Русская колонизация восточных земель, так называемое "движение встречь солнцу", явилось частью общемирового процесса, положившего начало созданию крупнейших колониальных империй. Хотя в целом характер колонизации определялся особенностями взаимоотношения с инокультурными народами, столь же важным фактором оказывалась специфика внутреннего развития метрополии. Одной из существенных черт формирования Российской империи было то обстоятельство, что отсутствовала четко очерченная граница между центром (метрополией) и периферией (колонией), так как присоединение новых земель шло по типу расширения территории, т.е. создания единого геополитического пространства. Яркий пример такой интеграции дают русско-калмыцкие отношения.

На рубеже XVI-XVII в.в. началось мощное движение русских на Восток, и в это же время с Востока двинулись западноойратские улусы1 во главе с Хо-Урлюком. Результатом этих движений было заселение монголоязычными народами северного Прикаспия и освоение русскими Сибири. "Остро нуждаясь в меновых рынках, наглухо отрезанные от Китая, ойратские ханы и князья пытались пробиться к рынкам Средней Азии, но встречали отпор могулистанских и казахских ханов и султанов. Положение усугублялось растущей нехваткой пастбищ как в связи с возросшими внутренними потребностями, так и еще больше в связи с неудачами на полях сражений" [Златкин, 1983, с. 73].

Как и любое кочевое общество, западные ойраты нуждались во взаимоотношениях с другими народами для приобретения необходимых товаров, производившихся земледельцами. Но междоусобная борьба монгольских улусов - трех центров (Монголия Алтын-ханов, Джунгария, Южная Монголия) - и внутриойратские противоречия между джунгарами (Харахула, Батур-хунтайджи) и торгоутами (Хо-Урлюк) привели к тому, что значительные группы торгоутов и часть дербетов покинули Джунгарию. Поиск новых пастбищ осложнялся двумя обстоятельствами. С одной стороны, основной массив угодий, непосредственно примыкавший к территории Джунгарии, был заселен казахами, которые не допускали на свои угодья соседей-конкурентов. С другой стороны, те земли, которые были относительно свободны, не могли использоваться для кочевого хозяйства, так как представляли зону тайги.

Таким образом, калмыки были принуждены кочевать в пограничной зоне между казахской степью и осваиваемой русскими тайгой. Не только калмыки, но и русские первопроходцы были крайне заинтересованы в торговле, поскольку нуждались в сред-

1 Поначалу калмыками назывались западноойратские улусы исключительно их соседями. Затем это название закрепилось за теми дербетскими и торгоутскими улусами, которые остались в Нижнем Поволжье после "Торгоутского побега". Тем не менее употребление слова "калмыки" в определенном смысле оправданно, когда речь идет о тех западноойратских улусах, которые вместе с Хо-Урлюком откочевали на Запад.

стр. 46
ствах передвижения по неосвоенным тропам Сибири. Движение и встреча на "ничьей" земле (в Западной Сибири) в дальнейшем привели к значительным переменам как в социальной организации, так и в политической и культурной сферах. Вряд ли следует идеализировать взаиморасположение этих двух народов. Однако взаимный интерес составил основу для развития их отношений и обозначил начало интеграции кочевого сообщества в оформляющуюся империю. Если Россия на волне мощного европейского движения на Восток расширяла свою территорию, осваивала новые земли, то западные монголы скорее искали "земли обетованной", чтобы избежать опасности со стороны собственно монголов и последствий внутриойратских конфликтов. В усобице принимали участие помимо торгоутов также дербеты (Далай-батур) и хошуты (Гуши-хан). Но основной массив, откочевавших на север ойратов составляли улусы торгоутов и дербетов.

Первое посольство калмыков в Москву было принято не только дьяком Посольского приказа Василием Телепневым, но и царем Василием Шуйским [Эрдниев, 1980, с. 36]. В грамоте Приказа Казанского дворца от 27 февраля 1608 г. Тарскому воеводе И. В. Мосальскому предписывалось: "А будет придут на Тару колмацкие люди, которые нам шертуют, з базаром - с лошадьми, и вы б им велели за острогом, в котором месте пригож, с нашими служилыми людьми торговати, на наши сукна и на бумагу пищую велели лошади меняти... и пошлины с них и с их товаров не имали, чтоб им вперед с продажными лошадьми и со всякими товары приходити было повадно, и береженье бы есте к ним держали, чтоб их во всем обна[де]жити и приучити. А как они исторгуютца, и вы б их отпускали к себе в улусы, не издержав" [Материалы..., 1959, с. 27 - 28]. Но первые контакты с калмыками начались уже во второй половине XVI в.

Наиболее крупной социально-политической единицей у калмыков был улус, состоявший из аймаков, представлявших собой родственные общины. Главой аймака был зайсанг2, а улус возглавлялся тайши3. Улусная организация реализовывалась в спорадически проявлявшейся системе субординации в жизненно важных событиях (например, при военной угрозе, распределении пастбищ и т.д.). Однако обычно каждый улус практически сохранял автономию во всех внутренних делах, а часто и во внешних. Особенностью западноойратских улусов было отсутствие единоначалия в форме ханской власти, так как по монгольской традиции ханское достоинство являлось прерогативой исключительно Чингисидов и только по прямой линии. Начиная с XVII в. это неписаное правило стало нарушаться, в особенности в связи с взаимоотношениями с новыми соседями, в первую очередь с Россией. Во время военных действий или иных важных событий у западных ойратов единоначальником становился главный4 тайши, в обязанности которого входило общее руководство действиями всех союзников.

При каждом тайши состоял своеобразный совещательный орган (зарго5), состоявший из зайсангов данного улуса. Таким образом, западноойратские улусы представляли довольно сложную организацию, являвшуюся союзом объединений6.

В то же время существовал еще один структурный параметр. Иногда говорят об Ойратском союзе ("Дербен ойрад", букв. "Четыре ойрата"), в который входили торгоуты, дербеты, хошуты и джунгары. По сути же, речь идет о традиции, по которой

2 - калм. зайсан (представитель дворянского сословия): - аймачный зайсан [Калмыцко..., 1977, с. 244].

3 -калм. наместник тайши [Калмыцко-русский словарь..., 1977, с. 485].

4 Скорее всего это отображало фактическое положение и на первых порах не являлось составной частью титула.

5 Зaph - калм. "суд" [Калмыцко-русский словарь..., 1977, с. 242].

6 Однако говорить о конфедерации как все-таки относительно жесткой организации не представляется возможным, поскольку конфигурация такого объединения могла быть различной в зависимости от условий его возникновения.

стр. 47
ойраты при Чингисхане были разделены на четыре тумана, о чем свидетельствует Рашид-ад-дин и на что ссылается Владимирцов [Владимирцов, 1934, с. 157].

Если рассматривать ойратские улусы в конституциональном смысле, то о единой организации в обычном понимании не может быть речи, поскольку каждый улус обладал самостоятельностью в принятии тех или иных решений, не касавшихся, однако, общих для всех или нескольких улусов вопросов. Общая проблема (часто - угроза) сразу же объединяла эти автономные образования и способствовала консолидации усилий. Таким образом, нельзя согласиться и с тем, что в период массовой перекочевки калмыцкие улусы не составляли единства, поскольку подобные условия можно оценивать как чрезвычайные. Конечно, такое объединение улусов носило характер временного союза. Этот процесс не всегда проходил гладко: "Так, еще в 1635 г. между двумя крупнейшими тайшами (бывшими союзниками в 1604 - 1605 гг.) - дербетовским Далаем и торгоутовским Хо-Урлюком произошла ссора, вызвавшая военные действия... Причиной ссоры стало желание Далая (как и чоросского Хара-хулы) подчинить своей власти Урлюка и заставить его улусы кочевать совместно, запретить главе торгоутов Урлюку вести самостоятельные политические отношения с русскими властями, с ногайскими мурзами и т.д." [Авляев, 2002, с. 234]. Такая ситуация в определенном смысле отражала начало политической консолидации улусной организации и привела в конечном счете к доминированию торгоутов, а затем и к образованию ханства.

О реальности ханской власти следует сказать особо. С одной стороны, ханский титул подразумевал и ханство. Но при улусной системе это было невозможно. Как уже отмечалось, каждый улус сохранял свою самостоятельность практически во всех вопросах, касающихся внутренних и внешних дел, но при возникновении общей задачи руководство над всеми калмыками принимал главный тайши. С другой стороны, титул хан, как было сказано, по обычаям монгольских народов мог принимать лишь потомок Чингисова рода. Возникшая необходимость в централизации власти объяснялась, во-первых, тем, что все калмыки воспринимались соседями как единый народ. Во-вторых, русские, крымские и турецкие власти обращались по всем вопросам именно к главному тайши (затем хану), а через него распределяли жалованье, подарки и другие льготы. Нарушение общемонгольского обычая не имело серьезного политического значения внутри калмыцкого общества, поскольку ханом становился главный тайши, обладавший, как говорилось, временными полномочиями. Иное положение хан получал вовне. Хотя русские и турки не сразу признали ханское достоинство юридически, так как это потребовало бы перевести взаимоотношения на иной уровень: ханский титул воспринимался как высшее достоинство, фактически его использовали для закрепления своего влияния, иначе говоря, для "огосударствления" калмыков и их консолидации. Надо отметить, что и само наименование "Калмыцкое ханство" не имело юридического смысла7. Ханское достоинство оставалось лишь формальным и не влекло каких-либо специфических политических последствий8. Россия лишь в 1708 г. признала Аюку ханом9, а до этого обращалась к нему как к главному тайши. Но это признание по существу также оставалось формальным [Chodarkovsky, 1992, р. 126].

Россия и Турция, объективно способствуя укреплению ханской власти, содействовали как разрушению традиционной социальной организации, так и межулусной интеграции. Консолидация калмыков вызывала двойственное отношение, поскольку иметь на границах сильного соседа, который в любой момент мог стать врагом, было не в интересах России. Стремление ослабить ханскую власть или хотя бы ограничить ее про-

7 Видимо, этим и объясняется то, что "почти все дореволюционные авторы обходили молчанием вопрос о возникновении и существовании Калмыцкого ханства на Волге" [Авляев, 2002, с. 244].

8 Приобретенное ханское достоинство воспринималось иначе, нежели прирожденное: объяснимый как пережиток кровнородственных отношений фактор, отражавший социальную стратификацию.

9 Крымское ханство признало Аюку ханом в 1695, а Турция - в 1704 г.

стр. 48
являлось в настойчивом требовании русских властей привлечь к участию в зарго зайсангов других улусов. Таким образом, обеспечивалась бы еще большая централизация и учитывались бы интересы представителей других улусов, что, несомненно, ограничивало власть хана и давало возможность русским властям играть на внутренних межулусных противоречиях. А это, в свою очередь, вело к тому, что Русское государство все более интенсивно вмешивалось во внутренние дела калмыков. Окончательно это удалось сделать при Убаши, который потерял ханский титул и стал наместником (1761 - 1771), подчиненным астраханскому губернатору.

Очень важно отметить, что нуждавшиеся в пастбищах калмыки не имели серьезных стычек с русскими первопроходцами, которые предпочитали лес и лесостепь, и поэтому отправной точкой взаимоотношений было согласие. Русские охотно покупали лошадей и некоторые товары для скотоводческого хозяйства, а в обмен предлагали товары, необходимые кочевому обществу. Тем не менее отдельные столкновения все же имели место, поэтому проблема налаживания отношений, получения гарантий лояльности стояла остро и решалась с трудом.

Одним из способов регулирования отношений был договор - шерть. Эта процедура применялась в отношениях не только с калмыками, но и с другими народами, жившими на восточной границе, как правило с мусульманскими. Само слово10 произошло из арабского и через посредство тюрок попало в русский язык11. Процесс подписания и исполнения назывался шертованием. Как правило, в отечественной литературе доминировал взгляд на шерть как на своеобразный договор, в котором фиксировалось согласие (в данном случае калмыков) быть подданными России. "Однако подход к вопросу шерти был неодинаковым у царских властей и монгольских правителей. Первые понимали принесение шерти как вхождение того или иного народа в состав России, вторые - как возможность заключения выгодного им военного союза и не хотели связывать себя какими-либо долговременными обязательствами. Это порождало всякого рода недоразумения, которые, однако, разрешались мирным путем" [Международные..., 1989, с. 10].

Поначалу отношения русских и калмыков строились в основном на стихийной торговле. Заключить с ними договор не удавалось. Обмен посольствами также не приводил к успеху. Если русское посольство всегда было заинтересовано в заключении договора, чтобы достичь определенной цели, то калмыки испытывали интерес к информации и положенным в данном случае подаркам. Договариваться в обмен на обещания они не считали возможным. По сути, Россия рассматривалась калмыками как еще один улус, с которым можно обмениваться чем-то на равных. Однако русские преследовали дипломатические и политические цели, желая поставить калмыков в вассальную зависимость. При одной из таких попыток в 1606 г. разгневанный Хо-Урлюк казнил все посольство. Если русский посол в определенном смысле представлял монарха, то по понятиям калмыков дарга12 являлся лишь связником между улусами, своего рода порученцем. Значительные сложности представлял особый ритуал, совершаемый при обмене посольствами. Так, при упоминании царя следовало встать и снять шапку. Дайчин13 долго отказывался это сделать, но в конце концов согласился на том, чтобы вставал и снимал шапку его толмач.

Шертование как договор о союзе впервые произошло при торгоутском тайши Мончаке14, который не только стал союзником России, но и выступил против своего отца

10 От араб. - "договариваться, уславливаться", собственно - "условие, положение, уговор" [Баранов, 1962, с. 501 - 502].

11 Впервые употреблено в грамотах 1474 г. [Срезневский, 2003, с. 1587].

12 Дaph - калм. старейшина, староста; хотна дaph - старейшина хотона [Калмыцко-русский словарь, 1977, 184].

13 Главный тайши в 1647 - 1661 гг.

14 Его имя встречается также в формах Бунчук и Пунцук. Главный тайши в 1661 - 1669 гг.

стр. 49
(Дайчина). В шерти могло быть зафиксировано совместное участие в боевых действиях против общего врага или еще какие-либо конкретные предприятия. И тем не менее шерть для калмыка оставалась чем-то вроде особого ритуала, которым, например, скрепляются узы побратимства. Более того, шертование одним, пусть даже главным, тайши вовсе не означало, что определяемые им условия будут обязательны для других. Выражаясь юридически, это был некий факт, имевший свои временные границы и определявший сферу применения в соответствии с традицией. К слову сказать, выдающийся калмыцкий деятель Аюка15 шертовал неоднократно, но отношения с ним складывались у русских властей далеко не просто.

Несмотря на то что русским хотелось видеть в шерти своего рода присягу, означавшую принятие подданства, совершенно очевидно, что власти все же не доверяли в полной мере таким договорам и требовали дополнительных гарантий, в частности аманатов (заложников). Как правило, ими были представители элиты, сыновья или родственники тайши. Таким образом, было бы неверно считать, что русское правительство было настолько наивным, чтобы доверять шерти и рассматривать ее как принятие подданства.

Скорее желанием видеть кочевников своими постоянными союзниками или, по крайней мере, предсказуемыми и верными соседями, а не доверием к шерти можно объяснить рассмотрение такой присяги, как вступление в подданство. Вряд ли можно согласиться с теми авторами, которые считают датой "добровольного вхождения калмыков в состав России" 1609 г., т.е. "принесение шерти" Хо-Урлюком [Авляев, 2002, с. 4 и далее]. Мало того что последний представлял лишь часть ойрат, но и последующие события не свидетельствуют о каком-либо подчинении. Тем более что в начальный период отношений вплоть до 1655 г. письменного договора вообще не составлялось. Стороны обменивались посольствами и устными договоренностями, которые не всегда влекли за собой адекватные действия.

Первый письменный договор относится к времени Дайчина. Но документ был составлен на русском языке, а его содержание в общих чертах сообщалось через толмача. Впоследствии в Канцелярии иностранных дел был создан штат переводчиков, включая и переводчиков калмыцкого языка. Так, в 1679 г. среди служащих Канцелярии числились Тарас Иванов - толмач татарского и калмыцкого, Василий Мартынов -толмач калмыцкого [Chodarkovsky, 1992, р. 64]. Соглашение с Аюкой в 1697 г. было составлено и на калмыцком (заяпандитском) языке (или, возможно, лишь просто было хорошо переведено) [Chodarkovsky, 1992, р. 67]. Многие документы подобного рода сохранились лишь на русском языке, хотя можно предполагать их двуязычие. Что же касается первых шертей, то они если и составлялись, то исключительно по-русски, и об условиях договора другая сторона могла только догадываться из тех разъяснений, которые давал переводчик. По всей вероятности, русские пытались добиться значительно большего, нежели того, на что были готовы калмыки, а в результате рождалось впечатление, что калмыки - "ненадежные подданные", так как они часто нарушали договор и отказывались выполнять некоторые его требования. Стремлением желаемое выдать за действительное объясняются многочисленные правки документов, составляемых русскими чиновниками. Это особенно ясно видно на примерах перевода посольской переписки, проанализированных Н. П. Шастиной. Так, надменный тон писем менялся на смиренный и покорный, добавлялись уважительные слова, дописывался титул царя и прочее. Как пример удачных интерпретаций в такой практике, Шастина приводит обращение "белый хан". Если Лубсан-тайджи в письмах к царю называет себя хаган, что означало правителя с широчайшими правами, то царя он называет белый

15 Сын Мончака. Главный тайши в 1669 - 1690 гг., хан в 1690 - 1724 гг.

стр. 50
хаган, что, по монгольским обычаям, означало местного правителя [Шастина, 1958, с. 90]. Для русского это не могло звучать уничижительно, а, напротив, воспринималось, как дань уважения16. В данном случае речь идет не столько о стремлении себя возвысить, что некоторые авторы считают "особым русским менталитетом" [Chodarkovsky, 1992, р. 64], сколько об обычной практике взаимоотношений между народами. Ведь то же самое можно отнести и к Монголии, и к Китаю, и к Османской Турции. Крупные державы рассматривали "малые" народы как подчиненные или, по крайней мере, явно нижестоящие. "Во времена всех переговоров о принесении шертей, а их за период с 1673 по 1684 г. было дано четыре, Аюка занимал довольно независимую и неуступчивую позицию, ставя ряд предварительных условий, в случае невыполнения которых грозился "кочевать по себе"". Более того, при переговорах о шерти 1684 г. посланец Аюки от его имени заявил астраханскому воеводе А. И. Голицыну, что "Аюкай де никогда великим государем не бьет челом, только хочет быть в миру и совете" [Батмаев, 1985, с. 37].

Шерть имела следствием не только выполнение чисто военных обязательств. Россия желала видеть в калмыках своих подданных и поэтому пыталась "оформить" принятие калмыков "на службу" тем, что выплачивала им жалованье, которое не было регулярным, но все же являлось одним из средств обеспечения лояльности. Это удавалось с трудом, поскольку жалованье рассматривалось обычно как "подарок", а собственно за "службу" калмыки "получали" вознаграждение, изымая имущество побежденных, по сути занимаясь грабежом.

Фактически первой по времени клятвой на верность была шерть Церэн-Дондука17 (1724), когда был совершен специальный ритуал. Он приложил ко лбу изображение Будды, хотя по обычаю, когда речь шла о военном союзе, прикладывали меч.

Шерть являлась тем инструментом, который использовался традиционно как начальный момент объединения. Таким документом пусть не в полной мере оформлялось, но провозглашалось некое единство, судьба которого могла иметь результатом и объединение. Стоит обратить внимание на то, что процесс консолидации в определенном смысле зависит от предварительного согласования, установления определенной системы субординации. Представляется, что потребность в "верховной власти", которая реально или фиктивно способна ее удовлетворить, является непременным условием единения. В случае русско-калмыцких отношений договорные отношения "подкреплялись" теми или иными "пожалованиями" со стороны российских властей. В этом смысле шерть, сохранявшая вначале черты обычного договора о конкретных совместных действиях и обязательствах, позже все более становится похожей на присягу [Посольские..., 2003, с. 57, 62]. Тем не менее длительное время, несмотря на шертование, калмыки оставались, по существу, вне российской государственности. Даже Управление калмыцких дел было подразделением органа, обеспечивавшего внешнеполитическую деятельность, т.е. Посольского приказа.

Калмыки обладали достаточной военной мощью, но не были надежными союзниками. Их соседи старались заручиться более крепкими гарантиями, что выражалось в попытках обратить в свою веру. Так, великий визирь Османской империи присылал в подарок Аюке четки, как бы предлагая ему принять ислам. Но буддисты также используют четки, и вряд ли Аюке удалось "правильно расшифровать" этот символ. Попытки обращения были сделаны и со стороны Крымского ханства, но также успеха не имели.

Стоит обратить внимание на такое любопытное различие: подданный и верноподданный. Несмотря на определенную семантическую близость, эти понятия довольно

16 Если допустить такое толкование, то только лишь как дополнительный смысл в отношении Москвы, поскольку символика белого скорее связана со сторонами света. Например, привычное название "Золотая Орда" фактически обозначалась "Ак Орда", т.е. "белая". Подробно о цветовой символике у монголов см.: [Жуковская, 1988, с. 153 - 169].

17 Калмыцкий хан в 1724 - 1735 гг.

стр. 51
значимо различаются в политико-правовом смысле. Так, подданный относилось ко всем, кто подчинялся власти. Слово же верноподданный имело двоякий смысл: во-первых, закон и власть, но, во-вторых, закон и вера. Религиозная принадлежность была своего рода политическим маркером, выполняла определенные политические функции. Для того времени религиозный фактор до определенной степени также был гарантией и при заключении союзов. Ни о какой религиозной нетерпимости не могло быть и речи, но в значительной степени сходство в вере, точнее восприятие иной веры как закона, давало определенные гарантии. В инструкции И. К. Кириллову в 1734 г. писалось: "...что касается до распорядка в суде и правосудия, о том смотреть на обычай каждого народа, как и почему в коем народе правыя удовольства получают, а винных штрафуют, так и в помянутых судах уставить; ибо наше Всемилостивейшее соизволение есть, чтоб все, кто б какой веры и народа не был, справедливостью и судом скорым довольствовались, и тем напрасные озлобления в волокитах, и не знающему наших Российских судных прав народу неправые в суде вымыслы (от которых не токмо Нашему интересу повреждение происходить может, но и Богу противно) пресечены были" [Национальная..., 1992, с. 199].

В 1664 г. русское правительство, как отмечает М. Л. Кичиков, прислало Мончаку "серебряную с позолотой, украшенную яшмами, булаву и белое с красной каймой царское знамя, а также ценные подношения" [цит. по: Эрдниев, 1980, с. 45]. Такой жест можно было бы рассматривать как признание высокого статуса калмыцкого тайши. И хотя некоторые авторы склоны считать это признанием Калмыцкого ханства, все-таки скорее всего это было свидетельством укрепления Дайчина как главного тайши. Московские власти ясно подчеркнули, что это подношение надо считать знаком предоставления калмыкам такого же политического статуса, какой был у запорожских казаков, т.е. широкой автономии в рамках подданства.

Религия способствовала сакрализации власти, т.е. выведению ее из-под ведения обычных человеческих отношений, являясь своеобразной духовной легитимацией власти. Апелляция к духовному авторитету давала определенные преимущества. Так, некоторые калмыцкие тайши (в частности, Аюка) настойчиво добивались ханского титула от Далай-ламы, что позволяло до определенной степени укреплять власть над другими тайши. Но это могло иметь лишь внутреннее значение для самих калмыков, но не для их соседей. В данном случае Далай-лама представлял собой лишь Образ высшего авторитета, несмотря на то, что реальное положение в Тибете [Мартынов, 1978] оставалось скрыто от массы буддистов18. И хотя Аюка получил ханское достоинство не от реального верховного духовного главы, сама процедура в данном случае носила, согласно монгольским обычаям, вполне правовой характер.

Одинаковость религиозной принадлежности давала возможность апеллировать в международных отношениях к высшей, наднациональной силе, обеспечивавшей более или менее стабильную гарантию в отношениях с другими народами. В этом случае стабильности в отношениях единоверцев способствовал опыт истории их взаимоотношений. Несмотря на вполне понятный интерес к калмыкам со стороны Османской империи в контексте борьбы против России, турки четко различали "своих" и "чужих". Если близких по языку и культуре узбеков турки воспринимали как братьев (karindaslik -единоутробность), то калмыки рассматривались в сугубо "служебном" аспекте (kullugumizda - на нашей службе). Конечно, существовала своя политическая подоплека, но здесь важно подчеркнуть психологический подтекст взаимоотношений. Столь

18 Аюка получил титул хана в 1690 г., а Пятый Далай-лама скончался в 1682 г. В связи со сложной политической обстановкой в Джунгарии, деши Санджай Джамцо продолжал действовать от имени умершего Далай-ламы, и это продолжалось до 1697 г., когда Шестым Далай-ламой стал Цаньян Джамцо [Кычанов, Савицкий, 1975, с. 90].

стр. 52
же утилитарно подходили к этой проблеме и русские. Главным мотивом для договора была потребность в военном союзе или, по крайней мере, исполнение калмыками охранных функций.

В политической истории России религия часто являлась важнейшим инструментом распространения власти. Факт крещения был своего рода доказательством верности и надежности новообращенных народов. Об этом говорит отрицательная коннотация выражения "нехристи". Так было с народами азиатской части страны, с народами Сибири и Дальнего Востока. При этом русские первопроходцы "обращали в свою веру", привлекая аборигенов различными подарками, посулами и путем различного рода ухищрений. Часто неофит, получив за крещение плату однажды, шел снова креститься, чтобы получить очередное вознаграждение. Из-за желания получить те или иные выгоды, в том числе политические, некоторые калмыки сами обращались в православие, ислам и даже католичество [Chodarkovsky, 1992, р. 39]. На первых порах это можно было объяснить своего рода конфессиональным побратимством. Если Отец небесный один, то все проблемы, возникающие в семье, могут быть решены с помощью обращения к нему и принятого им решения. Но пережиточные формы патриархальных отношений существовали лишь на уровне конкретных исполнителей. Со временем такого рода процедуры имели место лишь в ситуации неопределенности, когда намерения какого-либо народа были малопредсказуемы. Так, Россия, имевшая длительный опыт общения с мусульманскими народами, которые верили в единого Бога, могла быть более уверена в отношениях с ними, нежели, например, с "идолопоклонниками" - калмыками-буддистами.

Огромное значение имел фактор существования Османской Турции, Крымского ханства. Сложные отношения складывались у калмыков с ногайцами, казахами и башкирами. Неоднозначны были отношения и с Речью Посполитой. Огромное значение для тех и других имели отношения с Османской Турцией, Крымским ханством, складывавшиеся по-разному в разные годы. Отношения с кочевниками, например с ногайцами, которых калмыки вначале потеснили из нижневолжского района, а затем сложные исторические коллизии привели к рассеянию ногайцев по всему Закавказью. Все это усложнялось по мере того, как Россия, продвигавшаяся на Восток устанавливала новые международные связи с Джунгарией, Китаем, Тибетом. Так, после смерти джунгарского Бошокту-хана, новым ханом стал Цеван-Рабтан. В свое время Аюка отдал ему в жены свою дочь Сэтэржаб, а сам женился на его дочери Дарма-Бала. В ходе начавшейся борьбы за ханство над всеми ойратами, Аюка послал свое посольство в Тибет во главе со своим племянником Арабжуром (1698). Русское правительство боялось выступления Аюки против Цеван-Рабтана, так как, заключив мир с джунгарами и опасаясь за свои позиции в Сибири, не желало усложнять отношения с Китаем, который претендовал на Джунгарию. В это же время состоялось первое цинское посольство к Аюке. Россия напряженно следила за деятельностью этого посольства. Сибирский губернатор М. П. Гагарин докладывал канцлеру Г. И. Головкину: "Подлинно государь уведать не можно у китайцов, зачем идет к Аюке тот посланец, однако ж знатно, что не с малым делом для того, что ис Китай никогда не посылают послов, ни посланников никуда, а его послали, знатно, что не с малым делом" [Международные..., 1989, с. 230]. В этом посольстве русские усматривали цель заручиться поддержкой Китая в борьбе калмыков с Цеван-Рабтаном. Однако эта миссия (1712, 1714) не разрешила проблем Аюки. Возникла усобица между его сыновьями, которые боролись за право наследства. В этой ситуации Россия поддержала Аюку и тот сохранил свой титул.

Интерес России к калмыкам объяснялся желанием использовать их военную силу для охраны южных границ в борьбе с кочевниками, а также с Турцией и Крымским ханством. Объясняется это и внутренними проблемами, например подавлением башкирского, Булавинского и астраханского восстаний (1705 - 1709). Вместе с тем не всегда взаимодействие было успешным. Как уже было сказано, калмыки не были столь вер-

стр. 53
ноподданными, как этого хотелось Русскому правительству. И когда последнее не соблюдало своих обязательств, калмыки также поступали по своей воле. Часто, что особенно характерно для периода Аюки, в ответ на требования правительства об участии в какой-либо военной кампании калмыки давали отказ, мотивируя его тем, что у них имелся договор с противником России. Были случаи, когда, дав согласие на участие в военной акции, калмыки по тем или иным причинам все же не принимали в ней участия. Как, к примеру, в Полтавской битве19.

Османо-крымские усилия привлечь на свою сторону или хотя бы нейтрализовать калмыков иногда достигали цели. Так, калмыки не приняли участие в крымских походах 1687 и 1689 гг., в начальный период осады Азова. Напротив, предупредили турок о готовящейся осаде, за что паша Азова прислал Аюке многочисленные подарки. Но к концу 1695 г. Аюка понял, что Азов не выстоит и, оставаясь "другом турок", направил своего посла к русским, дал 3 тысячи всадников А. С. Шеину и более тысячи всадников кн. Черкасскому.

Попытки калмыцких тайши стать полноправными субъектами международных отношений не увенчались успехом, а хозяйственное давление русских на поволжские земли20 создавало тяжелейшие условия для кочевого быта. Это иногда приводило к тому, что некоторые калмыки стремились перейти к оседлой жизни. Обычно такие акции не поощрялись русскими властями, так как вызывали протест других тайши и зарго21.

Даже в начальный период взаимоотношений калмыки воспринимались единым народом. Отношения с ними строились по правилам внешних сношений. При взаимодействии совершалась процедура, подобная заключению международного договора (шерти). В определенном смысле представление большой социальной группы как субъекта взаимоотношений является также немаловажной характеристикой политического образования. В данном случае неважно, как именно соотносились два субъекта, важно, что они таковыми признавались. Единственный путь к интеграции в этом случае - использование оформленных институтов власти и последующее их переподчинение. Ликвидация Управления калмыцких дел и перевод управления калмыками к астраханскому губернатору в значительной мере снизило уровень взаимоотношений. Калмыцкие дела все более становились предметом внутренних отношений. Даже титул наместника, поначалу дававшийся главному тайши, был ликвидирован после "Торгоутского побега".

"ТОРГОУТСКИЙ ПОБЕГ"

Фактическая ликвидация Калмыцкого ханства, значительное усложнение традиционной хозяйственной деятельности, в связи с заселением Поволжья русскими, с одной стороны, способствовали интеграции калмыков в систему Русского государства, с другой - не могли не сказаться на отношении самих калмыков к этим событиям. Еще один важный фактор - приход в 1758 г. части джунгаров во главе с Цереном-тайджи в Поволжье. Разгромленное Цинским Китаем Джунгарское ханство перестало существовать, а остатки джунгар, принуждены были спасаться бегством.

Разгромив своих сильных соседей, цинские власти отвели свои войска [Чернышев, 1990, с. 77] с территорий, которые не представляли для них интереса. Тем временем "правители волжских калмыков, хорошо осведомленные об обезлюдении Джунгарии, своих древних родовых кочевий, стали строить планы возвращения" [Чернышев, 1990,

"Несмотря на то что 3300 калмыцких всадников под руководством Чакдорджаба опоздали на несколько дней (битва состоялась 27 июня, а калмыцкая конница прибыла 4 июля), тем не менее они внесли свой вклад в победу, так как способствовали панике в лагере шведов, поверивших слухам о сорокатысячной калмыцкой коннице, посланной Аюкой [Chodarkovsky, 1992, с. 145].

20 Именно к этому периоду относится начало расселения в районах Нижней Волги первых немецких колонистов (70-е гг. XVIII в.) и развитие соляных промыслов и рыболовства.

21 В Астраханской области до сих пор существует село Замьяны.

стр. 54
с. 78]. Очевидно, важную роль в этом проекте сыграл Церен-тайджи. И раньше калмыки поддерживали активные связи с джунгарами, сохраняя в определенном смысле политическое единство, однако, несмотря на предложения вернуться, они отказывались это сделать. Поэтому можно понять мотивы Церена-тайджи использовать совместные усилия для возвращения родных ему кочевий. Процесс уговоров был нелегок, и пришлось прибегнуть к уловке. Был распространен слух о якобы "возродившемся" ламе, который стал убеждать народ вернуться в Джунгарию [Чернышев, 1990, с. 79]. В 1771 г. начался "Торгоутский побег": 30909 кибиток во главе с Убаши двинулись в путь. На Волге осталось 11198 кибиток [Chodarkovsky, 1992, с. 232]. Этот поход оказался чрезвычайно трудным. Русское правительство направило погоню. Поначалу основную силу составляли драгуны, казаки и башкиры, затем к ним присоединились казахи. Все-таки почти половина калмыков достигла своей цели [Чернышев, 1990, с. 85].

Цинские власти встретили калмыков, оказав им радушный прием, но затем расселили их по обширной территории, разрушив племенную организацию ойратов, ослабив этнические связи. Выработанное в Лифанъюань "Уложение Палаты внешних сношений" определяло принципы жизни и деятельности ойратов практически во всех сферах [Чернышев, 1990, с. 92].

О бедственном положении прибывших в Джунгарию калмыков свидетельствует их обращение в 1774 г. к русским властям о разрешении вернуться на Волгу, но, узнавшие об этом китайцы тут же переселили ойратов еще дальше на восток. В 1790 г. сын Убаши также обращался к русским властям с просьбой способствовать возвращению на Волгу, но китайские власти жестко держали калмыков в зависимости [Chodarkovsky, 1992, с. 235], да и русские не хотели осложнять отношения с Китаем. Цинское же правительство ввело сюда большие контингенты своих войск и установило военный режим [Чернышев, 1990, с. 93].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Авляев Г. О. Происхождение калмыцкого народа. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 2002.

Баранов Х. К. Арабско-русский словарь. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1962.

Баскаков Н. А. Тюркская лексика в "Слове о полку Игореве". М.: Мишель (совм. с издательством Восточная литература), 1985.

Батмаев М. М. Отражение русско-калмыцких отношений в процессе шертования // Добровольное вхождение калмыцкого народа в состав России: исторические корни и значение. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 1985.

Владимирцов Б. Я. Общественный строй монголов. Л.: АН СССР, 1934.

Жуковская Н. Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.: Наука, ГРВЛ, 1988.

Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. М.: Наука, ГРВЛ, 1983.

Калмыцко-русский словарь. М.: Русский язык, 1977.

Кычанов Е. И., Савицкий Л. С. Люди и боги страны снегов. М.: Наука, ГРВЛ, 1975.

Мартынов А. С. Статус Тибета в XVII-XVIII веках. М.: Наука, ГРВЛ, 1978.

Материалы по истории русско-монгольских отношений 1607 - 1636. М.: Издательство восточной литературы, 1959.

Международные отношения в Центральной Азии. Документы и материалы. Т. 1. М.: Наука, ГРВЛ, 1989.

Национальная политика России. Сборник документов. М.: ИЭА РАН, 1992.

Посольские книги по связям России с Калмыцким ханством 1672 - 1675 гг. Элиста: АПП "Джангар", 2003.

Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М.: Знак, 2003, т. III.

Чернышев А. И. Общественное и государственное развитие ойратов в XVIII в. М.: Наука, ГРВЛ, 1990.

Чимитдоржиев Ш. Б. Взаимоотношения России и Монголии в 17 - 18 вв. М.: Наука, 1978.

Шастина Н. П. Русско-монгольские посольские отношения в XVII в. М.: Восточная литература, 1958.

Эрдниев У. Э. Калмыки. Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 1980.

Chodarkovsky M. Where Two Worlds Met: The Russian State and the Kalmyk Nomads, 1600 - 1771. Ithaca: Cornell University, N.Y., 1992.

Постоянный адрес данной публикации: