Во второй половине XVIII в. обстоятельства как политического, так и социального характера вынудили правительство России пересмотреть свое отношение к исламу. По свидетельству генерал-губернатора уфимского и симбирского наместничеств барона И. О. Игельстрома в последней четверти XVIII в. контроль государственных учреждений над исламом значительно ослаб. Это способствовало неограниченному росту числа ахунов, мулл и азанчеев. Они, будучи независимы от властей и в материальном, и в духовном плане, фактически получили свободу в формировании общественного мнения среди соплеменников¹. Особое опасение у правительства вызывали подобные действия на территориях северного и западного Казахстана, сравнительно недавно вошедших в состав империи, где большим влиянием пользовалось среднеазиатское духовенство. Н. Рычков, посетивший в 1771 г. казахскую степь, отмечал: "... в осеннее время посещают их (казахов. - П. Ш.) Ходжи, Ахуны и Муллы, приезжающие из Ташкента, Туркистана и Хивы. Святое имя кое носят на себе сии искусные лицимеры, привлекает к ним почтение народа столь непросвященного, столькож и суевернаго"². В Младшем жузе в период движения батыра Срыма Датова они призывали к священной войне против России в союзе с Османской империей³. Естественным желанием властей было ужесточить контроль над деятельностью мусульманских священнослужителей в пределах государства. Признание официального статуса ислама и учреждение определенной религиозной иерархии среди мусульман оправдывалось также необходимостью вытеснить из религиозной практики духовенство, не имеющее официальных санкций. Это была одна из основных целей создания в 1788 г. в Уфе крупной исламской управленческой структуры - Оренбургского Магометанского Духовного Собрания (ОМДС). В сферу его компетенции входили все земли Российской империи кроме Закавказского края, Крыма, а также "азиатских иноземцев" (ташкенцев, бухарцев), живших в некоторых городах Сибири без принятия подданства⁴. Что касается Казахстана, то на основании документов Оренбургского Магометанского Духовного Собрания можно говорить о распространении его юрисдикции на все уезды, входившие в состав Тобольской, Томской, Оренбургской губерний, а также Внутренней Букеевской Орды⁵.

По замыслу властей ОМДС должно было стать не просто высшим судебным и апелляционным органом для мусульман Российской империи, но и ведомством, наделенным целым рядом специальных функций. Помимо религиозных обязанностей (подготовка и испытание мулл, строительство мечетей, проведение молитв и богослужений) на это учреждение возлагалось выполнение важных государственных политических и гражданских задач: судебных (рассмотрение жалоб на приходское духовенство, имущественных тяжб, дел о супружеской неверности, о соблюдении мусульманами норм шариата и др.), фискальных (взимание с мусульман сборов и налогов), а

Шаблей Павел Сергеевич - преподаватель Костанайского государственного университета им. А. Байтурсынова.

также ведение метрических книг, регистрация браков и разводов. Важнейшей официальной политической функцией ОМДС являлось распространение распоряжений высших органов власти среди мусульманского населения империи, осуществление контроля за деятельностью приходского духовенства и мусульманских общественных организаций. Кроме того данный институт должен был заниматься благотворительностью, изданием периодики и мусульманской литературы, просветительством среди мусульман, включая и открытие школ⁶

Сфера компетенции Духовного Собрания мусульман в Уфе говорит о его интеграции в систему административного управления Российской империи. Это играло на руку правительству не только в деле регламентирования норм жизнедеятельности мусульманского общества, но и в создании промежуточных механизмов наблюдения и контроля за обстановкой в регионах, не имеющих общеимперских общественных и управленческих структур. Статус членов Оренбургского Магометанского Духовного Собрания, получавших жалованье из государственной казны и утверждавшихся губернскими властями, свидетельствует о государственной принадлежности этого института. Поэтому деятельность данного духовного учреждения в Казахстане была тесно связана с реализацией многих государственных и политических интересов.

Правительство практически вплоть до реформ 1867 - 1868 гг. особо не вмешивалось во внутреннее гражданское, конфессиональное и даже административное устройство Казахстана. Однако необходимость отслеживать и координировать в нужном направлении политическую и социальную ситуацию в казахской степи, формировать более лояльный общественный климат, а также контролировать увеличивающийся контингент татарского населения в 30 - 40-е гг. XIX в., вынуждали власть реализовывать свои интересы через те или иные полномочия Оренбургского Магометанского Духовного Собрания. Муллы и другие духовные лица, проходившие испытания в Уфе и утверждавшиеся Собранием и губернскими властями, стали не просто новой религиозной структурой в казахской среде, но и верными слугами российского двора. В официальной бумаге о назначении казаха Айтжана Шалабаева муллою в Кокчетавский округ очерчиваются самые различные аспекты его служебной деятельности: "... научить их (казахов. - П. Ш.) к познанию магометанской веры, учить грамоте, венчанию браки,....,припоминанию умерших, а продчев (неразборчиво) доставлять бы сведения куда просил приказ утвердивший Шалабаева в духовном звании"⁷. Многие из них были командированы к казахским ханам и султанам с целью решения внутренних междоусобиц, просвещения и ведения метрических данных, а также становились их советниками и информаторами правительства.

Татарские муллы, по мнению капитана Гвардейского генерального штаба Е. К. Мейндорфа, должны были быть не только главными судьями при хане, но и иметь "достаточно влияния над ханом для того чтобы орда управлялась так, как хочет Россия"⁸. Поэтому в конце XVIII в. происходит инкорпорация татарского и башкирского духовенства в структуры управления казахской степью. Показательным фактом является руководство на первых порах делами Ханского совета при Младшем жузе оренбургского муфтия Мухамеджана Хусаинова.

С деятельностью Оренбургского Магометанского Духовного Собрания в Казахстане связана кампания правительства по распространению ислама среди кочевников. В конце XVIII - первой половине XIX в. в приграничных областях (Оренбург, Троицк, Петропавловск) строятся мечети и открываются мусульманские школы для мальчиков-казахов, издается Коран на арабском и казахском языках. Этими действиями власть преследовала цель пробудить среди местного населения религиозное чувство (не считая за таковое существование разнообразных культов и религиозных представлений), которое "со временем, - считала Екатерина II, - послужит эффективным способом к воздержанию их от своевольства лучше всяких строгих мер"⁹. Ислам не рассматривался как серьезная идеологическая угроза, а скорее выступал средством реализации некоторых политических соображений. Правительство не преследовало цели адаптировать казахское общество к конфессиональному укладу российского ислама, а стремилось сделать его посредником в сфере социально-экономического, этнического и духовного сотрудничества между народами.

В первой половине XIX в. северные и западные регионы Казахстана обустраиваются мечетями. Об участии в этом процессе ОМДС свидетельствует ряд документов о порядке выдачи разрешений на строительство мечетей во Внутренней Букеевской Орде¹⁰. Всего к 1889 г. в ведомстве Собрания было 4254 прихода. Из них в Акмолинской области - 9, Семипалатинской - 14, Уральской - 14, на территории бывшей Букеевской Орды - 59. Это довольно солидные показатели учитывая, что в Акмолинской области на 1 мечеть приходилось 919 прихожан (в основном в расчет бралась

численность татар, башкир и др. мусульманских народов, ведущих оседло-земледельческий образ жизни), в Уральской области на 1 мечеть приходилось 1306 прихожан. По аналогичному расчету в Казанской губернии с высокой плотностью мусульманского населения (609538 чел.) на 1 мечеть приходился 721 прихожанин¹¹.

Среди официальных документов, касающихся компетенции ОМДС в Казахстане, наиболее часто встречаются дела о разделе имущества, о незаконном совершении брака, о злоупотреблениях мусульманского духовенства¹². Последние имели особый политический резонанс. Поэтому разбирательства заняли многочисленные страницы архивных документов. Одна из основных обязанностей Духовного Собрания - следить за правильным исполнением муллами "возношений о здравии и благоденствии государя императора и августейшего дома". Ее нарушение расценивалось как государственное преступление, так как мусульмане при поступлении на государственную службу давали особые клятвы¹³.

Одно из дел свидетельствует о строгом регулировании порядка замещения духовных должностей. В иске по прошению Ведомства пограничного управления сибирскими киргизами Караган-Акмулинского округа заявлялось об отправлении имамом Абдульлиневым духовных обязанностей, не имея на это права¹⁴. Подобные нарушения приводили к потере этими лицами своих мест и даже выселению за пределы региона.

Многие решения ОМДС не носили самостоятельного характера. Собрание лишь рекомендовало то или иное лицо на занятие духовной должности. Постановление об утверждении выносило губернское начальство. При этом на испытательном экзамене не исключалось присутствие 2 - 3 человек от местного административного правления¹⁵. В судебных процедурах Духовное Собрание тоже не имело полной юрисдикции. Так, например, в деле по прошению мещанина У. Бакирова из г. Семипалатинска Томской губернии о разделе имущества ставился вопрос о выборе судебной инстанции для разбирательства. Истец, обратившись на имя Александра II, был направлен в ОМДС, решение которого до обидчика доносилось через Семипалатинскую гласную комиссию¹⁶.

Еще большей бюрократической сложностью отличалась процедура представления к награде или повышения окладного жалованья. В деле по ходатайству ахуна Яушева из г. Петропавловска о его награждении за безупречную службу требовалось свидетельство от городской милиции, полкового окружного правления Сибирского казачьего войска, городской ратуши. И только после этого Духовное Собрание могло рекомендовать правительству представить ахуна к награде¹⁷. Подобные процедуры тянулись годами. Не редко были случаи отмены решения ОМДС исполнительной властью. Один из примеров связан с постройкой в городе Кокчетаве татарским населением мечети. "Ходатайства об этой постройке неоднократно отклонялись и Акмолинским областным начальником, и генерал-губернатором Западной Сибири, и Степным генерал-губернатором, и министром внутренних дел"¹⁸. Это объясняется полной подчиненностью Духовного Собрания центральным органам государственного управления и его зависимостью от губернских властей.

С 1803 г. это учреждение опекал обер-прокурор Святейшего синода князь А. И. Голицин, а когда в 1810 г. было создано Главное управление духовных дел иностранных исповеданий, Оренбургское Магометанское Духовное Собрание попало в сферу его компетенции. Начиная с 1832 г. делами иностранных исповеданий занимается особый комитет, созданный при Министерстве внутренних дел. Контрольные функции Департамента духовных дел иностранных исповеданий заключались в проверке постановлений религиозного учреждения в Уфе. Департамент по поручению правительства разрабатывал стратегию проведения различных мероприятий среди мусульман. На месте надзор за деятельностью Духовного Собрания до 1796 г. осуществляло Уфимское наместническое правление, а в 1796 - 1865 гг. - Оренбургское губернское правление. Одновременно работу мусульманского управления контролировали генерал-губернатор и командующий башкиро-мещерякским войском. В 1865 - 1881 гг. его опекал оренбургский генерал-губернатор Н. А. Крыжановский¹⁹.

ОМДС было вовлечено и во внешнеполитическую деятельность Российской империи. В определенной степени оно даже играло роль дипломатического учреждения, что особенно ярко проявилось во взаимоотношениях с казахами. Уже первый муфтий Мухамеджан Хусаинов зарекомендовал себя как искусный дипломат, выполняя различные поручения правительства. В январе 1788 г. он по настоянию уфимских властей послал в Младший жуз письмо с поучениями, выступая как "духовный наставник киргиз-кайсацкого народа"²⁰. На следующий год муфтий сам выезжает в Западный Казахстан для переговоров с батыром Срымом Датовым и улаживания приграничных конфликтов. Кроме этого он получает еще целый ряд дополнительных

инструкций: "... о твердом уверении киргизкайсацкий народ, что.....их безвинные (пленные. - П. Ш.) в ту же минуту будут освобождены", "о доставлении писем.... к Сырым тархану и к разным киргизкайсацким главным и родовым старшинам, биям и батырям", "о наклонении киргизкайсацкий народ к скорейшему выбору в Оренбургский пограничный суд" и др.²¹.

Родовая верхушка неоднократно обращалась к оренбургской администрации с просьбой о присылке муфтия для переговоров²². Результаты одной из таких поездок в 1790 г. в Младший жуз известны нам из журнала М. Хусаинова. Здесь отмечено: "...исполняя данное от его превосходительства наставление, все имевшия в Орде российский пленныя,... повсечасно требованы и объявлено от киргиских старшин, что разосланы за ними нарочные и по привозе обезались представить". Относительно судьбы казахских пленных муфтий сообщает следующее: "...из них, киргизцов, многие освобождены и ис пленных некоторые возвращены"²³. При этом использование Хусаинова в дипломатической деятельности не является единичным случаем. Тесные контакты с Казахстаном имел Габдессалям Габдрахимов, который в 1825 г. стал оренбургским муфтием. Он часто выполнял дипломатические и разведывательные поручения правительства в Казахстане и Средней Азии, а в 1823 - 1824 гг. состоял членом комиссии по решению ордынских дел под председательством хана Ширгазы Айчувакова. Кроме него для переговоров с ханами Старшего и Среднего жузов в 1826 г. привлекался будущий оренбургский муфтий - Габдулвахид Сулейманов²⁴. Однако не только руководители Духовного Собрания были задействованы в качестве дипломатов и конфидентов (разведчиков). Активное участие в этом приняло и низшее приходское духовенство - муллы. Один из примеров - это освобождение из плена есаула И. В. Падурова, захваченного казахами 1 июня 1823 года. "Отпущен он был из плена с конфидентом муллою Бикиновым и купцом армянином Шахмировым за подарки на сумму 327 руб. ассигнациями²⁵.

В 1868 г. казахи были выведены из-под юрисдикции Оренбургского Магометанского Духовного Собрания. "Временное положение об управлении в Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областях" 1868 г. гласило: "По духовным делам киргизы изъемлются из ведения Оренбургского Магометанского Духовного Собрания (п. 251). Местное заведование киргизами по делам духовным предоставляется местным муллам, с подчинением их общему гражданскому управлению и через него - министерству внутренних дел" (п. 252)²⁶. Сделано это было, согласно мнению Комитета министров, "... в видах политических с целью возможного ослабления мусульманской пропаганды и разрыва духовной связи магометан, проживающих внутри Империи, с кочевым киргизским населением, где магометанство находится в то время в слабом развитии"²⁷.

Поворот в конфессиональной политике во второй половине XIX в. можно объяснить желанием правительства устранить влияние татарского духовенства на местное население, которое в отличие от "фанатичных" татар признавалось терпимым в восприятии действительности, и обладающим к тому же особым специфическим менталитетом. В этот период прежние услуги татарских мулл, когда они знакомили казахский народ с российской идеологией, государственной системой управления, грамотой, уже были не столь востребованы. В 60 - 90-е гг. XIX в. перед самодержавием стояла новая задача: проведение административной унификации и культурно-языковой русификации региона²⁸. Поэтому распространение ислама властями всячески сдерживается, а активизируется миссионерская деятельность, принимается законодательство, стимулирующее переход в христианство и т.п.

В конце XVIII - первой половине XIX в. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание по своей компетенции стало универсальным для Казахстана общественным институтом, занимаясь решением целого ряда дел как светского, так и духовного характера.

Примечания

1. АЗАМАТОВ Д. Д. Оренбургское Магометанское Духовное Собрание в общественной и духовной жизни мусульманского населения в конце XVIII - XIX вв. Уфа. 1999, с. 21.

2. РЫНКОВ Н. Дневные записки путешествия в Киргиз-Кайсацкую степь в 1771 г. СПб. 1772, с. 26.

3. ВЯТКИН М. П. Батыр Срым. Алматы. 1998, с. 244; РЯЖЕВ А. С. Просвещенное духовенство при Екатерине П. - Вопросы истории. 2004, N 9, с. 53.

4. ВОРОБЬЕВА Е. И. Власть и мусульманское духовенство в Российской империи (вторая половина XIX-1917 г.) - http://www.omsu.omskreg.ru/histbook/articles/y1997/а040/article,shtml.

5. Центральный государственный исторический архив Республики Башкортостан (ЦГИА РБ), ф. 295, оп. 3, т. 1 - 4.

6. УМЕТБАЕВ М. И. В память столетия Оренбургского Магометанского Духовного Собрания, учрежденного в г. Уфа. Уфа. 1891, с. 32; Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика). М. 2001, с. 204 - 208; АБДРАШИТОВА А. Р. Оренбургское Духовное Магометанское Собрание как орган управления мусульман в XIX - начале XX века. - Вестник Оренбургского государственного университета. 2001, N 5, с. 51.

7. ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 4, д. 4232, л. 4.

8. Материалы по истории Казахской ССР (1785 - 1828 гг.). Т. IV. М. -Л. 1940, с. 365.

9. ЧЕРНАВСКИЙ Н. Оренбургская епархия в прошлом и настоящем. Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. Оренбург. 1901 - 1902, с. 8.

10. История Букеевского ханства. 1801 - 1852 гг. Сб. документов и материалов. Алматы. 2002, с. 291, 775, 776.

11. ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 11, д. 106, л. 391 - 392; УМЕТБАЕВ М. И. Ук. соч., с. 34.

12. Там же, ф. 295, оп. 3, д. 11856, 11858, 11861.

13. АЗАМАТОВ Д. Д. Ук. соч., с. 158 - 160.

14. ЦГИА РБ, ф. 295, оп. 3, д. 2240, л. 260.

15. Там же, оп. 4, д. 4232, л. 4.

16. Там же, д. 3903, л. 3.

17. Там же, д. 5911. л. 3.

18. АЙТБАЕВА Р. Т. Государственная политика Российской империи по отношению к исламу в Казахстане в XIX в. Автореферат канд. дисс. Алматы. 2006, с. 18.

19. АЗАМАТОВ Д. Д. Ук. соч., с. 30 - 31.

20. Там же, с. 29.

21. ВЯТКИН М. П. Журнал оренбургского муфтия. Исторический архив. Т. 2. 1939, с. 178.

22. Его же. Батыр Срым. Алматы. 1998, с. 246.

23. Его же. Журнал оренбургского муфтия. Исторический архив. Т. 2, с. 190.

24. АЗАМАТОВ Д. Д. Габдулвахид Сулейманов. Ислам на территории бывшей Российской империи. Энцкл. ел. М. 1998, с. 89; его же. Габдессалям Габдрахимов. Ислам на территории бывшей Российской империи. Энцкл. ел. М. 1998, с. 27.

25. КРИВОЩЕКОВ А. На оренбургской пограничной линии (окончание). Вестник Оренбургского учебного округа. 1914, N 4, с. 4.

26. Материалы по истории политического строя Казахстана. Т. 1. А-А. 1960, с. 339. Из ведения Оренбургского Магометанского Духовного Собрания были выведены только казахи. На другие мусульманские народы, например, татар, которых в 1897 г. проживало в Казахстане 55 984 чел., его компетенция по-прежнему распространялась. АБЫЛХОЖИН Ж., ЕРОФЕЕВА И., МАСАНОВ Н. и др. История Казахстана. Народы и культуры. Алматы. 2000, с. 236.

27. Ислам в Российской империи. М. 2001, с. 180.

28. СУЛТАНГАЛИЕВА Г. С. Западный Казахстан в системе этнокультурных контактов. Уфа. 2002, с. 156.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - П. С. ШАБЛЕЙ:

Комментарии: