Изд-во Томского университета. 1979. 276 с.

Название монографии доцента Томского государственного университета кандидата исторических наук А. Т. Топчия звучит несколько непривычно, тем более что в фундаментальной истории Сибири четко высказана мысль о непричастности сибирского крестьянства к реформе 1861 года ¹ .

Неясно, почему ее авторы не учли исследования Б. Г. Корягина и Л. Г. Сухотиной ² , вышедшие раньше соответствующего тома "Истории Сибири", но факт остается: до сих пор ни в одной обобщающей работе о буржуазных реформах в России Сибирь не представлена.

Книга А. Т. Топчия дает целостную характеристику "сибирского издания" крестьянских реформ в России. Она основана на материале, исследованном самим автором (в том числе и ранее опубликованном ³ ), а также названном! его предшественниками и другими учеными и охватывающем все категории сельского населения как Западной, так и Восточной Сибири. В этом ее научная ценность, актуальность и новизна.

В монографии исследована судьба 3913 крепостных, т. е. помещичьих крестьян и дворовых, почти полутора миллионов государственных крестьян, около 106 тыс. казаков Сибирского казачьего войска, около 300 тыс. душ приписных обоего пола, а также около 22 тыс. мастеровых и урочников мужского пола Алтайского горного округа и 58,4 тыс. приписных, 10 тыс. мастеровых и урочников Нерчинского округа. Как видим, крестьянство Сибири было весьма разношерстно в сословном отношении, и это не могло не отразиться на глубине и степени применения основ реформы 19 февраля 1861 г. к выработке частных актов по реформированию сибирского села. Последовательно рассматривая особенности подготовки и проведения реформ по каждой сословной группе, автор никогда не забывает о своей главной задаче - показать неразрывную историческую связь судеб крестьянства России в целом.

Характеризуя крестьянство Сибири накануне реформы, автор особое внимание уделяет истории создания казачьих войск в Сибири, разительно отличавшегося от генезиса, например, Донского казачьего войска. Волнения, направленные против "казачьего звания", - уникально сибирское явление, как и само насильственное причисление крестьянских селений в казачье сословие (с. 15 - 20). Вместе с тем в книге приводятся любопытные сведения о помещичьих имениях и помещичьих крестьянах Сибири в предреформенное время (с. 24 - 36). На основании изданной записки генерал- губернатора Западной Сибири "Соображения и предположения об устройстве быта крепостных людей в Западной Сибири" автор дает ясное представление о положении помещичьих крестьян в крае.

Как известно, лицо сибирской деревни определяли государственные крестьяне. Их экономическое положение изучено сравнительно хорошо, и автор правильно сделал, перенеся центр тяжести на их правовое положение, в оценке которого существуют диаметрально противоположные мнения. Хотя А. Т. Топчий избегает категорических решений, все же он склонен к определенной переоценке степени "несвободы" государственных крестьян Сибири (см. с. 10 - 11 и др.). Рассматривается в книге и правовое и экономическое положение горнозаводского населения Алтайского и Нерчинского округов. В целом автору удалось показать сложные, неоднозначные условия и предпосылки распространения основ реформы 19 февраля 1861 г. на сибирскую деревню.

В книге содержится богатейший материал, иллюстрирующий ленинский тезис о борьбе внутри господствующего класса вокруг степени и пределов уступок, а также о подготовке реформы по каждой сословной группе (помещичьи крестьяне, мастеровые и приписные, государственные крестьяне и казачьи войска). Общеметодологическое значение имеет хорошо обоснованный вывод автора о фактическом отсутствии различий в позициях сибирских сравнительно мелких помещиков и кабинета - всероссийского помещика - в вопросе защиты своих личных интересов в подготавливаемых нормативных актах реформ

¹ История Сибири. Т. 3. Л. 1968, с. 20.

² См. Корягин Б. Г. Проведение буржуазных реформ 60 - 70-х годов в Западной Сибири. Томск. 1965; Сухотина Л. Г. Крестьянская реформа 1861 г. в Западной Сибири. - Ученые записки ТГУ, Томск, 1962, N 3.

³ См., напр., Топчий А. Т. Крестьянская реформа на государственных землях Западной Сибири. Томск. 1976.

стр. 132

для помещичьих крестьян и горнозаводского населения Алтая и Нерчинского округа (с. 61).

Значительно медленнее шла разработка проектов реформирования государственной деревни Сибири. Только через шесть лет после издания закона от 24 ноября 1866 г. сибирская администрация приступила к обсуждению вопроса о его применении ва территории Сибири и пришла к выводу, что "распространение закона 24 ноября 1866 г. о поземельном устройстве на Восточную Сибирь еще долго будет неосуществимо" (с. 66). Сибирские администраторы выдвинули идею первостепенной важности административных реформ, которая реализовалась в их проекте преобразования общественного управления государственных крестьян в Западной Сибири с последующим распространением его на Восточную. Именно эта позиция, а не мнение имперской комиссии Медема, одержала верх. Очень поучителен также материал о проектах реформы в казачьих селениях.

При всей обстоятельности авторского анализа перипетий борьбы вокруг форм и содержания "сибирских вариантов" общеимперских реформ можно заметить две его слабые стороны: бесконечно варьируемый тезис о "страхе" администрации перед крестьянским движением (вплоть до неудачного оборота на с . 50 - "попытка избежать революционной ситуации") без его реального наполнения и забвение того простого факта, что не только реализация, но и подготовка проектов применения общероссийских крестьянских реформ в Сибири проходили уже в обстановке отсутствия революционной ситуации, наступления сил реакции по всему фронту в Европейской России. Правда, это обстоятельство автор учитывает, когда рассматривает процесс проведения реформ в Сибири, которому уделяется центральное место в книге.

Установив общность позиций владельцев душ в помещичьей, приписной и горнозаводской деревне, А. Т. Топчий рассматривает реализацию реформы среди этих сословных групп. Читатель получает представление о поведении помещичьих крестьян в момент реформы и о конечной судьбе их (передача в казну и в кабинет), но сколько-нибудь систематической, ясной картины об изменениях в землепользовании и повинностях крестьян в результате реформы нет; никаких объяснений, почему автор не обобщил данные 17 уставных грамот и 10 описей, о которых сообщает на с. 93, тоже нет. Между тем, если автор счел нужным поместить на с. 26 - 31 обширную таблицу, характеризующую помещичью деревню в момент подготовки реформы, было бы логично в такой же таблице сообщить об итогах введения уставных грамот и продажи имений в казну. По горнозаводским селениям Алтайского и Нерчинского горных округов автор обобщил данные 69 уставных грамот (таблица на с. 108 - 109), что позволяет четко представить результаты реформы для мастеровых и урочников и причины волны недовольства, прокатившейся по горнозаводским волостям в конце 60-х годов. В конечном итоге, правда, спустя четверть века, мастеровые были освобождены от платежа оброка и недоимок по нему (с. 118).

Реформа в приписной деревне, по условиям значительно более благоприятная для крестьян, и в рецензируемой книге не характеризуется по всем своим параметрам, т. к. объемы крестьянского землепользования на момент реформы, как видно, еще до сих пор не исследованы. По одним только сведениям о новых повинностях судить об экономическом положении вряд ли можно.

Растянутость во времени - характерная черта реформирования государственной деревни. Если в 1879 - 1882 гг. преобразовывалось общественное управление государственных крестьян, то только в 1896- 1898 гг. - на втором этапе реформы - развернулось землеустройство и реформировалась налоговая политика. При этом наглядно вырисовывается неразрывная связь судеб сибирского крестьянства и крестьянства Европейской России, т. к. землеустроительные работы и налоговую политику в Сибири царизм проводил, видя в сибирских землях резервуар для смягчения классовых противоречий в деревне Центральной России.

Поскольку землеустройство было завершено к 1917 г. только по одному Алтайскому округу, мы не располагаем сведениями о размерах крестьянского землепользования. Отдельные примеры, приводимые в книге, даже таблице о прирезках и отрезках в ходе межевых работ в Сибири (с. 212), не могут ответить на вопрос о степени ухудшения экономического положения государственных крестьян Сибири. В то же время автор располагает сравнительно точными

стр. 133

данными о налоговом прессе, усилившемся в результате реформ налоговой системы, что дает ему возможность говорить об ухудшении положения крестьян, а в конечном итоге сделать вывод: "Прямым "переживанием крепостничества" было несоответствие доходности земельных наделов тяжести податей и повинностей, наблюдавшееся у значительной части сельского населения Сибири" (с. 276). Автор основывает этот вывод на своих расчетах крестьянских платежей за десятину пашни (с. 241). Но при этом игнорируется значение лугов и пастбищ, а также леса, входивших в крестьянский надел.

Еще в 1900г. В. И. Ленин писал: "Чем больше земли получили бы крестьяне при освобождении и чем дешевле бы они ее получили, тем быстрее, шире и свободнее шло бы развитие капитализма в России" ⁴ . Если применить эту формулу к размерам землепользования и платежей сибирских государственных крестьян, то увидим, что за десятину земли крестьяне Енисейской и Иркутской губ. платили от 16 до 34 коп., в Минусинском уезде с его известными плодородными почвами-24 коп. (с. 243). Для сравнения укажем, что крестьяне Рязанской губ., например, платили 2 руб. 56 коп. с десятины.

Точность вывода о степени крепостнического давления на хозяйство сибирских крестьян следовало проверить, сопоставив с другими районами и главным образом с центром. Конечно, сам по себе факт межевания отражал наступление царизма на крестьянские земли в Сибири, целенаправленное стеснение сибирских крестьян в процессе землеустройства, который так растянулся во времени, что на него наслаивалась уже столыпинская аграрная политика, что также ухудшало положение крестьян, но оно вряд ли идентично реставрации крепостнических пережитков (с. 275). Эта нечеткость авторской позиции вызвана незавершенностью многолетней дискуссии по этим вопросам, тем важнее подчеркнуть, что трудом А. Т. Топчия в историографии крестьянской реформы в России заполнена существенная лакуна.

⁴ Ленин В. И. ПСС. Т. 3, с. 628.

Постоянный адрес данной публикации: