Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы Российского Министерства иностранных дел. Серия II (1815-1830 гг.).Т. IV (XII). Март 1 - 821 г. - декабрь 1822 г. М. Наука. 1980. 782 с. Т. V (XIII). Январь 1823 г. - декабрь 1824 г. М. Наука. 1982. 832 с.

Вышли в свет очередные, XII и XIII, тома публикации, посвященной внешней политике России, подготовленные Комиссией по изданию дипломатических документов при МИД СССР (председатель - член Политбюро ЦК КПСС, первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, министр иностранных дел СССР А. А. Громыко) ¹ . Четырехлетие, с марта 1821 г. по декабрь 1824 г., которое они охватывают, приходится на мрачное время существования Священного союза в Европе и аракчеевщины в России. Однако нет причин характеризовать его только в черных красках: стремление союза консервативных монархов повернуть историю вспять под знаменем религии и легитимизма наталкивалось на усиливающееся сопротивление народов.

Революционные процессы охватили тогда Испанию, Португалию, Пьемонт, Неаполь; в России действовали тайные общества будущих декабристов; во Франции росла оппозиция режиму Бурбонов; в Германии крепли ростки движения за объединение страны. В Латинской Америке второе десятилетие шла освободительная борьба под руководством С. Боливара. Тогда же началось освободительное движение в Бразилии, вспыхнуло восстание под водительством Т. Владимиреску в Валахии и произошло событие общеевропейского значения - Греческая национально-освободительная революция 1821- 1829 годов. Разветвленная дипломатическая и консульская сеть России с величайшим вниманием следила за этими событиями и поставляла в Петербург информацию, важность которой ввиду обилия фактов трудно переоценить, хотя они и подавались в реакционном преломлении.

"Дипломатия конгрессов" продолжалась. В публикации приводится много данных об исполнении решений, принятых на конгрессе в Троппау-Лайбахе (Опаве-Люблянах), состоявшемся в октябре 1820 - мае 1821 г., о ходе и итогах конгресса в Вероне (октябрь - декабрь 1822 г.) (XII, N 2, 6, 11, 16, 17, 20, 26, 37, 65, 68, 108, 211; XIII, N 19, 28, 54, 55, 61, 69, 70 и др.). Подробно характеризуются черные деяния Священного союза - интервенция в Италии, разгром революции в Испании, помощь испанскому королю Фердинанду VII, подавлявшему революцию в Латинской Америке. Бдительное око союза следило и за либерально-объединительным движением в Германии (XIII, N 6, 161). Возникают глубокие противоречия между участниками союза; единодушны они были в одном - враждебном отношении не только к революционному, но даже к либерально- конституционному движению. Характерно, что карательные услуги царизма не понадобились ни в Италии, ни в Испании. Революции в Неаполе и Пьемонте были подавлены австрийской армией; двигавшиеся ей на помощь русские войска были остановлены, не дойдя до границы России (XII, N 40, 44); испанскую революцию взялась подавлять французская монархия, во Франции возобладала точка зрения интервенционистской группировки Монморанси - Шатобриана; что касается царизма, то в мае 1821 г. (XII, N 55) он отказался от планов участия в карательном походе

¹ Редакционная коллегия: акад. А. Л. Нарочницкий (отв. ред.), Г. К. Деев, И. С. Достян, В. П. Костылев. Н. Б. Кузнецова, В. И. Мазаев, О. В. Орлик, М. К. Радецкий.

стр. 120

и ограничился прикомандированием к французскому штабу своего наблюдателя (XIII, N41).

Отдавая должное своим компаньонам, Александр I отклонял "честь" считаться "основателем союза", отрицал, что играет "первую роль в европейской политике" (XIII, N 24), и именовал "краеугольным камнем" Союза венский двор (XIII, N 161). Нельзя не упомянуть о том, что в Петербурге были напуганы кровавыми злодеяниями и законами, принятыми посаженной на "прародительский престол" марионеткой Священного союза в Испании Фердинандом VII. Вот характеристики проведенных им мер, взятые из русской дипломатической переписки: "чудовищный акт" (XIII, N 182); "мера, которая повергла бы в траур почти все без исключения семьи" (XIII, N 204). "Уму непостижимы такая жестокость и такая недальновидность, - писал посол в Париже К. О. Поццо-ди-Борго. - ...Заставлять людей признаваться в совершенных ими некогда ошибках, осуждать на смертную казнь тех, кто этого не сделает, и обрекать на такую участь, по приблизительным подсчетам, около 50 тыс. человек было бы если не самым вопиющим актом тирании из всех, когда-либо совершавшихся в этой стране, то величайшим безумием" (XIII, N 226). Однако эти причитания царской дипломатии и преподанные ею в Мадриде советы умеренности (XIII, N 219) не снимают с нее доли вины за то, что Священный союз гальванизировал злого гения испанской реакции.

В рецензируемых томах помещены материалы, касающиеся разногласий между Священным союзом и Великобританией. Они свидетельствуют о том, что действенное сопротивление акциям союза исходило не из Лондона, а от поднявшихся на борьбу народов. В переписке того времени встречается выражение удовлетворения позицией Великобритании в вопросах, являвшихся спорными (например, в связи с английским нейтралитетом в испанских делах. - XIII, N 101).

Изданная переписка показывает резко враждебное отношение царизма к революции в Испанской и Португальской Америке (XII, N 19, 184; XIII, N 40, 44, 75, 104, 120, 147, 159, 166, 168 и др.). Вместе с тем не следует преувеличивать степень возможностей Священного союза, а стало быть, и его активности в подавлении этого движения. В депеше от 9(21) апреля

1822 г. Поццоди-Борго пессимистически оценивал шансы испанского королевского правительства в его борьбе против латиноамериканцев и советовал занять выжидательную позицию, пока другие державы не поднимут этот вопрос (XII, N 168). Обсуждение произошло в Вероне без конкретных выводов. Из публикуемых материалов видно, что у Священного союза не было ни сил, ни средств, ни определенных планов действий. В дискуссиях и депешах обосновывалось "право" испанской короны на ее заокеанские владения; когда же речь заходила об акциях союзников для восстановления ее владычества, дипломатический язык становился невразумительным. Глава российского МИД К. В. Нессельроде утверждал, что "вооруженное вмешательство союза в разногласия между Испанией и ее американскими провинциями" едва ли возможно (XIII, N 147). Латинская Америка стояла на пороге полного освобождения, а европейская реакция все еще обсуждала (апрель 1824 г.), какими могут быть "пределы того содействия", которое она окажет колонизаторам (XIII, N 166); и выяснилось, что помогать испанской монархии союзники будут "посредством наших советов и нашего влияния" и не откажут ей "в моральной поддержке" (XIII, N 168, 185), реальной же угрозы вторжения войск Священного союза в Латинскую Америку не существовало.

В то же время отказ членов этой организации от установления отношений (за исключением торговых) с молодыми латиноамериканскими республиками, враждебные выпады в их адрес - все это создавало почву для рождения доктрины Монро, представленной как оборонительная акция против грозящего вторжения реакционной Европы. Документы обнажают ее сущность, выраженную в формуле "Америка для североамериканцев". Корыстная суть доктрины была очевидна. Генеральный консул в Филадельфии Ф. А. Иванов сопровождал сообщение о провозглашении ее следующим комментарием: "Такая нация не может, видимо, вести себя по-рыцарски в отношении своих собратьев - республиканцев Южной Америки... Англо-американцы никогда не помышляли ни о каком ином содействии освобождению испанских колоний, кроме выражения своей симпатии или продажи им продовольствия и даже военного снаряжения, однако лишь за звонкую монету, без какой-либо скидки" (XIII, N 103). А пока что правительство США

стр. 121

поспешило решить в свою пользу спорные пограничные вопросы с Мексикой, унаследовав, по выражению американского государственного секретаря Дж. К. Адамса, "все территориальные права, какими могла пользоваться Испания на означенном побережье (Тихоокеанском.- В. В.) к северу от 42 градуса северной широты" (XIII, N64).

Понятно, что выраженные в доктрине Монро принципы вызвали недовольство царского окружения. Никакого протеста, однако, не последовало. Решено было "обходить молчанием президентское послание" (XIII, N 141). Традиция поддержания добрососедских отношений с США возобладала. А после получения конфиденциальной записки Адамса от 11 декабря 1823 г., излагавшей те же принципы в приемлемой для Петербурга, не задевавшей его самолюбие форме (XIII, прим. 152), в российской столице успокоились совершенно: обращение Адамса было воспринято как "свидетельство того, какое большое значение Соединенные Штаты придают сохранению дружественных отношений с Россией" (XIII, с. 466).

Представляют большой интерес и вошедшие в оба тома документы, относящиеся к Восточному вопросу. Именно здесь верность охранительным доктринам Священного союза пришла в столкновение с государственными интересами России. Таковыми советская историческая наука вполне обоснованно считает обеспечение неприкосновенности и безопасности южных границ, благоприятного режима черноморских проливов, создание условий для хозяйственного развития Причерноморья ² . На освещаемый в XII-XIII тт. период приходятся десятый, одиннадцатый и двенадцатый годы бесплодных попыток петербургского кабинета добиться, в рамках установленной в 1815 г. в Вене системы международных отношений, признания и осуществления Портой условий Бухарестского мира 1812 года. Он был нарушен Портой чуть ли не по всем пунктам: Сербия не получила предусмотренного договором внутреннего самоуправления, и второе сербское восстание (1815 г.) не сломило упорства турок; Дунайские княжества были обложены незаконными поборами; чинились преграды русскому судоходству через проливы, купеческие корабли обыскивались, на провоз хлебных продуктов был наложен запрет, моряки и торговцы подвергались насилиям (XII, N 58, 59; XIII, N 18, 36, 145). Русское судоходство через Босфор и Дарданеллы резко сократилось, торговцы терпели убытки (XIII, N 51, 89). Наконец, Османская империя не отказывалась и от территориальных претензий.

Попрание интересов Сербии болезненно воспринималось в Петербурге. Это наносило удар традиционной политике покровительства христианским народам Балканского полуострова и подрывало позиции России в регионе. XII том начинается с "Наставления" посланника в Константинополе Г. А. Строганова членам сербской депутации на переговорах с Портой, за которым следует ряд подобных документов, свидетельствующих об усилиях русской дипломатия добиться для Сербии автономии (XII, N 1, 5,66,74, 120, 146, 147, 197).

Положение на Балканах осложнилось, когда весной 1821 г. в Валахии вспыхнуло восстание под руководством Владимиреску, а генерал-майор русской службы А. К. Ипсиланти перешел с отрядом этеристов границу Дунайских княжеств, намереваясь оттуда достигнуть Греции, а в самой этой стране, на полуострове Морея и в архипелаге началось мощное антиосманское движение. Документы ярко рисуют потуги царского правительства примирить "долг" (т. е. верность принципам Священного союза) с интересами. Александр I, которого весть о походе Ипсиланти застала на конгрессе в Лайбахе, под рукоплескание собравшихся там со всей Европы ретроградов осудил его выступление, как и валашское восстание (XII, N 4, 7, 23, 62). Однако надежды на то, что османские власти под влиянием поступавших в изобилии советов из Петербурга прекратят репрессии, оказались самообманом (XII, N 35). Порта же пользовалась бездействием России для того, чтобы творить расправу над повстанцами. Строганов писал: "Не заключалась ли цель их (османских министров.- В. В.) обращения ко мне за содействием лишь в том, чтобы полностью убедиться в безучастности России, а затем, используя ее имя, удержать в повиновении отдаленные провинции" (XII, N 42). Он обнаружил у Порты "лишь стремление к мщению и репрессиям, а единственные средства достичь этой цели она видит в том, чтобы

² Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в. М. 1956, с. 349; Восточный вопрос во внешней политике России. М. 1978, с. 57; Итоги и задачи изучения внешней политики России. М. 1981, с. 4, 140, 213.

стр. 122

опустошить две несчастные провинции (речь идет о Дунайских княжествах. - В. В.) и истребить их жителей" (XII, N 49). То же самое происходило в Греции. Многочисленные протесты российского МИД оставлялись без внимания (XII, N 43, 57, 59). "Вообразив, что Россия не осмелится воевать с нею, Порта принимает все наши демарши за чисто показные", - сообщал Строганов (XII, N 63).

В России росло негодование по поводу творимых репрессий и попирания коммерческих интересов и человеческого достоинства ее подданных. Царское правительство решилось на разрыв отношений с Портой (ноты от 6(18) и 14(26) июля 1821 г., - XII, N 78, с. 224). Документы рисуют попытки царизма побудить "Европу" выступить в поддержку предпринятых им усилий по прекращению кровопролития и защите интересов России. Результат был почти нулевым. Австрийская монархия и Великобритания отстаивали статус-кво, т. е. незыблемость власти Османской империи на Балканах, английский посланник отказался поддержать протесты Строганова в Стамбуле. Более того, представители четырех держав в Турции обратились к грекам с призывом не нарушать евангельских заповедей, не выступать против властей предержащих ³ . Британский министр иностранных дел Р. Каслри (лорд Лондондерри) именовал греков "главными виновниками несчастий, обрушившихся ныне на Восток, и соучастниками всех совершаемых там злодеяний", Грецию - "прибежищем для мятежников всех стран" и высказывался за победу Порты (XII, N 88, 136). Осенью 1821 г. он и австрийский канцлер Меттерних встретились в Ганновере, чтобы обсудить, как удержать Россию от войны с Портой (XII, N 122).

Принесение интересов балканских народов и самой России в жертву принципам Священного союза вызывало недовольство в стране, захватившее и верхушку общества. В МИД происходила борьба мнений. Во главе течения, выступавшего за проведение энергичного, вплоть до военного конфликта, курса, стоял статс-секретарь И. А. Каподистрия выходец с Ионических островов, его поддерживали Ю. А. Головкин, А. С. Стурдза, Г. А. Строганов. Каподистрия упорно отстаивал более решительную линию в греческом вопросе, пытаясь в духе своих умеренно-консервативных взглядов доказать, будто революцию в Элладе можно примирить с легитимизмом, будто она не имеет ничего общего с движениями в Испании и Италии. Его записки Александру I - интересные документы тогдашней общественной мысли относительно исторических судеб Юго-Восточной Европы. Он призывал не допускать истребления тех, "кого Россия обязана защищать в силу договоров", и предлагал перейти к решительным действиям, начиная с занятия Дунайских княжеств (XII, N 91, 95).

Советы Каподистрии были отвергнуты (XII, с. 406). Он с горечью писал: "Все то, что мы говорили на протяжении года относительно важных интересов на Востоке, рассматривается ныне императорским министерством как утратившее силу" (XII, N 179). Каподистрия отказался служить "новой эре" в политике, его карьера оборвалась; в августе 1822 г. греческий патриот отправился в Швейцарию, фактически оставив русскую службу.

Еще более двух лет продолжались бесплодные комбинации царской дипломатии по урегулированию русско-турецких отношений и греко-турецкой войны с помощью европейских держав. Публикация содержит обширные материалы на эту тему. Но ни обращения в Вену, ни посреднические "услуги" британских представителей (XIII, N 91-93, 116, 211, 212, 241) не приносили плодов. В т. XIII помещены ценные документы, рисующие трагическую ситуацию в Греции (N 94, 142, 172, 187). Ряд материалов свидетельствует о бедственном положении сербских, валашских, молдавских, греческих беженцев и помощи им со стороны России (XIII, N 4, 17, 27, 29, 63, 97, 106, 107). Опубликован и меморандум МИД об умиротворении Греции (январь 1824 г.,-XIII, N 122). Он был встречен недоброжелательно греческими борцами за независимость, окрестившими его "нотой с севера", ибо он не содержал признания независимости Греции. Между тем это был первый зарубежный проект, предусматривавший возрождение греческой государственности на территории, значительно большей, чем владения созданного в 1830 г. Греческого королевства, но возрождение в автономной и расчлененной форме трех княжеств.

В переписке 1824 г. уже ощутимо разочарование длившимся 12 лет топтанием на месте в попытках урегулировать мирным

³ Nichols J. S. Hellas Scorned: the Affair of the Ambassadorial Address to the Greeks, 1821,-East European Quarterly, 1976, N 3,

стр. 123

путем и в добром согласии с союзниками Восточный вопрос, недовольство сепаратными англо-австрийскими планами (XIII, N 232). Пользуясь пассивностью царизма, на первые позиции на Ближнем Востоке выходила Великобритания. Признание новым английским министром иностранных дел Дж. Каннингом в 1823 г. Греции воюющей стороной свидетельствовало о намерении Лондона занять прочное положение в новом государстве; Великобритания прекратила участие в общих переговорах с Портой (XIII, N 209). Царь упрекал своего "ближайшего союзника" - венский двор - за содействие британскому "отступничеству" (XIII, N 243). Постепенно в Петербурге зрела мысль о том, что лишь энергичными самостоятельными действиями можно защитить интересы как российские, так и балканских народов. Опубликованная переписка показывает, как медленно, постепенно готовился поворот к более активному курсу России на Балканах. 18(30) декабря 1824 г. русскому послу в Лондоне X. А. Ливену было предписано прекратить всякие сношения с Каннингом по греческим делам (XIII, N 246), а послу в Вене Д. П. Татищеву поручено заявить, якобы от своего имени, что Россия может и самостоятельно завершить то дело, в решении которого союзники не пожелали с ней сотрудничать (XIII, N 243). Реальные интересы брали верх над догматами легитимизма и принципами Священного союза. В XII-XIII тт. имеются материалы об отношениях России и США, касающиеся главным образом деятельности Российско-американской компании и свидетельствующие о развитии ее торговых и колонизационных операций, а также о столкновениях на почве конкуренции (XII, N 15, 34, 97, 112, 114, 123, 186, 193; XIII, N 81). Наиболее важен документ (XII, N 97), излагающий проект привилегий и правил компании, выработанный кабинетом, и записка "О правах россиян на владение пространством Северо-Западной Америки" (XII, N 193). Правительство России проводило в отношении США подчеркнуто миролюбивый и доброжелательный курс (XII, с. 540). В т. XIII (N 158) помещена русско-американская конвенция о мореплавании, рыболовстве, торговле и поселениях на северо-западном побережье Америки от 5(17) апреля 1824 года. Характерно, что Российско-американская компания и министр финансов Е. Ф. Канкрин опротестовали ряд ее положений, считая их ущемляющими интересы подданных России (XIII, N 171,201).

После наполеоновских войн континентальные государства, заботясь о развитии своей промышленности, оберегая внутренний рынок от чрезмерного вторжения британских товаров, вводили повышенные таможенные пошлины. С некоторым запозданием это сделала и Россия (XII, с. 457). Значительный интерес представляет "Записка о неудобствах, проистекающих из нынешних правил внешней торговли" от 19 ноября (1 декабря) 1821 г.: "Всему торговому миру стало труднее найти достаточное количество потребителей, - писал в ней министр финансов Д. А. Гурьев, - и потому он устремил свои взоры главным образом на ту единственную страну, которая допускает ввоз в нее любых товаров без ограничения", т. е. на Россию (XII, N 129). Бил тревогу и Нессельроде: "Сельское хозяйство многих наших губерний приходит в упадок, т. к. его прежние рынки в Европе закрыты для его продуктов из-за запретительных законов: наша зарождающаяся промышленность может вскоре зачахнуть" (XII, N 138); о принятых мерах свидетельствуют документы (XII, NN 151, 161, 162, 170, 195, 199; XIII, NN 30, 62 и др.). Особенно взволнована была введенными в России пошлинами и правилами транзита товаров соседняя Пруссия (XIII, NN 37, 90, 119, 139). Начался нажим со стороны Берлина, увенчавшийся заключением в 1825 г. торговой конвенции.

Приведенные материалы интересны не только в плане внешнеторговой политики царского правительства, но и позволяют судить об отношениях царизма с купечеством и появившейся промышленной буржуазией и о влиянии внешнего рынка на развитие российского капитализма. Огромную значимость имеют документы, свидетельствующие о добровольном вхождении народов в состав Российского государства. Для 1823-1824 гг. это - казахи (т. XIII, NN 10, 15, 16, 154, 173, 229); интересны также материалы о посольстве киргизов Иссык-Кульской котловины (т. XIII, NN 239, 240, 244). Бесконечные междоусобицы, столкновения с соседями, желание обрести "спокойную мирную жизнь", развивать взаимовыгодные торговые отношения - таковы мотивы присоединения к России (т. XIII, NN 15, 154, 173). Входили в ее состав большие территории со значительным населением (например, казахи Средне-

стр. 124

го жуза - 165 тыс. душ мужского пола.- Т. XIII, с. 536).

В томах помещены также отдельные документы, посвященные отношениям России с Царством Польским, Ираном, Швейцарией. Во многих случаях приводимые в указанных материалах сведения о положении в отдельных странах представляют значительную ценность для исследователей истории этих стран, тем более что в ряде случаев национальные архивы по тем или иным причинам (как это произошло, например, в балканских государствах) комплектовались поздно и материалы начала XIX в. в них немногочисленны.

Отечественные архивы хранят огромные богатства документов по внешней политике, что ставит перед публикаторами трудные задачи отбора. Историки, знакомящиеся с рецензируемыми томами, смотрят на вошедшие в них материалы сквозь призму своих профессиональных интересов и, вполне естественно, могут обнаруживать неполноту публикации по интересующим их вопросам. С учетом этой оговорки хотелось бы все же сказать, что составители напрасно ограничились краткой аннотацией документов, подлинно драматических, связанных с началом восстания Ипсиланти (письма Ипсиланти Александру I и Каподистрии Ипсиланти), отослав исследователей к изданиям, ставшим библиографической редкостью. Приведение подобного рода материалов сделало бы более доступным ряд интереснейших документов, характеризующих освободительное движение на Балканах.

Создается впечатление, что степень детальности комментариев несколько снизилась сравнительно с первыми томами, что, впрочем, уже отмечалось по отношению к XI тому ⁴ .

"Внешняя политика России" - издание, в которое вложен неустанный и кропотливый труд специалистов, и ценность его для исторической науки непреходяща.

⁴ Вопросы истории, 1981, N 3

Постоянный адрес данной публикации: