В первом параграфе выдающегося письменного памятника средневековых монголов "Сокровенное сказание" говорится: "Предком Чингисхана был родившийся по велению Верховного Неба Бортэ-Чино. Супругой его была Хоай-Марал. Явились они, переправившись через Тенгис. Обосновались у истоков реки Онон, у Бурхан-Халдуна, потомком их был Бата-Чихан" ¹ .

Содержание этого параграфа давно привлекает внимание ученых, которые неоднократно предпринимали попытки объяснить упоминаемые здесь имена, способные - при обоснованной идентификации и интерпретации - существенно помочь пониманию многих неизученных сюжетов ранней истории монголов. Но если не вызывает затруднения р. Онон на северо-востоке Монголии и юге Читинской области, то вокруг названия Тенгис и имени Бортэ-Чино споры продолжаются. Исследователи обычно не уделяют внимания имени Хоай- Марал, хотя в данном контексте оно несет важную смысловую нагрузку.

П. И. Кафаров понимал под названием Тенгис озеро Далай (Хулун) на северо- востоке Китая, А. Амар подразумевал реку Тенгис, полагая, что Бортэ-Чино пришел к Бурхан-Халдуну с запада, перейдя ее на своем пути. Аналогичны взгляды Б. Ринчена, считавшего, что речь идет о трудной для переправы горной реке, протекающей в Хубсугульском аймаке. П. Б. Коновалов, напротив, утверждает, что Бортэ-Чино пришел в Монголию с юга и Тенгис - не что иное, как пустыня Гоби, которую китайцы называли Ханьхаем - "высохшим морем", "песчаным морем" ² . Таким образом, исследователи определяют местонахождение Тенгиса в зависимости от того, как они понимают направление движения Бортэ-Чино, что, конечно, не способствует решению проблемы. А. Амар и Б. Ринчен не учитывали и такой существенный момент: события, связанные с Бортэ-Чино, отстают от первых, не говоря уже о поздних монгольских летописей на много лет. К XIII в., когда появилось "Сокровенное сказание" из повествования о Бортэ-Чино неизбежно должны были исчезнуть упоминания о мелких географических объектах, вроде р. Тенгис, не представляющей серьезной трудности для переправы.

В древнетюркском языке слово "тенгис" истолковывается как "море" - большое водное пространство. Поэтому предпочтительна позиция исследо-

Зориктуев Булат Раднаевич - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН. Улан-Удэ.

стр. 41

вателей, придерживающихся восточного направления пути движения Бортэ- Чино. Но насколько верно, что Тенгис это озеро Хулун на территории Хулун- Буирского аймака КНР, именуемое окрестным населением Далай-нором (буквально - морем-озером)? Высказывалось предположение, что оз. Хулун - остаток древнего пересохшего моря, но научно обоснованных доказательств в пользу этой гипотезы не приводилось ³ . Но было ли известно оз. Хулун под именем Далай и его тюркским эквивалентом Тенгис в более ранние периоды? Положительно ответить на этот вопрос невозможно, потому что в "Сокровенном сказании" (пар. 53), другом источнике по истории монголов XIII в. "Сборнике летописей", в китайских хрониках Танской эпохи озеро фигурирует под своим нынешним названием Хулун ⁴ . Значит в "Сокровенном сказании" под названием Тенгис подразумевается не это озеро, а другой, более крупный водоем.

В настоящее время большинство монголоведов толкуют Тенгис как озеро Байкал ⁵ . Это предположение ближе всего к истине, поскольку подтверждается рядом источников. В средние века разные народы наиболее крупные географические объекты называли своими именами. Не было исключением и озеро Байкал. Если древние тюрки именовали его Тенгисом (это название вошло в "Сокровенное сказание"), то китайцы - Бэйхаем, тунгусы - Ламой, а о том, что название Байкал могло быть дано тюркоязычными племенами, свидетельствует якутское слово байгал, которое, как и все другие из приведенного выше ряда, имеет значение "море". Позже название Байгал без изменения словоформы и первоначальной его семантики приняли появившиеся у озера монголы. Поэтому неудивительно, что современные буряты никогда не называют Байгал озером, а почтительно говорят о нем как о море. Итак, в средние века в центральноазиатском регионе Тенгисом могло называться прежде всего озеро Байгал.

В позднее средневековье в исторических сочинениях монголов - летописи ("Алтай тобчи" Мэргэн-гэгэна, "Пагсам-Чжонсан" Сумба-Хамбо Ешей- Балчжора, "Хухэ дэбтэр") форма Тенгис также сменилась на Байкал ⁶ . Например, в "Алтай тобчи" сообщается, что после Махасамади-хана один из перерожденцев Манджушри, сын Неба Бортэ-Чино, бежав из Тибета из-за смуты чиновников, прибыл в вэдскую землю. Там на горе Бурх-а Халдун, расположенной на берегу Байкала, его встретила Марал хатун из рода гова и сделала владетелем дома ⁷ .

Название Тенгис осталось в некоторых летописях как имя водного препятствия на пути Бортэ-Чино во время его движении к Байкалу. Так, в "Эрдэнийн тобчи" Саган Сэцэна говорится, что в результате внутренних распрей и гибели тибетского царя Далай Субин Ару Алтай Сандалиту его младший сын Бортэ- Чино ушел в местность Гонбо. Но не сумев там прижиться среди местного населения, он пересек море Тенгис и пошел в восточном направлении. В районе Байкала Бортэ-Чино у горы Бурхан-Халдун встретился с народом бэдэ, который сделал его своим нойоном ⁸ .

Сведения о пребывании Бортэ-Чино вблизи Байкала содержатся в летописях хоринских и баргузинских бурят (В. Юмсунов, Ш. -Н. Хобитуев, Ц. Цэрэнов) ⁹ . Летопись Цэрэнова начинается с рассказа о том, что во время междоусобиц в Тибете младший сын Далай Субин Алтан Сандалиту хана Бортэ- Чино ушел на север и, переправившись через море Тенгис, достиг горы Бурхан- Галдун в местности Баргузин вблизи Байкала. Там он женился на девице по имени Гуа-Марал и стал нойоном народа вид. Бортэ-Чино является главой племени монгол ¹⁰ .

Г. Н. Румянцев, касаясь тех мест в летописи Цэрэнова, где говорится о Бортэ- Чино, писал, что для этого труда характерно "обаргузинение" монгольского генеалогического предания, созданного под влиянием тибетской литературы, и на этой основе отнесение исторических фактов и преданий, говорящих о событиях в Монголии, к территории Баргузина. Действительно, в монгольских хрониках XVII - XVIII вв. происхождение монгольских ханов выводится от индийских и тибетских царей. Эта вымышленная генеалогия

стр. 42

повторяется и в бурятских летописях, авторы которых заимствовали материал из монгольских исторических сочинений. Искаженное освещение в летописях монголов некоторых вопросов их ранней истории объясняется огромным влиянием буддизма. Летописцы стремились обосновать в глазах своего народа не только древнее, но и священное происхождение монгольских ханов. Это хорошо видно из уже упомянутых трудов Саган Сэцэна, Мэргэн-гэгэна, Сумба- Хамбо Ешей-Балчжора, в которых предок монголов Бортэ-Чино выдается за сына тибетского царя. Но переработка, если говорить только о Бортэ-Чино, этим и ограничивается. Все остальное содержание в целом не отличается от "Сокровенного сказания", не успевшего подвергнуться влиянию буддизма. Поэтому, если сами монгольские летописи свидетельствуют, что Бортэ-Чино был у Тенгиса, то есть Байкала, то обвинять бурятских летописцев в искусственном перенесении ими сюда событий монгольской истории, мягко говоря, неуместно. Сам Румянцев, видимо, это понимал и, анализируя летопись Ц. Цэрэнова, не случайно оговаривался, что "обаргузинение" монгольского генеалогического предания, "весьма примечательно, и трудно сказать, является ли оно результатом индивидуального творчества составителя бурятской летописи, или же такой вариант легенды бытует среди баргузинских бурят" ¹¹ .

У хоринских и, особенно, баргузинских бурят имеются устные предания о Бортэ-Чино, связывающие его с территорией Баргузина около Байкала и таким образом подкрепляющие данные письменных источников. По-видимому, эти предания легли в основу соответствующих разделов о Бортэ-Чино в бурятских и. может быть, монгольских летописях. Сохранность преданий о Бортэ-Чино в Бурятии можно объяснить условиями Забайкалья, в частности, Баргузинской котловины, относительно изолированной от внешнего мира рядом горных хребтов и озером Байкал.

Первооткрывателем преданий о Бортэ-Чино можно считать Д. Банзарова, который в свое время предположил, что в Баргузинской степи могли жить предки Чингисхана ¹² . К сожалению, этот труд, так и оставшийся в рукописи, считается безвозвратно утерянным, и можно только догадываться, что в нем повествование о пребывании предков Чингисхана вблизи Байкала начиналось с изложения преданий о Бортэ-Чино.

В начале 1960-х годов К. М. Герасимова во время полевых экспедиционных работ в Баргузине записала ряд преданий о пребывании на баргузинской горе Бархан Бортэ-Шоно ¹³ . Подобные предания доводилось записывать и нам. Суть большинства из них сводится к тому, что в давние времена из Монголии в Баргузин, спасаясь от беды, прибыл некто Бортэ-Шоно. Здесь он со своей супругой Гуа-Марал жил на склоне горы Бархан, на широком выступе, где до сих пор сохранились следы его стойбища. В некоторых преданиях Гуа- Марал выступает как супруга эжина (хозяина) горы Бархан, что лишний раз подтверждает обоснованность "привязки" этого имени к Байкалу. Старожилы рассказывают, что при проведении тайлагана на Бархане шаманы в своих призываниях вначале называли эжина этой горы Бархан Ундэр Баргажан Шалынин Хоймора, затем его хатан (жену) Гуа-Марал, а потом баторов (воинов) Дээдэ Бабая и Убоохэя.

По сообщениям отдельных информаторов, эжина горы Бархан зовут Эреэнтэй Иибии (буквальный перевод - "пестрая, пятнистая бабушка"), что могло быть табуированным именем Хоай-Марал. Слово иви у тувинцев-тоджинцев - общее название оленей. Это же слово в словаре Ибн-Муханны переводится "олень", "лань" ¹⁴ . Тогда Эреэнтэй Иибии - "пестрая или пятнистая лань".

Устные предания о Бортэ-Чино и Хоай-Марал распространены только в Бурятии и среди баргутского населения КНР; в Монголии, насколько нам известно, они нигде не зафиксированы. Это подтверждает данные письменных источников, что события, в которых упоминаются Бортэ-Чино и Хоай-Марал, происходили за пределами Монголии, в Забайкалье, а также, что Байкал раньше назывался Тенгисом.

стр. 43

В основе исконно монгольского имени Бортэ-Чино лежат древние тотемические представления. Текст "Эрдэнийн тобчи" гласит, что однажды на облавной охоте в Хангае Чингисхан сказал: "Если в круг облавы попадут олень (хуа-марал) и волк (бортэ-чино), их не следует убивать" ¹⁵ . Волк в качестве тотема почитался всеми монгольскими народами. Это хорошо видно на бурятском материале. Буряты предпочитали называть волка иносказательно - степной дедушка, золотые клыки. Происхождение табуации на волка коренится в древних представлениях об этом звере как о близком родственнике. Сакральный характер образа волка раскрывается в некоторых запретах по отношению к нему и в распространенных повсеместно легендах о его небесном происхождении. Нападение волков на стадо считалось хорошей приметой, знаменующей умножение скота, обогащение. Запрещалось выражать неудовольствие по поводу зарезанной волками скотины, ибо это - "дар" самому небу, в ответ ожидали благодати. Существовал запрет убивать волка, забежавшего во двор и зарезавшего скотину. Когда волка убивали во время охоты, кровь его сразу же засыпали снегом, или землей, во избежание продолжительного ненастья - проявления гнева тэнгри ¹⁶ . Принимая во внимание основной принцип тотемизма, можно сказать, что под именем Бортэ-Чино подразумевалось название рода чино, почитавшего в качестве своего предка волка, как у всех монгольских народов. В основе имени Хоай-Марал, неизменно упоминавшегося рядом с Бортэ-Чино, лежит название тоже тотемного животного - марала. Представление о марале или олене, как о тотемном животном, еще в недавнем прошлом особенно сильно было развито у тюркских народов Саяно-Алтая. В основе имени Бурул содержится термин буур, означающий оленя ¹⁷ . Родственная связь людей с оленем отчетливо сохранилась у тувинцев ¹⁸ . Тотемические верования саяно-алтайцев, связанные с оленем, ярко выявляются на шаманском материале ¹⁹ . У шорцев среди духов-помощников шамана, изображенных на бубне, выделялся tag bura, то есть горный бура (горный олень), служивший шаману во время молений ездовым животным. На тотемические представления алтайцев об олене указывает бытовавший запрет на произношение настоящего имени марала или оленя. Интересные обычаи существовали у охотников-тубаларов и теленгитов ²⁰ . Первоначально олень был тотемом индоиранских, скифо-сакских племен ²¹ .

В настоящее время исследователи склоняются к тому, что часть скифов называла себя saka, что сближается с осетинским sag - олень. Самоназвание саков также восходит к этому слову - имени тотемного животного оленя. Центром распространения "скифского оленя" считается Средняя Азия. Имеются все основания полагать, что вышедшие оттуда на Саяно-Алтайское нагорье сакские племена постепенно ассимилировались местными прототюркскими племенами, передав последним свой древнейший тотем. На Алтае родина тюрков, почитавших оленя, называлась страной Со ²² .

Принято считать, что от слова сака - "олень" - возникло несколько этнонимов и в их числе самоназвание якутов саха. В современном якутоведении упрочилось мнение, что истоки этнической истории якутов восходят к Саяно-Алтайскому нагорью, где в результате взаимодействия пришлых сакских и местных прототюркских племен была создана "стартовая" основа якутского этногенеза. Предположительно около середины I тыс. н. э. праякутские роды передвинулись в район Байкала и вошли в состав этнической группы курыканов. В X-XI вв., когда Предбайкалья достигла первая волна монгольских переселенцев, курыканы спустились вниз по Лене и составили ядро будущей якутской народности ²³ . Логично предположить, что пришедшие в район Байкала предки якутов принесли с собой культ марала, распространившийся по обе стороны озера в пределах расселения курыканов, и благодаря ему стали известны монголам и народам - под именем марал.

Вблизи Байкала, южнее курыканов, обитал еще один тюркоязычный род пугу, название которого переводится "олень". В настоящее время пугу обитает на Тянь-Шане и является одним из крупнейших киргизских родов.

стр. 44

У него сохранилась легенда о происхождении предка пугу от оленя ²⁴ . Монголы могли называть род пугу маралом. В таком случае имя марал, которое могло в равной степени относиться к предкам якутов и к роду пугу, мы в дальнейшем изложении вправе употреблять как этноним, отдавая себе отчет, что название марал в этнической номенклатуре тюрков начала второй половины I тыс. не встречается. Пережитки культа марала сохранились вблизи Байкала до настоящего времени: у западиобурятских булагатских и эхиритских родов. Олень считается у бурят небесным животным (буумал ан) ²⁵ .

Распространенное мнение, что Бортэ-Чино был реальной исторической личностью, жившей в VIII в., ошибочно. С развитием религиозных представлений тотемические культы обычно трансформируются в культы умерших реальных предков ²⁶ . Тотем волка, олицетворенный в этнониме чино, на позднем этапе эволюции культа предков приобрел вполне отчетливый человеческий образ. Этому антроморфизированному предку было дано новое имя, полученное путем прибавления к тотемическому названию чино слова  (по-русски - бортэ). К XIII в. - времени написания "Сокровенного сказания" - в монгольских генеалогических преданиях имя Бортэ-Чино (Borte-Cino) однозначно понималось как имя умершего реального первопредка Чингисхана и тех монголов, которых источники называют коренными, хотя в сознании этой группы представление о данном имени, как воплощении тотема, сохранялось еще достаточно сильно. В китайском подстрочном и связном переводах монгольского текста "Сокровенного сказания" имена Бортэ-Чино и Хоай-Марал даны в переводе, тогда как другие имена - в китайской транскрипции.

Этническое название марал, вслед за этнонимом чино, также антромор- физировалось. К нему было прибавлено слово qoai (по-русски - хоай) - Хоай- Марал (Qoai-Maral). Многие исследователи неверно понимают его как имя реально жившей женщины, ставшей супругой пришельца Бортэ-Чино. Существует точка зрения, что бортэ - калька тюркского слова bori (по-русски - бори) - "волк", в связи с чем сочетание бортэ-чино следует понимать "волк - волк". Но, во-первых, если бортэ трактовать как "волк", то как объяснить наличие в нем суффикса -т, поскольку волк по тюркски бори. Во-вторых, если предположить, что имя Бортэ-Чино означает "волк - волк", то тогда постоянно упоминающееся вместе с ним имя Хоай-Марал по аналогии следует переводить "марал - марал". Но такая интерпретация не выдерживает критики, потому что ни в одном тюркском языке нет слова хоай со значением "марал", "олень". Поэтому следует признать справедливым мнение тех исследователей, которые пишут, что пояснение слова бортэ как "волк", принятое рядом ученых, исходит из ложно понимаемого эквивалента бортэ - бори ("волк") ²⁷ . Слово бортэ - определение. Его переводят - "синий", "синеватый", "серый", "серый или пестрый", "серый или серо-синий", "бурый". Многие придерживаются толкования - "крапчатый", "покрытый пятнами", "пестрый" ²⁸ .

И. Рахевилц указывал, что, не всегда можно соотносить термины XII- XIII вв. с современными формами; слова часто подвергаются семантическим изменениям и первоначальный их смысл восстановить сложно. Правильность этого наблюдения подтверждает наличие в монгольском и бурятском языках однокоренного с  слова  со значением "неясный", "невыразительный". Существование этого слова наталкивает на предположение, что бортэ означает цвет, состоящий из разных, переходящих друг в друга, оттенков, трудно поддающийся описанию одним словом. В китайском переводе "Сокровенного сказания" слово бортэ передано иероглифом, обозначающим цвет цан - широкая цветовая гамма, включающая темноголубой, синий, лазоревый, зеленый цвета, а в определенных случаях и "сизый", "седой". Рахевилц, изучив историко-культурный фон периода издания "Сокровенного сказания" и различные случаи применения иероглифа цан пришел к заключению, что слово бортэ заключает в себе синий и серый цвета, поэтому его нужно переводить "сине-серый" ²⁹ . Сходное мнение нам

стр. 45

доводилось слышать от бурят Хулун-Буирского аймака КНР. Пояснение "сине- серый" мы считаем наиболее точной трактовкой слова бортэ.

В переводе "Сокровенного сказания" С. А. Козина супруга Бортэ-Чино названа Гоа-Марал ³⁰ . Это имя вошло в русскоязычную научную литературу и обычно переводится "прекрасная лань". В поздних монгольских летописях первое слово в имени жены Бортэ-Чино читается Гоа или Гуа, в "Эрдэнийн тобчи" Саган Сэцэна и "Шара туджи" его можно прочесть Хоа или Хуа. В монгольском тексте "Сокровенного сказания" имя жены Бортэ-Чино - Хоай- Марал. В "Сборнике летописей" это имя передано Коай-Марал ³¹ . Значит супругу Бортэ-Чино звали Хоай-Марал. Слово хоай в китайском подстрочном переводе "Сокровенного сказания" записано иероглифами цань и бай, которые, как пояснили мне ученые из Внутренней Монголии, в частности, проф. университета г. Хух-хото Буяндэлгэр, вместе обозначают цвет зимней травы, то есть это слово, как и бортэ, является определением (зимняя трава изжелта-белого цвета).

С учетом всех поправок смысл первого параграфа "Сокровенного сказания" надо понимать так: "Предком Чингис-хана был родившийся по велению Верховного Неба Сине-серый Волк. Супругой его была Беловато-желтая Лань. Явились они, переплыв море Тенгис. Обосновались у истоков реки Онон, у Бурхан-Халдуна, потомком их был Бата-Чихан".

Сведения о Бортэ-Чино и Хоай-Марал содержатся в "Сборнике летописей". Здесь сообщается, что когда тюрки учинили разгром монголов, оставшиеся в живых двое мужчин и две женщины бежали в местность Эргунэ-кун. Когда их потомки размножились, они при помощи кузнечных мехов расплавили горный хребет и вышли на степные просторы. Среди вышедших был Буртэ-Чино, который от старшей жены Коай-марал имел сына, по имени Батачи-каан ³² . Данное предание интересно в двух отношениях. Во-первых, местность, откуда Бортэ-Чино вышел в степь, то есть в Монголию, названа Эргунэ-куном; во-вторых, в нем содержатся имена беглецов - Нукуз и Киян, которых нет в "Сокровенном сказании".

Г. Сухбаатар и А. Очир слово нукуз считают этнонимом и предлагают читать - нохос, как оформленное при помощи суффикса множественного числа - с монгольское слово нохой - собака или волк. Если учесть, что монголы выражением тэнгэрэй нохой иносказательно именуют волка, то с этим предположением можно согласиться. В таком случае в "Сборнике летописей" за словом нукуз следует видеть название чино. Данный вывод подтверждается текстом источника. Так, говоря о роде чино (чинос), которое образовалось от сыновей тайджиутского Чаракэ-лингума Гэнду-чинэ и Улугчин-чинэ, Рашид-ад- дин неоднократно указывает, что этот род по-другому называется нукуз. Он поясняет: "Это племя иное, чем те нукузы (бывшие в Эргунэ-куне - Б. З.), которые суть древние, и, кроме имени, оно не имеет с теми ничего общего и никакой связи" ³³ . Иными словами, в Эргунэ-куне находилось племя чино, которое автор "Сборника летописей" называет нукуз.

Что касается киян (кият), то целостной картины этого термина не складывается. Рашид-ад-дин пишет о нем то как об имени человека, то как об этническом названии, то как о прозвище укрывшегося в Эргунэ-куне племени. К тому же он часто подчеркивает, что в Эргунэ-куне находился один род, название которого, как нами установлено, есть чино. Например, в одном месте своего труда Рашид- ад-дин указывает, что предки Чингисхана "все принадлежат к одной ветви и к роду тех двух людей, которые некогда ушли на Эргунэ-кун". В другом месте он снова акцентирует внимание на том, что "все племена монголов происходят из рода тех двух лиц, которые [некогда] ушли в Эргунэ-кун". Таких примеров в "Сборнике летописей" много. Г. Сухбаатар имя киян также считал этнонимом и полагал, что оно является названием ведущего хуннского рода хуянь ³⁴ . Однако его доказательства не удовлетворительны, потому что ни шаманский головной убор в виде головы филина из ноин-ульского хуннского погребения, ни содержащийся в пар. 63 "Сокровенного сказания" рассказ хонкиратского Дай-Сечена о белом соколе и

стр. 46

его неожиданной встрече с Есугэем о едином тотеме и, следовательно, о тождестве родов хуянь и киян не говорят. У кият-борджигинов, а Есугэй принадлежал к этому роду, тотемом был волк. Об этом же более чем убедительно свидетельствует цитировавшийся выше отрывок из сочинения Саган Сэцэна, в котором содержится указание сына Есугея Чингисхана ловцам на охоте в Хан гае не убивать волка.

Если проследить по "Сборнику летописей" все случаи употребления термина киян (кият), начиная с предания об Эргунэ-куне до повествования о ближайших предках Чингисхана, когда он стал частью сложных этнонимов кияг-борджигин, кият-юркин, кият-чаншиут, кият-ясар, то выясняется, что Рашид-ад-дин больше пишет об этом термине как о прозвище, которое в силу разных причин то исчезало, то вновь появлялось. Вначале он указывает, что "по-монгольски киян значит "большой поток", текущий с гор в низину, бурный, быстрый и сильный. Так как кияны были отважны, храбры и крайне мужественны, то это слово и стало их именем". Далее отмечено, что "несмотря на то, что ... в древние времена это племя называли кият, однако после Добун-Баяна, поскольку от него появились многочисленные племена, ветви и колена, ... прозвание кият исчезло. После того потомок в шестом колене Алан-Гоа, по имени Кабул-хан, породил шесть сыновей. Так как они все были богатырями, великими и пользующимися уважением людьми и царевичами, то кият стало вновь их прозванием. С той поры некоторых детей [Кабул-хана] и его род называют кият" ³⁵ .

Рашид-ад-дин утверждает, что название кият вначале возникло в Эргунэ-куне как прозвище ушедших туда предков монголов. Однако, если бы дело обстояло так, то род чино, находясь в Эргунэ-куне, должен был бы прозываться кият- чино. Но такого имени в "Сборнике летописей" нет. Нет в нем и названий кият- урянхат, кият-хонкират, хотя роды урянхат и хонкират, по словам самого же Рашид-ад-дина, возникли в Эргунэ-куне и вышли оттуда вместе с чиносцами. Отсутствует в "Сборнике летописей" термин кият и в списке названий дарлекинеких и нирунских родов, которые состояли соответственно из 18 и 19 единиц и по своему происхождению были непосредственно связаны с родами, находившимися в Эргунэ-куне. В то же время в этом труде значатся роды кият- юркин, кият-чаншиут, кият-ясар, которые появились после Хабул-хана и составили вторую группу нирунских родов, называвшихся нирун-киятами. "Кабул-хан - третий предок Чингизхана, - пишет Рашид-ад-дин. - ... От него расплодилось и пошло множество родов [кабилэ] и ответвлений [от них]. Его детей и внуков называют - кият". "Хотя они нируны, уточняет автор "Сборника летописей", но называют кият. Они суть колено, которое ведет свой род от шестого поколения Алан-Гоа, от рода Кабул-хана". Показательно, что род Хабул-хана, а им был борджигин, от которого возникли названные роды кият- юркин, кият-чаншиут и кият-ясар, стал называться кият-борджигин лишь во времена Есугея. "Несмотря на то, указывает в этой связи Рашид-ад-дин, что Чингизхан, его предки и братья принадлежат... к племени кият, однако прозванием детей Есугей-багатура, который был отцом Чингизхана, стало Кият- Бурджигин; они и кияты, и бур-джигины" ³⁶ . В "Сокровенном сказании" название кият впервые упоминается в пар. 63 при описании встречи хонкиратского Дай-Сечена с Есугэем.

Все эти места из источников дают право предположить, что прозвище киян (кият) возникло в начале XI в. с целью возвеличить имя предводителя племенного союза Хамаг Монгол Улс Хабул-хана и группу родов, возникших в результате дробления рода борджигин. Утверждение же, что название киян (кият) возникло в Эргунэ-куне, по всей видимости, было продиктовано стремлением Рашид-ад-дина удревнить это почетное прозвище, смысл которого "большой, сильный, великий", в угоду правящему роду и довести его до Эргунэ- куна, где берут начало основные монгольские роды.

Таким образом, анализ подводит к заключению, что в Эргунэ-куне первоначально был один род чино, который в "Сборнике летописей" именуется нукуз. Он по праву возглавляет ветвь из 18 родов дарлекинов, "которая про-

стр. 47

изошла от тех настоящих монгольских народов, кои были на Эргунэ-куне" ³⁷ . В "Сокровенном сказании" и "Сборнике летописей" зафиксированы два разных эпизода из истории чиносцев. Однако если местоположение Тенгиса определяется достаточно четко, то вопрос об Эргунэ-куне неясен. Я. И. Шмидт эту местность отождествлял с урочищем Гун-эрги около Куку-нора. Г. Ф. Миллер и Н. Я. Бичурин располагали ее между Алтайскими горами. И. Е. Фишер считал, что Эргунэ-кун находилась в районе р. Аргуни, а О. М. Ковалевский и П. И. Кафаров под этим названием видели саму р. Аргунь. Д. Банзаров писал, что слово эргэнэ происходит от эрги - яр, берег и означает "берегообразный, отвесный, крутой". Хон имеет значение "ложбина, падь", вместе эргэнэ-хон - "ложбина, падь с отвесными краями; долина, окруженная отвесными горами". Древняя Эргэнэ-хон, предположил Д. Банзаров, находилась в цепи гор, идущих по Южной Монголии рядом с Великой стеной ³⁸ .

Среди современных исследователей по вопросу о местонахождении Эргунэ- куна наметились два противоположных мнения. Сторонники первого в поисках Эргунэ-куна придерживаются западного направления. Чиндамуни и Ч. Далай полагают, что с Эргунэ-куном можно отождествить находящиеся вблизи Енисея горы Танну-Урянха, которые часто упоминаются в монгольском фольклоре. С. Ш. Чагдуров и присоединившийся к его гипотезе П. Б. Коновалов считают, что местность Эргунэ-кун находилась в межгорных теснинах Тункинского и Окинского районов Бурятии. Чагдуров утверждает, что топоним Эргунэ-кун расшифровывается как Эрхуу-Нэхун. Эрхуу - название р. Иркут, Нэхун - название горного перевала Нухэн - Дабан ("Дыра - Перевал") ³⁹ .

Представители второго придерживаются восточного направления и локализуют местоположение Эргунэ-куна районом р. Аргунь. Х. Пэрлээ полагал, что Эргунэ-кун находилась в ее верховьях, на месте слияния рек Хайлар и Тура. Хайлар, по его мнению, возникло от слова хайл, что значит "плавка". Это название возникло тогда, когда монголы расплавили гору и вышли из Эргунэ- куна. Е. И. Кычанов идентифицирует Эргунэ-кун с районом Большого Хингана и р. Аргунь, а Алтаноргил располагает эту местность восточнее Аргуни. А. А. Семенов и Л. Р. Кызласов отождествляют Эргунэ-кун с р. Аргунью. По мнению Кызласова, доказательством обитания монголов на Аргуни является наличие в монгольской культуре XIII-XIV вв. элементов, присущих таежным рыбакам и охотникам Приамурья и Приморья. К их числу относятся квадратные в плане дома без фундаментов, с каркасными стенами и П-образными канами-суфами, возводившиеся монголами в своих оседлых городах и поселках ⁴⁰ .

Версию о нахождении Эргунэ-куна в районе Аргуни основательно подкрепил Л. Билэгт. По его мнению, в слове эргунэ - корень эргу, со значением "поворот", лег в основу названия Эргунэ (Аргунь), которая вначале течет на запад, а затем круто поворачивает на северо-восток. Что касается кун, то сопоставив с этим словом топонимы, содержащиеся в "Сокровенном сказании" и "Сборнике летописей", Билэгт пришел к заключению, что оно использовалось в значении "гора", "хребет". Так как у монголов было обыкновение называть горы по именам близлежащих рек, то Эргунэ-кун было названием расположенного вдоль Аргуни на юге Читинской области Аргунского хребта ⁴¹ .

Общая слабость позиции сторонников западного направления - на указываемых ими территориях нет названия Эргунэ. В этом смысле мнение сторонников восточного направления предпочтительнее. Дело в том, что в письменных источниках под топонимом Эргунэ однозначно подразумевается современная р. Аргунь. Так, в пар. 144 "Сокровенного сказания" сообщается, что когда Чингисхан в союзе с кереитским Ванханом в урочище Койтен разгромил оппозицию во главе с Джамухой, то для того, чтобы уничтожить ее остатки, он разделил свои силы. Сам Чингисхан стал преследовать тайджиутского Аучу- Баатура, отступившего вниз по Онону, а Ван-хан - Джамуху, который пошел вниз по течению Эргунэ. Понятно, что рекой Эргунэ, находив-

стр. 48

шейся в относительной близости от Онона, могла быть только нынешняя р. Аргунь.

Совершенно четкое представление, что Эргунэ - это Аргунь, дает "Сборник летописей". Говоря о кочевье родного брата Чингисхана Хасара, Рашид-ад-дин пишет, что оно находилось "в пределах Эргунэ и Кулэ-наура и Килара" ⁴² . Под Кулэ-науром и Киларом легко угадываются оз. Хулун и р. Хайлар. В таком случае Эргунэ - не что иное как река, которая в верхнем течении называется Хайларом, а после того, как вблизи оз. Хулун поворачивает на восток, получает название Аргунь.

Рашид-ад-дин сообщает, что в его время монголы знали, где находится местность Эргунэ-кун; по крайней мере в XIII в. тайны Эргунэ-куна не было. В этой связи обращает на себя внимание то обстоятельство, что в источниках часто по отдельности упоминаются два названия Эргунэ и Эргунэ-кун. Думается, это не случайно. Первым названием монголы обозначали вообще р. Эргунэ, а вторым местность, находящуюся в бассейне этой реки. Билэгт считает, что под Эргунэ-куном следует понимать Аргунский хребет.

У живущих на северо-востоке КНР, в непосредственной близости от Аргуни, баргутов существует предание о Бортэ-Чино и Эргунэ-куне. В нем говорится, что в очень давнее время, когда тюрки разбили монголов, уцелевшие под предводительством Бортэ-Шоно ушли в недоступную местность, которая до сих пор называется Эргунэ-хондий и находится на востоке нынешнего Хулун- Буирского аймака Внутренней Монголии на расстоянии около 90 км от истока р. Аргунь, между горами Большого Хинганского хребта. Когда монголам там стало тесно, они расплавили мехами гору, вышли оттуда и ушли в направлении Байкала. Свидетельством расплавки горы является слово Хайлуур (в настоящее время произносится Хайлаар), которым названа р. Аргунь в своем верхнем течении.

Приведенное предание ценно тем, что содержит указание о местоположении конкретной местности Эргунэ-хондий вблизи Аргуни, которая может быть идентифицирована с Эргунэ-кун. Более того, оно дает новую версию этимологии слова кун, которое может являться усеченной формой слова хондий, одно из значений которого в монгольском языке - просторная местность между горными хребтами. Тем самым, баргутское предание расширяет поле будущих поисков местности Эргунэ-кун и увеличивает шансы по ее отысканию. Предание важно также тем, что позволяет установить направление движения предков монголов из рода чино. Теперь со значительной долей вероятности можно сказать, что вначале они были в Эргунэ-куне вблизи Аргуни, а потом оттуда пошли к Байкалу, где обитало тюркоязычное население, называвшееся марал. Однако неясным остается вопрос, где находились места исконного обитания чиносцев, когда и по какой причине они были вынуждены их покинуть и пуститься в столь долгий путь.

Пэрлээ, приводя сообщение Рашид-ад-дина о том, что монголы ушли в Эргунэ- кун за 2000 лет до создания его сочинения, пребывание монголов в названной местности относил к 700 - 600 годам до н. э. Сухбаатар считал, что в "Сборнике летописей" предание об Эргунэ-куне является простым пересказом предания тобасцев о прорытии их предками горы и переселении в поисках более пригодных для жизни земель на бывшую хуннскую территорию. Так как шаньюй хуннов Маодунь и правитель тобасцев Мао - одно и то же лицо, это событие может быть приурочено к концу I в. до н. э. или к началу I в. н. э. Билэгт, взяв за точку отсчета гипотетическое время рождения Бортэ-Чино (758 г.) и утверждая, что монголы были в Эргунэ-куне 400 - 450 лет, уход их в эту местность предложил датировать 308 или 358 годами. Отличную точку зрения высказал Кызласов. Он пишет, что прародина "настоящих" монголов, предков Чингисхана, находилась на Аргуни. До начала X в. всю территорию Монголии заселяли тюркоязычные племена. Начавшееся в 924 г. киданьское вторжение вызвало их бегство и выдвижение монгольских племен на освободившиеся степные просторы. За 200 лет, к XII в., монголы из пеших охотников и рыболовов превратились в кочевников-скотоводов.

стр. 49

Аналогичный взгляд на раннюю историю монголов в работе Е. И. Кычанова. Опираясь на исследования японских авторов, он пишет, что монголы принадлежали к племенам шивэй и обитали к югу от Среднего Амура, между нижним течением Сунгари и р. Малый Хинган. Войны между киданями и шивэй обусловили уход монголов со своей прародины и вытеснение тюркских племен с территории современной Халхи. Длительная промежуточная остановка монголов на их пути приходится на местность Эргунэ-кун. Приход в Монголию относится ко второй половине X или к началу XI века ⁴³ .

Пэрлээ неоправданно абсолютизирует цифровую деталь рассказа Рашид-ад- дина. Трудно представить, что предание об Эргунэ-куне могло в первозданном виде дойти до конца XIII в., когда создавался "Сборник летописей". Понятно, что к тому времени все указания относительно даты ухода монголов в Эргунэ- кун за давностью лет приобрели условный характер. Да и какие тюрки могли разбить монголов в 700 г. до н. э., поскольку ни того, ни другого этноса в то время еще не было?

Переходя к гипотезе Сухбаатара следует сказать, что в центрально-азиатском регионе предание о расплавке при помощи больших костров горы и выходе на равнину было и у древнетюркского рода ашина. Если рассуждать по Сухбаатару, то данное предание тоже следует считать тобаским. Но так как ашина и тоба - совершенно разные по происхождению этносы, то можно утверждать, что мотив пробития бреши в горе и выхода из теснины на простор степи был устойчиво бытовавшим фольклорным штампом, применявшимся в разное время разными народами с целью выделить судьбоносные моменты своей истории.

Билэгт, говоря о четырехвековом пребывании Бортэ-Чино в Эргунэ-куне, ссылается на Рашид-ад-дина и хивинского историка Абуль-Гази (1603- 1663). Но Рашид-ад-дин подобное не писал. Приведем текст из "Сборника летописей", на который делает ссылку Билэгт. "О [названных] народах (т. е. монголах - дарлекинах и нирунах. - Б. З.) известно, что начало их происхождения произошло от тех двух человек, которые ушли на Эргунэ-кун; путем рождений и размножения их род стал многочисленным. Слово монгол стало именем их рода, и это название переносят [теперь] на другие народы... Так как к ним была [проявлена] божественная помощь, то за время около четырех сот лет от них [произошло] множество ответвлений и по своей численности они превысили другие [народы]; вследствие же их могущества другие [племена] в этих областях также стали известны под их именем" ⁴⁴ .

В приведенной цитате говорится всего лишь о том, что за 400 лет, которые прошли с момента первых монголов в Эргунэ-кун до времени, когда жил сам Рашид-ад-дин, небольшой прежде род монголов разросся и стал таким многочисленным, что их имя переносят на другие народы. Ни о каком четырехсотлетнем пребывании монголов в Эргуне-куне здесь речь не идет. Эту фразу следует понимать именно так. Это доказывает другой отрывок из "Сборника летописей", в котором Рашид-ад-дин вновь повторяет приведенную выше мысль: "Каждое племя знает из повествований о себе лишь кое-что, потому что у них не было такой летописи, из которой они могли бы почерпнуть надежные сведения о прошлых веках и минувших эпохах и должным образом достичь до истинной сути того [прошлого], как и до их позднейшего времени, когда всевышняя истина соизволила обнаружить державу и государство предков Чингизхана и выделить и отличить ветвь [древа] Добун-Баяна и Алан- Гоа, к которым восходит род Чингизхана и его родичей... [И] хотя нет определенной даты, [но] приблизительно и примерно около четырехсот лет будет [сему роду], потому что из содержания разделов их летописи, которая существовала в сокровищнице [ханской], и из сказаний умудренных опытом старцев известно следующее: они были [властителями] в первое время халифата рода Аббаса и эпохи царствования саманидов вплоть до [нашего времени]. Племен, происшедших от этого [владетельного] рода за упомянутый промежуток времени, было столько, что перечислить их в отдельности невозможно и упоминание о них не вмещается в недра записей" ⁴⁵ .

стр. 50

Что касается Абуль-Гази, то в его сочинении "Родословная история о татарах" действительно имеется указание, что монголы находились в Эргуне-куне более 400 лет. "Иргана значит на старинном Могуллском языке долину, а Кон, затверделую высоту... Каян, Нагое и их потомки по них жили больше четырех сот лет на сем месте", - пишет Абуль-Гази. При создании своей работы он пользовался 18 трудами разных авторов. Примечательно, что из них хивинский историк называет только "Джамаставарег", то есть "Джами-ат-таварих" ("Сборник летописей") Рашид-ад-дина; данный источник был для него основным. "Из сея-то книги и из 17 других, - подчеркивает Абуль-Гази, - я взял содержание настоящия сея моея книги". Важно отметить, что Абуль-Гази изложение предания об Эргуне-куне сопровождает некоторыми биографическими сведениями об авторе "Сборника летописей", сообщением, что этот труд был составлен по указанию правителя Хулагуидского улуса Гачан-хана (Газан-хана), а основным информатором Рашид-ад-дина был выдающийся знаток монгольской старины Фулат Чабиксанг (Пулад-чинсан). Все это указывает на то, что Абуль-Гази при создании своего сочинения в первую очередь опирался на "Сборник летописей", а предание об Эргуне-куне целиком заимствовал у Рашид-ад-дина. Сказанное подтверждается и тем, что текст предания об Эргуне-куне у Абуль-Гази, если не считать мелких, малозначащих подробностей, которыми он оживил свое повествование, полностью повторяет рассказ Рашид-ад-дина об Эргуне-куне. Самое большое отличие состоит в том, что в "Родословной истории о татарах" содержится сообщение о четырехсотлетнем пребывании монголов в Эргунэ-куне, тогда как в "Сборнике летописей" такой детали нет. Трудно сказать, чем руководствовался Абуль-Гази, вводя такое дополнение в свое сочинение и тем самым искажая первоначальное содержание предания об Эргунэ-куне. По всей видимости, тут решающую роль сыграли личные амбиции Абуль-Гази как историка, его завышенное самомнение, что именно он в состоянии написать настоящую историю. Это видно из его слов: "я сам имею 18 книг разных сих авторов, из которых некоторые не очень худо писаны. Но как я вижу, что во многих местах надлежит поправить в сих книгах, а в других много надобно прибавлять; того ради я рассудил, что нужно иметь о том историю исправнейшую. Но понеже наши страны очень скудны искусными писателями, то я принужден предприять сам сие дело, невзирая на то, что прежде меня ни одного хана не нашлось, который бы такой труд захотел понесть" ⁴⁶ .

В результате же получилось, что "Родословная история о татарах" в той части, где повествуется об Эргунэ-куне, не может рассматриваться как полноценный источник. В противоположность ему "Сборник летописей", написанный на основе не дошедших до нас монгольских письменных источников, среди которых наиболее авторитетной была хранившаяся в ханской сокровищнице официальная история Золотого рода чингисидов "Алтай дэбтэр", и рассказов "заслуживающих доверия почтенных лиц", по-прежнему остается единственным и самым надежным источником для изучения и реконструкции эргунэ-кунского периода истории ранних монголов. Поэтому если у Рашид-ад- дина сведений о сроке нахождения монголов в Эргунэ-куне нет, то главный тезис Билэгта об уходе Бортэ-Чино в названную местность в 308 или в 358 г. безоснователен.

Гипотезы Кызласова и Кычанова дают обстоятельное представление о местонахождении Эргунэ-куна. Однако имеются данные, которые позволяют под несколько иным углом зрения взглянуть на проблему прародины монголов и времени их ухода из Эргунэ-куна. По сообщению западноевропейских путешественников Плано Карпини и Вильгельма де Рубрука, посетивших Монголию в XIII в., монголы в то время делились на две группы: "Иека-монгал, то есть Великие Монгалы" и "Су-монгал, то есть Водяные Монгалы". Водяные монголы живут на востоке страны, живут рыбной ловлей и охотой, совершенно не имея представления о скотоводстве ⁴⁷ .

Разумеется, подразделение монголов на "Су-монгал" и "Иека-монгал" появилось гораздо раньше XIII века. В настоящее время ученые сходятся во

стр. 51

мнении о тождестве водяных монголов и шивэйских племен Восточного Забайкалья и Верхнего Амура, которые упоминаются в китайских хрониках с V в. до конца Ляоской династии. С шивэйцами связывается большая группа погребений так называемой Бурхотуйской культуры, изучение которой позволило археологам установить, что ее носители занимались рыболовством, охотой и скотоводством, в их состав входили монголоязычные, тюркоязычные и тунгусо-маньчжурские племена Приамурья ⁴⁸ .

Монголоязычная часть шивэйцев относилась к потомкам ранних сяньбийцев, поселившихся на востоке Забайкалья и в верхнем течении Амура после распада племенного объединения дунху. Другая часть дунхусцев, осевшая у горы Сяньби, стала называться сяньбийцами, а те, которые стали жить у горы Ухуань, ухуаньцами. После ухода сяньби и ухуань с этнической и политической карты Центральной Азии на передний план выдвинулись жужани, административно-политический центр каганата которых находился у восточных отрогов Хангайских гор. Эти примеры свидетельствуют о том, что в середине I тыс. н. э. шивэйцы в этническом плане не были одиноки, кроме них существовали другие, названные выше, монголоязычные этносы.

Что касается "великих монголов", то тут подразумеваются дарлекинские и возникшие от них нирунские роды, сыгравшие решающую роль в становлении монгольского этноса и централизованного монгольского государства XIII века. У монголов существовала древняя традиция деления племен на степные и нестепные (водяные, лесные), которая отражала не только особенности их среды обитания, но и различия в происхождении и этнической истории. В XIII в. к степным относились собственно монгольские племена. Среди них центральное место занимали дарлекины, которые первыми стали называться монголами и позже распространили это имя на другие племена. История дарлекинов восходит к тем степным монголоязычным этносам, которые входили в состав населения раннегосударственных объединений на территории Монголии, а в сяньбийскую и жужаньскую эпохи владычествовали на этом обширном пространстве. Опираясь на этот важнейший тезис можно сказать, что в Эргунэ-куне находились не водяные монголы из шивэйских племен, которые не могли завоевать степь и создать на ее просторах великую Монгольскую империю, а выходцы из степных районов. Возвращение этих пришельцев на свою прародину - собственно Монголию - состоялось не в X или начале XI в., а как будет показано ниже, несколько раньше.

В предании об Эргунэ-куне говорится, что причиной бегства туда монголов явилось жестокое поражение, которое они потерпели в войне с тюрками. "Имеется рассказ, - пишет Рашид-ад-дин, - ... что над монголами одержали верх другие племена и учинили такое избиение [среди] них, что [в живых] осталось не более двух мужчин и двух женщин. Эти две семьи в страхе перед врагом бежали в недоступную местность, кругом которой были лишь горы и леса... Название этой местности Эргунэ-кун" ⁴⁹ . Здесь зафиксировано поистине эпохальное событие, перевернувшее весь сложившийся миропорядок в Центральной Азии. Таким рубежным событием, знаменовавшим смену этносов, явился разгром державы жужаней и установление древнетюркского владычества. Эта драматическая развязка в отношениях между народами, ставшая важной вехой в истории центральноазиатского региона, отложилась в исторической памяти монголов и в виде предания об Эргунэ-куне вошла в "Сборник летописей".

В настоящее время ученые придерживаются точки зрения о монгольском происхождении жужаней. Последней работой, посвященной истории жужаньского каганата, является исследование Ц. Хандсурэн. По ее мнению, важным свидетельством монгольского происхождения жужаней являются имена и титулы жужаньской знати, зафиксированные в "Бэйши", "Лян Шу" и других китайских источниках. Хандсурэн, например, считает, что имя родоначальника жужаньских ханов Мугулюя является искаженным монгольским словом мугулай (бритоголовый). Второго жужаньского хана звали Хулю (410 - 411 гг.), которому был присвоен титул айкугай хаган. Слову айкугай

стр. 52

соответствует монгольское айхгуй - бесстрашный, мужественный. Имя шестого жужаньского хана было Тухэ чжэнь (444 - 464 гг.). Это монгольское слово тугчин - обладающий. У Тугчина был титул чу хаган. Чу это, вероятно, монгольское слово цуу - слава. Тогда титул этот будет означать "славный хаган" или "прославленный хаган".

До Хандсурэн, как видно из ее работы, заметный вклад в изучение семантики жужаньской титулатуры и личных имен внес японский исследователь Р. Учида. Его толкование многих терминов отличается от трактовки, которую предлагает Хандсурэн. Но важно то, что оба исследователя сходятся во мнении о монгольской языковой принадлежности жужаньских имен и титулов, смысл которых, несмотря на некоторое искажение китайской транскрипцией, легко восстанавливается средствами монгольского языка. Этот язык, полагает Хандсурэн, бытовал в соответствовавшей этнической среде, которая была политически доминирующей в жужаньском каганате ⁵⁰ .

Государство жужаней было этнически неоднородным. В середине VI в. оно было уничтожено коалицией древнетюркских племен. В течение двух последующих столетий часть жужаней, которую мы идентифицируем с родом чино, находилась за пределами своей родины в Эргунэ-куне, а затем на западном побережье Байкала. Оттуда, "переплыв море Тенгис", чиносцы перебрались на восточную сторону озера, где обосновались в Баргузинской долине и примыкающих к ней районах Западного Забайкалья. Позже чиносцы вернулись в Монголию, к верховьям Онона, где, консолидировав вокруг себя другие племена, составили ядро будущей монгольской народности.

Касаясь перипетии истории рода чино, мы сознательно не сосредоточиваемся на вопросе, когда он вышел из Эргунэ-куна и пришел к Байкалу: данных для его решения пока нет. Не случайно и то, что временной отрезок с середины VI в. до середины VIII в. Пэрлээ называл "темным периодом монгольской истории", в границах которого, как справедливо пишут исследователи, со страниц источников исчезли всякие упоминания о монголах ⁵¹ .

К приходу чиносцев к Байкалу по обе стороны от него обитали курыканы, в составе которых были предки якутов, южнее и восточнее озера - пугу, тунло и байегу (байырку орхонских надписей). Все они, по свидетельству китайских источников VII - VIII вв. "Суй Шу", "У Дай Шу", "Вэй Шу", говорили на кыргыз-тюркютском языке, что подтверждает многократно высказывавшееся предположение об их принадлежности к кругу тюркских, точнее тюрко- телеских родоплеменных групп ⁵² .

Тюркоязычные племена поселились вокруг Байкала задолго до прибытия туда чиносцев и вообще монголов. Этому выводу соответствуют данные топонимических исследований. Согласно им в номенклатуре географических названий Прибайкалья выделяются три пласта, которые, в зависимости от времени образования, располагаются в следующем порядке: 1) тунгусоязычный, 2) тюркоязычный, 3) монголоязычный ⁵³ . Тюркоязычный пласт, предшествующий монгольскому, представлен названиями наиболее крупных рек, гор, озер. О названии Байкал уже говорилось. Тюркское кель (озеро) легло в основу названия второго по величине после Байкала озера Хул (совр. Гусиное озеро) в Южной Бурятии. Название р. Ангара возможно связать с тюркским ангар (широкая долина). Правый приток Ангары Куда означает "крутой", "обрывистый". Название р. Темник, впадающей в Селенгу, восходит к тюркскому хем (река). Название священной для эхиритских бурят горы Байтог состоит из слов: бай - "богатый, большой" и таг - "гора". В названии почитаемой булагатскими родами горы Манхай выделяются основы мана - "оберегать" и кай - "утес", "гора". В целом Манхай - "оберегаемая", то есть "священная гора, утес". В топониме Курумкан на севере Бурятии выделяется корень курум (корум) - "каменные россыпи на склонах, нагромождение камней в русле реки" и эвенкийский суффикс уменьшительной формы - кан. Первая часть названия горного хребта Хамар-Дабан в Забайкалье сопоставимо с якутским словом хаамар, имеющим значение "пройти шагом". Полностью название будет означать "перевал, который можно пройти шагом" ⁵⁴ .

стр. 53

Нельзя считать случайным и то обстоятельство, что в летописях "Алтай тобчи" Лубсан Данзана, анонимной "Алтай тобчи" и "Шара туджи" местность, где Бортэ-Чино женился на Хоай-Марал названа Дзад (Дзуд, Дзэд) ⁵⁵ . Изредка встречающееся Гонбо (Конгпо), являющееся названием области в Тибете, попало в монгольские летописи из буддийской литературы, поэтому рассматривать его нет необходимости.

Б. Я. Владимирцовым на многочисленных примерах было доказано, что тюркский термин jad означает "чужой" ⁵⁶ . Позже эту версию, проведя специальное исследование, подтвердили П. Пелльо и Л. Амби ⁵⁷ . Данный факт является еще одним свидетельством того, что ко времени прибытия рода чино к Байкалу территория около него, занятая тюркоязычными племенами, была "чужой" по отношению к монголам. Отсюда мы выдвигаем предположение, что в предании о Бортэ-Чино зафиксировано по существу первое проникновение монголов в район Байкала. Поскольку в последующее время монгольский этнический компомет там постоянно расширялся, то не будет преувеличением сказать, что род чино положил начало монголизации Прибайкалья. В этом состоит одна из его исторических заслуг перед монгольским миром.

Спустя некоторое время род чино покинул Забайкалье. Из-за отсутствия данных, трудно сказать что-либо определенное о мотивах его ухода. Можно только констатировать, что в конце VIII в. оно уже было у истоков Онона. Почему в это время? Знакомство с первым параграфом "Сокровенного сказания" показывает, что сыном Бортэ-Чино и Хоай-Марал был Бата-Чихан, родившийся на Ононе после прихода туда его родителей от Тенгиса, то есть Байкала. Но так как Бортэ-Чино и Хоай-Марал являются не реальными, а мифическими персонажами, то настоящим первопредком Чингисхана в его родословной, которая приведена в "Сокровенном сказании" и "Сборнике летописей", следует считать Бата-Чихана (Батачи-каана).

Билэгт, взяв точно известные даты жизни выдающихся людей средневековой Монголии, принадлежавших к одной генеалогической линии, вычислил, что продолжительность одного поколения у монголов равнялась 20 годам ⁵⁸ . К слову, средний срок смены одного поколения у многих народов мира, в том числе, например, и у бурят, тоже равнялся 20 годам ⁵⁹ . Найденную величину Билэгт предложил применять для определения времени рождения предков Чингисхана, с чем можно согласиться.

Но в отношении Бата-Чихана ситуация не так проста. Дело в том, что в "Сокровеном сказании" Чингисхан является потомком Бата-Чихана в 21 поколении, а в "Сборнике летописей" - в 17. Иначе говоря, по первому источнику Бата-Чихан родился, если одно поколение считать за 20 лет, в 742 г., по второму - в 822 год. Расхождение составляет 80 лет. В настоящее время бессмысленно обсуждать, с чем связана эта разница в количестве поколений, потому что невозможно установить, какое имя занимает в обеих версиях родословной свое законное место, какое появилось в них в результате внешних обстоятельств, обусловленных, например, обычаем левирата.

На наш взгляд, для вычисления, хотя бы весьма приблизительно, года рождения Бата-Чихана имеется только один выход: примирить оба варианта родословной Чингисхана и придерживаться промежуточной между 742 и 822 г. даты, то есть 782 года. Важно, что предложенная дата рождения Бата-Чихана не противоречит сообщению Рашид-ад-дина относительно того, что доминирование рода Чингисхана среди монголов началось в первые годы правления династии Аббасидов. Существование же этой династии приходится, как известно, на 750 - 1258 годы.

Установление времени рождения Бата-Чихана (приблизительно 782 г.) является важным ориентиром, указывающим на то, что в конце VIII в. предки монголов из рода чино поселились у истоков Онона и на этом завершилась их двухвековая эпопея. Дальнейшая судьба этой общности была неразрывно связана с историей собственно Монголии.

стр. 54

Примечания

1. КОЗИН С. А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. Введение в изучение памятника, перевод, тексты, глоссарии. М. -Л. 1941.

2. КАФАРОВ П. Старинное монгольское сказание о Чингисхане. В кн.: Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. Т. IV. 1866, с. 11; АМАР А. Краткая история Монголии (на монг. яз.). Улаанбаатар. 1984, с. 90; о точке зрения Б. Римчена см.: ГУМИЛЕВ Л. Н. Поиски вымышленного царства (Легенды о "государстве пресвитера Иоанна"). М. 1970, с. 97; КОНОВАЛОВ П. Б. Этнические аспекты истории Центральной Азии (древность и средневековье). Улан-Удэ. 1999, с. 77.

3. БОРЖИМСКИЙ Ф. Краткое историко-географическое и статистическое описание Хулун-буирской области. В кн.: Известия Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. Т. 44. Иркутск. 1915. с. 7.

4. РАШИД-АД-ДИН. Сб. летописей. Т. 1, кн. 2. М. -Л. 1952, с. 52; ХУАСАЙ ДУГАРЖАБ. История желтознаменного с каймой Баргинского хошуна. 1734 - 1948 (на монг. яз.). Хайлар. 1995, с. 126 - 127.

5. ЛУБСАН ДАНЗАН. "Золотое сказание" (на монг. яз.). М. 1973, с. 304, прим. 4; RACHEWILTZ I. The Secret History of the Mongols. Papers on Far Eastern History. IV. Canberra. 1971, p. 153.

6. БАЛДАНЖАПОВ П. Б. Монгольская летопись XVIII в. (на монг. яз.). Улан- Удэ. 1970, с. 137; ПУБАЕВ Р. Е. Материалы по истории монголов в труде "Пагсам-Чжонсан" Ешей Балчжора В кн.: Исследования и материалы по Монголии. Улан-Удэ. 1974, с. 190; Синяя книга о правителях со времени первоначального возникновения неба и земли (на монг. яз.). СПб. 1912, с. 2 - 3.

7. БАЛДАНЖАПОВ П. Б. ук. соч., с. 137.

8. SAGAN SECEN. Драгоценное сказание (на монг. яз.). - Monumenta historica. Т. 1, fasc. 1. Ulanbator. 1961, с. 71 - 72.

9. ЮМСУНОВ В. История одиннадцати хоринских родов (на монг. яз.). В кн.: Бурятские летописи (на монг. яз.). Улаан-Удэ. 1992, с. 35; ХОБИТУЕВ Ш. -Н. История одиннадцати родов хоринских бурят (на монг. яз.). В кн.: Бурятские летописи, с. 92; ЦЭРЭН-У Ц. Краткое сочинение по истории баргузинских бурят с присовокуплением введения (на монг. ях.). - Отдел памятников письменности Востока ИМБиТ СО РАН, инв. N М-1 - 377, с. 1 -1об.

10. ЦЭРЭН-У Ц. ук. соч., с. 1. -1об.

11. РУМЯНЦЕВ Г. Н. Баргузинские летописи. Улан-Удэ. 1956, с. 21, 22, 23.

12. Подробности о Д. Банзарове см. Письмо И. С. Сельского к П. С. Савельеву. В кн.: Черная вера или шаманство у монголов и другие статьи Д. Банзарова. СПб. 1891, с. 36.

13. ГЕРАСИМОВА К. М. Культ обо как дополнительный источник для изучения этнических процессов в Бурятии. В кн.: Этнографический сборник. Вып. 5. Улан-Удэ. 1969, с. 138.

14. ВАЙНШТЕЙН С. И. Историческая этнография тувинцев. М. 1972, с. 91; ЩЕРБАК А. М. Названия домашних и диких животных. Историческое развитие лексики тюркских языков. М. 1961, с. 134; РАССАДИН В. И. Лексика современного тофаларского языка. Автореф. канд. дис. Улан-Удэ. 1967.

15. SAGANG SECEN. ук. соч., с. 121.

16. ГАЛДАНОВА Г. Р. Почитание животных у бурят. В кн.: Буддизм и традиционные верования народов Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 58 - 59.

17. ПОТАПОВ Л. П. Следы тотемистических представлений у алтайцев. - Советская этнография, 1935, N 4, с. 139.

18. РАДЛОВ В. В. Образцы народной литературы тюркских племен. Ч. IX. СПб. 1907, с. 163.

19. АНОХИН А. Материалы по шаманству у алтайцев. В кн.: Сборник музея антропологии и этнографии. Т. 4, вып. 2. 1924, с. 56.

20. ПОТАПОВ Л. П. ук. соч., с. 140, 141 - 142, 149.

21. АРТАМОНОВ М. И. Скифо-сибирское искусство звериного стиля (основные этапы и направления). В кн.: Проблемы скифской археологии. М. 1971, с. 33.

22. АБАЕВ В. Н. Осетинский язык и фольклор. М. -Л. 1949, с. 37; БОЯЛИЕВА Т. Д. Доисламские верования и их пережитки у киргизов. Фрунзе. 1972, с. 50; ГРАКОВ Б. Н. Скифы. М. 1971, с. 86; ЧЛЕНОВА Н. Л. Происхождение и ранняя история племен тагарской культуры. М. 1967, с. 139 - 140; ДУГАРОВ Д. С. Исторические корни белого шаманства. На материале обрядового фольклора бурят. М. 1991, с. 75; АРИСТОВ Н. А. Заметки по этническому составу тюркских племен и народностей. - Живая старина, вып. 3 - 5, 1896, с. 279; ПОТАПОВ Л. П. Очерки по истории алтайцев. М. -Л. 1953, с. 160; ЗУЕВ Ю. А. Киргизы-буруты (к вопросу о тотемизме и принципах этнонимообразования). - Советская этнография, 1970, N 4, с. 77; ЕРЕМЕЕВ Д. Е. К семантике тюркской этнонимии. В кн.: Этнонимы. М. 1970, с. 140.

23. АЛЕКСЕЕВ Н. А. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири. Новосибирск. 1980, с. 109 - 110; ГОГОЛЕВ А. И. Якуты (проблемы этногенеза и формирования культуры).

стр. 55

Якутск. 1993, с. 13 - 29, 43 - 46, 61, 123, 124; ПОТАПОВ Л. П. Этнический состав и происхождение алтайцев. Л. 1969, с. 59; ТОМИЛОВ Н. А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI - первой половине XIX в. Томск. 1981, с. 166; ЕРЕМЕЕВ Д. Е. ук. соч., с. 140.

24. АБРАМЗОН С. М. Киргизы и их этногенетические и историко- культурные связи. Л. 1971, с. 283.

25. ГАЛДАНОВА Г. Р. Доламаистские верования бурят. Новосибирск. 1987, с. 39.

26. Свод этнографических понятий и терминов. Религиозные верования. Вып. 3. М. 1993, с. 163 - 167.

27. RACHEWILTZ I. A Note on the Word Borte. - Secret History of the Mongols. - Papers on East Asian History, 13/14. 1997, p. 153.

28. cm. RACHEWILTZ I. Op. cit., p. 153 - 155; Монголо-русский словарь. Т. 2. СПб. 1894, с. 283; Монгольско-русско-французский словарь. Т. 2. Казань. 1846, с. 1260; Монгольско-немецко-российский словарь. СПб. 1835, с. 124; Краткий толковый словарь монгольского языка (на монг. яз.). 1966, с. 100.

29. RACHEWILTZ I. Op. cit, p. 154.

30. КОЗИН С. А. ук. соч., с. 79.

31. ЮАНЬ-МАО БИ-ШИ. Секретная история монголов. Т. 1. М. 1962, с. 13, пар. 1; РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 2, с. 9.

32. РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 1, с. 153 - 154; кн. 2, с. 9.

33. СУХБААТАР Г. Монгольские этнонимы дочингисовой эпохи. В кн.: Монголо-бурятские этнонимы. Улан-Удэ. 1993, с.71; ОЧИР А. О монгольских родах нохос, бухас, шарайгол (на монг. яз.). В кн.: Этнография народов Сибири и Монголии (на монг. яз.). Улаанбатар - Улаан-Уд. 2000, с. 65; РАШИД-АД- ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 2, с. 25.

34. РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 1, с. 152 - 155; кн. 2, с. 9; СУХБААТАР Г. Хозяйство, общественный строй, культура, происхождение хуннов (IV в до н. э. - II в н. э.) (на монг. яз.). Улаанбатар. 1980, с. 75.

35. РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 1, с. 154, 155.

36. Там же, с. 78, 152, 155; кн. 2, с. 32.

37. Там же, кн. 1, с. 78.

38. См.: БАНЗАРОВ Д. Собрание сочинений. М. 1955, с. 178, 179, 319.

39. ЧИНДАМУНИ. Родина предков монголов (на монг. яз.). -Педагогический университет Внутренней Монголии. Научно-исследовательский журнал. Хехэхота. 1986, N 2, с. 56 - 73; ДАЛАЙ Ч. Хамаг Монгол Улс (1101 - 1206) (на монг. яз.). Улаанбатар. 1996, с. 6 - 7; ЧАГДУРОВ С. Ш. Прародина монголов. Улан-Удэ. 1999; КОНОВАЛОВ П. Б. ук. соч., с. 123 - 128, 131.

40. ПЭРЛЭЭ Х. Исследование устной истории монголов Трехречья (на монг. яз.). В кн.: Studia historica. Т. 8, fasc. 6. Ulan-Bator. 1969, с. 99 - 100; КЫЧАНОВ Е. И. Монголы в VI - первой половине XII в. В кн.: Дальний Восток и соседние территории в средние века. История и культура востока Азии. Новосибирск. 1980, с. 140; АЛТАНОРГИЛ М. Исследование, называемое "Сорок тумэнов монгольского народа" (на монг. яз.). Хехэхота. 1995, с. 41; РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 1, с. 77, прим. 10; КЫЗЛАСОВ Л. Р. Ранние монголы (к проблеме истоков средневековой культуры). В кн.: Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. Новосибирск. 1975, с. 171.

41. БИЛЭГТ Л. К вопросу уточнения местоположения Эргунэ-куна. В кн.: Исторические исследования (на монг. яз.). Тот. XXVII - XXVIII, fasc. 9. Улаанбаатар. 1995, с. 85, 88.

42. РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 2, с. 52.

43. ПЭРЛЭЭ Х. Некоторые вопросы истории кочевых цивилизаций древних монголов. Улан-Батор. 1978; СУХБААТАР Г. Ранние предки монголов (на монг. яз.). Улаанбаатар. 1980, с. 183 - 187; БИЛЭГТ Л. Гипотеза о времени ухода монголов в Эргунэ-кун. В кн.: Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии, Новосибирск. 1993, с. 108; КЫЗЛАСОВ Л. Р. ук. соч., с. 170 - 177; КЫЧАНОВ Е. И. ук. соч., с. 136 - 144.

44. РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 1, с. 77.

45. Там же, кн. 2, с. 8 - 9.

46. АБУЛГАЧИ-БАЯДУР-ХАН. Родословная история о татарах. Т. 1, с. 106, 15 - 16.

47. ИОГАНН ДЕ ПЛАНО КАРПИНИ. История монголов. ВИЛЬГЕЛЬМ ДЕ РУБРУК. Путешествия в восточные страны. СПб. 1911, с. 16.

48. ОКЛАДНИКОВ А. П. Бурхотуйская культура железного века в Юго- Западном Забайкалье. В кн.: Труды Бурятского комплексного научно- исследовательского института. Сер.востоковедная. Вып. 3. Улан-Удэ. 1960, с. 16 - 30; КОВЫЧЕВ Е. И. История Забайкалья (1-сер. II тыс. н. э.). Иркутск. 1984, с. 17; ИМЕНОХОЕВ И. В. Раннемонгольская археологическая культура. В кн.: Археологические памятники эпохи средневековья в Бурятии и Монголии. Новосибирск. 1992, с. 23 - 48.

49. РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 1, с. 153.

стр. 56

50. ХАНДСУРЭН Ц. Жужаньское ханство (на монг. яз.). Улаанбаатар. 1994, с. 7. 28 - 34.

51. ПЭРЛЭЭ Х. Исследование устной истории монголов Трехречья (на монг. яз.), с. 105; ГОН-ГОР Д. История Халхи (на монг. яз.). Т. I. Улаанбаатар. 1970, с. 44.

52. ВАСИЛЬЕВ Ф. Ф. Монгольский компонент в этнической культуре якутов. В кн.: Банзаровские чтения. Тезисы и доклады научной конференции. Улан-Удэ. 1992. с. 57 - 58; АБРАМЗОН С. М. ук. соч., с. 281; БЕРНШТАМ А. И. Заметки по этногенезу народов Северной Азии. - Советская этнография, 1947, N 2, с. 63.

53. МЕЛЬХЕЕВ М. Н. Топонимика Бурятии. Улан-Удэ. 1969, с. 37; ШУЛУНОВАЛ. В. Онимические форманты ойконимов Прибайкалья. В кн.: Исследования по ономастике Прибайкалья. Улан-Удэ. 1990, с. 57 - 59; БАЛДАЕВ С. П. Некоторые вопросы топонимики Восточной Сибири. В кн.: БАЛДАЕВ С. П. Избранное. Улан-Удэ. 1961, с. 177.

54. МЕЛЬХЕЕВ М. Н. Географические названия Восточной Сибири, Иркутской и Читинской областей. Иркутск. 1969; НИКОНОВ В. А. Краткий топонимический словарь. М. 1966; Якутско-русский словарь. М. 1972; ПЕКАРСКИЙ Э. И. Словарь якутского языка. М. 1959; МИХАЙЛОВ Т. М. Заметки о топонимах Усть-Ордынского национального округа. В кн.: Ономастика Бурятии. Улан-Удэ. 1976; ДОНДУКОВ У-Ж. Ш. Этимологические разыскания названий топонимов и гидронимов Тугнуйской долины, связанных с историей аборигенов края. В кн.: Исследования по ономастике Бурятии. Улан- Удэ. 1990.

55. ЛУБСАН ДАНЗАН. Золотое сказание (на монг. яз.), с. 53; Алтан тобчи. Монгольская летопись в подлинном тексте и переводе с приложением калмыцкого текста истории Убаши-Хунтайджия и его войны с ойратами. В кн.: Труды Восточного отделения Русского археологического общества. Т. IV. СПб. 1858, с. 3 - 4; ШАРА ТУДЖИ. Монгольская летопись XVII в. М. -Л. 1957, с. 19.

56. ВЛАДИМИРЦОВ Б. Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л. 1934, с. 52, 59.

57. PELLIOT P. et HAMBIS L. Histoire des campagnes de Gengis Khan Chen-wu ts'intcheng lou. T. 1. Leiden. 1951, p. 28 - 29.

58. БИЛЭГТ Л. К вопросу о достоверности родословной Чингисхана. В кн.: Археологические исследования (на монг. яз.). Т. XV, fasc. 1 - 11. Улаанбаатар. 1995, с. 101.

59. АЛЕКСЕЕВ В. П. Человек. Эволюция и таксономия. Некоторые теоретические вопросы. М. 1985, с. 188; МИТРОШКИНА А. Т. Бурятская антропонимия. Новосибирск. 1987, с. 30 - 32.

60. РАШИД-АД-ДИН. Сборник летописей. Т. 1, кн. 2, с. 8.

Постоянный адрес данной публикации: