ЕВРОПЕЙСКИЕ УЧЕНЫЕ - ИССЛЕДОВАТЕЛИ ВЕЛИКОЙ И ТАИНСТВЕННОЙ ВЕТВИ ВОСТОЧНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

А. ЦЕНДИНА, кандидат филологических наук

Открытие Тибета, исследование его географии, истории, религии, письменной традиции - особая страница в изучении Азии европейской наукой. Труднопроходимые горы, обширные территории, часто с немногочисленным населением, а местами вовсе лишенные такового, тяжелый климат с резкими перепадами температур и влажности, большая высота, плохо переносимая привычными к низменным равнинам людьми, и, самое главное, нежелание местных властей пропускать в свои пределы иностранцев сделали систематическое изучение Тибета практически невозможным, а всякие попытки в этом направлении - поистине героическими предприятиями, полными приключений, побед и крушений, драм и трагедий.

Однако недоступное всегда манило человека. Чем труднее было проникнуть в Тибет, тем настойчивее становились попытки европейцев преодолеть препятствия, возводимые природой и политикой. Цели были разные. Католических и протестантских миссионеров вела туда идея проповеди христианства среди "диких" народов Азии, торговцев - прибыль. Очарованные буддийской религией стремились увидеть святыни Тибета. Путешественников-романтиков привлекала возможность побывать в труднодоступных районах. Ученые - географы, этнографы, историки, биологи - ставили перед собой исследовательские задачи. И хотя осознанно науке служили, пожалуй, лишь ученые, материалы, оставленные всеми теми, кто описывал свои путешествия по Тибету, заслуживают особого внимания.

МИССИОНЕРЫ НА "КРЫШЕ МИРА"

Сведения о Тибете и тибетцах обнаруживаются еще у Геродота, Страбона и Птоломея. Однако пионерами современного изучения Тибета в Европе следует считать миссионеров. Первым из них называют францисканского монаха Одорика из Пордеоне, побывавшего в Тибете в XIV веке. Приплыв из Индии в Южный Китай, он три года провел в Пекине и вернулся на родину через Тибет, посетив его столицу. Описание увиденного им настолько отрывочно и фантастично, что те, кто продолжили дело Одорика, называли его "князем лжецов". Уместно заметить, что эти последователи появились лишь спустя три века.

Начиная с XVII века деятельность христианских миссий активизируется во многих районах Азии. Миссионерские точки появляются в Непале, Южном Китае и, наконец, в начале XVIII века в самой Лхасе. Фанатичное служение религиозному долгу заставляло монахов-иезуитов, капуцинов, доминиканцев, а позднее - протестантских священников идти по безлюдным пустыням, карабкаться на высочайшие в мире горы, мокнуть под проливными дождями и страдать от отсутствия воды, жить в тяжелейших условиях и есть пищу, зачастую вызывавшую отвращение, терпеть унижения от местных чиновников и подвергаться грабежу разбойников. Они погибали сами, умирали их жены и дети. И хотя деятельность миссионеров по христианизации тибетского населения нельзя назвать сколько- нибудь плодотворной (обращенные в новую веру исчислялись на протяжении веков лишь десятками), она дала миру имена замечательных исследователей. Среди них - австриец Иохан Грюбер (XVII век), впервые давший подробное и достоверное описание Тибета и определивший координаты многих географических точек, капуцин Орацио делла Пенна (XVIII век), по материалам которого европейцы познакомились

стр. 51

с тибетским письмом, иезуит Ипполит Дезидери (XVIII век), пробывший в Тибете пять лет и рассказавший в своем дневнике о Лхасе, монастырях Восточного Тибета, об обычаях, религии, обрядах, государственном устройстве страны, иезуиты Режи и Жарту (XVIII век), участвовавшие по поручению императора Канси в составлении большой карты Китайской империи, Дю Гальд, познакомивший с этой картой Европу, член моравского братства Х.А. Ешке (XIX век), создавший большой тибето-английский словарь, наконец, лазаристы Гюк и Габэ (XIX век), оставившие захватывающее описание своего пребывания в Китае, Монголии и Тибете.

Некоторые ученые прошлого упрекали Гюка за недостаточность научной информации. Однако его сочинение настолько живо, красочно и с юмором описывает приключения патеров, а также народы, среди которых им пришлось жить, их характер, нравы, обычаи и религиозные обряды, что это путешествие стало едва ли не самым известным европейскому читателю.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГЮКА И ГАБЭ

Получив от архиепископа в Париже благословение на миссионерскую деятельность, Гюк сел на корабль в Гавре и почти через полгода оказался в Макао, португальской колонии в Южном Китае. Это было в начале 40-х годов XIX века. Шла опиумная война с Англией, и китайские власти тщательно следили, чтобы европейцы не проникали на территорию Поднебесной. Узнав, что отец Пербуар, лазарист, проповедовавший в Китае, принял смерть от своей "паствы", Гюк раздобыл его платье и под видом китайца три месяца добирался до Пекина.

Надо заметить, что использование одежды местных жителей или соседних восточных народов и прочая маскировка часто практиковались европейскими путешественниками по Тибету, что придавало их предприятиям некоторую авантюрность. Чаще всего это кончалось провалом. Английский исследователь Л.А. Уоддель, много раз проникавший на юг Тибета, в 1892 году пытался пробраться в Лхасу, представившись паломником, но его разоблачили и отправили обратно. Использовал уловку с переодеванием знаменитый шведский путешественник Свен Гедин, но был также разоблачен и изгнан. Однако известно и несколько удачных случаев. Ходили слухи, что представитель Британского правительства Индии англичанин В. Муркрофт под видом кашмирского купца прожил в Лхасе 12 лет (1826-1837). Братья Адольф и Роберт Шлагинтвейт в 1855-1857 годах прошли Западный Тибет, одевшись в костюм бхотиев (тибето-язычное племя, проживающее на севере Индии и в Непале). Баварский лейтенант Фильхнер в 1903 году вместе со своим спутником геологом Тафелем, оказавшись на севере Тибета, на территории воинственного племени голоков, изображали из себя жителей Восточного Туркестана. Француженка А. Давид- Не-ель, проведшая годы в скитаниях по тибетскому нагорью в начале XX века, часто использовала наряд тибетской пилигримки.

Как мы видим, порой подобные трюки удавались. Дело в том, что местное население в большинстве своем никогда не видело иностранцев, а этническое и даже расовое разнообразие этого района мира способствовало такого рода маскировке. Ю.Н. Рерих писал, например, что некий житель Тибета принял почтенных Елену и Николая Рерихов во время их путешествия в 1927 году за монгольских кочевников, несмотря на то, что они вовсе не старались принять облик последних.

Пробыв некоторое время в Пекине, Гюк отправился в монгольские степи. Если при первых маньчжурских императорах христианская миссия в Пекине процветала, то с XVIII века она стала подвергаться нападкам правительства. Миссионеров прогнали, некоторых казнили, а немногочисленные последователи христианской религии ушли в Монголию, где в 1842 году был учрежден апостольский викариат. Проведя несколько лет в Монголии недалеко от Калгана в пастырских заботах, за занятиями монгольским языком и исследованием основ буддизма, Гюк решил отправиться в Лхасу, "чтобы изучить предубеждения, господствующие над народами

стр. 52

Азии, в самом источнике". К нему присоединился Габэ.

Восемнадцать месяцев монахи добирались до Лхасы. Обычно эта дорога занимала у паломников около четырех месяцев, но миссионерам пришлось делать длительные остановки на своем пути. Пройдя через всю территорию современной Внутренней Монголии, они дошли до монастыря Гумбум, расположенного недалеко от столицы провинции Цинхай Синина на северо-востоке Тибетского плато. Там они несколько месяцев изучали тибетский язык и знакомились с бытом знаменитого буддийского монастыря.

В Лхасу в то время вело (впрочем, как и сейчас) всего несколько дорог: с востока - из Дацзянлу (современный Кандин) в провинции Сычуань (Китай); с юга - дороги, соединяющие Лхасу с Непалом, Бутаном, Сиккимом и Индией; с запада - через Лех в Ладакхе (современный штат Джамму и Кашмир в Индии); с севера - из Синина. Французские монахи шли по западному ответвлению дороги из Синина в Лхасу протяженностью 1860 километров. На этом пути было всего два-три населенных пункта, 800 километров - абсолютно пустынные земли. Большая часть дороги проходит на значительной высоте, а перевал через знаменитый хребет Тангла находится на высоте более пяти тысяч метров над уровнем моря.

Описание пути из Синина в Лхасу - пожалуй, самые захватывающие страницы в книге Пока. Два патера долго жили в Синине в ожидании попутного каравана, так как небольшой группой без охраны пускаться в такую дорогу было опасно из-за разбойников из племени голоков, сделавших грабеж паломников и торговцев чуть ли не своим профессиональным занятием. Поэтому Гюк и Габе со своими слугами присоединились, как и многие другие, к тибетскому посольству, возвращавшемуся из Пекина в Лхасу. Весь караван состоял, по подсчетам Гюка, из 15 тысяч яков, 1200 лошадей, двух тысяч верблюдов, двух тысяч тибетцев и монголов, 300 китайских солдат из Ганьсу, 200 монгольских всадников кукунорского князя и... двух французских патеров. Такая серьезная компания спасла лазаристов от разбойников, но ничего не смогла поделать с холодом и разреженным воздухом. "Как-то раз наши животные очень утомились, и мы отстали от главного каравана. В стороне, недалеко от дороги, мы увидели человека, сидевшего на камне, с опущенной на грудь головой, со свисшими по бокам руками; он не шевелился и походил на мраморную статую. Мы звали его издали - он не отвечал. Подойдя к нему, мы узнали молодого ламу, часто навещавшего нас. Его лицо побелело, как воск, глаза казались стеклянными, на носу и губах висели льдинки... Более сорока человек, еще живых, но уже замерзших, было оставлено тогда в пустыне и погибло таким грустным образом", - вспоминает в своей книге Гюк. Сами монахи, кутавшие своих лошадей в войлок и верблюжью шерсть, хранившие за пазухой шарики из теста с ячьим маслом, которые даже там превращались в ледышки, тем не менее благополучно преодолели этот многомесячный путь и в январе 1846 года достигли Лхасы.

Гюк и Габэ недолго пробыли в столице Тибета. По приказу китайского наместника их через полтора месяца выслали из страны. Но за это время они успели познакомиться с жизнью Лхасы, ее административным устройством, монастырями, святынями, нравами и обычаями ее жителей.

Говоря о миссионерах, надо сказать, что именно им принадлежит заслуга в создании первых описаний страны и народа, первых грамматик и словарей, в пробуждении интереса у европейцев к далекому Тибету. Они стояли у истоков, они же продолжали вести работу по обследованию Восточного Тибета, когда Центральный Тибет стал недоступен для иностранцев. Миссионеры учредили свои пункты в китайской провинции Сычуань, граничащей с Тибетом, вели работу среди тибетского населения, ездили в тибетские области. И описывали свои впечатления.

ОН ЗАЛОЖИЛ ОСНОВЫ ТИБЕТОЛОГИИ

Конечно, не одна лишь религиозная идея заставляла европейцев пускаться в далекие путешествия. Научные интересы привели на запад Тибета троих известных исследователей - Германа, Адольфа и Роберта Шлагинтвейт (XIX век), а их брат Эмиль описывал собранные ими этнографические материалы и письменные источники. Ради науки исходил в разных направлениях эти районы замечательный ботаник Дж. Хукер (XIX век). Во имя науки всю жизнь трудился и выдающийся ученый, основатель современной тибетологии, венгр Александр Чома де Кереш (1784-1842).

Александр Чома родился в венгерской деревне Кереш. Еще в школе он заинтересовался историей. Его поразили рассказы учителя о загадочных предках венгров, живших где-то в Азии. Мальчик решил найти их. Эта мысль, родившаяся в голове подростка, определила всю его жизнь. Он закончил колледж, затем университет в Геттингене. В начале 20-х годов XIX века Александр отправился в Азию. Маршрут, по которому он планировал добраться до интересующих его районов, должен был пройти через Хорватию, Одессу, Москву, Иркутск, Китай. Но судьба даровала

стр. 53

ему иной путь - через арабские страны, Персию, Бухару, Кабул - в Западный Тибет. Заинтересовавшись тибетским языком и литературой, Чома думал ненадолго задержаться в этом районе, но, как оказалось, остался здесь практически на всю жизнь. 1825-1837 годы он провел в монастырях маленьких княжеств на Западе Тибета. Английские власти Индии, пораженные его энтузиазмом и глубокими знаниями, назначили Александру небольшую стипендию. За время, проведенное в Тибете, он написал множество статей, но главное - создал тибетско-английский словарь и грамматику тибетского языка, ставшие основой для всех последующих работ в этой области. Пять последних лет своей жизни (1837- 1842) Чома прожил в Калькутте, где служил библиотекарем в Бенгальском азиатском обществе, разбирая коллекцию тибетских книг и занимаясь научной деятельностью. В 1842 году он отправился в путешествие, планируя добраться до Лхасы. Но в самом начале пути, едва достигнув Сиккима, ученый заболел и умер.

Все, кто общался с Александром Чома де Керешем, отмечали его чудаковатость. "Во время моего пребывания в Калькутте я часто видел его погруженным в фантастические мысли, улыбающимся ходу своих идей, молчаливым, как брамин, согнувшимся над столом и переписывающим санскритские тексты", - писал его современник. А соотечественник Кереша художник А. Шефт говорил: "Я никогда не видел человека более странного. Он живет, как отшельник, среди своих тибетских книг в доме Азиатского общества, который редко покидает". Чома де Кереш был одержим. До самой своей смерти он не оставлял идею найти в Центральной Азии предков венгров. Свои тибетологические занятия он считал ступенью на пути к разрешению этой проблемы. Однако Чома не достиг своей цели. Его идеи на этот счет (он полагал, что разгадку тайны происхождения венгров надо искать у племени егур, обитающем на северо-восточной границе Тибета) оказались неверными, что не без язвительности отмечали многие ученые. Но разве важно, что искал Чома де Кереш? Важно, что он нашел. Много открытий было совершено людьми, искавшими одно, а находившими иное. Классический пример - Колумб. Пусть поиски Чома де Кереша оказались бесплодными, но он заложил основы научной тибетологии. А предков венгров нашли другие, не исключено, те, кто искал, наверное, что-то еще...

Большой вклад в изучение Тибета внесли англичане. Со времени утверждения в Северной Индии во второй половине XVIII столетия английской Ост-Индской компании ее руководителей не оставляла идея завязать с Тибетом торговые отношения. Постепенно, по мере завоевания Англией новых областей Индии, ее торговые интересы в Тибете все теснее переплетались с военными. Кончилось это вооруженным вторжением английских войск в Тибет в 1903- 1904 годах, но до того времени англичане уже успели основательно ознакомиться с географией, топографией, климатом Южного Тибета, а также бытом, ремеслами и прочими сторонами жизни его населения. Так, Тибет посетили Дж. Богль (XVIII век), С. Тернер (XVIII век), Т. Маннинг (XIX век). Однако с конца XVIII века власти окончательно отказались пропускать иноземцев в Центральный Тибет.

ЗАКРЫТИЕ ГРАНИЦ И САМОИЗОЛЯЦИЯ

Весь следующий век прошел под знаком упорной, почти маниакальной охраны своих границ тибетскими властями. Отказав пропустить в Лхасу экспедиции Свена Гедина, Н.М. Пржевальского, Н.К. Рериха и многих других, тибетское правительство жестоко наказывало тех, кто помогал европейцам. Так, после посещения в 1881 году Шигацзе индийским путешественником С.Ч. Дасом его друг, покровитель и, судя по рассказам Даса, весьма просвещенный и интеллигентный сановник, первый министр панчен-ламы Синчен был публично наказан палками и затем убит, а тело брошено в реку. Родственников министра заточили в тюрьму пожизненно, их земли конфисковали, казнены были даже слуги. Японец Экой Кавагучи, пользуясь восточной внешностью, проник в Лхасу под видом китайского врача. Когда слухи об иностранце дошли до властей, он успел тайно бежать. Его же друзья в монастыре Сэра, где Кавагучи жил, были схвачены и ослеплены по приказанию Далай-ламы.

Объясняя, почему были закрыты границы Тибета, обычно называют консерватизм лам и нежелание маньчжурских властей, установивших в XVII веке сюзеренитет над Тибетом, конкурировать с европейскими торговцами. Однако причины политики замкнутости лежали, как мне представляется, глубже. В них сплелись интересы пекинского двора, политика лхасского правительства, недоверие ламства, суеверие народа. Одной боязнью торговой конкуренции поведение китайских властей не объяснить, так как они, пусть и не с большим желанием, но все же пропускали иностранцев в другие районы Китая. Наблюдавшие, говоря современным языком, нарастание присутствия Англии в Индии, они попросту боялись потерять Тибет. Ведь их сюзеренитет над Тибетом, особенно к концу правления маньчжурской династии, часто носил номинальный и даже символический характер. Но что бы стоили усилия китайцев без активного содействия лхасских вельмож? Не случайно, труднее всего, то есть практически невозможно было попасть именно в Лхасу и прилегающие к ней районы. Бывали периоды, когда туда не пускали монголов, китайцев и даже тибетцев, приезжающих из Монголии или Китая!

Кое-кому из исследователей удавалось подходить на расстояние всего нескольких дней пути до Лхасы, но дальше их не пускали. По северо-востоку, востоку и западу Тибета европейские экспеди-

стр. 54

ции, хоть и не совсем свободно, но путешествовали. А Лхаса оставалась "заколдованной", "закрытой", "запретной", "загадочной". Сановники центрального правительства Тибета боялись многого. Во-первых, захвата Англией. Тибетцы тяжело переносили подчинение китайскому правительству, но это не значит, что они были готовы подчиняться английскому. Во-вторых, они страшились инфекционных болезней и, прежде всего, оспы. В-третьих - их пугал тот же сепаратизм. Если Китай боялся потерять Тибет, то Лхаса боялась лишиться влияния в районах, имевших своих сильных правителей, таких как Цзан с панчен-ламой во главе. В- четвертых, это действительно консерватизм лам. Но был и пятый фактор в этой политике, причем по своему значению не самый последний. Тибетцы с большим недоверием относились к иноземцам, видя в них не то демонов, не то монстров, приносящих несчастья. Начиная с И. Дезидери, посещавшие Тибет постоянно писали о препятствиях, чинимых им местными жителями, подозревавшими европейцев в каких-то особых сношениях с духами и демонами. Гюк рассказывал, как он убеждал своих собеседников, что они с Габэ вовсе не морские чудовища. С ним согласились, только вспомнив, что морские чудовища "никогда не осмеливаются выйти из моря".

НЕ ПРОСТО АГЕНТЫ...

Итак, с одной стороны, усиливалась закрытость Тибета, с другой - рос интерес к нему. Что же делать? Англичане нашли выход. Со второй половины XIX века они стали использовать для своих целей выходцев из Непала, Сиккима, Бутана, Северной Индии - людей, похожих на тибетцев. Индийское топографическое бюро, занимавшееся картографированием Индии и прилегающих стран, инициировало подготовку таких агентов. Их обучали топографической съемке и отправляли в Тибет под видом пилигримов или торговцев. Пандиты - так их называли за ученость - использовали разнообразные секретные приемы для своей работы. Например, они имели четки со 100 шариками (вместо 108 в традиционных буддийских четках), которыми отсчитывали шаги (на 100 шагов - 1 шарик) - так измерялось расстояние. В молитвенном колесе, обычном в руках паломника, были помещены бумажные полоски, куда заносились наблюдения и сведения. Высота измерялась температурой закипания воды. В крепком ящичке, в котором лежал их багаж, было потайное отделение для приборов. Все это, умноженное на личное мужество агентов, принесло успех. Долгое время Центральный Тибет изображался на картах на основании именно их данных. А позже, когда появилась возможность проверить их съемку современной аппаратурой, ученых поразила точность, с которой она была проведена. Многие из пандитов остались лишь под номерами и псевдонимами, но некоторые стали хорошо известны. Например, Наин Синг, Кишен Синг, Учжен- чжацо, Сарат Чандра Дас.

Сарат Чандра Дас не был простым агентом. Это был образованный человек с широкими научными интересами. Он родился в Восточной Бенгалии, получил высшее образование в Калькутте. Став директором школы бхотиев в Дарджилинге, Дас начал изучать тибетский язык и литературу. Когда ему представился случай посетить Тибет, он немедленно им воспользовался. Дас дважды ездил в Тибет - в 1879 официально, по приглашению панчен-ламы, и второй раз в 1881-1882 годах, секретно, под видом богомольца. Оба раза он надолго останавливался в Дашилхунпо, где пользовался покровительством первого министра панчен-ламы. Дас исходил пешком, на лошадях и даже на плечах слуг почти весь Центральный Тибет, посетил Лхасу. При этом он произвел важнейшие топографические съемки, например, озера Ямдог, составил подробный план столицы. Но главное его занятие заключалось в подробном описании быта и нравов тибетцев, а также в сборе материалов по истории, религии, этнографии, фольклору Тибета. Сарат Чандра Дас написал большое количество научных работ по тибетологии. Он вывез из Тибета более двухсот рукописей и ксилографов, в том числе сочинения на санскрите, обнаруженные им в тибетских монастырях и считавшиеся утерянными. Дас перевел на английский язык массу тибетских текстов. И, наконец, он составил великолепный тибето-английский словарь с санскритскими параллелями, который и до сего дня остается одним из лучших.

"НАУЧНЫЕ РЕКОГНОСЦИРОВКИ" ПРЖЕВАЛЬСКОГО

Пандиты прошли разнообразными маршрутами. Но главная их заслуга в изучении географии Центрального Тибета. А приоритет в исследовании Северного Тибета принадлежит русским. По праву открывателем этого района считается Н.М. Пржевальский (1839-1888). Работы Пржевальского в Тибете были частью его экспедиций по обширной территории Центральной Азии, включая Монголию и Восточный Туркестан. В двух из своих четырех "научных рекогносцировок" (термин самого ученого) он стремился достичь Лхасы, но так и не побывал в ней. Его материалы по географии бесценны. Он исследовал озеро Кукунор, Цайдамскую

стр. 55

котловину, верховья реки Янцзы, бассейн реки Хуанхэ, горные хребты Куньлунь, Тангла, Алтынтаг, Наньшань. Н.К. Рерих возмущался: "Особенно странно было с европейскими названиями, насильственно приклеенными к древним местам, давно имевшим свои местные имена. Все эти хребты Марко Поло, Гумбольдта, Риттера, Александра III, Пржевальского, конечно, не имели никакого значения для всех местных народностей...". Н.К. Рерих, наверное, прав, и сейчас на картах мира эти обозначения заменяются местными. Но нельзя забывать, что эти названия появились с открытиями Н.М. Пржевальского, который давал хребтам имена своих кумиров. Он открывал, он называл, он составлял карты... Современная карта Центральной Азии - во многом плод его усилий.

Другой несомненной заслугой Н.М. Пржевальского является его писательский труд. Собственно говоря, Н.М. Пржевальский писал отчеты о своих экспедициях - о горных системах, метеорологических измерениях, ветрах, породах, растениях и насекомых... Но делал он это так занимательно, так талантливо с литературной точки зрения, что зародил интерес к природе Центральной Азии и путешествиям в целом не у одного поколения молодых людей. После Н.М. Пржевальского у русских географов стало традицией писать о своих путешествиях доступно, занимательно, для широкого круга читателей.

Пржевальского называли "исследователем природы". Это справедливо. Его этнографические заметки намного уступают по значению географическим, за что его часто упрекали современники. Может быть, виной тому было довольно скептическое отношение Пржевальского к людям вообще. Он не был женат, презирал городскую цивилизацию, считая ее пагубной. Мягко говоря, не восхищался нравами жителей Центральной Азии, часто уличая их в воровстве, лжи, коварстве, пьянстве и других пороках. Считал, что для успеха дела путешественнику в этих диких районах нужны "деньги, винтовка и нагайка". Память о нем долго жила в Монголии и Тибете как о "грозном генерале". Неизвестно, разделяли ли взгляды Пржевальского его ученики - М.В. Певцов, В.И. Роборовский, П.К. Козлов, но естественно-научное направление оставалось самым сильным и в их экспедициях.

Однако в российской науке рос интерес к истории, этнографии, литературе, фольклору Тибета. Это направление нашло воплощение в трудах нескольких крупных ученых начала XX века. Но побывать в самом Тибете удалось лишь одному из них.

ИНОРОДЕЦ ЦЫБИКОВ

Гомбожаб Цыбиков был инородцем. Так в прошлом называли всех представителей малых народов, населявших Российскую империю. Цыбиков родился на востоке Бурятии, в агинских степях (сейчас Агинский автономный район входит в Читинскую область). Немало бурятов в свое время было обращено в православие, многие остались шаманистами. Ага относилась к тем районам, где проживали буряты-буддисты. Между прочим, в XIX веке это был крупный центр буддийской религии. Там находились знаменитые монастыри, имевшие свои книгопечатни. Ага дала известных литераторов, философов, поэтов именно из монашеской среды. Прямой путь для мальчика, склонного к занятиям над книгой, вел в монастырские стены. Но отец Гомбожаба был иного мнения. Он настоял на поступлении сына в Агинское приходское училище, что определило судьбу Г. Ц. Цыбикова, ставшего не ученым монахом, а просто ученым. В 1884 году он поступает в Читинскую гимназию, куда впервые объявляется набор инородцев, в 1893 году - в Томский университет на медицинское отделение. Гомбожаб был очень любознательным и способным юношей. Это привлекло внимание к нему знаменитого бурята - Петра Бадмаева, крестника российского императора, образованного востоковеда, придворного врача, ловкого царедворца, убежденного монархиста. П.А. Бадмаев убедил Цыбикова заняться востоковедением и вскоре тот поступил на восточное отделение Петербургского университета.

Идею поездки в Тибет под видом паломника с целью изучения малоисследованной страны, родившуюся у профессоров университета, Г.Ц. Цыбиков воспринял с энтузиазмом, несмотря на реальную перспективу никогда не вернуться назад. Буряты и калмыки, проживавшие на территории Российской империи, были единоверцами тибетцев, и тибетское правительство часто разрешало им паломничество в пределы Тибета и поклонение его святыням. Россия использовала эти возможности. Русским географическим обществом было организовано два

стр. 56

путешествия такого рода в Центральный Тибет - калмыка О. Норзу-нова и бурята Г. Цыбикова.

В научном плане поездка Г. Цыбикова была очень удачна. В 1899-1902 годах он прошел через весь Тибет и достиг Лхасы. С одной стороны, европейская образованность, а с другой - буддийская вера и этническая принадлежность, позволявшие постоянно находиться внутри мира, который он изучал, дали Цыбикову возможность решить многие вопросы, ответы на которые европейские ученые до тех пор не находили. Его труд "Буддист-паломник у святынь Тибета", написанный в форме дневника, содержит огромное количество данных по истории и религии Тибета, а также о его населении, политическом устройстве, быте. Другая крупная работа Г. Цыбикова - перевод на русский язык знаменитого трактата тибетского религиозного деятеля XIV-XV веков Цзонхавы "Ступени пути к просветлению" и комментария к нему. Этот трактат был всегда с ним в путешествии по Тибету. Он вписывал в него между строк свои наблюдения, надеясь, что подозрительность тибетцев минует благочестивого паломника, делающего пометки в священном тексте.

В конце XIX - начале XX века было организовано большое число экспедиций по Тибету. Хотя имен исследователей не так много (даже если считать, начиная с XIV века, их не сотни, а десятки), всех назвать невозможно. Но одного из них нельзя не отметить особо. Это - шведский путешественник Свен Гедин (1865-1952). Результаты его экспедиций сравнимы с открытиями Н.М. Пржевальского. Гедин неоднократно пересекал Тибетское нагорье, сделал немало географических открытий.

ОН ХОТЕЛ СЛАВЫ

Свен Гедин был вторым ребенком в большой стокгольмской семье, отличавшейся религиозными традициями и строгим укладом жизни. Все ее члены служили отечеству на поприщах торговли, архитектуры, медицины, бюрократии. Свен Гедин отнюдь не был белой вороной среди них. Его консервативные взгляды хорошо известны. Но юноша был честолюбив, талантлив, энергичен. Его не устраивала участь добропорядочного бюргера, он жаждал славы. Что могло принести известность в Европе в конце XIX века? Географические открытия! Белых пятен на карте было еще много. Путешественникам, привозившим из своих экспедиций аромат приключений и сотни ящиков книг, карт, черепков, предметов искусства, утвари и прочего (многое, кстати, сегодня составляет гордость Лувра, Британского музея, Эрмитажа) рукоплескали, как итальянским тенорам. Александр фон Гумбольдт, Пржевальский, Миклухо-Маклай, Нансен... Как национального героя встречала в 1880 году Швеция Адольфа Норденшельда, первым прошедшего на корабле "Вега" из Атлантического океана в Тихий северным путем. Свен Гедин решает стать географом, исследователем Арктики, Азии, в общем, чего-нибудь далекого и неизвестного.

Он прожил долгую жизнь и совершил много путешествий. Большинство - по Центральной Азии. Но, пожалуй, лишь два из них имеют непосредственное отношение к Тибету. Это - экспедиции 1899-1902 и 1906-1908 годов. Свен Гедин исследовал загадочное, меняющее свою конфигурацию озеро Лобнор, хребты Кунлуня, происхождение многочисленных соленых озер Северного Тибета, описал горную гряду, параллельную Гималаям, названную Трансгималаями, установил реальные истоки Инда, Сатледжа, Брахмапутры, измерил высоту огромного количества горных пиков, начертил тысячи карт... Все это он изложил в своих отчетах об экспедициях. Но сказать, что Свен Гедин написал эти материалы, значит, не сказать ничего. Шведский географ оставил после себя полки, шкафы, библиотеки книг. Шесть томов описания первой экспедиции, три тома исследования Трансгималаев, девять томов о путешествиях по Южному Тибету, не считая популярных очерков, политических памфлетов, публикаций о его других экспедициях (а отчет о последней, так называемой Сино-Шведской экспедиции состоит из 54 томов). Мало кто сделал столько для исследования физической географии Тибета и пропаганды этой науки, сколько Свен Гедин.

Всю вторую половину жизни Свен Гедин занимался политикой. Он участвовал в движении за милитаризацию Швеции, укреплял ее связи с фашистской Германией, выступал посредником Германии там, где прямое ее участие было невозможно, состоял даже в личной переписке с Гитлером. Как географ и исследователь Центральной Азии он принес Швеции славу, как политик - позор. Но вот что интересно. В его путешествиях, как отмечали многие его спутники и как это видно из его дневников, ему помогали, во-первых, удивительные способности к языкам - он знал их десятки, во- вторых, огромная научная эрудиция, в-третьих, энергия и любовь к азиатским просторам, а в четвертых - и это главное - умение вызывать доверие и расположение всех, кто с ним общался. Этот человек, поддерживавший фашистов и мягко журивший их за антисемитские зверства, всегда находил общий язык с местным населением азиатских стран, далеким от арийского происхождения. Впрочем, среди многочисленных книг путешественника нет ни одной, рассказывающей о его верных помощниках, кроме, разве, книги "Мои собаки в Азии".

Как мы видим, среди путешественников по Тибету были крупные ученые-географы, снаряжавшие большие, хорошо экипированные экспедиции, были люди, одержимые фантастической идеей, были служаки, исполнявшие долг - военные, миссионеры. Но была еще од-

стр. 57

на категория людей, которых толкала в путь другая сила - авантюризм, любовь к приключениям. Я думаю, именно к ним следует отнести замечательную фигуру в тибетологии XX столетия - мадам Александру Давид-Неель (1868-1969).

АВАНТЮРИСТСКА И МИСТИФИКАТОР ИЗ ФРАНЦИИ

Еще подростком Александра почувствовала отвращение к размеренной жизни среднего французского обывателя. Ее натура требовала событий, приключений, впечатлений. Она несколько раз сбегала из дому, совершая на велосипеде и пешком довольно длительные "прогулки" по Бельгии, Швейцарии, Испании и Франции. В молодости она то изучала в Сорбонне восточные языки, то становилась активной феминисткой и анархисткой, то увлекалась теософией, то для выражения своей явно неординарной индивидуальности избирала сцену, то в поисках новых впечатлений уезжала в дальние страны. Обычно после такой бурной юности женщины выходят замуж, рожают кучу детей и занимаются благотворительностью или выращиванием цветов. Александра Давид, в 1904 году вышла замуж за инженера Филиппа Нееля, но вместо разведения хризантем отправилась в путешествие. Пообещав мужу провести в Индии не более десяти месяцев, она вернулась через десять с лишним лет. Эти годы (1911-1924), полные войн, революций и других мировых потрясений, Александра провела на севере Индии, в маленьком княжестве Сикким, изучая тибетский язык и буддийскую философию, упражняясь в медитативной технике. Здесь она познакомилась с молодым монахом Ендэном, который в качестве приемного сына стал ее постоянным спутником во всех путешествиях. Она неоднократно пробиралась в Тибет, откуда неоднократно же бывала изгнана. В конце концов в 1924 году ей удалось побывать в Лхасе, избрав для этого довольно замысловатый путь - из Индии в Японию, из Японии в Корею, из Кореи в Китай, а затем через Монголию и Северный Тибет в манивший всех путешественников по Центральной Азии город.

Вернувшись вместе с приемным сыном в Европу, Александра Давид-Неель устроила у себя на родине нечто вроде тибетской кельи для созерцания - виллу под названием Самдэн-Цзонг. Но Альпы, которые она называла в шутку лилипутскими Гималаями, не могли заменить ей могучей и первозданной природы Центральной Азии. Ни написание книг, ни лекции, ни научные занятия не излечивали ее от постоянной ностальгии по Тибету. В 1937 году, в возрасте 69 лет, Давид-Неель отправилась в новое путешествие по Азии. Там ее, как мистический рок, снова застает мировая война. В результате она возвращается во Францию почти через десять лет. Александра Давид-Неель умерла в 101-летнем возрасте, пережив всех своих близких и добившись славы самой замечательной европейской путешественницы XX века и самого глубокого знатока восточного мистицизма.

Однако Давид-Неель была не только мистиком. Она была еще и великим мистификатором. Сначала она мистифицировала тибетцев во время скитаний по их стране, а затем своих европейских читателей. С большим чувством юмора и некоторой долей цинизма она описывает, как ей часто приходилось играть роль святой монахини. Это позволяло Александре проникать в запретные для иностранцев места, проходить в закрытые перед другими двери. "Немногие тибетцы осмелятся отказать в гостеприимстве ламе высокого ранга, и Ендэн не ошибся, назвав меня "Хадомой из Кукунора". Хадома - женское божество (в переводе с тибетского - "дева, идущая по небесам", чаще произносится как "Хандома". - А.Ц. ), которое, по представлениям тибетцев, перерождается иногда и в нашем мире. Некоторые тибетские монахини, обладающие особыми способностями или занимающие важное положение в монастырской иерархии, считаются инкарнациями Хадомы. Через несколько лет слухи, сначала неопределенные, затем все более стойкие и, наконец, поддержанные несколькими ламами, принесли мне это лестное звание. Я не возражала. Такая позиция давала мне много преимуществ. Она приносила уважение и симпатии местного населения, облегчала мои исследования и к тому же не была так уж безоговорочно неприемлемой. Если не было никаких доказательств того, что я действительно являюсь Хадомой, то ведь ничего не говорило и против этого. Нужно было быть неблагодарной, чтобы возражать тем, кто принимал меня за нее. Поэтому я осталась Хадомой. Впрочем, я и сейчас не совсем уверена, что ею не являюсь", - писала путешественница.

Давид-Неель раздавала благословения, гадала, предсказывала, изгоняла демонов, лечила, в общем, вела обычную для тибетской монахини высокого ранга "практику". Бедные жители кхамских деревень и высокопоставленные ламы амдо-

стр. 58

ских монастырей, полуголодные номады северных пустынь и богатые купцы долины Цангпо - все верили ей. Они несли подарки, снедь, предоставляли кров, вьючных животных. Но чему удивляться? Верим же госпоже Давид-Неель мы, искушенные скептики, читая о ее приключениях в Тибете, о том, например, как в долгих одиноких скитаниях она в процессе медитации и с помощью тайных магических обрядов создала себе некий фантом друга и спутника - "тулпу" по- тибетски, - характер которого по мере ее физического и ментального истощения (а долгие скитания привели Давид- Неель к этому) испортился и, наконец, стал вовсе невыносимым, но в силу того же физического и ментального истощения "мастера" никак не поддавался "аннигиляции".

Тем не менее, хочу еще раз подчеркнуть, что Давид-Неель была большим знатоком Тибета, его литературы, религии, в частности, мистического учения буддизма и оставила после себя ряд превосходных исследований.

ДВА БОЛЬШИХ МИФА СЕМЬИ РЕРИХОВ

Есть еще одно имя, которое нельзя обойти молчанием, говоря о том, что заставляло европейцев пускаться в далекие путешествия, имеющие целью исследование Тибета. Оно олицетворяет поиски в этой загадочной стране духовной гармонии, истинного знания, примирения человека с космосом, согласия людей - в общем, всего того призрачного, неуловимого, что страстно желает обрести наше общество и что не дается ему так же, как и всем прежним поколениям. Это - Николай Константинович Рерих.

Н.К. Рерих был блестящим художником, талантливым писателем, самобытным мыслителем, общественным деятелем. Еще молодым человеком он снискал признание и в России, и за рубежом. Уже его ранние картины демонстрируют интерес к истории, фольклору. В начале это - русская древность, но постепенно Рериха начинает занимать история, философия, поэзия Востока. В конце концов этот чисто художественный интерес вылился в философские искания и раздумья. Мир спасет Культура, считал Н.К. Рерих, причем, под Культурой он подразумевал Знание и Красоту. Недаром так много усилии он предпринимал для сохранения мировых культурных ценностей. Знаменитый "Пакт Рериха" был разработан им еще в 1929 году и лег в основу многих международных договоров об охране культурных ценностей. Он создавал музеи и институты, организовывал выставки и конференции. Но именно на Востоке - а больше всего его привлекали Индия и Тибет - Н.К. Рерих видел многие проявления высшей духовности и культуры, именно там он предлагал искать истоки будущей мировой правды и гармонии. Этические нормы, философские идеи древнеиндийских вероучений и буддизма казались ему тем путем, по которому пойдет обновленный человек.

Особенно занимали Н.К. Рериха мистические учения Индии и Тибета. Он интересовался умением людей этих стран управлять своими психофизическими возможностями. Николай Константинович и его жена Елена Ивановна были близки теософскому движению и идеям Е.П. Блаватской, они стремились познавать "божественные тайны" бытия с помощью внутренних прозрений. Эти занятия привели к мысли о существовании некоего тайного Гималайского братства, посылающего посвященным знаки о грядущем. Гималайское братство связано с Шамбалой - страной счастья в тибетской мифологии, которая существует и как сакральное знание о новой эре процветания человечества и как реальное место где-то на северном плато Тибета, где живут святые мудрецы. От этого так много внимания в книгах Н.К. Рериха уделено различным "знакам", "символам", "предвестникам", "предупреждениям". На основе этого знания, явившегося в откровении, Рерихами было предпринято не одно дело, например, Еленой Ивановной написаны послания- предупреждения президенту США Ф. Д. Рузвельту о событиях, ожидающих мир.

После революции Н.К. Рерих с семьей остается в Финляндии, затем едет в США, а в 1923 году осуществляет свою давнюю мечту - отправляется в Индию. Он организовывает научные экспедиции сначала в Сикким и Бутан - небольшие гималайские княжества, примыкающие к Тибету, а затем в 1925 году отправляется в свою знаменитую большую экспедицию по Центральной Азии. Его сопровождают жена и сын, известный тибетолог Юрий Николаевич. Их маршрут пролегал из Индии по западной границе пустыни Такла-Макан в Урумчи и далее - на север в Россию, а на обратном направлении - через Монголию, северный Тибет, Гималаи - в Индию. Экспедиция длилась три года, и, несмотря на задержку тибетскими властями на холодном и безжизненном Северном плато на пять месяцев и запрет на посещение Лхасы, ее можно назвать успешной. Собранные материалы были уникальны. Они касались истории, в особенности - древней истории, фольклора и литературы, религии и философии, быта и нравов - да, пожалуй, всех сторон жизни тибетцев.

В 1930 году Н.К. Рерих с семьей обосновывается на севере Индии, в долине Кулу, где создает Гималайский институт научных исследований "Урусвати". Непосредственным руководителем института был Юрий Николаевич. Он вел также этнографические, лингвистические и археологические работы. Его младший брат Святослав Николаевич занимался лекарственными растениями и изучал древнее искусство. В институт приезжали ученые со всех стран мира, организовывались экспедиции в различные районы Севера Индии, Запада Тибета.

В 1947 году Н.К. Рерих скончался. Его тело было предано огню, а прах развеян над его любимой долиной Кулу. В 1955 году умерла его жена. В 1957 году Юрий Николаевич перебрался в Москву, где стал работать в Институте востоковедения, но вскоре, в 1960 году умер. Последним ушел из жизни Святослав Николаевич, проживавший в Индии. Потомков у этой замечательной семьи не осталось. Но есть масса последователей, выступающих за единение с Востоком, которые продолжают призывать изучать и практиковать мистические учения Индии и Тибета, искать легендарную Шамбалу.

Рерихи создали два больших мифа - о себе и о Тибете. О себе как о людях, постигших истину. О Тибете как о стране, где эта истина "водится". Первое, в общем-то, простительно...

Итак, в начале XX века кончился "романтический" период в мировой тибетологии. Ушла эпоха великих путешествий, и началось время кабинетных исследований. А это уже совсем другая история.

Постоянный адрес данной публикации: