М. Изд-во "Мысль". 1978. 246 стр. Тираж 6000. Цена 1 руб.

Избранная автором тема не является новой для советской исторической науки. Но до сих пор нет ни одной монографической работы об участии студентов и учащихся средних учебных заведений в революционной борьбе на разночинском этапе освободительного движения в России. Новая книга доцента Московского университета, кандидата исторических наук П. С. Ткаченко, давно уже известного своими работами о студенческом движении второй половины XIX в., существенно продвигает вперед разработку этой сложной проблемы. Опираясь на труды основоположников научного коммунизма, давших всестороннее обоснование роли и значения студенческого движения в революционной борьбе, автор показал научную и политическую "созвучность" исследуемой им темы современной общественной борьбе в капиталистических странах, мобилизовал для ее раскрытия широкий круг в значительной мере новых документальных материалов, особенно архивных.

Хронологические рамки исследования ограничены 1863 - 1874 гг., что правомерно: именно на этот период падает формирование новой разновидности революционно-народнической идеологии, "русского, крестьянского социализма 70-х годов". В течение всего этого времени, пишет автор, "происходит дальнейшее развитие народничества как общественного движения, сопровождающегося идейно-теоретическим размежеванием демократизма и либерализма. Все упования и надежды революционных разночинцев связываются с потенциальной силой крестьянства" (стр. 13).

Это положение представляет своего рода призму, сквозь которую П. С. Ткаченко рассматривает всю совокупность затронутых в работе вопросов революционного движения.

Автор, конечно, отдавал себе отчет в том, что общественное движение в России не исчерпывалось движением учащейся молодежи. Исходя из трактовки последнего как сложного и противоречивого по своей социальной сущности явления, он сконцентрировал внимание на той части учащейся молодежи, которая стояла на революционно-демократических позициях. Такой подход определил основную проблематику книги. "Центром тяжести" ее стало выявление взаимодействия движения "неимущей, вышедшей из простого народа, образованной и проникнутой социалистическими идеями"¹ учащейся молодежи с другими формами общественного движения, с напряженными идейными, программно-тактическими исканиями в недрах революционного подполья, с его разнообразными практическими начинаниями.

Указанное взаимодействие - многомерное и сложное - выступает в книге как процесс, обусловленный всей совокупностью социально-политической обстановки пореформенной России, беспристрастное описание которой В. В. Берви-Флеровским убедило К. Маркса в неизбежности и близости "грандиознейшей социальной революции"² . Поскольку реформа 1861 г.

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 18, стр. 389.

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 32, стр. 549.

стр. 158

не устранила неизбежность этой революции, постольку в стране неуклонно зрели "вулканические социальные силы", грозившие "потрясти самые основы самодержавия"³ . В этих условиях движение учащейся молодежи выступало, с одной стороны, как симптом назревающего общенационального кризиса, а с другой - как оппозиционная сила, питавшая революционное движение и во многом определявшая, по крайней мере в 60 - 70-х годах XIX в., сложные перипетии революционного процесса в России.

Обращение П. С. Ткаченко к изучению революционного подполья и тайных организаций того периода убедительно подтверждает этот факт, имеющий немаловажное значение для всесторонней характеристики буржуазно- демократического этапа освободительного движения. На первый план автор выдвигает изучение общественно-политической мысли революционной оппозиции, прежде всего тех ее форм, которые создавались и направлялись энергией передовой части демократического студенчества. В этом отношении особый интерес представляют наблюдения П. С. Ткаченко над идейной жизнью и практическими устремлениями таких средоточий революционного подполья, как "Организация" Н. А. Ишутина - И. А. Худякова, "Малороссийская община", "Рублевое общество" и "Сморгонская академия".

Автору удалось весомыми фактами подтвердить отстоявшуюся в литературе точку зрения о прямой генетической связи формировавшейся новой разновидности народнической идеологии с революционно-демократическими и утопически-социалистическими воззрениями А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского; расширить наши представления о стойкости и глубине революционных традиций, заложенных "революционерами 61-го года", о преемственности в деятельности указанных тайных организаций по консолидации революционных сил; четко очертить те идейные сдвиги в недрах революционного подполья, которые своей внутренней логикой обратили мысль передовой интеллигенции к усиленной разработке основной стратегической и тактической линии - сближению с народом во имя осуществления социальной революции; выявить неизвестные или малоизвестные средоточия революционного подполья и органически вписать их в сложнейшую ткань общерусского революционного процесса; показать, как складывался и проявлялся в то время тип участника общественного движения из среды учащейся молодежи; конкретизировать некоторые существенные аспекты интернациональных (прежде всего русско-польских) революционных связей.

Большое внимание П. С. Ткаченко уделил изучению студенческого движения 1868 - 1869 годов. Учитывая реальные условия общественного быта России, которые, по словам Ленина, чрезвычайно затрудняли "иное проявление политического недовольства, как через посредство университетов"⁴ , автор нарисовал широкую картину студенческой борьбы, дополнявшейся различными формами политического протеста, а иногда и перераставшей в борьбу за политическую свободу. Этот выход за пределы чисто академического движения ясно свидетельствовал о политической дифференциации студенчества. "Движение, - отмечает автор, - четко размежевывается на два течения - на сторонников академической и на сторонников политической форм борьбы. Возникают разногласия в тактике" (стр. 166). К сожалению, в этом разделе работы автору не удалось установить связь политического размежевания (столь ясно обнаружившегося в академическом движении) с деятельностью революционного подполья, характером и ведущими тенденциями его программно-тактических поисков. Попытка П. С. Ткаченко дать общую оценку влияния бакунинско-нечаевской прокламационной кампании на студенческое движение заслонила главное: тот факт, что жизнь революционного подполья конца 60-х годов XIX в. ознаменовалась первым крупным столкновением программы анархического бунтарства, отвергавшего политическое просвещение масс, с революционно-пропагандистской программой, которая именно в пробуждении революционной сознательности видела залог успеха социальной революции.

Самое попытку П. С. Ткаченко пересмотреть имеющиеся в литературе оценки идейно-политического содержания прокламаций Бакунина и Нечаева 1868 - 1869 гг. вр-яд ли можно признать удачной, как, впрочем, и общую оценку деятельности С. Г. Нечаева. Трудно, в частности, со-

³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 17, стр. 278.

⁴ В. И. Ленин. ПСС. Т. 7, стр. 352.

стр. 159

гласиться с мыслью автора, что прокламационная кампания "стимулировала подпольную работу революционеров" (стр. 164), расширяла масштаб студенческого движения (стр. 163). П. С. Ткаченко, неосновательно усмотревший в псевдореволюционной тарабарщине Нечаева высокий "революционный пафос" (стр. 154, 155), оставил без внимания высказывания на этот счет ряда современников - П. Л. Лаврова, С. Марковича и многих других. Последний, например, справедливо отметил, что во всех писаниях, к которым имел отношение Нечаев, было "много треска, детских и глупых угроз", но не было "никаких принципов"⁵ .

Нечаевщина нанесла вред революционному движению своим пренебрежением к разработке вопросов теории, специфически анархистским и заговорщическим отношением к проблеме подготовки революции. Она разрывала с лучшими традициями предшествующего движения, вносила путаницу и разлад в революционные круги, отвлекала часть их от кропотливой подготовительной работы, отталкивала от изучения социально-экономической обстановки в стране. Что же касается влияния Нечаева на развитие студенческого движения, то есть все основания считать, что бессмысленные попытки подтолкнуть его к кризису раньше, чем оно успело созреть, обернулись подлинной трагедией для революционного студенчества. К. Маркс и Ф. Энгельс в 1873 г., опираясь на обширную документальную базу, пришли к выводу, что Нечаеву "удалось обмануть нескольких молодых людей и вовлечь их в уголовные преступления, которые дали полиции повод разгромить все это движение учащихся, столь опасное для официальной России"⁶ .

Достоинством книги является обстоятельное рассмотрение оппозиционного движения в средних школах страны - гимназиях, семинариях, военно-учебных заведениях различного типа. Этот почти не затронутый исследователями аспект общедемократического движения всей совокупностью выявленных фактов подтверждает расширение фронта освободительной борьбы, развивавшейся под влиянием идей великих шестидесятников, социалистической мысли Западной Европы, деятельности I Интернационала. Исходя из признания прогрессивного значения академического движения в его начальной стадии, автор конкретизирует известное положение Ленина о "вечной в самодержавной России борьбе с студенческими организациями", борьбе, которая принимала различные формы, но для их участников неизменно выливалась в "первый политический конфликт"⁷ .

Однако П. С. Ткаченко имел возможность более органично связать движение учащейся молодежи гимназий и семинарий с революционной практикой "Большого общества "пропаганды" (так называемого кружка чайковцев) и других народнических организаций, особенно интенсивно действовавших в период непосредственной подготовки и реализации идеи "хождения в народ". Это в равной мере относится и к анализу студенческого движения 1870 - 1874 годов. Здесь читатель найдет сравнительно немного нового об участии студентов в практике революционно-народнического движения.

В книге содержатся интересные количественные данные о высших и средних учебных заведениях страны, численности учащихся, их социальном составе, о привлеченных к политическим дознаниям и т. п. К сожалению, эти данные не сведены воедино, носят нередко выборочный характер и, естественно, не обладают той количественной определенностью, которая только и могла бы дать законченный ответ на ряд поднятых автором проблем. П. С. Ткаченко мог бы лучше организовать собранный им большой материал. Было бы, например, целесообразно выделить в отдельную главу вопросы правительственной политики в области народного образования, состояния высшего и среднего образования в стране в изучаемый период. В книге имеются и неточные, порой противоречивые формулировки. Так, на стр. 86 говорится: "Для ишутинцев, как и для народников, народ - это прежде всего русский крестьянин". Создается впечатление, что ишутинцы не быль народниками, хотя в других местах (стр. 12, 33) автор без оговорок определяет их как революционных народников. Встре-

⁵ Светозар Маркович. Русские революционеры и Нечаев. "Общественно-политические и культурные связи народов СССР и Югославии". М. 1957, стр. 329.

⁶ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 18, стр. 389.

⁷ В. И. Ленин. ПСС. Т. 17, стр. 214, 217.

стр. 160

чаются в работе и текстуальные повторы (стр. 29, 32).

В целом же книга как опыт создания, обобщающего труда об участим учащейся молодежи в революционном движении будет способствовать дальнейшей разработке этой проблемы в рамках всего второго этапа освободительного движения в России.

Постоянный адрес данной публикации: