Деятельность журнала "Вопросы истории" в середине 50-х годов была борьбой за восстановление исторической правды, борьбой, развернувшейся с такой силой в наше время. Начальная история этой борьбы представляет значительный интерес. Она позволяет понять механизм торможения перемен, начатых в годы хрущевской "оттепели": система торможения, политика отступлений от курса XX съезда КПСС привели в конечном счете к многолетнему застою.

После смерти И. В. Сталина постановлением ЦК КПСС и решением Президиума АН СССР была сформирована новая редколлегия журнала "Вопросы истории". В постановлении отмечалось, что журнал не обеспечивает развития научных дискуссий, не выступает против культа личности, поверхностно освещает историю советского общества, не ведет решительной борьбы против субъективистских и волюнтаристских извращений в исторических трудах. Главным редактором журнала была утверждена А. М. Панкратова, а ее заместителем Э. Н. Бурджалов.

По своим общественным, научным и человеческим качествам главный редактор и ее заместитель хорошо дополняли друг друга. Анна Михайловна вышла из русской рабочей семьи, прошла школу революционного подполья в Одессе во время деникинщины, затем закончила Институт Красной профессуры, в котором сформировалась как историк рабочего класса России. Ее первые крупные работы - "Фабзавкомы России в борьбе за социалистическую фабрику" (1923 г.), "Фабзавкомы и профсоюзы в революции 1917 года" (1927 г.) - принадлежат к числу лучших исследований по истории советского общества. Она создала школу историков рабочего класса нашей многонациональной страны, ее ученики трудятся во всех республиках Советского Союза. Человек очень демократичный, открытый, доброжелательный, Анна Михайловна была строгой и требовательной во всем, что относилось к делу, к работе.

Э. Н. Бурджалов вырос в трудовой армянской семье, в интернациональном Баку. В 14 лет он уже был одним из вожаков бакинского комсомола. Получил историческое образование в Московском университете. Его первая монография "26 бакинских комиссаров" (1938 г.) до сих пор считается одним из глубоких исследований на эту тему. Бурджалов - участник Великой Отечественной войны. Темпераментный, неутомимый по характеру, он отзывался на самые высокие требования своего времени. И Панкратова, и Бурджалов в 30-е - 40-е годы отдали дань культу личности. Но как честные коммунисты, приняв всей душой курс партии на освобождение от сталинщины, они после этого уже не отходили от этих позиций.

В состав редколлегии вошли Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров,

ГОРОДЕЦКИЙ Ефим Наумович - доктор исторических наук (Институт истории СССР АН СССР).

стр. 69

Н. М. Дружинин, А. В. Арциховский, В. М. Хвостов, Н. А. Смирнов, И. И. Удальцов, И. А. Федосов, П. П. Епифанов. В 1955 г. редколлегия была пополнена. В ее состав вошли С. Д. Сказкин, А. С. Ерусалимский, директор Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Г. Д. Обичкин. Тот факт, что главным редактором была Панкратова, член ЦК КПСС, свидетельствовал о большом значении, которое придавалось единственному в то время общеисторическому журналу.

В кратких записях воспоминаний Бурджалова, которые он продиктовал, уже будучи тяжело больным, своей жене Г. Б. Плоткиной, отразились трудности, сразу же вставшие перед новой редколлегией: "Когда в конце мая 1953 г., - вспоминал он, - мы собрались на шестом этаже издательства газеты "Правда", в большой редакционной комнате, перед нами встал вопрос, как выполнить решение Центрального Комитета. Шестой номер журнала был сверстан, и нам оставалось только подписать его к печати. Однако мы не пошли по этому пути. Пришлось пойти на ломку уже сверстанных статей"¹ . В результате была подготовлена передовая "О некоторых важнейших задачах советских историков". В ней было обозначено общее направление журнала. Было подвергнуто критике состояние изучения истории советского общества и истории КПСС. Отмечалось, что за последние годы по этой проблематике не было издано ни одной крупной монографии. Не было и учебника по истории советского общества для высшей школы. Опубликованные работы зачастую имели описательный характер. В передовой ставилась задача борьбы с культом личности. "Необходимо, - говорилось в ней, - решительно преодолеть эти пережитки народнических, эсеровских представлений, глубоко и всесторонне показывать роль народных масс как решающей силы исторического развития"² . Однако авторы передовой были еще далеки от понимания масштаба задач борьбы с культом личности в исторической науке.

Мучительный путь обновления был очень противоречивым и не скорым. Это очевидно и для настоящего времени, а тогда, в 1953 - 1957 гг., процесс очищения только-только начинался. Предстояло пройти нелегкие испытания, преодолеть догмы, мифы, сковывающие живое восприятие и творческий анализ исторического процесса. Постепенно, шаг за шагом, вырисовывались задачи, поставленные временем. Прежде всего речь шла о разрушении мифов, господствовавших в исторической науке в 30 - 40-е годы. Так как эти мифы в той или иной степени были связаны с образом непогрешимого "вождя всех народов", то научный, критический анализ был направлен на развенчание личности Сталина. Но очень скоро стала проясняться недостаточность, узость такой критики. Причины фальсификации истории лежали глубже - в ошибочной методологии, в неправильных подходах к оценке демократических и национально-освободительных движений, в догматическом толковании роли народных масс, различных классов и политических партий в историческом процессе. Все политические партии, кроме большевиков, рассматривались в литературе как изначально контрреволюционные, а внутрипартийная история большевиков характеризовалась как история борьбы с врагами народа и агентами иностранных разведок в самой партии.

Уже в 1953 - 1955 гг. проявились серьезные изменения в научном направлении журнала. В центре оказалась публикация материалов о творческой роли масс в созидании ценностей духовной и материальной культуры, становлении советской государственности. Произошло значительное расширение Ленинианы, углубился критический анализ пагубного влияния культа личности. На этом фоне казалась анахронизмом публикация статьи о Сталине - "великом продолжателе дела Ленина" (передовая статья в декабрьском номере за 1954 г.). Конечно, это была статья к

¹ Личный архив Э. Н. Бурджалова.

² Вопросы истории, 1953, N 6, с. 5.

стр. 70

75-летию со дня рождения "отца народов". Такие статьи публиковались тогда во многих газетах и журналах. И все же эта статья с восхвалением революционных и теоретических заслуг Сталина свидетельствовала, что освобождение от сталинизма - дело не простое, не решаемое одним актом.

XX съезд КПСС, положивший начало обновлению партии и страны, был знаменательной вехой и для исторической науки. Впервые в истории партийных съездов с его трибуны выступила редактор научного исторического журнала. Голос Панкратовой прозвучал на открытом заседании съезда еще до речи Н. С. Хрущева о культе личности. Она рассказала об уроне, который нанес культ личности исторической науке, об умалении творческой роли народных масс, о серьезном отставании в развитии общественных наук в целом, особенно в изучении советского общества³ . Критически была ею оценена и историко-партийная литература, в которой путь, пройденный партией, изображался как сплошное триумфальное шествие. Историки не решались показывать трудности и по созданию общедемократического фронта борьбы против царизма. Замалчивалась в литературе история отдельных парторганизаций, если во главе их стояли объединенные комитеты большевиков и меньшевиков.

Все неудачи и ошибки в истории советского общества, говорила Панкратова, объяснялись действиями врагов или людей, объявленных врагами, а успехи - талантами отдельных руководителей. Особенно сильно прозвучало в ее речи положение о необходимости критического рассмотрения национально- колониальной политики царизма, раскрытия истории национальных движений, освобождения от стереотипных оценок захватнических войн царской России - как войн всегда справедливых. Актуальна и та часть речи, в которой Панкратова говорила о методах руководства наукой: "Научные вопросы не могут решаться приказами и голосованием... Наука развивается путем свободного обмена мнениями, путем дискуссий"⁴ . Кроме того, она рассказала съезду, что было уже совсем необычным, о конференции читателей журнала, прошедшей в январе 1956 г., на которой состоялось обсуждение назревших вопросов советской исторической науки, повышения ее общественной роли⁵ .

Не пройдет и года, как и эта, и последующие конференции будут преданы анафеме в многочисленных статьях и выступлениях "специалистов" но проработкам. Но этот год все же был наполнен многими встречами работников журнала с читателями, где звучали слова глубокого уважения историков к своему журналу, свободно говорилось о состоянии и задачах исторической науки.

В 1956 г. журнал провел несколько читательских конференций - в Ленинграде, Киеве и др. Конференция в Москве началась в зале Института

³ XX съезд КПСС. Стеногр. отч. Т. 1. М. 1956, с. 619 - 620.

⁴ Там же, с. 625.

⁵ Трехдневная читательская конференция в январе 1956 г. проходила незадолго до XX съезда КПСС. Но дыхание перемен уже сильно ощущалось в докладах Панкратовой и Бурджалова, в выступлениях С. И. Якубовской, И. С. Смирнова, С. М. Дубровского и многих других историков. Звучали требования снять запрет с изучения важных проблем исторической науки, подчеркивалась необходимость освобождения от догм и окаменевших шаблонов. Вместе с тем на конференции в выступлениях некоторых руководителей научных центров отчетливо проявилась приверженность к старому. Так, директор Института истории АН СССР А. Л. Сидоров наряду с правильными замечаниями требовал возобновить критику "космополитических взглядов". Историк КПСС Г. Д. Костомаров возражал против постановки в планах редакции таких тем, как борьба партии против великодержавного шовинизма и местного национализма, считая, что в 1956 г. нет необходимости разрабатывать эти темы. Заведующий кафедрой истории СССР Высшей партийной школы при ЦК КПСС Б. Д. Дацюк упрекал редакцию в том, что она усмотрела в исторической науке тенденцию к лакировке истории. "Такое утверждение не отвечает действительному положению вещей", - говорил он. Именно против таких тенденций вел постоянную борьбу журнал "Вопросы истории" в 1956 г. (Отчет о конференции опубликован в журнале: 1956, N 2).

стр. 71

Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина при ЦК КПСС и закончилась в Институте истории АН СССР. На всех этих конференциях с докладами выступал Бурджалов. Анализ состояния исторической науки, самокритичность, умение выслушивать мнение авторского актива и читателей журнала и вовлекать их в общую работу по перестройке исторической науки неизменно вызывали симпатии большей части аудитории. Именно это ставилось ему впоследствии в вину.

Проходили обсуждения и другого характера. На них не приглашались руководители журнала. Обсуждение превращалось в прокурорско- обвинительный трибунал и сопровождалось требованиями репрессий. Так было на Историческом факультете МГУ и на кафедре истории КПСС Академии общественных наук при ЦК КПСС. На этих "обсуждениях" звучали обвинения в духе 1937 и 1949 гг. в "национальном нигилизме", "ревизионизме". Профессор Д. И. Надточеев заявил, например: "Кто выступает против Сталина, тот выступает против нашей партии". Дело дошло до обвинения журнала в антисоветизме, в "подкопе под партию".

В личном архиве Бурджалова сохранилась копия его записки о состоянии исторической науки, датированная 30 мая 1956 года⁶ . Прошло только три месяца после XX съезда партии, но какие глубокие изменения отразились в этом документе. В нем обозначен круг вопросов, подвергшихся фальсификациям и требующих пересмотра. Если сопоставить речь Панкратовой на XX съезде партии и записку Бурджалова, то ясно видно не только единство взглядов этих двух историков, возглавлявших журнал в 1953 - 1957 гг., но и значительный шаг вперед в развитии исторической мысли, сделанный под влиянием съезда. В записке были определены болевые точки в развитии исторической науки. Дело не только в том, что история фальсифицировалась в угоду "партийным", "государственным" интересам. Все это деформировало историческую память, закрывало дорогу подлинным научным исследованиям.

Пять разделов записки охватывают важнейшие проблемы: вопросы истории КПСС, национально-освободительные движения и колониальная политика царизма, вопросы внешней политики и международных отношений, история общественной мысли, характер руководства исторической наукой. Каждый из разделов содержал последовательную критику сталинских стереотипов и намечал пути их преодоления. Характеризуя направленность историко- партийных работ, записка отмечала тенденцию к лакировке, замалчиванию трудностей, ошибок и поражений. Как отмечалось в записке, в литературе фальсифицировалась история межпартийной и внутрипартийной борьбы, меньшевики и эсеры изображались как агенты самодержавия, а сторонники Троцкого и Бухарина - как платная агентура иностранных разведок. Пройдет совсем немного времени, и именно такая критическая направленность журнала вызовет обвинения в стремлении обелить меньшевиков и эсеров, а также троцкистов и бухаринцев.

Догмы "Краткого курса" и политические клише 30 - 40-х годов не так-то легко было опрокинуть. Записка Бурджалова критиковала искажения истории народничества, забвение ленинских оценок Г, В. Плеханова, сектантские характеристики II Интернационала. В разделе о национально-освободительных движениях отмечались отступления от принципов интернационализма, проявления великодержавного шовинизма и неуважение к правам и интересам народов. Народные движения против царизма объявлялись в литературе реакционными. В этом же направлении искажались вопросы истории внешней политики царской России. Традиции дружбы народов усматривались не в связях революционного и рабочего движения различных стран, а исключительно в союзе правительств этих стран. В то же время не подвергались критике утверждения зару-

⁶ Записка была адресована в ЦК КПСС Д. Т. Шепилову.

стр. 72

бежных фальсификаторов о прямой преемственности советской и царской внешней политики. Советская внешняя политика освещалась поверхностно, ошибки и препятствия на ее пути замалчивались.

В разделе по истории общественной мысли в записке отмечалось, что изучение общественных идей в России изолировалось от Запада, движение социалистической мысли не исследовалось, принижалось значение французского просветительства, немецкой классической философии. Бурджалов особенно подчеркивал необходимость организации обмена мнениями историков: "Нужно общество советских историков, нужна всесоюзная конференция историков. Нужна сеть исторических журналов, в которых на первое место должны быть поставлены дискуссии и обсуждения... В первую очередь необходим специальный журнал по истории партии", - говорилось в записке.

Хотя этот документ принадлежит перу Бурджалова, в нем аккумулированы мысли и идеи широкого круга историков, многочисленных читателей, с которыми у редакции была постоянная "обратная связь". В то же время мы можем рассматривать эту записку как программу работы журнала, программу, которая успешно начала исполняться, но была пересмотрена через год после XX съезда, в марте 1957 года. Большая часть предложений записки претворяется в жизнь в наши дни, а некоторые и сейчас остаются пожеланиями.

Для того, чтобы ощутить резкий перелом в судьбе журнала, перелом, находившийся в полном противоречии с духом и линией XX съезда, нужно представить себе обстановку того времени. Выступления против журнала явились отражением борьбы, которая происходила в верхних эшелонах власти. Хрущев в своих воспоминаниях размышляет: "В течение трех лет (после смерти Сталина. - Е. Г. ) мы не могли порвать с прошлым, собраться с мужеством и решиться поднять покров тайны, скрывавшей от нас правду об арестах, судебных процессах, казнях и произволе, обо всем, что произошло в годы правления Сталина. Казалось, что мы были скованы как цепями своими собственными действиями под руководством Сталина и не могли освободиться от его влияния, несмотря на то, что он был мертв"⁷ .

Этот процесс острой борьбы зафиксирован и в документах июньского Пленума ЦК КПСС 1957 года. "Тт. Маленков, Каганович и Молотов, - говорится в постановлении Пленума, - упорно сопротивлялись тем мероприятиям, которые проводил Центральный Комитет и вся наша партия по ликвидации последствий культа личности, по устранению допущенных в свое время нарушений революционной законности и созданию таких условий, которые исключают возможность повторения их в дальнейшем"⁸ . В. М. Молотов грубо вмешивался в работу редакции "Правды", требуя "прекратить критиковать Сталина". Ссылки ее редактора Д. Т. Шепилова на решения XX съезда партии не произвели впечатления на Молотова, который, видимо, считал, что эти решения можно игнорировать⁹ . Судя по прессе тех дней, такие "директивы" Молотова, а возможно, и других членов его группы не были единичными. По дружной реакции ряда органов печати на материалы журнала "Вопросы истории" можно утверждать, что чья-то властная рука направляла эту кампанию.

Панкратова понимала, что дело заключается в очередной попытке помешать проведению курса XX съезда КПСС. В своих неопубликованных записках она отметила в августе 1956 г., что появление почти одновременно в июне - августе в ряде газет и журналов статей с резкими нападками на "Вопросы истории" "нельзя считать случайным". Она с го-

⁷ Хрущев вспоминает. Лондон. 1971, с. 326.

⁸ КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 8-е. Т. 7, с. 269.

⁹ Вопросы истории КПСС, 1989, N 2, с. 50.

стр. 73

речью писала, что полные передержек и фальсификаций статьи против журнала "мешают осуществлению решений XX съезда в исторической науке"¹⁰ . Общий тезис, объединяющий выступления против журнала: отход от принципа партийности или, еще хлеще, полное забвение партийности исторической науки; под партийностью такие авторы понимали верность сталинской схеме, догмам "Краткого курса".

В передовой "Вопросов истории" (1956, N 3) "XX съезд и задачи исследования истории партии" говорилось: "Культ И. В. Сталина вел к прямому извращению исторической правды. Он возобладал в историко-партийной литературе с появлением в середине 30-х годов антинаучной и вредной брошюры Берии об истории партийных организаций Грузии и Закавказья, построенной на натяжках и прямых фальсификациях. Все прежние работы по истории партии были отброшены. Труды такого крупного историка партии, как Е. М. Ярославский, были взяты под сомнение, авторы других учебников по истории партии - А. С. Бубнов, В. Г. Кнорин, В. И. Невский, Н. Н. Попов - были опорочены и их работы изъяты". Что же ответила на это критика? "Журнал сетует на якобы незаслуженное забвение учебников по истории партии В. Кнорина, А. Бубнова, Н. Попова, В. Невского и Е. Ярославского. Конечно, и в этих учебниках можно найти кое-что интересное, но разве можно противопоставлять их как более пригодные "Краткому курсу истории ВКП(б)", хотя он действительно содержит много ошибок и неточностей?"¹¹ . Из дальнейшего узнаем, что все упомянутые учебники содержат крупные теоретические просчеты - в отличие от "Краткого курса", где всего лишь "ошибки и неточности".

В журнале критиковался упрощенный подход к истории, когда меньшевики изображались как пособники самодержавия и обходился вопрос об объединении большевиков с меньшевиками после 1905 года. Говорилось в передовой статье о недопустимости замалчивания истории объединенных комитетов РСДРП: "Задача историков объяснить, а не замалчивать исторические факты"¹² . На это последовало обвинение, что журнал "Вопросы истории" якобы затушевывает борьбу партии с меньшевиками, троцкистами и бухаринцами.

В другой передовой журнала - "Об изучении истории исторической науки" (1956, N 1) говорилось о необходимости объективно оценивать наследие дворянской и буржуазной историографии. Грозный обвинитель тут же заключал: журнал "на деле не хочет признать за советскими историками права критиковать идейные позиции буржуазных историков".

Нападки на журнал, политические обвинения, основанные на передержках и фальсификациях, особенно усилились после выступления Бурджалова на читательской конференции в Ленинграде 19 - 20 июня 1956 года. Казалось бы, конференция читателей научного журнала - вполне рядовое событие. Почему же ему придавалось такое большое, притом политическое значение? О конференции публикуется разгромная статья в "Ленинградской правде" за подписью некоего А. Александрова. Одновременно об этом событии секретарь Ленинградского горкома КПСС пишет первому секретарю ЦК КПСС. "Сигнал" этот содержит обвинения по адресу журнала в покушении на основы партийной политики¹³ .

Одновременно в ЦК КПСС шли письма крупных ученых, научных сотрудников, в которых выражалось возмущение фальсификаторским характером статьи в "Ленинградской правде" и подчеркивалось большое значение конференции для перестройки исторической науки в духе ре-

¹⁰ Личный архив Э. 11. Бурджалова.

¹¹ Бугаев Е. Когда утрачивается научный подход. - Партийная жизнь, 1956, N 14, с. 66.

¹² Вопросы истории, 1956, N 3, с. 6 - 7.

¹³ С этими документами Бурджалов, как свидетельствуют материалы его личного архива, был ознакомлен в Отделе науки ЦК КПСС.

стр. 74

шений XX съезда КПСС. Событие перерастало в серьезную конфликтную ситуацию, в которой необходимо было более детально разобраться.

Статья в "Ленинградской правде" под названием "За подлинно научный подход к вопросам истории. К итогам читательской конференции журнала "Вопросы истории" появилась 5 августа 1956 г., то есть через полтора месяца после конференции. Чем же объяснить такую "неоперативность" газеты? Ждали "сигнала", а он прозвучал только в конце июля 1956 г. в вышедших почти одновременно редакционной статье журнала "Коммунист" "За творческую разработку истории КПСС" (1956, N 10) и в уже упомянутой статье Е. Бугаева "Когда утрачивается научный подход".

А. Александров утверждал в статье, что Бурджалов в своем докладе на конференции поставил меньшевиков "в один ряд с большевиками", "приписал журналу заслуги, которые в действительности принадлежат партии", "огульно охаял историческую науку и ее кадры" и т. п. Некоторые руководящие работники Ленинградского горкома КПСС и Института истории партии при нем, присутствовавшие на конференции, никак не высказали публично своего несогласия с докладом Бурджалова, а после конференции, особенно после появления статей в московских и ленинградских органах печати, развернули проработочную кампанию не только против докладчика, но и против активных участников читательской конференции.

Статья в "Ленинградской правде" вызвала протесты ученых Ленинградского отделения Института истории (ЛОИИ) АН СССР, историков высших учебных заведений, Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова- Щедрина и других научных центров. Эти протесты интересны тем, что они передают атмосферу, царившую на читательской конференции, накал страстей вокруг нее и тот бесцеремонный нажим, который был предпринят административным аппаратом, чтобы дискредитировать журнал. В письме ленинградских историков - академика В. В. Струве, М. П. Вяткина, К. Н. Сербиной, А. А. Фурсенко, С. Н. Валка, С. И. Аввакумова, Б. В. Ананьича, Р. Ш. Ганелина, Н. Е. Носова и других был дан детальный анализ работы конференции и подчеркивалось, что статья в "Ленинградской правде" свидетельствует "о явной недобросовестности автора", так как содержит передержки, фальсификацию стенограммы. Статья представляет собой "пример окрика, столь характерного в то время, когда получил распространение культ личности. Эта статья не соответствует духу решений, принятых XX съездом КПСС. Она не помогает, а мешает осмыслению всего того, что было сделано и делается советской исторической наукой в развитие задач, поставленных XX съездом КПСС". Письмо было направлено в Отдел науки ЦК КПСС, в Ленинградский обком КПСС и в редакцию "Ленинградской правды"¹⁴ .

Резкий протест вызвала эта статья у научного коллектива Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Письмо-протест, посланное Хрущеву и в редакцию "Правды", подписали Д. Н. Альшиц, Т. П. Воронова, Н. Н. Розов, Т. Н. Копреева и другие. Характерен заголовок этого письма-отклика: "С позиции лжи, оружием дубинки". В сопроводительном письме от 5 сентября 1956 г. на имя Панкратовой авторы подчеркивали: "Несмотря на всеобщий протест, который вызывает статья А. Александрова среди историков, знающих, как тенденциозно он исказил факты и в чем суть этой его тенденции, до сих пор на нее нет надлежащего ответа"¹⁵ .

Между тем журнал продолжал свою работу, располагая поддержкой широкой общественности. Внимательный наблюдатель общественно-политической жизни в СССР, корреспондент газеты итальянских коммунистов

¹⁴ Личный архив Э. Н. Бурджалова.

¹⁵ Там же.

стр. 75

Дж. Боффа писал в "L'Unita" (23 октября 1956 г.): "Кто из отрядов советской интеллигенции быстрее всех, можно сказать, со стремительностью долго преграждавшегося плотиной потока, ответил на призыв XX съезда партии о борьбе против догматизма и за обновление политического и социального мышления, так это несомненно историки". И далее: "Журнал "Вопросы истории" стал за последние месяцы одним из самых интересных периодических органов: здесь выдвигаются новые идеи, публикуются смелые исследования, разгораются живые дискуссии". Полемику, которая развернулась между "Вопросами истории" и другими органами печати, Боффа рассматривал как положительное явление, оговорившись: пока она не пресекается авторитетными выступлениями¹⁶ .

Это "пока" очень скоро было перечеркнуто. Вокруг журнала создалась атмосфера травли, усилившаяся после известных событий осенью 1956 г. в Венгрии и Польше. Статьи против журнала появились в "Правде", снова в "Коммунисте" и в "Партийной жизни", в журнале "Марксистско-ленинское образование". Но журнал продолжал борьбу. Свои протесты в связи с многочисленными выступлениями печати против журнала Панкратова и Бурджалов направили Хрущеву, "Шепилову, зав. Отделом науки ЦК В. А. Кириллину, первому секретарю Ленинградского обкома КПСС Ф. Р. Козлову, редактору газеты "Ленинградская правда". Ответ был получен только от "Ленинградской правды". По поводу этого ответа Панкратова с горькой иронией писала Козлову, что полную передержек и фальсификаций статью А. Александрова редактор газеты назвал "вполне выдержанной и благожелательной". "С каких это пор так стали характеризоваться клеветнические измышления?" - спрашивала она. Упомянув о письме ленинградских ученых, Анна Михайловна заключала: "Я настаиваю на публикации этих материалов". Никакого ответа не последовало.

В это трудное для журнала время огромное значение имела моральная поддержка коллег и читателей. Вот что писал Н. М. Дружинин 5 января 1957 г. Панкратовой. Он отметил, что по состоянию здоровья не мог быть на собрании Отделения истории, где обсуждалась работа журнала. "Очень грущу, - писал он, - что не смогу поддержать общий правильный курс журнала, отвечавший основным постановлениям XX съезда КПСС". Дружинин писал, что в журнале были отдельные ошибки, связанные с пережитками концепции М. Н. Покровского. "Но я считаю, - продолжал он, - что эти ошибки были частностями, а главное - широкая и смелая постановка вопросов, преодоление прежних недостатков, связанных с культом личности, более интенсивное и углубленное освещение советского периода, обширная живая информация - бесспорное достижение журнала. "Вопросы истории" стали более живым, ведущим, боевым органом, хотя в отдельных случаях были оплошности и перегибы... От души желаю, так же, как и многие читатели-историки, чтобы общий правильный курс журнала сохранился на будущее время"¹⁷ .

В ходе нагнетания кампании против журнала все большую активность проявляли те, кто в решениях XX съезда КПСС видел смертельную угрозу для себя, а выдавал этот свой страх за угрозу для партии, для страны. А так как идейные столкновения пересекались вокруг имени и деятельности Сталина, то именно по вопросу о культе личности и разгорелась борьба вокруг журнала. В центре критики оказался Бурджалов, нападкам подверглась его статья "О тактике большевиков в марте-апреле

¹⁶ Политическое значение завязавшейся борьбы раскрыто в ряде зарубежных исследований (см. напр.: Labedz L. Soviet Historiography between Thaw and Freeze. In: The Soviet Cultural Scene 1956 - 1957. Lnd. - N. Y. 1958; Fainsod M. Soviet Russian Historians or: The Lesson of Burdzhalov. - Encounter, vol. XVIII, March 1962: Rewriting Russian History. N. Y. 1962; Heer N. W. Politics and History in the Soviet Union. Cambridge (Mass.). 1971).

¹⁷ Архив АН СССР, ф. 697 (А. М. Панкратова), оп. 3, д. 227, л. 5.

стр. 76

1917 года" (1956, N 4). Основная идея этой статьи заключалась в правдивом раскрытии состояния большевистской партии на переломном этапе истории России, значения ленинских Апрельских тезисов. В статье говорилось об ошибках и колебаниях части партийных лидеров: - Л. Б. Каменева и Сталина.

Но такая направленность статьи входила в противоречие с мифами, созданными Сталиным, с сокрытием занятой им ошибочной позиции (условная поддержка Временного правительства). Сегодня кажется не столь уж значительным вопрос о том, ошибался ли Сталин в марте - апреле 1917 г., выдвигая этот тезис. Тем не менее именно этот вопрос и в начале 30-х, и в середине 50-х годов оказался исходным для атак сталинистов на историческую науку. Есть нечто мистическое в том, что на различных переломных этапах развития исторической науки неожиданно возникал все тот же вопрос о позиции Сталина в марте - апреле 1917 года. И дело тут вовсе не в том, как оценить конкретный исторический факт, - в свое время Сталин и сам признал ошибочной ту свою позицию. Дело заключалось в том, что историков и партию в целом заставляли забыть это признание Сталина, вычеркнуть его из памяти якобы в интересах партии, в интересах по-сталински понимаемой партийности. Вот почему статья Бурджалова была встречена в штыки.

И главный редактор журнала и ее заместитель достойно держались, несмотря на политические обвинения; они действовали в полном согласии с остальными сотрудниками редакции и опирались на их поддержку. Трагично звучит письмо Панкратовой, написанное 8 марта 1957 г., через день после заседания Секретариата ЦК, решившего судьбу журнала, и за день до постановления ЦК о журнале. Письмо было адресовано товарищам по работе в редакции. "Неожиданно попала в Кремлевскую больницу, - писала она, - так как у меня был "криз мозговых сосудов" на почве высокого давления. Основа Вам ясна - нервное перенапряжение"¹⁸ . То, что Анна Михайловна так деликатно назвала "нервным перенапряжением", предвещало скорый смертельный исход. На заседании Секретариата 6 марта 1957 г., которым руководил М. А. Суслов и на котором докладывал П. Н. Поспелов, члену ЦК, главному редактору журнала даже не дали возможности рассказать о его работе.

Вот как об этом писала Анна Михайловна, тревожась за подготовку передовой в очередной номер: "Из моего выступления (не состоявшегося по существу, так как я его не произнесла) надо кое-что использовать... Посмотрите все статьи, в которых нас критиковали,.. но не берите из них то, что не соответствует истине. У нас и без того немало ошибок, чтобы еще прибавлять то, чего не было". Из этого письма видно, до чего довели Анну Михайловну травля журнала и ход обсуждения его работы на Секретариате ЦК. Но очевидно и другое: при всем том она не была сломлена и, находясь в тяжелом состоянии, продолжала думать о журнале и не собиралась признавать ошибки, которых не совершала ни редколлегия, ни она как редактор журнала.

Мы располагаем текстом непроизнесенного выступления Панкратовой на Секретариате ЦК КПСС. Из этой записи видно, что она признала слабости и упущения в работе журнала, но тут же продолжала: "Но мы не можем признать обвинений,.. будто бы в журнале была какая-то особая линия и что эта линия была порочной и антипартийной... Мы боролись за реализацию указаний XX съезда и ЦК КПСС о борьбе с догматизмом, за творческий марксизм, с глубокой и искренней убежденностью, с большим рвением и увлечением, потому что считали, что, только идя по этому пути, мы можем обеспечить подлинный расцвет советской исторической науки".

Какие же ошибки признавала Анна Михайловна? "В нашей работе

¹⁸ Личный архив Э. Н. Бурджалова.

стр. 77

после XX съезда была излишняя торопливость и нередко недостаточная обоснованность в суждениях и обобщениях. В нашей критике были также элементы горячности и односторонности, вызванные желанием поскорее обратить внимание на наши серьезные недостатки и ошибки. Далее она отметила, что критику в печати работники журнала "восприняли как попытку некоторых историков остаться на старых позициях и затормозить перестройку в соответствии с указаниями XX съезда". Конечно, при этом Панкратова отметила как ошибку, что она "не прислушалась в достаточной мере к сигналам партийной печати"¹⁹ . Таков был ритуал; без признания хоть какой-либо части критики нельзя было надеяться на понимание.

Поспелов расчетливо выбрал для главного удара Бурджалова. Инициатор многих смелых выступлений журнала, человек, популярный в среде научной общественности, должен был подвергнуться остракизму в первую очередь. Поспелов попытался оказать давление на Панкратову с тем, чтобы она отмежевалась от Бурджалова, взвалив на него ответственность за мнимые ошибки журнала. Но она не предала своего заместителя. С тем большим ожесточением обрушился Поспелов на него. Это отразилось в постановлении ЦК КПСС от 9 марта 1957 года. В нем Бурджалов "удостоился" нескольких специальных упоминаний, и как нарушитель принципов коллективного руководства, и как автор статей, и как докладчик на конференциях читателей, где он "под видом критики культа личности Сталина... старался выпятить роль Зиновьева в 1917 году" и т. д. и т. п.

По заметкам к выступлению Бурджалова 6 марта 1957 г. видно, с какой болью и горечью воспринял он сложившуюся вокруг журнала обстановку. В его архиве сохранились эти заметки к выступлению на Секретариате (по всей вероятности, тоже непроизнесенному). Заметки передают позицию руководителей редакции в момент решения судьбы журнала. Вот некоторые фрагменты этих заметок: "Каждый, кто внимательно читает журнал, не может придти к выводу, будто мы ведем какую-то вредную порочную линию. Мы руководствовались решениями XX съезда, постановлением ЦК о борьбе против культа личности, в меру своих сил и понимания стремились проводить их в жизнь. Мы исходили из того, что нам не надо ждать особых директив по конкретным историческим вопросам, что надо руководствоваться решениями XX съезда, и мы следовали этому".

"Говорят, что мы скатились на позиции объективизма и отступили от партийности. Нет! Этого не было. Объективность не есть объективизм. Правдивое, объективное изложение событий это и есть партийное изложение событий". "Вопрос о дружбе народов у нас до сих пор носил чисто парадный характер. Это результат нарушений ленинских принципов интернационализма". Упомянув о некоторых выступлениях против журнала и назвав их клеветническими, Бурджалов спрашивал: "Почему сегодня поставлен вопрос только о наших ошибках, а не поставлен также вопрос о клеветниках?", "Почему ни на одно письмо об этом - к тов. Хрущеву, Поспелову, Суслову, Шепилову - я не получил ни одного ответа?"

В марте 1957 г. было опубликовано постановление ЦК КПСС "О журнале "Вопросы истории", датированное 9 марта. В постановлении говорилось: "ЦК КПСС отмечает, что журнал "Вопросы истории" за время после XX съезда КПСС опубликовал ряд содержательных материалов по отдельным вопросам исторической науки. Вместе с тем журналом были допущены теоретические и методологические ошибки, имеющие тенденцию к отходу от ленинских принципов партийности в науке". В постановлении негативно оценивался ряд статей журнала, особенно статьи и

¹⁹ ААН, ф. 697, оп. 2, д. 84, лл. 810, 811.

стр. 78

выступления Бурджалова. Критике подверглись и некоторые редакционные статьи (1956, NN 1 и 7), в которых, как говорилось в постановлении, журнал якобы "по существу ориентировал советских историков на ослабление борьбы с буржуазной идеологией, историографией. Обращает на себя внимание, что журнал устранился от критики ревизионистских и националистических выступлений, получивших особое распространение в югославской печати"²⁰ . Этим же постановлением Бурджалов был освобожден от работы в журнале; последовало "перетряхивание" и всего основного редакторского состава.

Конечно, после XX съезда КПСС, в 1957 г. защищать Сталина открыто было уже невозможно. Но и терпеть попытки журнала восстановить историческую правду о положении в партии - тоже казалось опасным для дальнейшей жизнеспособности догматов о партийности науки в сталинском их понимании.

Не получив ответа на свои письма Хрущеву, Суслову, Шепилову, Козлову, Анна Михайловна в отчаянии написала секретарю ЦК и МГК КПСС Е. А. Фурцевой. Письмо содержало протест против клеветнических обвинений в адрес журнала. В этом письме, за три недели до разгрома журнала, Панкратова писала: "Обвинения против журнала ложные и демагогические. В журнале нет ни одной статьи, ни одного положения, которые можно было бы квалифицировать как антипартийные, порочные, и тем более - троцкистские"²¹ .

Наиболее откровенные выступления в таком роде прозвучали на Историческом факультете Московского университета. Доцент Патрикеев предложил такое понимание вопроса: "Партийность это есть партийная целесообразность". Профессор Н. В. Савинченко размышлял в том же духе: "Отправляясь на поиски правды, всегда и везде нужно блюсти интересы партии"²² . Выступавшие на собрании Истфака МГУ прямо заявляли, что нельзя допустить пересмотра истории индустриализации и особенно истории коллективизации. На страницах некоторых центральных журналов эти откровения получили дальнейшее развитие. Постепенно сложилась формула: критикуя ошибки И. В. Сталина, партия "одновременно берет его под защиту от нападок ревизионистов и заявляет, что она не отдаст имени Сталина врагам"²³ .

Новая редколлегия "Вопросов истории" стала трактовать вопрос о культе личности в духе неосталинизма, когда культ осуждается, но сам Сталин превозносится как спаситель партии и Отечества²⁴ : "При всей тяжести допущенных И. В. Сталиным ошибок нельзя, однако, рассматривать его деятельность только через призму этих ошибок. Это было бы извращением действительной истории партии, в свете которой И. В. Сталин предстает как выдающийся марксист-ленинец, сыгравший крупнейшую роль в разоблачении и разгроме врагов партии и борьбе за торжество ее дела". Так говорилось в передовой "За ленинскую партийность в исторической науке"²⁵ . Авторы передовой не преминули, конечно, сослаться на слова Хрущева: "В основном же, в главном, - а основное и главное для марксистов-ленинцев это защита интересов рабочего класса, дела социализма, борьба с врагами марксизма- ленинизма - в этом основ-

²⁰ Справочник партийного работника. М. 1957, с. 381. Данное постановление не вошло в издание "КПСС в резолюциях". Ныне очевидно, что давно назрел вопрос и о его формальной отмене (см. Два наследства. - Коммунист, 1989, N 9, с 47).

²¹ ААН, ф. 697, оп. 2, д. 83, л. 6.

²² Стенограмма обсуждения работы журнала "Вопросы истории" на Истфаке МГУ, январь 1957 года. Личный архив Э. Н. Бурджалова.

²³ Партийная жизнь, 1957, N 6, с. 15.

²⁴ Панкратова фактически не принимала участия в работе редколлегии нового состава. Третий номер журнала за 1957 г. вышел тогда, когда она находилась в больнице, а четвертый, апрельский, был подготовлен и подписан в печать через полтора месяца после ее смерти - 6 июля 1957 года. В перечне состава редколлегии в этом номере ее фамилия уже не указана.

²⁵ Вопросы истории, 1957, N 3, с. 10.

стр. 79

ном и главном, как говорится, дай бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин".

И все же пружина XX съезда КПСС еще действовала. Вскоре после разгрома группы Молотова, Маленкова, Кагановича некоторые из назревших вопросов организации исторической науки были разрешены. Был создан журнал "Вопросы истории КПСС", журналы "Новая и новейшая история", "История СССР". Были созданы новые научные центры исторической науки.

Отступления от политики XX съезда КПСС были не такими уже редкими в годы хрущевской "оттепели". Потепления не раз сменялись заморозками, особенно в идеологии, науке, культуре, литературе и искусстве. Уже в июне 1957 г. группа Молотова, Маленкова, Кагановича попыталась провести поворот в сторону неосталинизма. Поворот был сорван, группа Молотова - Маленкова - Кагановича потерпела поражение. Впереди был XXII съезд КПСС. Но впереди был и 1964 г. и два десятилетия застоя.

Смерть Панкратовой (25 мая 1957 г.) последовала через два месяца после разгрома редакции "Вопросов истории". Бурджалов перенес еще годы несправедливых преследований, нелепых обвинений. В то же время это были годы интенсивной творческой работы над главной книгой его жизни - двухтомной монографией по истории Февральской революции в России. В этом исследовании он развил те же мысли, которые защищал в своих статьях о марте-апреле 1917 года. В этом сказались его мужество и сила преодоления, проявившиеся в годы тяжелой болезни, начало которой относится к 1957 году. А его исследование²⁶ получило признание в советской историографии и в мировой исторической науке, в частности переиздавалось в Польше и США.

Публикуемая ниже стенограмма доклада Бурджалова на читательской конференции в Ленинграде 19 - 20 июня 1956 г. представляет значительный интерес. И доклад, и выступления участников обсуждения свидетельствовали, что идеи XX съезда КПСС нашли подготовленную почву. Материалы конференции раскрывают большую работу, развернутую редакцией "Вопросов истории", широту ее замыслов, самокритичность в оценке допущенных ошибок. Доклад Бурджалова, его заключительное слово и ответы на записки ранее не публиковались. Отчет о выступлениях участников конференции был опубликован в 1956 г. (Вопросы истории, 1956, N 7. Здесь вместо 19 - 20 июня 1956 г. названа ошибочная дата конференции - 19 - 20 мая).

²⁶ Бурджалов Э. Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. М. 1967; его же. Вторая русская революция, Москва, Фронт. Периферия. М. 1970.

Постоянный адрес данной публикации: