25 - 26 мая 2000 г. в Институте Дальнего Востока РАН состоялась шестая всероссийская научная конференция "Философия Восточноазиатского региона (Китай, Япония, Корея) и современная цивилизация". На конференции был обсужден комплекс актуальных историко-философских проблем, связанных прежде всего с вопросами цивилизационной специфики и межцивилизационного взаимодействия, которые приобретают в последние годы все большую научную и практическую значимость. В ходе дискуссии также поднимались важные методологические проблемы, касающиеся изучения мировоззренческих основ дальневосточных культур в сравнении их с западными культурами.

Во вступительном слове директора ИДВ РАН, чл. -кор. РАН М.Л. Титаренко отмечалось, что на пороге третьего тысячелетия представители гуманитарного знания во всем мире проявляют возрастающий интерес к восточным культурам и цивилизациям, их роли в духовном развитии человечества и мировом цивилизационном процессе. Это вполне закономерно, поскольку современная история все более убедительно демонстрирует огромную роль духовного начала в развитии человечества. Пути решения насущных проблем современности, к которым в первую очередь относятся взаимодействие человека и природы, взаимовлияние и взаимодополняемость культур, зависят от знания исторического и духовного опыта народов. Это знание позволяет судить об особенностях национальной и социальной психологии, о механизме действия традиций в любой сфере человеческой деятельности, дает возможность через осознание прошлого адекватно понимать настоящее и предвидеть будущее.

М.Л. Титаренко отметил также, что на пороге третьего тысячелетия в научных дискуссиях стало больше уделяться внимания надвигающемуся глобальному кризису техногенной цивилизации и в связи с этим - вопросам сохранения здоровой экологической обстановки для жизни людей.

Современный образ жизни, ориентированный на максимизацию прибыли в любом производстве, оказался фатально разорительным для природы и подлинной культуры (противостоящей "масс-культуре"): поддержание той и другой для него, как правило, "не рентабельно" с позиций "рыночной" цивилизации. Данный способ жизни создает иллюзию природно-культурного благополучия, угрожая превратить окружающий ландшафт в пустыню, прежде всего духовную.

Вполне естественной реакцией на подобное утилитарное, потребительское отношение к жизненным ценностям является все более обостряющееся внимание к проблеме создания новой конструктивной этики отношений человека и общества, человека и окружающей среды - в эпоху кризиса техногенного мира. На передний план выходит острая необходимость рассматривать отдельно взятого индивидуума как личность, как некую живую целостность, творческую индивидуальность, а не "стандартизировать" его путем превращения в потребительского

стр. 140

и технократического "солдатика" ("винтика"). Необходимо учитывать интеллектуальную и поведенческую автономию индивида, важную роль духовного начала в процессе его формирования и становления. Подобная переориентация, по мнению М.Л. Титаренко, требует пересмотра ценностных ориентиров человеческой жизни и деятельности, включения новых элементов в систему "воспроизводства" людей (характер и воспитания и образования, отношения к окружающему миру, способы поддержания социального единства и др.).

М.Л. Титаренко подчеркнул особую ответственность философов в процессе решения этой задачи: они должны видеть мир в его целостности. Многие проблемы современной международной жизни требуют философского осмысления и создания интеллектуальной основы для более широкого взаимопонимания, взаимоуважения народов и взаимодействия их культур. Таким образом, философия призвана сыграть очень важную роль в сохранении этнической, духовной и физической идентичности человека. Философия как часть духовной культуры любого народа является неотъемлемой составляющей всей духовной деятельности человеческого сообщества. В большинстве стран и регионов философия выступает в качестве идейно-теоретической и методологической основы духовной сферы.

Выступление А.Е. Лукьянова (ИДВ РАН) "Палингенезис в китайской философии" было посвящено рассмотрению чрезвычайно интересной и актуальной проблемы - проблемы "начала" и "рождения" философии, занимающей центральное место в современной историко-философской науке. Анализ проводился в ракурсе мифогенной и гносеогенной концепций по формуле "от Мифа к Логосу", указывающей на историческую направленность развития философии от прошлого к будущему, с одной стороны, и на мировоззренческо- познавательную направленность - от религиозного мифа к рационалистическому Логосу, с другой. Выступавший коротко перечислил основные трудности, с которыми сталкивается западная историко-философская наука при рассмотрении вышеуказанной тематики. Главная проблема состоит в том, что философия, все далее уходя от своего начала, теряет собственные ориентиры и критерии самоидентификации именно как философия. В то же время, пользуясь только рационалистическими познавательными средствами, она из живой мистерии мифа и мифологии выносит лишь формальный схематизм некоторых застывших парадигм, не схватывая полноту объемного живого архетипа мифологоса. Эта модель закладывается в стилистику западного мышления.

Собственно поэтому, по мнению А.Е. Лукьянова, тайна рождения философии может быть разгадана только в контексте восточного (китайского) мировосприятия, генерирующегося на архетипе у син культуры Дао. Из этого мифологического пульсара Дао берут начало три направления китайской философии: конфуцианство, которое развивается в бесконечный Логос и представляет собой рационалистическую ветвь, направленную как и западная философия в будущее, но с постоянной ориентацией на древность; ицзиновское учение - философия постоянного настоящего; даосизм - направление обратного рационализма в собственном определении, развивающееся в бесконечный миф. Именно этот "обратный ход" даосизма, в отличие от "прямого хода" конфуцианства, и составляет палингенезисную ветвь китайской философии. В связи с этим выступавший особо подчеркнул, что в даосизме обнаруживается новый тип палингенезисной духовной цивилизации, основанный на стремлении спасти людей и вещи, возвращая их к "сокровенному истоку".

В заключение А.Е. Лукьянов отметил, что изучение палингенезиса в китайской философии есть новое направление в историко-философской науке.

Доклад В.Ф. Феоктистова (ИДВ) был посвящен рассмотрению новых интерпретаций проблемы личности в традиционной китайской философии, в частности в конфуцианстве. Он отметил, что анализируемая проблема в последнее десятилетие являлась предметом оживленных дискуссий, а подчас и ожесточенных споров философов как в Китае, так и за его пределами. Этот спор вылился в столкновение двух точек зрения.

Одна из них, восходящая к Гегелю, утверждает полное отсутствие в китайской философии понятия и, соответственно, концепции самостоятельной личности, субъективного, творческого "я", определяя китайскую философию как отрицание "я", как философию "самоотрицания", проповедующую модель "полого (т.е. пустого) человека", по выражению Гегеля. В связи с этим В.Ф. Феоктистов отметил, что эта точка зрения и поныне находит своих приверженцев в среде китаеведов - ее придерживаются видные западные синологи Д. Манро, Р.Р. Эдвардз, М. Элвин, К.К. Янг, а также большинство современных китайских ученых.

стр. 141

Вторая точка зрения, относящаяся к последним десятилетиям XX в. и представленная взглядами двух крупных американских синологов- философов - Р. Эймса и Чэн Чжунъина, - принципиально противоположна изложенной выше. Признавая социальный аспект определения личности в конфуцианской философии, они отстаивают наличие в китайской классической модели личности индивидуального содержания, которое отнюдь не противоречит ее социальному смыслу: он (этот смысл) лишь служит условием самореализации личности, ее раскрытию как индивидуальной ценности.

Докладчик особо выделил подход к вышеуказанной проблеме Чэн Чжунъина. В работе "Теория конфуцианского "Я": самосовершенствование и свободная воля в конфуцианской философии" ¹ он рассматривает вопрос о личности как бы изнутри самого человека, из его природных, внутренних свойств, что позволяет увидеть проблему в новом освещении, придает ей антропологическое звучание. В этой связи В.Ф. Феоктистов подчеркнул, что исследование Чэн Чжунъина служит ярким примером того, как можно осмыслить и развить на современном уровне философского знания древние идеи конфуцианской философии - при этом не вкладывая в сознание их авторов современные понятия, а лишь продолжая их мысль.

Обобщая результаты проведенного анализа, В.Ф. Феоктистов пришел к заключению, что указанные две точки зрения американских синологов убедительно не только показали существование в традиционной китайской философии концепции личности, но и вскрыли ее глубокий рационализм, признали в ней творческую индивидуальность и внутреннюю саморефлексию, как необходимое условие самореализации личного "я".

Проблему самореализации и самосовершенствования личности в философской системе конфуцианства рассмотрела З.Г. Лапина (ИСАА при МГУ) в докладе "Многообразие форм и единая сущность процесса совершенствования человека". По ее мнению, раскрытие глубинного слоя текста "Лунь юя" ("Суждения и беседы") в контексте пяти аспектов благодати (пяти постоянств, кит.: у чан' гуманности-человечности, долга-справедливости, доверия, знания-разумности, ритуала'), пяти качеств личности (кит.: у ши 'достойный облик, покоряющая речь, острое зрение, тонкий слух и проницательное мышление'), совершенствование которых и есть процесс выявления в ней благой силы дэ, на примере самооценки Конфуция свидетельствует об экологической целостности китайской культуры. Космос обусловливает структуру личности, знания, культуры и текста, творимых личностью, выявляет степень совершенства их автора. Суть китайской культуры во всех ее проявлениях, по мнению докладчика, заключается в совершенствовании личности, в выявлении в человеке его первозданной природы, дарованной Небом.

Исследованию одного из пяти постоянств, а именно понятия человечности (кит.: жэнь) в философии Чэн Хао (1032 - 1085) посвятила свое выступление А.Б. Калкаева (ИДВ). Большинство неоконфуцианцев, и Чэн Хао в том числе, осознавали свою задачу как продолжение "пути Конфуция" и возвращение к истинному смыслу конфуцианской классики. В связи с этим докладчику представилось целесообразным рассмотреть концепцию человечности у Чэн Хао в контексте сопоставления с этическими и гносеологическими построениями конфуцианского "Четверокнижия" (кит.: сы шу).

Основываясь на анализе философской системы неоконфуцианства, она пришла к выводу, что жэнь является центральным понятием его категориального комплекса. При этом человечность рассматривается и в этическом, и в онтологическом плане. Важнейшим аспектом этого понятия, по мнению А.Б. Калкаевой, является психологический аспект: жэнь включает в себя и понимание, и любовь. Более того, в философских учениях неоконфуцианцев человечность служит важным фактором вписывания человека в природный и социальный космос. Подробно проанализировав основные интерпретации понятия жэнь в раннем даосизме, в конфуцианском "Четверокнижии" и собственно в философии Чэн Хао, выступавшая пришла к заключению, что Чэн Хао, с одной стороны, следует "Четырем книгам мудрецов" ("Лунь юй", "Мэн-цзы", "Да сюэ" и "Чжун юн"), развивая учение "Чжун юна" и "Мэн-цзы" об организующей роли человека в мировом пространстве. С другой, он соединяет его с элементами даосской концепции человечности. Всеобъемлющую характеристику понятия жэнь философ дает в "Очерке о познании человечности". Главное значение понятия человечности для него заключалось в способности человека к полноценному контакту с универсумом.

А.Б. Калкаева обратила внимание присутствующих на тот факт, что, строго говоря, в "Очерке" повествуется не о человечности как таковой, а об отношении субъекта познания к

стр. 142

человечности. В связи с этим докладчик отметила, что гносеологию Чэн Хао можно назвать интуитивистской в отличие от предыдущих эпох, когда центральное место в этических концепциях занимал человек, стремящийся к познанию и постижению человечности. Согласно китайскому философу, тот, кто стремится к познанию человечности, должен быть просветлен, а сердце его не должно быть ленивым. В этом контексте А.Б. Калкаева отметила особое значение сосредоточения или медитации для достижения жэнь в философской системе Чэн Хао.

Выступление Е.Г. Калкаева (ИДВ) "Дао и его атрибуты" было посвящено категории Великого Предела в истории китайской философии до династии Юань (1271 - 1368) и собственно в философской системе Шао Юна (1011 - 1077), изложенной им в трактате "Предел-владыка, правящий миром". Докладчик высказал интересную точку зрения о том, что отношения между Дао и категориями, маркированными иероглифом "Тай", нельзя считать тождеством. Эти категории обычно можно определить как атрибуты Дао. Среди них выделяются понятия, имеющие более широкое поле значений (Тай Цзи и Тай И), чем другие (как правило, указывающие на отношение Дао к сущему на протяжении космогенеза). Невозможно также отождествлять эти категории друг с другом, так как они, обозначая разные атрибуты Дао, обладают своей спецификой.

Исследованию сложной и сугубо специфической проблемы периодизации и порядка расположения глав трактата "Гунсунь Лун-цзы" (IV-III вв. до н.э.) было посвящено выступление Н. Л. Кварталовой (ИДВ). Она отметила актуальность рассматриваемой ею темы для понимания внутренней логики текста. Проанализировав существующие точки зрения относительно структуры трактата, Н.Л. Кварталова заметила, что нет никаких исторических фактов, подтверждающих ту или иную концепцию, поэтому все построения опираются исключительно на понимание идей текста. По мнению докладчика, если трактат действительно представляет собой часть цельного произведения, а не является чем-то вроде сборника статей, то в нем можно выделить две смысловые части: семиотическую (главы 2, 5, 6) и онтологическую (3, 4 и 6). Главу 6 можно отнести к любой части, она является переходной.

Стремление установить происхождение и выявить смысл названия произведения, именуемого коротко "И" ("Перемены") или более полно - "Чжоу и" и "И цзин" ("Книга перемен"), легло в основу выступления А.И. Кобзева (ИВ РАН) "Смысл "Перемен" и перемены смысла". Докладчик отметил, что наиболее древнее и простое обозначение "И" может быть понято как минимум трояко: "легкость", "изменчивость" и "неизменность". Рассмотрев различные версии и интерпретации происхождения и расшифровки "многосмысленности" иероглифа "м" западными и китайскими учеными, он отметил, что уже в древности китайские ученые предпринимали попытки этимологическим путем выявить основной смысл термина "м". С этой целью они возводили его к изображению ящерицы или хамелеона, воплощающих идею изменчивости.

Наряду с проблемой формирования некоей единой мировой цивилизации, а вместе с ней и единой мировой философии, сегодня в научных кругах интенсивно обсуждается также вопрос о синтезе культур Востока и Запада, и о создании глобальной этики человечества. В этом контексте большое внимание уделяется проблеме соединения учения христианства с традиционной культурой Востока. Отдельные аспекты этой проблемы были проанализированы Л.В. Ломановым и И.А. Костецкой (оба - ИДВ).

Выступление А.В. Ломанова было посвящено исследованию трактовки китайской философии в работе "Подлинный смысл Небесного Господа" (кит.: "Тяньчжу шии"), принадлежавшей перу итальянского иезуитского миссионера Маттео Риччи (кит.: Ли Мадоу, 1552 - 1610). В упомянутом трактате он попытался соединить идею христианского воспитания и самовоспитания человеческой личности с конфуцианской заботой о моральном самосовершенствовании. Опираясь на древнекитайскую классику, Риччи отвергал нигилистические мотивы даосов, равно как и пантеистические тенденции в буддизме и неоконфуцианстве династий Сун (960 - 1279) и Мин (1308 - 1644). Разрушая привычный для китайцев дух религиозного синкретизма, он провозгласил: истина может быть только одна, и содержится она в христианстве. Риччи цитировал много китайской классики, и хотя его истолкования лежали вне общепринятого в Китае контекста, по мнению А.В. Ломанова, в целом это способствовало обозначению точек соприкосновения между китайской традицией и христианством. Докладчик отметил, что признание Матео Риччи совместимости древнекитайских понятий Шанди ("Всевышнего Владыки") и Тянь

стр. 143

(Неба) с христианским понятием Бога трактуется ныне как "величайшая заслуга" катехизиса и "главный вклад Риччи в китайско-христианский диалог".

Под несколько иным углом зрения проблема взаимопроникновения традиционных восточных религиозных учений и религий Запада была проанализирована в докладе И.А. Костецкой "Конфесиональный фактор в современном южнокорейском обществе". Она отметила, что актуальность рассматриваемой темы определяется научным интересом к феномену религии как организующему началу общественной жизни. По заключению докладчика, отношения "религия и государство", "религия и власть", "религия и идеология", "религия и политика" при всей их глобальности следует рассматривать в конкретных контекстах определенных культур. В связи с этим исключительное значение приобретает вопрос о роли и месте традиционных религий в восточном обществе, а также о их взаимодействии с западными учениями, становящимися все более популярными. Особое внимание И.А. Костецкая уделила рассмотрению модификации устоявшихся в Южной Корее духовно- этических норм и традиций под воздействием западных религиозных учений, а также сопряженной с данным процессом внутренней трансформации социального развития. Докладчиком также были поставлены вопросы о совместимости ценностей учения Конфуция с политическими традициями Запада, о синтезе конфуцианства и христианства, традиционализма и западничества в политической культуре Южной Кореи.

Подводя итоги обсуждения возможности взаимодействия религиозных учений Запада и Востока и их влияния на современную социальную, экономическую, политическую, духовную жизнь, И.А. Костецкая пришла к заключению, что рассматривать восточную религию и культуру в качестве "преодоления" западной религии и культуры вряд ли возможно. Это может привести к еще большему противостоянию между ними. Другое дело, что в каждом конкретном обществе должен доминировать тот тип религиозных учений и культурных традиций, который присущ ему изначально. Но это вовсе не означает неприятия чужой культуры. В настоящее время возникает необходимость создания нового, адекватного современной цивилизации мировоззрения, учитывающего ее реалии, акцентирующего взаимовлияние, взаимопроникновение и взаимоуважение культур, подчеркивающего идеи взаимного восприятия передовых достижений при сохранении самобытности этноса.

В докладе В.С. Кузнецова (ИДВ) "Суждения мусульманских богословов Китая о природе человека" был затронут еще один аспект взаимодействия китайской духовной культуры с инокультурной религиозной традицией, а именно - становление и развитие исламской философии в Китае. По мнению выступавшего, общее понятие "китайская философия" обезличивает такое своеобразное явление, как мировоззренческие взгляды мусульман Китая. Пребывание их под властью немусульманина-правителя, вынужденная привязка к ханьскому культурному полю и отсутствие устойчивых и постоянных контактов с мусульманским миром - таковы основные факторы, обусловившие становление и развитие мировоззрения мусульманских богословов Китая. Докладчик отметил, что поскольку это была по своей природе религиозная философия, то ее не могли не занимать проблемы природы человека и этики. В связи с этим он подчеркнул, что мусульманские богословы усвоили психологию и этику конфуцианцев и нео-конфуцианцев (учения Чжу Си), но трансформировали их в соответствии с духом заповедей исламской веры.

Проблема возможности синкретизма с инокультурной религиозной традицией, трансляции идей из одной культуры в другую также легла в основу выступления Д.Г. Главевой (ИДВ) "Распространение буддизма в Японии. Синто-буддийский синкретизм (VI-XII вв.)". В данном случае речь шла о взаимодействии и взаимовлиянии двух восточных религий - синтоизма (комплекса древнейших мифологических и религиозных представлений японцев) и буддизма, пришедшего в Японию в китаизированном варианте.

Д.Г. Главева выделила несколько основных моментов рассматриваемой проблематики:

1) исследование пути взаимодействия и взаимовлияния, идейного контакта местной духовно-культурной добуддийской традиции и собственно буддизма, укоренившегося на японской почве; 2) выявление степени устойчивости добуддийского мировоззренческого стереотипа и пределов его ассимиляции; 3) описание механизма формирования синто-буддийского взаимопроникновения. Она отметила, что анализ процесса становления и развития синто-буддийского синкретизма на Японских островах составляет один из аспектов основной проблемы культурной адаптации буддийского учения к местным условиям того или иного региона. Именно взаимоотношения

стр. 144

с конкурирующими религиями в достаточно большой степени определяли будущее буддизма в данной стране, характер его приспособления к традиционным ценностям, а также его трансформацию в конкретной ситуации. Докладчик также обратила внимание присутствующих на тот факт, что выделение и описание стереотипов синто-буддийского синтеза на наиболее раннем этапе их формирования (VI-VIII вв.) позволяют с большей точностью ответить на многие вопросы, возникающие в ходе изучения истории и культуры Японии последующих периодов, в том числе и новейшего времени. Так, именно синто-буддийский синкретизм лег в основу поведенческих реакций японцев на иноземное влияние - проблема, с которой приходилось сталкиваться в различные исторические эпохи любому народу и государству, особенно островному.

Д.Г. Главева особо отметила, что сам факт осуществления синто-буддийского синкретизма, помимо обусловивших его объективных и субъективных факторов социально-политического, географического, культурного характера, следует рассматривать и как своеобразную попытку примирения двух форм мировосприятия - синтоистской ("внешней") и буддийской ("внутренней"). В связи с этим она подчеркнула специфику видения мира в синтоизме и буддизме. Возможность взаимопроникновения двух инокультурных религиозных учений была рассмотрена ею как результат недуального восприятия мира, лежащего в основе обеих форм миропредставления.

Особенности духовно-философской культуры Японии, в том числе и религии синто, были рассмотрены в докладе Е.С. Бакшеева (ИСАА) "Категории сакрального и нуминозного в традиционной японской культуре". Исследование было основано преимущественно на анализе архаичного мировоззрения японцев, в частности их представлений о сакральном и нуминозном. Выступавший также обратил внимание присутствующих на активное использование в современной японской культуре таких традиционных концептов, как кокутай (национальная сущность), ямато-дамасии и ямато-гокоро (традиционный японский дух), нихон-но кокоро (сердце/душа Японии).

Выявлению того, каким образом восточная культурная традиция, в частности конфуцианская, не только сама сохраняется в эпоху глобальных политико- экономических перемен, но и служит гарантом "жизнеустойчивости" японцев, способствуя при этом быстрой модернизации и индустриализации страны, был посвящен доклад Д.С. Шнейвас (ИДВ) "Конфуцианские корни японского менеджмента". По ее мнению, конфуцианство, возможно, оказывает большее влияние на японцев, нежели любые другие традиционные религии и философии. В связи с этим было отмечено, что наряду с всеобщим принятием современной науки, современных концепций прогресса и роста, универсальных этических принципов и демократических идеалов и ценностей, в общественной и повседневной жизни японцев заметны такие типичные конфуцианские черты, как убежденность в том, что правительство в своей основе нравственно, придание особого значения межличностным отношениям и лояльности, достижению гармонии и консенсуса в организации общества, а также образованию и усердной работе. Япония синтезировала и адаптировала к современным нуждам конфуцианские подходы к семье, трудовому коллективу, государству. И именно в способности приспосабливать конфуцианские традиции к реалиям сегодняшнего дня Д.С. Шнейвас видит одну из основных предпосылок впечатляющих успехов японского менеджмента. Его особенности были выявлены в ходе проведенного анализа. В заключение своего выступления докладчик отметила, что именно японская конфуцианская традиция должна опять доказать свою ценность и актуальность в преодолении проблем, с которыми в настоящее время сталкивается Япония.

С.А. Горбунова (ИДВ) рассмотрела некоторые попытки интерпретации буддийской доктрины в соответствии с идеологией нового китайского общества. Она отметила, что в условиях разрушения традиционного монастырского устройства к началу 60-х годов отчетливо проявились попытки адаптации буддийского канона к социалистической идеологии. Главный аргумент радикально настроенных буддистов сводился к тому, что отдельные буддийские концепции являются научными и даже в какой-то степени сопоставимыми с идеями марксизма. По их определению, буддизм - в социальном плане современная и прогрессивная, базирующаяся на науке религия. Особенно выделялись такие стороны буддийского общежития, как демократичность и коллективистские традиции, что, как казалось, сближало их с коммунистическими идеалами. Это сходство между буддизмом и марксизмом в свою очередь в своей идеологической работе стремилось использовать и руководство КПК. С другой стороны, в ходе своего

стр. 145

выступления С.А. Горбунова пришла к заключению, что в рассматриваемый период в условиях открытого осуждения любых религиозных воззрений декларативное согласие буддистов на интерпретацию буддийского учения в соответствии с социалистической идеологией являлось одним из механизмов самосохранения и общественной адаптации религии в те годы. Вместе с тем докладчик подчеркнула, что буддисты не пошли дальше декларативных заявлений относительно интерпретации учения.

В своем сообщении "Первая кампания по "идеологическому перевоспитанию интеллигенции" (1951 - 1952)" В.Н. Усов (ИДВ) продемонстрировал средства и методы "промывки мозгов", которые стали активно использоваться в дальнейшем. Сущность этих методов сводилась к тому, чтобы путем массированного и длительного психологического нажима вынудить интеллигенцию публично "вывернуть наизнанку" свою душу, покаяться во всех политических, идеологических и моральных прегрешениях, отбросить свое "самомнение".

Выступление Т.В. Шайковой (ИДВ) было посвящено рассмотрению проблемы социального контроля в современной китайской социологии. Она проанализировала статью китайского ученого Ян Гуйхуа "О контроле для себя и контроле в себе социальной системы", в которой автор излагает свою оригинальную концепцию социального контроля, соединяющую структурный и деятельностный подходы к обществу. Ян Гуйхуа считает, что на современном этапе цивилизационного процесса изучение проблемы самоконтроля общества потребовало появления новых методов и подходов, ранее неизвестных социальной науке. По его мнению, идея социального контроля пережила три этапа своего становления - социологический, теории контроля и социальной философии. На первых двух - основное внимание уделялось исправлению индивида, нарушившего рамки закона, обеспечению социального порядка и практическому применению теории контроля в жизни общества. На этапе социальной философии необходимо, определив роль и место социального контроля, механизм взаимодействия контроля в себе и контроля для себя, попытаться объяснить процессы, ведущие к стабильности политической системы и нормальному функционированию социалистической рыночной экономики.

На конференции также был рассмотрен весьма интересный и актуальный вопрос о необходимости пересмотра ценностных ориентиров человеческой жизни и деятельности, о своеобразной экологизации и экогармонизации человеческого бытия. Основной тезис, лежащий в основе обсуждения этой проблемы, состоял в том, что без соответствующего преобразования, а затем и отказа от "рыночно"-потребительской модели и выработки новых этико- экологических заповедей человек в конце концов уничтожит среду своего обитания и, следовательно, самого себя.

В то же время было подчеркнуто, что новая этика не должна оставаться только на уровне декларации, ее необходимо вписать в рамки поведения (культурные представления) людей, в хранимую и передаваемую ими традицию. В этом контексте особый интерес вызвал доклад Е.В. Бирюлина (ИДВ) "Изменения философских подходов к природопользованию в Китае и позиция Сюй Дисиня". Прежде всего выступавший отметил, что формирование в Китае в течение многих веков традиционных исторических подходов к философским основам охраны окружающей среды, природы невозможно свести к логически одновременному, взаимоувязанному стандартному блоку. Это сложное и противоречивое длительное повествование, в большой степени определившее пути развития крупнейшего этноса планеты.

Тем не менее, по мнению докладчика, можно выделить некоторые доминанты, постоянные развития. В условиях первых экологических кризисов древнего времени только китайцы выработали почти правильный философский подход к проблеме треугольника "земля-человек-государство", заключающийся в том, что земля - основа этого треугольника и она не будет разрушаться в том случае, если будет идеально обрабатываться человеком, каких бы мускульных усилий это не стоило. Государство должно быть сильным и централизованным и обеспечить сохранность и неизменность этого порядка. Однако, по мнению докладчика, и эта развитая философская база, сформированная китайцами, в основных аспектах природопользования содержит кардинальные ошибки, прогрессирующее нарастание которых привело к весьма тяжелым и даже катастрофическим последствиям.

В ходе своего сообщения Е.В. Бирюлин проследил эволюцию философии природопользования в Китае с древних времен и до начала 1990-х годов. Докладчик отметил огромный вклад выдающегося китайского ученого- энциклопедиста Сюй Дисиня в формирование системы современных научных основ философского обоснования экологической политики в КНР.

стр. 146

В своем докладе "Китаизированная экософия К. Маркса" К.И. Шилин (ИСАА) предпринял попытку осветить творчество этого мыслителя с позиции общих интересов Китая - России - мира. Он также попытался сформулировать схему нормативного прогноза будущего развития Китая с учетом тех глобальных перспектив достижения общей гармонии человечества с биосферой, которые дает экософия К. Маркса. В связи с этим К.И. Шилин отметил, что сами китайцы, а вслед за ними и российские китаисты и синологи Запада в своих научных изысканиях основной акцент делают на истории, на прошлом, практически игнорируя их связь с будущим. По его мнению, экософия, в частности экософия К. Маркса, снимает этот разрыв и сдвигает акцент на будущее, нормативный прогноз будущего развития Китая - России - мира.

На конференции было представлено несколько интересных выступлений по литературоведению. В.Ф. Сорокин (ИДВ), продолжая исследование эстетических воззрений ведущих представителей китайской литературы первой половины XX в. (доклады об эстетике раннего Лу Синя, Мао Дуня, Ху Фэна), отметил, что на этот раз предметом его научных изысканий стала эстетика "непосредственного восприятия" в трудах Чжу Гуанцяня (1897 - 1986) - главного представителя того течения, которое китайская наука относит к "буржуазному идеализму". Докладчик уточнил, что в первые десятилетия своего творческого пути Чжу относил себе к сторонникам "интуитивистской эстетики" (кит.: чжицзюэ мэйсюэ) итальянского неогегельянца Бенедетто Кроче (1866 - 1952). Но термин "интуиция" многозначен, он включает в себя и такие понятия, как "инстинкт", "бессознательное", которые Чжу Гуанцянь относил к "аномалиям". Поэтому, по мнению В.Ф. Сорокина, предпочтительным представляется буквальный перевод китайского чжицзюэ как "непосредственное восприятие", которое в психологии эстетики предшествует "выражению" (кит.: бяосянь).

Докладчик проанализировал основные моменты концепции "непосредственного восприятия" Чжу Гуанцяня, отметив при этом характерное для нее фактическое приравнивание эстетического восприятия к творчеству: воспринимаемые художественные явления становятся частью собственного духовного мира человека, в них отражаются индивидуальные особенности его личности в их изменчивости. Непосредственное восприятие образа есть творчество, наслаждение произведением искусства есть тоже творчество. Конечно, этот вид творчества (внутреннего, "для себя") отличается от "выражения-творчества", как бы направленного вовне, "для всех", завершающегося созданием произведения искусства. В заключение В.Ф. Сорокин подчеркнул, что Чжу, в отличие от участников литературного объединения "Творчество", не стал говорить о классовой обусловленности искусства, о "выражении интересов трудящихся масс". Эго подход к творчеству был лишен политической окраски.

Доклад А.Н. Желоховцева (ИДВ) был посвящен рассмотрению периодов трансформации китайской культуры. Он отметил, что китайская культура общепризнанно является отдельным и обособленным потоком в общемировом культурном пространстве. Собственно поэтому, в ходе многочисленных сравнений Китая с Европой, с Индией, или с античным миром, Китай всегда выступает как явление самодостаточное и самостоятельное. По мнению докладчика, Китай обособлен, но не настолько, чтобы не испытывать влияние окружающей культурной среды. Какова же степень этого влияния, и в каком периоде своего развития находится в настоящее время китайская культура - этот вопрос лег в основу исследования А.Н. Желоховцева, построенного на анализе статьи Ся Чжао в журнале "Синьхуа вэньчжай" (1999, N4).

В заключение А.Н. Желоховцев отметил, что в настоящее время Китай стремится избавиться от всякого следа былой культурной изоляции и обособленности. Китайцы готовы активно влиться в единый поток мировой культуры, что приводит к появлению таких гибридных форм, как китайская литература на английском языке, активно создаваемая китайскими авторами, обосновавшимися в англоязычных странах. В то же время было подчеркнуто, что активная трансформация китайской культуры в нечто кардинально новое является длительным историческим процессом.

Работа конференции способствовала творческому обмену мнениями и идеями, уточнению ряда вопросов, возникающих при рассмотрению специфики мировоззренческой и общественной мысли, а также ее исторической трансформации в странах дальневосточного региона. Доклады отличались тематическим разнообразием: своеобразие китайской философии и культуры, история взаимоотношений религии и государства в Южной Корее и Японии, проблема культурной адаптации буддизма на японских островах. Всех выступавших объединяло стремление

стр. 147

осмыслить суть того или иного феномена и явления в целостном контексте духовной культуры Востока.

Таким образом, в процессе работы конференции были намечены новые пути комплексного историко-философского, историко-культурного, текстологического, источниковедческого исследования специфики внутренней структуры дальневосточной "картины мира", систем социальных и моральных ценностей, стереотипов поведения, психологии, мышления.

ПРИМЕЧАНИЕ

¹ См.: Китайская философия и современная цивилизация. М., 1997, с. 63 - 91.

Permanent link to this publication: