Книга старшего преподавателя кафедры истории СССР периода капитализма МГУ кандидата исторических наук Н. И. Цимбаева отвечает давно назревшей потребности в монографическом изучении крупнейших представителей славянофильства. На-

стр. 135

учное обобщение применительно к столь сложному идейному образованию, каким было славянофильство, невозможно без учета индивидуального своеобразия и эволюции его творцов и пропагандистов.

Выбор темы открывал перед автором широкие возможности для самостоятельных творческих решений, но одновременно выдвигал такие проблемы, окончательное решение которых в одном исследовании едва ли осуществимо. В самом деле, ни русская дореволюционная, ни советская историография не знает аналогичных попыток целостного освещения политической биографии И. С. Аксакова. А она в известном смысле уникальна. И прежде всего, потому, что, сформировавшись как личность в семье, ставшей одним из главных очагов классического славянофильства 40 - 50-х годов XIX в., И. С. Аксаков намного пережил его основных теоретиков - И. В. Киреевского, А. С. Хомякова, К. С. Аксакова. На его долю выпала роль душеприказчика помещичьей антикапиталистической утопии в самый неблагоприятный для нее период ускоренного крестьянской реформой развития буржуазных отношений в России. Аксаков-публицист находился в самой гуще идейной борьбы во время первой (на рубеже 50 - 60-х годов) и второй (конец 70-х - начало 80-х годов прошлого столетия) революционных ситуаций.

Обращение к такой фигуре требовало от исследователя большой смелости. Прежде всего он оказался перед необходимостью мобилизации огромного фактического материала и трудоемких архивных разысканий. Неизбежен стал и выход на проблемы далеко не локального и узкобиографического характера. Наиболее важные из них: взаимоотношения славянофильства и либерализма, специфика славянофильского либерализма, определение социальной базы славянофильского общественно-политического идеала в пореформенный период, судьба славянофильской доктрины после 1861 г., причины и время ее умирания. Сложность исследовательской задачи состояла еще и в том, что сам объект изучения нуждался не в одной, а одновременно в нескольких системах измерения. Аксаков-славянофил постоянно требовал соотношения его взглядов как с теоретическим наследием основоположников школы, так и с находившимися в движении воззрениями Ю. Ф. Самарина, А. И. Кошелева, Ф. В. Чижова, которые вместе с ним составляли славянофильский круг в пореформенную пору. Аксаков-либерал, эволюционирующий вправо, мог быть верно понят и истолкован только в связи с другими течениями общественного движения и, конечно же, с отношением к правительственному курсу.

Научная значимость рецензируемой работы определяется прежде всего ее источниковой оснащенностью. Впервые в литературе так широко представлена публицистика Аксакова, газеты которого оставили заметный след в истории русской журналистики второй половины XIX века. В научный оборот обильно вводится неопубликованный эпистолярный материал, извлеченный из личных фондов деятелей славянофильской ориентации. Богато представлена и мемуаристика, в том числе неопубликованные дневники Ф. В. Чижова, Е. А. Черкасской, А. А. Киреева. Автор выступает как тонкий и вдумчивый истолкователь весьма разнохарактерных документов. Об этом свидетельствуют и содержание источниковедческого раздела и те, например, доказательства, которые приведены в пользу датировки аксаковской статьи "Самодержавие не есть религиозная истина..." концом 60-х годов XIX века (стр. 211).

Нацеливаясь в основном на характеристику роли Аксакова в общественной жизни пореформенной России, автор, разумеется, не мог обойти молчанием вопросы формирования его мировоззрения и общественно-политической позиции в 40 - 50-х годах XIX века. В книге справедливо отмечается, что вопреки своей, несомненно, славянофильской закваске Аксаков долгое время не мог принять многих сторон славянофильского учения и не был принципиальным противником западничества. Сомнения и колебания в отношении славянофильской ортодоксии были преодолены им только на рубеже 50 - 60-х годов XIX века. В чем же, по мнению автора, заключалась причина превращения Аксакова в правоверного славянофила? "В условиях обострения классовой борьбы вокруг крестьянского вопроса, нарастания революционного движения в массах, складывания революционной ситуации, - пишет Н. И. Цимбаев, -Аксаков быстро теряет налет радикализма, свойственный ему в 1855 - 1857 годах. В обстановке резкого размежевания идейных течений И. С. Аксаков не мог более занимать неясную, двойственную позицию. В непреклонном следовании славянофильским догмам он видел возможность наиболее полно рас-

стр. 136

крыть свои общественно-политические идеалы" (стр. 64). Представляется, что автор, находясь в общем-то на верном пути, несколько спешит с утверждением об утрате Аксаковым радикализма. Ведь наивысший взлет его, если строго следовать концепции книги, еще впереди, в конце 60-х годов XIX века. Уже из этого следует, что славянофильство не было помехой аксаковскому радикализму. Пересмотр же прежнего отношения к наследию старших славянофилов, как нам кажется, произошел потому, что революционная ситуация и крестьянская реформа вернули славянофильству в глазах либерала Аксакова ту самую ценность, в которой он до того сомневался. Религиозно- философские настроения приобретали актуальность как противовес материализму революционной демократии. Социальный идеал казался теперь достижимым и должен был гарантировать классовый мир.

Отправной точкой анализа общественно-политической позиции Аксакова в 60-е годы XIX в. служит автору аксаковская теория "общества". Она имеет ключевое значение, ибо дает возможность оспорить традиционный взгляд на Аксакова как человека, совершенно чуждого теоретической работе, отказаться от оценок славянофильства "как идейного направления, обладавшего раз и навсегда заданными свойствами, неспособного к глубоким изменениям в ходе общественного развития" (стр. 169). В самой непосредственной связи с этой теорией находится и вопрос об отношении Аксакова к самодержавию. Н. И. Цимбаев, несомненно, прав, когда полемизирует со своими предшественниками, игнорировавшими вклад Аксакова в разработку социологических представлений славянофильства. Очерк теории "общества", имеющийся в книге, является, по существу, первой попыткой обстоятельной характеристики тех изменений, которые претерпела историко-социологическая схема славянофилов в 60-х годах прошлого века. Однако автору не удалось избежать известной переоценки значения аксаковского "довеска". "Общество" приобретает в книге чересчур самодовлеющий характер, начинает играть не роль дополнения к двучленной формуле К. С. Аксакова "народ - государство", а превращается в совершенно самостоятельный элемент. Новая категория выражала, по мысли автора, более высокий уровень оппозиции самодержавию и была в некотором смысле альтернативой идее союза "земли" и "государства". Н. И. Цимбаев вообще склонен рассматривать все моменты разочарования в "самодержавной инициативе" через призму новой теории.

Разумеется, в теории "общества" нашли отражение факт политической активизации самих славянофилов, стремление опереться на более широкие общественные слои. Но определяющим здесь было все-таки стремление продлить жизнь славянофильской социальной утопии, приспособить старую социологическую схему к новым историческим условиям. Рухнуло крепостное право, разводившее "народ" и "государство", дистанция между ними начала сокращаться. "Обществу" и надлежало предотвратить опасность поглощения государством народной стихии. Поэтому более верно было бы говорить не о "пересмотре славянофильской социологической схемы", а о попытке ее органического дополнения и укрепления. Примечательно, что Самарин, исходивший из идеи союза "народа" и "государства", не находил в теоретических разработках младшего Аксакова ничего, что бы противоречило его собственным убеждениям, и с похвалой отзывался о них. Не менее показательно и то, что практическое требование земского представительства выставлялось в 1863, 1881 - 1882 гг. Аксаковым вне всякой зависимости от новой теории.

Автор зачастую смешивает между собою собственно теоретический аспект с оценками, которые Аксаков в разное время давал реальному состоянию русского общества. Последние, естественно, менялись. Это создает у читателя обманчивое впечатление частых изменений в самой теории "общества", хотя, как утверждает Н. И. Цимбаев, разработка ее закончилась в 1862 году.

Несомненной творческой удачей автора являются разделы, посвященные издательской деятельности Аксакова в 60-е годы XIX века. Они содержат большой материал, который существенно расширит имеющееся представление об Аксакове - издателе и журналисте. Анализируя аксаковскую газету "День" (1861 - 1865 гг.), автор верно пишет, что ей не суждено было стать коллективным органом славянофильской группы. Прежнее единство последней все более уступало место весьма заметным расхождениям по ряду вопросов общественно-политического развития пореформенной России. Многое в этом процессе дифференциации в славянофильской среде подмечено автором безошибочно и тонко. Но есть и спорные суждения. Так, несколько натянутым выгля-

стр. 137

дит противопоставление "буржуазности" Аксакова дворянской по духу программе Самарина и Кошелева (стр. 90, 93). Думается, что в руках у Н. И. Цимбаева оказался бы гораздо более надежный ориентир, если бы он за исходный пункт распадения славянофильского течения принял те расхождения, которые обозначились уже в период подготовки крестьянской реформы. Противостояние самаринской и кошелевской концепций реформы со всеми вытекающими отсюда последствиями во многом определяло характер отношений между славянофильскими деятелями.

Особый интерес представляет раздел об Аксакове периода издания "Москвы" (1867 - 1868 гг.). Приведенные здесь данные о его сотрудничестве с московским купечеством и составляют фундамент главной мысли работы. Суть ее в следующем. В 60 - 70-е годы XIX в. Аксаков пытается расширить социальную опору славянофильства. Зародившись как течение либерально-помещичье, оно в интерпретации Аксакова "приобретает черты буржуазного учения, приспособленного к нуждам богатого купечества" (стр. 257). Но уже в середине 70-х годов XIX в. он отказывается от надежд на купечество как ведущую силу "земства" и приходит к выводу, что оно для этого недостаточно консервативно. К тому же времени приурочивается окончательный отказ Аксакова от теории "общества", отход его от либеральной оппозиционности самодержавию и как следствие всех этих перемен - отступление от основных положений славянофильского учения. Неудавшаяся попытка буржуазной переориентации славянофильства, неспособность его даже в обновленном аксаковском варианте "стать прочной основой для построения буржуазной идеологии" означали окончательный крах этого идейного течения.

Этой концепции не откажешь в новизне. Но вместе с тем нельзя не заметить ее противоречивости. Если теория "общества", придавая славянофильству гибкость и динамизм, была, по словам автора, "разновидностью буржуазного либерализма", то почему ее творец поспешил отмежеваться от московской буржуазии, увидев, что та быстро расстается с дорогой ему патриархальностью? Основание для такого вопроса кроется, с одной стороны, в некотором преувеличении возможностей внутренней перестройки самого славянофильства, а с другой - в отождествлении буржуазии как таковой и буржуазности как идеологического принципа. Видимо, увлекшись анализом связей Аксакова с купеческими кругами, Н. И. Цимбаев не учел всей сложности процесса структурных изменений славянофильства, его отношений с либерализмом, а равно и становления буржуазного сознания в среде купечества.

Возникшее как целостное мировоззрение, ядро которого составляла антикапиталистическая утопия, славянофильство 40 - первой половины 50-х годов XIX в. не может рассматриваться безоговорочно наряду с западничеством в качестве разновидности "раннего русского либерализма", как это делает Н. И. Цимбаев. Только в преддверии крестьянской реформы оно переживает серьезные перемены. Отвлеченно-философский характер доктрины уже не соответствовал общественной потребности. Попытки же славянофилов выработать практическую программу неизбежно вели к разрушению антикапиталистической утопии. Некогда гармоническое, монолитное мировоззрение дробится на отдельные идеи, обнаружившие способность обслужить интересы самых разных общественных групп. В 50 - 60-е годы XIX в. славянофилы выступают объективно как фракция помещичьего либерализма, если учесть характер их политической программы. Но субъективно все они, в том числе и Аксаков, весьма далеки до принятия принципов буржуазного либерализма в их чистом виде.

Книгу завершает характеристика общественно-политической деятельности Аксакова в 1870 - 1880 годах. Центральные ее темы - разработка славянского вопроса и позиция Аксакова в период второй революционной ситуации в России. К сожалению, последняя освещена довольно бегло, хотя анализ этого вопроса открывал интересную возможность для сопоставления роли славянофильского публициста в момент первого и второго революционных кризисов. Автор, правда, замечает, что "в годы второй революционной ситуации Аксаков несравненно более активен, нежели в 1859 - 1861 годы" (стр. 249). Однако если принять во внимание тенденцию последних лет к расширению хронологических границ первой революционной ситуации, это суждение далеко не бесспорно.

Книга Н. И. Цимбаева выводит изучение пореформенного славянофильства на новый рубеж и займет в историографии русского общественного движения XIX в, прочное и заметное место.

Постоянный адрес данной публикации: