы. Пекин явно соглашается скорее терпеть экономические потери и временную задержку некоторых реформ, нежели породить хотя бы малейшее сомнение в твердости и незыблемости государственного строя и власти КПК. Реформы финансово- банковской системы стали проводиться, по сути, только тогда, когда обойтись без них стало уже невозможно, когда ущерб от "нереформирования" системы стал бы уж слишком велик. Такой подход, возможно, сказывается на темпах экономического роста. Они могли бы быть гораздо выше, если бы руководство страны ослабило политические "вожжи" и в чем-то пошло на риск - прежде всего, на риск усиления зависимости от Запада. Но руководство в Пекине не хочет рисковать и соглашается на перемены только в том случае, когда окончательно убеждается в их полной безопасности для политической ситуации в стране.

ДЕВИЗ - ВЗВЕШЕННОСТЬ И ОСТОРОЖНОСТЬ

Китай не может игнорировать наличие таких объективных факторов международного развития, как экономическая интеграция и азиатский регионализм. Более того, он стремится использовать их для решения внутренних экономических и финансовых задач, вытекающих из курса реформ. Пекин не на шутку испугался возможности распространения нового азиатского финансового кризиса, ежели таковой произойдет, на китайскую экономику и потому поспешил объявить о своей готовности к международному сотрудничеству в подобных критических ситуациях. Кроме того, Китай, как и многие другие развивающиеся страны, рассматривает глобализацию, прежде всего, как возможность получить от развитых стран дополнительные ресурсы. Но он определенно не хочет хоть немного "делиться" с кем-либо суверенитетом и делегировать часть национальных полномочий международным экономическим институтам, как этого объективно требуют процессы интернационализации хозяйственной жизни. По всей видимости, стране еще предстоит пройти непростой путь согласования собственных представлений о глобализации с теми представлениями, что уже сложились в развитых государствах - партнерах Китая.

Для подхода Китая к концепции азиатской регионализации характерна максимальная осторожность. Скажем, поддержав в принципе диалог по проблемам экономического сотрудничества стран АСЕАН плюс Япония, Южная Корея и Китай, Пекин пока ограничил общение с представителями других

стр. 7

стран уровнем заместителя министра финансов, резервируя для себя право не спешить с принятием обязательных решений.

Китай сдержанно отреагировал на предложение Малайзии о создании новой азиатской валюты как альтернативы доллару. Приветствуя введение евро, и признавая гипотетическую возможность превращения японской йены в "базовую" азиатскую валюту, Пекин, тем не менее, продолжает рассматривать американский доллар - сегодня и в перспективе - в качестве главной резервной, расчетной и инвестиционной валюты Китая.

Эта осторожность объяснима. Нынешняя банковская и финансовая система Китая не отвечает пока тем международным и азиатским стандартам, которые позволяют говорить о возможности полномасштабной синхронизации финансовой политики стран АТР и Китая. Реформа же банковской системы в Китае идет медленно и неизвестно, когда китайские финансовые структуры будут готовы к региональной кооперации.

Еще один фактор "повышенной осторожности" - кризис в Косово, заметно повысивший недоверие Пекина к западным партнерам. Китай опасается, не повторит ли Запад "югославский сценарий" в отношении таких болезненных для страны политических проблем, как проблема Тайваня и Тибета. Кризис обострил восприятие Китаем вопроса о соотношении прав человека и национального суверенитета и усилил неприятие самой идеи "делиться суверенитетом" - одного из требований глобализации и регионализации.

Словом, Китай не нашел пока своего места в азиатско- тихоокеанской регионализации. Не полностью готова к координации финансовой и хозяйственной политики на региональном уровне и китайская экономика. Китай, обремененный внутренними социально-экономическими проблемами, не готов взять на себя роль лидера интеграционных процессов в Азии, продолжая выступать в вопросах глобализации и регионализации с позиций развивающейся, а не развитой страны. Хотя не оставляет сомнений: Китай намерен в стратегическом плане играть важную роль в азиатско-тихоокеанской экономической интеграции. Не ясна лишь тактика, которую изберет страна для реализации этой цели - те конкретные действия, которые предпримет Пекин в данном направлении в ближайшие годы.

Из чего прямо следует, что российско-китайское сотрудничество в долгосрочном плане нельзя рассматривать только как изолированный союз двух государств, как некую "ось", "российско-китайский полюс", противостоящий другому "полюсу" или даже "полюсам". Сколь большими бы ни выглядели преимущества тесного сотрудничества Китая с Россией (на самом деле роль и значение такого сотрудничества у нас часто преувеличивается), наш великий сосед, скорее всего, и дальше будет стремиться в основном к азиатской интеграции и к развитию сотрудничества в первую очередь с США и Японией. Отсюда следует важнейший для нас вывод: если Россия хочет действительно быть долгосрочным стратегическим партнером Китая, то ей надо самой стать активным и весомым участником процессов азиатско-тихоокеанской интеграции. Чего пока, к сожалению, нет, как нет у нас пока и своего взгляда на глобализацию мировой экономики и азиатский регионализм, своей концепции создания единой азиатско-тихоокеанской экономики.

Похоже, наши политики очень рассчитывают на то, что в китай-ско-американских отношениях и дальше будет время от времени возникать напряженность, что поможет склонять Китай к более тесному сотрудничеству с Россией и громко заявлять о наличии "стратегического партнерства" между нашими странами. Но на самом деле для Китая в обозримой перспективе гораздо большее значение имеет сотрудничество с государствами АТР, где главную роль по-прежнему играют США, Япония, Южная Корея, американский доллар и японская йена. Следуя таким ориентирам, России трудно рассчитывать на серьезные дипломатические победы на "восточном фронте". Более того, для нашей страны, увы, все более реальной становится угроза быть использованной в неблаговидной роли "российской карты" в моменты обострения отношений между Пекином и Вашингтоном.

НЕДОСЯГАЕМЫЙ КАЛЛИГРАФ ВАН СИЧЖИ

Вершиной всех искусств в Китае считалась каллиграфия. Китайцы ценили в своем письме силу, выразительность и изящество линий, композиционную стройность, сочетание графических элементов.

Знаменитые каллиграфы упоминаются со II века до н.э. Особого расцвета этот вид искусства достиг в IV-V веках, когда были установлены четыре высших качества каллиграфии: шэнь - стиль, полный энергии; ци - сила ударов кисти; юнь - ритм или равновесие; вэй - эстетическое качество. В IV веке жил величайший каллиграф Китая Ван Сичжи. Его каллиграфический свиток "Беседа орхидей", созданный в 353 году, на протяжении веков пытались скопировать многие мастера, но сделать это в полной мере никому не удалось.

"ЧЕТЫРЕ ДРАГОЦЕННОСТИ"

Кисть, тушь, тушечница и бумага считались в Китае "четырьмя драгоценностями", которые имел каждый образованный человек.

Самые ранние образцы бумаги обнаружены в одной из гробниц II века до н.э., а во II веке н.э. китайцы уже использовали тонкую писчую бумагу. Ее лучшие сорта изготовлялись из побегов молодого бамбука. Материалом для кистей служил мех белки, барсука, ласки. Особенно ценились кисти из усиков крысы.

Тушь делали из сажи, получаемой при сжигании сосны или тунгового масла. Сажу в определенных пропорциях смешивали с клеем и заливали в специальные формы. Перед употреблением сухую тушь растирали в специальной каменной тушечнице и разводили водой до нужной консистенции.

Постоянный адрес данной публикации: