В марте 1956 г. в Грузии вспыхнули массовые волнения. В очередную годовщину со дня смерти И. В. Сталина демонстранты, недовольные решениями XX съезда КПСС, потребовали возвеличить память о своем земляке. Власти, как и следовало ожидать, не уступили. Пролилась кровь. Суть и причины грузинских событий 1956 г. традиционно вызывают значительный интерес историков, как явление, отражающее важные тенденции развития советской политической системы и многонационального советского социума¹. В числе причин социального взрыва в Грузии не последнее место занимало уже состоявшееся понижение фактического политического статуса республики после смерти Сталина и ареста Л. П. Берии. Привыкшие решать многочисленные проблемы через московских шефов², грузинские руководители оказались в положении обычных советских функционеров. Новые московские лидеры отказались защищать грузинские интересы в межнациональных конфликтах в республике и от местных властей потребовали "навести порядок", обуздать национализм и "антиобщественные проявления". В конечном счете эти претензии центра затрагивали не только грузинскую номенклатуру, но и большинство жителей республики. Критика Сталина на XX съезде сыграла лишь роль детонатора.

По объективным параметрам Грузинская ССР не входила в число крупных, весомых регионов. Например, промышленная продукция, произведенная в Грузии в 1950 г., составляла 0,9% от общесоюзного промышленного производства³. Однако грузинское руководство было наделено определенными политическими преимуществами. Хотя сам Сталин никогда публично не акцентировал свою национальную принадлежность, фактически он традиционно проявлял большой интерес к грузинским делам. Этому способствовали регулярные отпускные выезды в Грузию, где для Сталина было построено несколько дач. Во время отдыха вождя грузинские руководители были его регулярными посетителями. Это позволяло им в неформальной обстановке решать различные проблемы⁴. Помимо Сталина в высшем руководстве СССР всегда были те, кто имел с Грузией тесные связи благодаря происхождению и работе в республике в определенные периоды своей карьеры. Они играли роль непосредственных

Хлевток Олег Витальевич - доктор исторических наук, профессор Исторического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

шефов Грузии. До войны такими шефами были член Политбюро, председатель Центральной контрольной комиссии партии, а затем нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе и отчасти секретарь ЦИК СССР А. С. Енукидзе. Перед войной на эту неформальную позицию выдвинулся Берия, набиравший все большую силу в Москве в качестве руководителя НКВД, а затем заместителя председателя советского правительства.

Конкретные механизмы такого патронажа как важной составной части советской политической системы изучены плохо⁵. Главной причиной этого является недостаток источников. Тем не менее в ряде случаев патрон-клиентскую зависимость можно проследить в ведомственных документах. Об особой роли Берии в грузинских делах свидетельствует, например, архив его секретариата в Совете министров СССР⁶. Отличительной особенностью этого большого комплекса дел является ярко выраженная грузинская специфика. Просьбы и жалобы из Грузии, поступавшие на имя Берии, занимали непропорционально большую часть материалов переписки его секретариата. Они свидетельствовали о том, что Берия воспринимался в Грузии как покровитель республики, обращение к которому имеет большие шансы на успех. Это впечатление "политической интимности" (в одном из писем Берия был назван "любимым человеком грузинского народа"⁷) усиливает то, что многие заявления были написаны на грузинском языке.

В корреспонденции на имя Берии немало обращений грузинских чиновников, жаловавшихся на незаслуженные увольнения или притеснения и выражавших чувства личной преданности. Конечно, большинство мелких и средних чиновников, которые писали Берии, не были его клиентами в прямом смысле этого слова. Однако они хорошо знали, что клиентами Берии являлись высшие руководители республики и учитывали это в своих обращениях⁸. В 1938 г. после отъезда Берии в Москву первым секретарем ЦК компартии Грузии был назначен К. Н. Чарквиани. До выдвижения он работал под руководством Берии (последняя должность - третий секретарь ЦК компартии Грузии) и пользовался его поддержкой. Чарквиани удерживал свои позиции руководителя Грузии 13 лет⁹.

Кадровая стабильность, а также "шефская" поддержка из Москвы способствовали росту амбиций грузинских руководителей, развязывали им руки для "простого" решения сложных вопросов, требовавших сдержанности и взвешенности. Наиболее известным примером этого была политика Тбилиси в отношении абхазской и юго-осетинской автономий. Пренебрегая очевидными негативными последствиями, грузинское руководство провело после войны коренную и быструю ломку системы школьного образования. Преподавание в школах автономий, которое ранее велось на абхазском, осетинском или русском языках, было переведено на грузинский язык. Одновременно более привычная русская графика абхазской и осетинской письменности заменялась грузинской. Это не могло не вызвать массового недовольства абхазцев и осетин. Его отзвуки доходили до Москвы, однако не имели последствий. Например, в июле 1950 г. заместитель председателя Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятов переслал секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову несколько писем по поводу ситуации в Юго-Осетинской автономной области. В них подробно говорилось об отрицательных последствиях принудительного перевода школ на преподавание на грузинском языке, вытеснении осетинского языка, о произволе местных чиновников. Заявления выглядели настолько убедительно, что Шкирятов внес предложение рассмотреть вопрос на заседании Секретариата ЦК и поручить аппарату ЦК и КПК провести проверку изложенных фактов¹⁰. Однако, как видно из документов Секретариата ЦК ВКП(б), инициатива Шкирятова не получила одобрения. Маленков, судя по всему, ограничился полумерами. По его поручению с письмами о Южной Осетии были ознакомлены секретари ЦК

и после этого материал списан в архив¹¹. Столь вялая реакция Маленкова вряд ли вызовет удивление, если вспомнить о его тесных отношениях с Берией, который, в свою очередь, всячески поддерживал грузинских руководителей.

Попытки ассимиляции абхазцев и осетин отражали общие тенденции, характерные для сталинской национальной политики. После свертывания в начале 1930-х годов программ "коренизации" (поощрения культурно-национальных автономий и распространения национальных языков) в СССР шел процесс национальной унификации. В целом его можно представить как пирамиду ассимиляций. На ее вершине крупные нации "сплачивались" в единую общность "советский народ", руководимую "старшим братом" - русским народом. В основании пирамиды национальные меньшинства ассимилировались в титульную нацию той или иной республики. Дискриминации подвергались абхазцы и осетины в Грузии, грузины и армяне в Азербайджане, русины на Украине, поляки в Литве, таджики в Узбекистане и т.д.¹²

Политику национально-культурной ассимиляции, и особенно те методы, которыми она осуществлялась, можно рассматривать и как проявления центростремительности в системе "центр-регионы". Относительная кадровая стабильность, консолидация республиканских и областных руководящих сетей, усиление их оперативной автономности вели к нарушениям жестких правил централизации и злоупотреблениям местных чиновников. До центра симптомы этих явлений доходили в виде различных сигналов. Важнейшими среди них были многочисленные нарушения правил перемещения работников номенклатуры ЦК, скандалы на местах, связанные с произволом и материальными злоупотреблениями чиновников и т.д. Ответом на эти процессы было ужесточение региональной политики центра, сигнал чему дало известное "ленинградское дело" 1949 г., массовые аресты ленинградских руководителей и связанных с ними чиновников в других регионах страны. С этой точки зрения "ленинградское дело" имело два основных слоя. С одной стороны, его можно рассматривать как реакцию Сталина на распространение обычных для системы злоупотреблений и отклонений от правил: должностного протекционизма, круговой поруки чиновников, патрон-клиентских отношений. С другой стороны, в "ленинградском деле" получила выражение большая кремлевская политика. Уничтожив не только ленинградских чиновников, но и их покровителей в Политбюро и аппарате ЦК, Сталин произвел очередную перегруппировку сил в своем непосредственном окружении, которая преследовала цель укрепления власти диктатора¹³.

Тот же смысл имела еще одна акция периода позднего сталинизма, "мингрельское дело" - чистки номенклатуры и массовые депортации в Грузии в 1951 - 1952 годах. Документы показывают, что аресты и смена руководства в Грузии предпринимались по инициативе Сталина, который использовал в своих целях борьбу между различными кланами грузинских руководителей¹⁴. "Мингрельское дело" было очередной кампанией против центробежных тенденций в аппарате. Постановления Политбюро о положении в Грузии осуждали "шефства" и напоминали о непреложности строгой централизации¹⁵. "Мингрельское дело" было также тесно связано с политическими процессами, происходившими в высших эшелонах власти. Направив удар против Берии и его клиентской сети в Грузии, Сталин в очередной раз "дисциплинировал" своих соратников. В результате "мингрельского дела" от власти в Грузии был отстранен старый клан грузинских чиновников во главе с Чарквиани, тесно связанных с Берией. На его место выдвинулся новый клан любимца Сталина А. И. Мгеладзе, который находился с Берией в напряженных отношениях¹⁶.

Являясь очередной кампанией, служившей укреплению личной диктатуры Сталина, "мингрельское дело", однако, не вело к принципиальным измене-

ниям в сложившейся системе. Новые республиканские власти проводили старый курс и пользовались при этом поддержкой Москвы. В октябре 1952 г., через полгода после смены грузинского руководства, две дочери известного абхазского педагога П. С. Шакрыла, Е. П. и Т. П. Шакрыл, которые учились в то время в аспирантуре в Москве, написали письмо Сталину. Они сообщали о необоснованном переводе школьного обучения на грузинский язык, закрытии абхазских учебных заведений и ограничении выпуска книг на абхазском языке и т.д. В заключение в письме говорилось: "Очень просим вас не посылать наше заявление в Грузию, поскольку нам известно, что посылавшиеся в Грузию подобные заявления никогда не приводили к положительным результатам, а посылавшие такие заявления в ЦК ВКП(б) подвергались затем репрессиям со стороны грузинских центральных организаций. Нужно сказать, что нынешний секретарь ЦК КП Грузии (А. И. Мгеладзе. - О. Х.) до последнего времени был секретарем обкома партии в Абхазии и, конечно, в курсе всего происходящего, однако никаких мер к ликвидации всего этого не принимает"¹⁷. Как видно из перечней писем, поступивших в адрес Сталина, это заявление было доложено ему лично¹⁸. Однако никаких распоряжений Сталина о рассмотрении письма в документах не зафиксировано. Мгеладзе, пользуясь особым покровительством Сталина, проводил политику своих предшественников.

Привилегированное положение грузинской номенклатуры не изменилось даже после смерти Сталина в марте 1953 г., хотя в республике произошла очередная кадровая перетряска. Уже в апреле Берия направил в Президиум ЦК КПСС материалы, в которых подробно описывались методы фабрикации "мингрельского дела" и пытки, применявшиеся к арестованным. 10 апреля Президиум ЦК принял постановление, отменявшее решения о "мингрельской националистической группе" и о массовых депортациях из Грузии¹⁹. Эта кампания имела значительные политические последствия. Она укрепляла позиции Берии, над которым долгое время висели негласные обвинения в покровительстве "врагам-мингрельцам". Берия еще раз продемонстрировал многочисленным клиентам свои возможности влиятельного патрона. Руководящие структуры Грузии фактически вернулись в то состояние, которое существовало до начала "мингрельского дела". Основные должности в республике получили клиенты Берии. Соответственно, группа Мгеладзе, выдвинутая Сталиным, подверглась гонениям. Берия восстановил свой статус полноправного шефа Грузии. Показательно, что поверженные грузинские руководители из окружения Мгеладзе, да и сам Мгеладзе, также обращались к Берии за помощью, каялись перед ним в ошибках²⁰.

Действия Берии указывали на его стремление ограждать грузинских руководителей от возможных ударов и скандалов. Например, 13 апреля 1953 г. на имя председателя президиума Верховного совета СССР К. Е. Ворошилова пришло анонимное письмо из Абхазии, в котором сообщалось о дискриминации русских рабочих на одном из хозяйственных объектов в Абхазии. Авторы обвиняли местных грузинских руководителей в воровстве и преследованиях русских, вплоть до убийств. В письме приводились многочисленные факты злоупотреблений и краж. 5 мая Ворошилов переслал письмо Берии с резолюцией: "Направляю вам для сведения и распоряжений, кому следует, и проверки указанных фактов". Ворошилов направлял письмо Берии как министру внутренних дел. Однако Берия действовал как шеф Грузии. Получив заявление, он послал его для проверки не в МВД, а председателю Совета министров Грузии с поручением: "Тщательно проверьте сообщаемые факты, примите необходимые меры. Результаты доложите"²¹. Поведение Берии показательно. В советской бюрократической системе существовали два способа реакции на сигналы о злоупотреблениях. Первый - поручить проверку той структуре, на которую при-

ходила жалоба. Второй - поручить проверку "чужой" структуре. Первый вариант был предпочтительным для проверяемых чиновников, так как позволял им самим составить отчет. Второй вариант был чреват неожиданностями и возможным развитием скандала, поскольку "чужое" проверяющее ведомство было, как правило, заинтересовано в демонстрации собственной эффективности. Грузинские руководители благодаря Берии в данном случае оказались избавлены от вторжения "чужаков" из союзного Министерства внутренних дел.

Однако вскоре в положении грузинской номенклатуры произошел крутой поворот. В конце июня 1953 г. был арестован Берия, а затем его многие ближайшие сотрудники, в том числе занимавшие высокие посты в Грузии. В сентябре 1953 г. первым секретарем ЦК компартии Грузии назначили генерала В. П. Мжаванадзе, армейского политработника, слабо связанного с Грузией, но служившего на Украине как раз в те годы, когда первым секретарем ЦК компартии Украины был Н. С. Хрущев. В демонстративной присылке "варяга", отказе грузинской номенклатуре в праве выдвинуть на высший пост своего представителя отразилось новое отношение Москвы к Грузии. Многолетние тесные связи с Берией теперь компрометировали грузинских руководителей. Новые кремлевские лидеры проявили решимость установить над Грузией непосредственный контроль, минуя традиционные механизмы шефства и обращаясь к тем проблемам, которые долгое время игнорировались.

Одним из первых сигналов об изменении курса Москвы в отношении Грузии были решения о двух грузинских автономиях - Абхазии и Южной Осетии. После смерти Сталина и особенно ареста Берии население этих автономий начало более настойчиво требовать реорганизации системы школьного обучения. О сути этих претензий позволяет судить письмо жителя Гудаутского района Абхазии от 12 июня 1953 г., направленное на имя Маленкова, Хрущева и Ворошилова²². Автор утверждал, что принудительное обучение абхазских школьников на грузинском языке и запрещение обучения на абхазском и русском не оправданны и вызывают недовольство. Школьники-абхазцы не понимают грузинского языка и не могут на нем учиться. Абхазская молодежь стремится переехать в соседние русские регионы, чтобы получить там образование. В республике уволено большинство учителей-абхазцев и т.д. Страсти накалялись, поскольку проблема затрагивала коренные интересы значительной части населения грузинских автономий. Арест Берии усилил протесты. Теперь грузинские школьные реформы можно было безбоязненно называть результатом вредительской деятельности "врага народа" Берии и его ставленников.

Под напором этого недовольства Секретариат ЦК КПСС в августе 1953 г. командировал в Грузию большую группу руководящих работников отделов науки и культуры, школ, пропаганды и агитации ЦК. Комиссии надлежало проверить работу начальных и средних школ, высших учебных заведений и республиканских газет²³. Результаты проверки были более чем критическими. Одной из самых острых, как и следовало ожидать, оказалась проблема школьного образования в автономиях. Комиссия столкнулась с фактами массового и открытого недовольства. В первый же день нового учебного года в средних школах Абхазии началась забастовка учащихся-абхазцев, отказавшихся посещать занятия. Они требовали организовать классы с преподаванием на русском языке. Во многих школах на стихийных собраниях к ученикам присоединялись их родители. Учитывая политическую остроту вопроса, комиссия ЦК КПСС рекомендовала срочно, до 1 октября 1953 г., организовать русские классы в восьмилетних и средних школах. Комиссия предлагала перевести абхазский и южно-осетинский алфавиты с грузинской на русскую графику. Критике подверглась работа высших учебных заведений Грузии - за семейственность среди профессорско-преподавательского состава, низкий уровень защищаемых дис-

сертаций, незначительное количество студентов из числа национальных меньшинств республики и т.д. Негативно была оценена работа республиканской прессы²⁴.

Реформа школьного образования и письменности в Абхазии и Южной Осетии продвигалась довольно быстро. А под давлением из Москвы новому руководству Грузии приходилось разбираться и с другими сигналами недовольства, поступавшими из автономий. Летом 1954 г. московские контролеры и ЦК компартии Грузии занимались проверкой жалоб одного из жителей Гульригшского района Абхазии о злоупотреблениях местного руководства, о тяжелом положении в колхозе, о преследованиях за критику и дискриминации армянского населения. Жалобы были признаны обоснованными. Ряд местных чиновников потеряли свои должности, а на руководящие посты в районе выдвинуты несколько армян²⁵.

В июле 1954 г. Маленков направил Хрущеву письмо экономиста из Южной Осетии, старого члена партии В. Д. Абаева. Абаев сообщал о катастрофическом положении сельского хозяйства Южной Осетии, особенно колхозов горной зоны, где урожайность зерновых составляла не более 5 центнеров с гектара, а надои молока от одной коровы - 300 литров в год. В результате население этой области покидало родные места. Абаев писал, что "справедливое, объективное разрешение экономических вопросов области возможно при непосредственном вмешательстве представителей Москвы (по примеру разрешения в Юго-Осетии искривлений национальной политики партии по вопросам культуры)"²⁶. Несмотря на столь явный выпад против нового руководства Грузии, Хрущев поддержал Абаева. В Южную Осетию прибыла московская комиссия. Она признала правоту Абаева, отметила плохую работу юго-осетинских властей и бедственное положение населения. 9 октября 1954 г. по итогам работы комиссии ЦК компартии партии Грузии принял постановление об оказании помощи колхозам Южной Осетии²⁷.

Пытаясь снять напряжение в грузинских автономиях, центральное руководство прибегало также к традиционным методам кадровых перестановок. В ноябре 1953 г. был заменен первый секретарь Абхазского обкома, в марте 1954 г. - Аджарского обкома, в феврале 1955 г. - Юго-осетинского обкома²⁸. При этом делались показательные попытки выдвижения на руководящие должности кадров коренной национальности. Новый первый секретарь Юго-осетинского обкома Г. Г. Санакоев был осетином. В Абхазии председателем Совета министров в октябре 1953 г. был поставлен абхазец А. М. Лабахуа. Москва оказывала поддержку национальным выдвиженцам в их конфликтах с грузинской номенклатурой. 2 сентября 1954 г. Лабахуа обратился с письмом в Президиум ЦК КПСС на имя Маленкова. Он утверждал, что сталкивается с трудностями в своей работе, так как "у некоторых руководящих работников Грузии и Абхазии проявляется тенденция считать проделанное достаточным, в некоторой части даже излишним". Реагируя на этот и другие сигналы, 12 октября 1954 г. зав. отделом партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам Е. Е. Громов представил руководству партии записку. В ней говорилось, что "в Абхазии до сих пор не решены еще некоторые вопросы, затрагивающие жизненные интересы местного населения и его национальные особенности. В партийных организациях высказывается недовольство тем, что ЦК КП Грузии и Абхазский обком партии не уделяют внимания делу выращивания и воспитания руководящих кадров для партийной, советской и хозяйственной работы из числа коренного населения (абхазцы, армяне, русские). Вокруг этих вопросов в Абхазии ведется много разговоров, но своего разрешения по существу они не получают. Нередко это порождает неправильные взаимоотношения между грузинами с одной стороны и абхазцами с другой". Громов предлагал рассмотреть

вопрос о положении в Абхазии в ЦК КПСС с участием руководителей Грузии и Абхазии. Однако, судя по пометам на записке Громова, до столь кардинальной меры, как специальное заседание по Абхазии, дело не дошло. Лабахуа был вызван в Москву и получил возможность высказать свои претензии руководителям аппарата ЦК. Критические материалы о положении в Абхазии были разосланы членам Президиума ЦК КПСС и первому секретарю ЦК компартии Грузии Мжаванадзе²⁹.

Все эти события свидетельствовали о том, что по абхазскому и юго-осетинскому вопросам у Москвы сохранялись трения даже с новым руководством Грузии. Центру приходилось навязывать свою линию. Недовольство положением в Грузии и критическое отношение к действиям грузинского руководства превращались в устойчивый фактор политики Москвы. Летом 1954 г. инспектор ЦК КПСС выявил многочисленные недостатки в сельском хозяйстве Грузии. Руководство республики по этому поводу подверглось критике. Выступление инспектора было заслушано на заседании секретариата ЦК компартии Грузии. Во время пленума ЦК КПСС в июне 1954 г. с Мжаванадзе "беседовали" по результатам проверки сельского хозяйства республики в отделе партийных органов ЦК по союзным республикам. Мжаванадзе обещал исправить положение³⁰.

4 августа 1954 г. главный редактор "Комсомольской правды" переслал в ЦК КПСС полученное газетой письмо мастера Горийского хлопчатобумажного комбината Д. К. Кравченко. Факты, о которых писала Кравченко, были столь возмутительны, что рассмотрение письма уже через несколько дней, 9 августа, вошло в повестку дня Секретариата ЦК КПСС. Кравченко, которую направили на работу в Грузию по распределению после окончания текстильного техникума в России, писала о многочисленных злоупотреблениях, преступлениях и "круговой поруке" грузинских руководителей. Приезжих работников избивали. Им угрожали, предлагали уехать. Кравченко сообщала об изнасилованиях русских работниц, которые оставались безнаказанными. Саму Кравченко дважды избивали, причем один раз прямо на комбинате. Однако следствие и суд по делу об избиении затягивались. Секретариат ЦК КПСС поручил проверить заявление Кравченко ЦК компартии Грузии. Однако под предлогом болезни директора комбината проверка и обсуждение вопроса затягивались. Но 23 ноября 1954 г. бюро ЦК компартии Грузии все же приняло решение, в котором факты, изложенные в письме Кравченко, были признаны правильными. Директора и секретаря партийной организации комбината сняли с должностей. Милиции, прокуратуре и судебным органам предписали "привлечь к ответственности виновных в затягивании рассмотрения дел на лиц, совершивших проступки на Горийском хлопчатобумажном комбинате"³¹.

Письмо Кравченко было далеко не единственным подобным сигналом. В июле 1954 г. в отдел партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК КПСС поступила сводка писем из Грузии, полученных газетой "Правда". Большое количество писем пришло от учителей, которые жаловались на преследования со стороны директоров школ; от рабочих, обвинявших руководителей предприятий "в бездушно-бюрократическом отношении к нуждам и запросам трудящихся"; от граждан, недовольных блатом в торговле, преступностью и злоупотреблениями милиции. Грузинским властям пришлось проводить проверку по каждому письму и докладывать о ее результатах в Москву³².

Московские чиновники вряд ли не заметили, что во многих из этих жалоб (кстати, как и в жалобе Кравченко) присутствовали мотивы межнациональных противоречий. И. Е. Сидоров из Гагр жаловался, что более тысячи учащихся русской школы занимают 20 классных комнат, в то время как 150 учеников грузинской школы - 15 комнат. Семья погибшего рабочего совхоза писала,

что "группа пьяных грузин в совхозном парке наехала на отца автомашиной и убила его. Убийц поймали, но не наказали". "Особенно оскорбительно относятся они (продавцы. - О. Х.) к покупателям негрузинской национальности", - писал Е. В. Никишин из Рустави³³. Руководящие работники ЦК КПСС, посетившие Руставский металлургический завод в ноябре 1954 г., также отмечали, что рабочие, прибывшие в Грузию из других районов СССР, жаловались на плохое к ним отношение. "На этой почве среди русских работниц появились нездоровые настроения по отношению к грузинам"³⁴.

В конечном счете наличие в Грузии многочисленных проблем контролеры из Москвы объясняли недостатками руководства в республике. Во внутренних документах ЦК КПСС Мжаванадзе и его сотрудники подвергались критике за ошибки, нежелание решать многие вопросы, круговую поруку. Руководящие работники аппарата ЦК КПСС, побывавшие в ноябре 1954 г. на пленуме ЦК компартии Грузии, вновь представили в Москву неблагоприятный отчет. Они отмечали отсутствие в выступлениях на пленуме критики и самокритики. Тон этому задал сам Мжаванадзе, доклад которого имел общий, поверхностный характер. "Некоторая часть партийного аппарата... неправильно относится к критике в свой адрес, рассматривает ее как личную обиду", - отмечалось в отчете³⁵.

Накопившаяся к концу первого года работы Мжаванадзе отрицательная информация давала основание ставить вопрос о тяжелом положении в республике. В начале ноября 1954 г. работники ЦК КПСС, курировавшие Грузию, подготовили критическую записку "О руководстве ЦК КП Грузии сельскими райкомами партии". Начав с многочисленных проблем сельского хозяйства (достаточно сказать, что зимой 1953 - 1954 гг. падеж скота в колхозах составил 42%), авторы записки зафиксировали и другие болевые точки социально-экономического развития Грузии. Очередной раз было отмечено, что в республике имеется 14 отстающих районов, расположенных в Юго-Осетинской автономной области, Абхазской и Аджарской автономных республиках. Преимущественно абхазское, осетинское, армянское и азербайджанское население этих районов влачило жалкое существование. "Хозяйство сельхозартелей этих районов из года в год приходит в упадок. Колхозы... не распределяют на трудодни колхозникам ни денег, ни зерна". В Ахалкалакском районе из 9,4 тыс. семей более 3,5 тыс. жили в землянках и более 4 тыс. - в полуземлянках. Колхозы в отстающих районах не получали никакой помощи. Население, спасаясь, бежало за пределы республики. По данным записки, за 1950 - 1954 гг. из Грузии выехали более 15 тыс. колхозников, главным образом осетин и армян. Приведенные в записке факты наталкивали на мысль о том, что это была преднамеренная политика выдавливания негрузинского населения, хотя открыто такой вывод не делался³⁶.

ЦК компартии Грузии подвергался критике за недостатки кадровой работы. Речь шла о выдвижении на руководящие должности некомпетентных и провалившихся на других должностях работников. В записке были приведены примеры злоупотреблений чиновников и круговой поруки, дискриминации при выдвижении кадров из национальных меньшинств. В республике, говорилось в записке, проживало 1,4 млн. армян, азербайджанцев, осетин, абхазцев и русских (около 40% населения), однако среди руководящих работников, назначаемых с санкции ЦК компартии Грузии, кадры негрузинской национальности составляли всего 10%; практиковался зажим критики, слабо велась борьба с взяточничеством, казнокрадством, воровством, злоупотреблениями в торговле. Отмечался значительный рост таких преступлений, как убийства, разбойные нападения, бандитизм и хулиганство. Авторы записки не побоялись прибегнуть даже к такому рискованному аргументу: "Рабочие предприятий и колхозники говорят, что когда был секретарем ЦК КП Грузии Мгеладзе, он более

решительно боролся с этим злом (уголовной преступностью. - О. Х.) и это чувствовалось повсюду"³⁷. Одной из причин роста преступности они признавали наличие в городах большого количества незанятого населения. В 1954 г. средние школы республики окончили 15 тыс. человек; четыре тысячи из них поступили в вузы и около одной тысячи выехали за пределы республики. Остальные 9 - 10 тыс. "как правило, нигде не работают". Высоким был уровень безработицы среди интеллигенции - врачей, юристов и т.д.

Отмечались и острые конфликты на национальной почве. В августе 1954 г. драки между русскими военнослужащими и местными жителями произошли в Гори, Тбилиси, Рустави и в Цалкском районе. Были приведены высказывания о том, что "русская армия оккупировала Грузию, что она сидит на шее у грузинского народа". На примере одного из совхозов Абхазии авторы записки показывали бесправное положение русских, украинцев и армян, оказавшихся под управлением администрации исключительно из грузин; рабочие совхоза жили в крайне неблагоприятных условиях, нередко их обсчитывали при начислении зарплаты, приезжие женщины подвергались насилию.

Получив этот документ, зав. отделом партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам Громов предложил заслушать на заседании Секретариата ЦК КПСС доклад ЦК компартии Грузии по поднятым вопросам³⁸. Недоступность протоколов заседаний Секретариата за этот период не позволяет установить, когда именно такое заседание состоялось и какое на нем было принято решение. Однако ряд документов свидетельствует о том, что такое заседание Секретариата было. В апреле 1955 г. именно в соответствии с постановлением Секретариата ЦК КПСС бюро ЦК компартии Грузии рассмотрело записку "О руководстве ЦК КП Грузии сельскими райкомами партии" и приняло решение, "предусматривающее конкретные меры по исправлению отмеченных в записке недостатков"³⁹.

Непрекращающаяся критика грузинского руководства в конечном счете была направлена против Мжаванадзе и его окружения. Однако Мжаванадзе пользовался доверием набиравшего силу Хрущева. Очевидно также, что четвертая за три-четыре года замена руководства в Грузии была нецелесообразной с административной точки зрения и нежелательной политически. Грузинские деятели сохраняли свои позиции, подвергаясь периодической критике из Москвы по частным вопросам.

В марте 1955 г. грузинскому руководству вновь были предъявлены претензии - по поводу плохой организации приема в партию. Проведенная проверка выявила значительно более высокий уровень приема, чем по СССР в целом. Кроме того в числе новых коммунистов преобладали чиновники и конторские служащие. В аппарате ЦК КПСС планировали провести специальное заседание с вызовом ряда руководителей партийных органов Грузии⁴⁰. 8 февраля 1956 г. Секретариат ЦК КПСС дал поручение ЦК компартии Грузии рассмотреть и принять меры по письму И. В. Звягинцева из Кутаиси на имя Хрущева. Автор письма, проживший несколько лет в Грузии, рассказывал об использовании в Грузии в качестве бесправной рабочей силы десятков тысяч мигрантов, в основном русских и армян. Многие из них, по утверждению автора письма, использовались в качестве неквалифицированной рабочей силы и трудились за гроши по 14 - 15 часов в сутки преимущественно на строительстве частных домов или в сельском хозяйстве. Заработанные деньги, как правило, шли на пропой, чему способствовало широкое распространение в республике самогоноварения (изготовление чачи). Окончательно деградировавшие русские (как все время подчеркивал автор письма) опускались на социальное дно, превращались в бродяг и нищих. Чувства московских чиновников могло задеть описание таких сцен:

"В г. Самтредиа у павильона железнодорожного ресторана, спившись, уснуло одно из таких существ. Равнодушно шагала, задевая его ногами, богато и элегантно одетая публика, спокойно прошел милиционер. Но вот из дверей павильона шумно вывалила подгулявшая кампания грузин. Один из гуляк с бутылкой в руках, заметив лежавшего и поставив ногу ему на живот, хрипло провозгласил: "Пью за великий русский народ!"" И, как это ни дико, в ответ раздались одобрительные возгласы и хохот. Случаев, подобных описанному, десятки, сотни".

Автор просил Хрущева наставить "на путь истинный" "униженных и оскорбленных русских людей, влачащих в Грузии самое жалкое существование"⁴¹.

Несмотря на крайне неприятное для грузинских властей содержание письма, они были вынуждены начать проверку. Об этом Мжаванадзе сообщил в Москву 3 марта 1956 г.⁴², за несколько дней до массовых волнений.

К тому времени, когда в Москве в начале 1956 г. было принято решение подвергнуть Сталина публичному осуждению, ситуация в Грузии была довольно напряженной. Номенклатурные сети республики с конца 1951 до конца 1953 г. пережили три серьезные чистки, сопровождавшиеся репрессиями. В конце концов первым секретарем ЦК был назначен "чужак", чего не делалось в закавказских республиках уже долгие годы. В определенном смысле можно говорить о том, что в связи с делом Берии и постепенным изменением отношения к Сталину Грузия попала под особое подозрение центра как политически нелояльная республика. Перетряски руководства и осуждение сталинского периода в Грузии (пока под лозунгом осуждения "враждебной деятельности" Берии и его клиентов) способствовали активизации недовольных национальных меньшинств республики. При этом центр поддержал их требования и, ломая сопротивление Тбилиси, навязал реформы школы и языка в Абхазии и Южной Осетии. Был поставлен вопрос (хотя неясно, в какой мере он реально решался) об экономической дискриминации автономий. Москва потребовала пресекать грузинский национализм в отношении иммигрантов из других республик, посылаемых на хозяйственные объекты Грузии. Ситуацию дополнительно обостряли многочисленные социально-экономические проблемы, с которыми сталкивалось само грузинское население: в среднем низкий уровень жизни, злоупотребления чиновников, безработица, сложности с трудоустройством среди городских образованных слоев населения и т.д. В целом, произошел, пользуясь выражением Т. Блаувельта, статусный сдвиг в положении грузинской номенклатуры и в определенной мере Грузии в целом⁴³.

Мжаванадзе и его приближенные избрали тактику частичного удовлетворения и тихого саботажа требований Москвы. Не вступая в открытые конфликты с настойчивыми московскими функционерами, грузинское руководство пыталось дозировать реализацию нового курса в соответствии со своими представлениями о пределах допустимого нажима на грузинское большинство. Свою роль играли такие традиционные для советской системы амортизаторы, как круговая порука чиновников и неформальные механизмы игнорирования требований центра. Такое балансирование, конечно, облегчалось тем, что многие резкие заявления и претензии аппарата ЦК КПСС к грузинским вождям не выходили за стены номенклатурных кабинетов. Широкой публики достигали лишь отзвуки "большой политики", находившие свое выражение в некоторых практических мерах. Однако и этого было достаточно. Предпосылки для открытого проявления недовольства созрели.

Примечания

Статья подготовлена в рамках проекта "Грузинский национализм и советская власть", которым руководил профессор Университета Восточной Финляндии Дж. Смит.

1. КОЗЛОВ В. А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе. 1953 - начало 1980-х гг. М. 2010, с. 234 - 262; BLAUVELT Т. Status shift and ethnic mobilisation in the March 1956 events in Georgia. - Europe-Asia Studies, 2009, vol. 61, N4, p. 651 - 668.

2. Понятие "шефы", "шефство", отражавшие наличие патрон-клиентских отношений в советской политической системе, употреблялось после войны в официальных партийных документах. См. например, постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 февраля 1949 г. по "ленинградскому делу" (Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945 - 1953 гг. М. 2002, с. 66 - 67).

3. В стоимостном выражении. KAZUHIRO KUMO. Soviet industrial location: A re-examination. - Europe-Asia Studies, 2004, vol. 56, N4, p. 600, 602.

4. Интересным источником, отражающим практику этих контактов могут служить мемуары А. И. Мгеладзе "Сталин. Каким я его знал" (Б.м. 2001).

5. Постановку проблемы см. в работах: АФАНАСЬЕВ М. Н. Клиентелизм и российская государственность. М. 2000; ИСТЕР Дж.М. Советское государственное строительство. Система личных связей и самоидентификация элиты в Советской России. М. 2010; Вестник МГУ. Серия 21. Управление (государство и общество), 2004, N3, с. 79 - 98.

6. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. Р-5446, оп. 113. Берия занимал должность заместителя председателя советского правительства (сначала Молотова, а затем Сталина) в 1941 - 1953 годах.

7. Там же, д. 194, л. 267.

8. Этот феномен опосредованного клиентелизма требует специального изучения.

9. Отчасти политическое долголетие Чарквиани было отражением общей тенденции стабилизации номенклатуры после террора 1930-х годов (Cahiers du monde russe, 2003, N44/2 - 3, p. 253 - 268).

10. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 119, д. 1275, л. 8 - 27; Советская национальная политика. Идеология и практики. 1945 - 1953. М. 2013, с. 813 - 824.

11. Советская национальная политика. Идеология и практики, с. 824.

12. Многочисленные примеры такого рода см. там же.

13. Подробнее о "ленинградском деле" и других кампаниях конца 1940-х - начала 1950-х годов в контексте борьбы в Политбюро и взаимоотношений Сталина и его соратников, а также региональной и номенклатурной политики Сталина см.: TROMLY В. The Leningrad Affair and Soviet patronage politics, 1949 - 1950. - Europe-Asia Studies, 2004, Vol. 56, N5, July; ГОРЛИЦКИЙ Й., ХЛЕВНЮК О. В. Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры. М. 2011.

14. Особое значение для исследования внутренних пружин "мингрельского дела" имеют протоколы допросов бывшего министра госбезопасности Грузии Н. М. Рухадзе. Эти архивные документы исследовал и процитировал в своей книге К. А. Столяров (СТОЛЯРОВ К. А. Палачи и жертвы. М. 1998). Доступ к этим материалам исследователям, к сожалению, закрыт.

15. Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР, с. 349 - 352.

16. BLAUVELT Т. Abkhazia: Patronage and power in the Stalin era. - Nationalities Papers, 2007, N35(2), p. 220, 222 - 223.

17. РГАСПИ, ф. 558, оп. 11, д. 882, л. 51 - 55; Советская национальная политика. Идеология и практики, с. 837 - 838.

18. Там же, д. 88, л. 29.

19. Лаврентий Берия. 1953 г. Стенограмма июльского пленума ЦК КПСС и другие документы. М. 1999, с. 29 - 40.

20. ГАРФ, ф. Р-5446, оп. 113, д. 193, л. 44. Письмо бывшего председателя Верховного совета ГССР В. Б. Гогуа, 27.III.1953; д. 194, л. 115. Телеграмма бывшего первого секретаря Абхазского обкома Ш. Д. Гетия, 13.VI.1953; д. 189, л. 85. Телеграмма Мгеладзе, 13.VI.1953.

21. Там же, д. 190, л. 93 - 95.

22. Там же, ф. Р-7523, оп. 58, д. 125, л. 9 - 11. Экз. Ворошилова содержит его помету об ознакомлении с письмом.

23. Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), ф. 4, оп. 9, д. 878, л. 243, 248.

24. Там же, л. 243 - 256.

25. Там же, ф. 5, оп. 31, д. 9, л. 34 - 72.

26. Там же, л. 76.

27. Там же, л. 74, 85 - 95.

28. Региональная политика Хрущева. ЦК КПСС и местные партийные комитеты. 1953 - 1964 гг. М. 2009, с. 601.

29. РГАНИ, ф. 5, он. 31, д. 9, л. 160 - 161.

30. Там же, л. 24 - 33.

31. Там же, л. 167 - 177.

32. Там же, л. 125 - 156.

33. Там же, л. 128, 129, 132, 134.

34. Там же, л. 188 - 189.

35. Там же, л. 185 - 188.

36. Там же, л. 163 - 183.

37. Там же, л. 180.

38. Там же, л. 162.

39. Там же, д. 25, л. 115 - 116.

40. Там же, д. 31, л. 8 - 18.

41. Там же, ф. 4, оп. 9, д. 1473, л. 88 - 98.

42. Там же, л. 118. 14 мая 1956 г. Мжаванадзе сообщил в ЦК КПСС, что 24 апреля бюро ЦК компартии Грузии приняло постановления об укреплении паспортного режима в Тбилиси и о трудоустройстве временно не работающих граждан. Эти меры были признаны достаточными для решения вопросов, поднятых в письме Звягинцева (там же, л. 117, 119).

43. BLAUVELT Т. Status shift and ethnic mobilisation in the March 1956 events in Georgia.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - О. В. Хлевнюк:

Комментарии: