А. ВАСИЛЬЕВ, Член-корреспондент РАН

Большинством мусульман, если они не погружены в повседневные заботы о хлебе насущном и думают о судьбе своих стран и своего общества, текущие события воспринимаются гораздо в более широкой исторической перспективе, чем основной массой россиян, западноевропейцев или американцев.

И в этом смысле ситуация для них выглядит в высшей степени трагической. С их точки зрения, в течение многих веков исламское общество было величайшей цивилизацией на земле, самой развитой, самой богатой, самой могущественной, самой творческой во всех сферах человеческой жизни. Мусульмане дали миру величайшие открытия в области математики, физики, географии, астрономии, социальных наук, философии. Мусульманские армии, проповедники, торговцы наступали повсюду в Азии, Африке и Европе, принося свою высшую цивилизацию и высшую религию "неверным варварам" или же "людям Писания" - христианам, евреям, а также зороастрийцам, которые "исказили" и "забыли" учение своих пророков.

Ислам, безусловно, нес творческое начало первые три-четыре века после хиджры*, впитывая элементы христианства, греко-римской античности, зороастризма, индийской цивилизации. За эти столетия он превратился не только в развитую систему религиозных догматов, но и систему права, государственности, этики, эстетики, бытовой и семейной регламентации, философии, культуры, искусства. Немногочисленные аравийские арабы оказались дрожжами для теста, искрой, воспламенившей хворост и зажегшей пламя качественно новой цивилизации.

ВЫСОКОМЕРИЕ ЗАПАДА И КОМПЛЕКС НЕПОЛНОЦЕННОСТИ ВОСТОКА

И вот уже прошло более двухсот лет, как ситуация решительным образом изменилась. Вместо того, чтобы повелевать миром и христианами и демонстрировать высочайшие достижения в области науки, экономики, культуры, исламский мир оказался в зависимости от христианских держав, которые превосходят его в военном деле, технике, организации, богатстве**. В результате рождается отчаяние из-за того, что, как представляют мусульмане, происходит нарушение как естественных, так и божественных законов. Несмотря на формальное освобождение от колониальной или полуколониальной зависимости, унизительное положение исламского мира достигло высшей точки в настоящее время, когда практически все мусульманские страны без исключения оказались париями глобализации. Ни одна из мусульманских стран не смогла вырваться вперед, приблизиться к Западу, как это сделали страны, принадлежащие к конфуцианской цивилизации с ее своеобразным менталитетом, психологией, организацией общества.

Чтобы показать, в каком кризисе находятся мусульманские страны, сравним социально- экономические показатели Египта и Японии. Сегодня эта попытка может вызвать улыбку, но в недавнем прошлом - в 1949 году - Япония и Египет имели равный национальный доход на душу населения - 100 долларов. Средний египтянин питался лучше среднего японца. Теперь в Японии валовой внутренний продукт на душу населения раз в 20 - 25 выше, чем в Египте. Почему? Пожалуй, полный и аргументированный ответ на этот вопрос снискал бы его автору всемирную славу, ибо в его поисках бьются тысячи экономистов, социологов, историков, политологов. От этого ответа зависит выбор пути развития миллиардов людей.

Запад смотрел и смотрит на "деградирующий" Восток с презрительным высокомерием превосходящей военной, экономической и технической мощи и общественной организации. Для полного сил и энергии Запада Восток был объектом колониальной экспансии, военного и экономического грабежа и, если не считать формальную политическую независимость, полученную мусульманскими странами, они остаются в таком же положении и в настоящее время.

* Хиджра - переселение Пророка Мухаммеда и его последователей из Мекки в Медину в 622 году, от которого начинается исламское летосчисление. (Прим. ред.)

** Легкий разгром Ирака в войне против США и Англии усугубил эти чувства, доведя их до состояния нервного надрыва.

стр. 2

Противоречивость ситуации заключается в том, что, несмотря на явный неуспех экономического, технического, материального развития, ислам переживает в наши дни период мощной экспансии и расширяет сферу своего воздействия от Южной Африки до берегов Волги, Рейна и Темзы, от западной оконечности Африки до Филиппин и от восточного до западного побережья Соединенных Штатов. По численности своих приверженцев ислам - наиболее быстро растущая религия наших дней.

Многие на Западе воспринимают мусульманский мир и как объект экспансии, и как угрозу.

Во время своего визита в Берлин в конце сентября 2001 года итальянский премьер- министр Сильвио Берлускони заявил на пресс-конференции: "Мы должны быть уверены в превосходстве нашей цивилизации, основывающейся на системе ценностей, которые обеспечили народу широко распространенное процветание в принадлежащих к ней странах и которые гарантируют уважение прав человека и религии. Можно с уверенностью сказать, что этого уважения нет в мусульманских странах. Поэтому Запад должен вес-тернизировать остальную часть мира и привлечь на свою сторону новые народы. Ему уже удалось сделать это в коммунистическом мире и части исламского мира, но, к сожалению, другая часть исламского мира отстала на 1400 лет. Поэтому мы должны быть уверены в силе и мощи нашей цивилизации".

Хотя эти высказывания вызвали бурю протестов в арабском и мусульманском мире и замешательство и опровержения со стороны европейских лидеров, а Берлускони пытался извиниться под предлогом, что его не так поняли, на закрытом заседании Европейского союза 21 сентября 2001 года он повторил: "Мы должны защищать нашу цивилизацию и пропагандировать ее преимущества".

Другие "защитники Запада" не стесняются в выражениях. "Ислам, проще говоря, - религия войны", - пишут в только что изданной брошюрке под названием "Почему ислам представляет угрозу Америке и Западу" два влиятельных американских консерватора Пол Уэйридж и Уильям Линд. Линд заявил об американских мусульманах: "Их надо поощрять к отъезду. Они - пятая колонна в нашей стране". Н. Купер, обозреватель одной из ведущих газет США, призвал "захватить мусульманские страны, убить их лидеров и обратить их в христианство". Один из протестантских проповедников Франклин Грэм назвал ислам "религией зла и разложения". Видный баптистский деятель Джерри Вайнз утверждал, что Пророк Мухаммед был "одержимым бесами педофилом". Можно себе представить, чего стоило бы ему это оскорбление в любой мусульманской стране. Проблема состоит в том, что узколобые фанатики совершенно ослеплены своими взглядами и не способны понимать то, о чем они говорят.

Оказалось, что взвешенное, уважительное отношение к исламу и мусульманам, выработанное университетским сообществом США за последние два десятилетия, не стало господствующим ни в СМИ, ни в массовом общественном сознании. Университетские интеллектуалы, занятые изучением Ближнего и Среднего Востока и всего мусульманского мира, могли присягать на верность идеям, высказанным Эдвардом Саидом в его книге "Ориентализм". Он обвинил тогда западных востоковедов в предвзятости и расизме, и после выхода в свет его труда в 1980 году среди исследователей стало как бы неприличным применять к мусульманским социумам исключительно западные мерки. Но ни масс-медиа, ни многим политикам не было дела до этих интеллектуальных изысков. А в глобализованном мире через телевидение и Интернет кондовая враждебность к исламу становилась известной в мусульманских странах и усиливала антизападные настроения мусульман.

Если бы ислам в действительности представлял собой ту карикатуру, которую на него рисуют его враги, то как можно объяснить, почему он стал самой быстрорастущей религией и в наши дни? Что привлекает новых адептов? Может быть, отсутствие иерархичности и глубоко распространенный эгалитаризм, который дает чувство достоинства и самоуважения последователям этой религии? Чувство гостеприимства, более распространенное, чем в других социумах? Институционализированная система благотворительности для поддержки бедных? Хотя, как и любая другая религия, ислам проповедует недостижимые идеалы, пусть не на практике, но они все-таки существуют. Цитированием тех или иных мест из Корана, как из Евангелия или Библии, вырванных из контекста, можно объяснить все, что угодно. Ни демонстративные встречи президента США Дж. Буша с мусульманскими богословами, ни посещение им мечети, ни примирительный тон и осуждение Берлускони, ни заявления других европейских лидеров не в состоянии убедить мусульман в отсутствии растущей враждебности Запада по

стр. 3

отношению к ним, к их ценностям, их убеждениям, их образу жизни.

А разве систематическая скрытая или открытая антиисламская пропаганда в российских СМИ, которая приравнивает ислам к террору и отсталости, не действует в том же русле?

Вернемся снова к истории.

Многие века мусульманский мир жил несокрушимо убежденный в своем полном, несомненном и абсолютном превосходстве над "неверной" Европой. После божественной миссии Мухаммеда, "печати пророков", христианство представлялось мусульманам цивилизацией заблудших людей, в лучшем случае достойных сожаления или опеки. Вплоть до XVI столетия мусульмане, торгуя или иным способом общаясь с европейцами, убеждались, что те не превосходят их ни научно-техническими достижениями, ни уровнем развития ремесел или сельского хозяйства. Правда, мусульмане знали поражения от "неверных" во время кончившихся крахом для завоевателей крестовых походов в XI- XIII веках и уступили аль-Андалус, ставший Испанией и Португалией. Победа османского (мусульманского) оружия над "неверными" сделала для них смехотворной саму мысль о том, что у более слабого противника можно чему-либо учиться, что-либо перенимать. Все свое было совершенным, мудрым, добродетельным, все чужое - жалким, нелепым, отвратительным, греховным. Мощные жизнеспособные ростки новой западной цивилизации, начавшееся Возрождение, а затем Реформация не были замечены на Востоке.

Военные поражения турок в XVII-XVIII веках от рук австрийцев и русских, поражение империи Великих Моголов в Индии от рук англичан, вторжение гренадеров Бонапарта в Египет, общий экономический упадок мусульманского мира заставили мусульман задуматься над своим общественным устройством и путях развития своего общества. Мусульмане убедились в превосходстве военной организации "неверных", и копирование европейских (западных) военных образцов в попытке создать соответствующие западным стандартам вооруженные силы остается вплоть до сегодняшнего дня наваждением и головной болью правителей многих мусульманских государств. В первой половине XIX века решение этих задач, конечно, было проще, чем во второй половине XX века или начале XXI. Египет, например, с помощью европеизации армии, военных уставов и школ, использования бывших наполеоновских инструкторов, инженеров, строительства военных заводов и верфей, превратился в первой половине XIX века в самую мощную военную силу Ближнего Востока и был разгромлен лишь в результате совместного вмешательства европейских держав.

Но в конце XX и начале XXI веков сравняться с Западом уже невозможно.

ИСТОКИ ВОЗРОЖДЕНИЯ ТРАДИЦИОНАЛИЗМА

Превосходство европейской научно-технической мысли уже 200 лет назад было настолько очевидным, что честные, думающие мусульмане могли сделать только один вывод - необходимо учиться у Европы математике, физике, химии, инженерному делу, медицине, промышленности, строительству, короче говоря, всему комплексу научно-технических знаний. Это признали даже многие улемы-богословы.

Но возник вопрос, как быть с социальной организаций, политической структурой, правом, идеологией, местом и ролью человека в обществе, положением женщин, литературой, искусством, обычаями? Существуют ли военные и научно-технические достижения сами по себе и их можно брать изолированно, не нарушая чистоты своей веры, основ своей цивилизации, или они - плоть от плоти, кровь от крови западной цивилизации в самом широком смысле? Но если признать превосходство Запада в социальной и духовной жизни и начать ему подражать, не подорвет ли копирование столпы веры и прежние социальные порядки? По этим вопросам мнения в мусульманском мире разделились уже более двухсот лет назад. Спор между сторонниками "озападнивания", европеизации, модернизации, а сейчас - американизации, глобализации - и ревнителями национальной, религиозной самобытности, особого "исламского" пути развития не прекращается до сегодняшнего дня.

"Крайние" западники призывали брать всю европейскую цивилизацию с ее розами и шипами и, отряхнув прах веков со своих ног, оттолкнув все исламское наследие как отжившее прошлое, идти по дороге полного и безусловного копирования Запада во всех сферах -от социально-политической и правовой до культуры, литературы и искусства. Дальше всех по этому пути зашла Турция Мустафы Кемаля Ататюрка. В других странах тоже были его сторонники, но нигде их голос не звучал достаточно весомо и авторитетно.

Однако все более мощно и уверенно в мусульманских странах раздавались призывы традиционалистов, которых в англосаксонской литературе и печати в 70-е -80-е годы нашего столетия стали называть фундаменталистами, во французской - интегристами, а сейчас все чаще называют исламистами. В арабской литературе их часто именуют салафистами.

Для традиционалистов Коран и Сунна - начало всех начал и конец всех концов. По их мнению, мусульманский мир пришел в упадок не потому, что опоздал вступить на западный путь развития, а потому, что забыл "истинную веру", учение Пророка и праведных халифов, впал в грехи, морально деградировал. Возвращение "золотого века" должны принести не обезьянье копирование Запада, не попытки "осовремениться", а обращение к первоисточникам, к истинному исламу, к Корану и "неповрежденной Сунне". Возрожденная вера, повенчанная с западной технологией, должна вернуть исламскому миру военную мощь, достоинство, самоуважение, процветание.

Между крайними направлениями безоговорочного принятия западной цивилизации и полного ее отрицания существовало множество течений общественно-политической мысли и практики, отнюдь не разделенных глухой стеной. Одни считали, что, сохранив нетронутыми основы веры, нужно модернизировать ее, приспособить к требованиям эпохи, осознанно или нет создавая социально-экономические, политические и идеологические рамки для возможного капиталистического развития. При этом использовался давно известный способ - по-новому интерпретировать старые положения Корана и Сунны, доказывая, что все новейшие идеи уже давным-давно были изобретены самими мусульманами.

Самыми крупными фигурами этого направления на рубеже XIX-XX века были Джамаль эд-Дин аль-Афгани, оказавший влияние на Османскую империю и Египет, на Иран и мусульманскую Индию, и его египетский последователь, оригинальный религиозный мыслитель Мохаммед Абдо.

Аль-Афгани был отцом панисламизма - идеи объединения мусульманских народов под началом всемусульманского правительства, возглавляемого османским султаном- халифом. Объединившись, мусульмане смогут противостоять

стр. 4

колониальным устремлениям христианского Запада. Когда укрепится независимость, потребуется осовременить ислам ради обеспечения прогресса и процветания мусульман. Аль-Афгани был сторонником заимствования у Европы не только научно-технических, но и некоторых светских знаний и выступал за зачатки парламента и конституции. Вероучитель защищал право каждого мусульманина на свободное толкование Корана.

Но если его религиозные и социальные идеи были пронизаны духом реформации, то его политические лозунги оказались подходящими для махровой реакции, и османское правительство стало размахивать ими, как знаменем, стремясь сохранить или даже расширить разваливавшуюся Османскую империю.

Параллельно с Аль-Афгани и Абдо в России выросла фигура мусульманского мыслителя- обновленца Исмаила Гаспринского, который в других выражениях выступал за реформацию, за обновление ислама, но в рамках сожительства разных народов и религий в Российской империи.

Другие реформаторы, как правило, получившие западное образование и создавшие либеральное направление, полагали, что, сохранив религию в сфере культа, морали, может быть, семейного права, нужно следовать западной модели в социально- политической области, имея в виду сделать ее достоянием "верхов", элиты, а религию оставить для того, чтобы держать в узде массы.

Развитие мусульманской общественной мысли проходило в странах, которые отнюдь не были изолированы от внешнего мира. Запад - не миролюбивый, доброжелательный сосед за забором. За ним нельзя было просто наблюдать, изучать его, спокойно прикидывая, что подходит из его опыта, а что - нет. Запад бесцеремонно ворвался в мусульманские страны своими займами, товарами, прямой военной оккупацией в XVIII, XIX и в первой половине XX века. Запад пришел не как филантроп, не как старший брат, протянувший руку помощи отставшим народам, не для того, чтобы поднять их на уровень своей цивилизации, а как циничный эксплуататор и грабитель, который обеспечивал прогресс только в том случае, если он был выгоден метрополии и препятствовал прогрессу, если он ей был невыгоден.

Прекраснодушные иллюзии мусульманских либералов разбились вдребезги при столкновении с голым хищничеством Запада.

Поэтому с XIX века до наших дней образ Запада в глазах мусульман противоречив, двойственен: Запад - и соблазнительный пример для подражания, и ненавистный угнетатель-эксплуататор и агрессор. Раздвоение оценок самих себя и внешнего мира привело к противоречивому сочетанию комплекса неполноценности по отношению к Западу с комплексом превосходства мусульманина над любым христианином.

Взгляды либералов формировались под воздействием Локка, Руссо, Сен-Жюста, Вольтера, Монтескье. Для мусульманской действительности даже Монтескье звучал достаточно революционно. Один из имамов египетских западников Ат-Тахтави так комментировал конституционную хартию Людовика XVIII: "И хотя то, что она (хартия) содержит, вы не сыщите ни в Коране, ни в Сунне, вы, однако, поймете, что справедливость и правосудие суть средство обеспечить благосостояние государства и народа". Либералы заметили новый для себя термин "свобода". Для мусульманских правоведов термин "свобода" означал лишь юридическое состояние противоположное рабству. Вслед за английскими и французскими мыслителями либералы стали считать свободу естественным состоянием человека, которое обеспечивает равенство людей перед законом, право на собственность. Поэтому власть не может быть неограниченной, не может быть оправдана ссылкой на волю Аллаха. Она должна быть ограничена представительным парламентом.

Напомним, что с точки зрения мусульманских правоведов, источник власти и закона - Аллах. С точки зрения идеологов Французской революции источник власти и закона - нация. Хотя и то, и другое положение - юридическая фикция, между двумя системами политической мысли и государственного права лежит пропасть.

Однако когда дело дошло до практики, оказалось, что конституция и либеральные лозунги были словами, в лучшем случае отвечавшими нуждам верхов и модернизированного сектора мусульманского общества, полуколониального капитализма, в худшем -просто "пиаром". Зависимость от Запада принимала новые формы.

Буржуазная модернизация отвергалась абсолютным большинством населения исламских стран именно потому, что она означала усиление его эксплуатации и прямого ограбления и ассоциировалась в глазах масс с иностранным господством. Культурные и политические идеалы "западников" оставались чуждыми и враждебными массам и антизападно настроенной части элиты.

Само капиталистическое развитие, которое происходило в мусульманских странах в 20 - 40-х годах XX века, было деформированным, болезненным, уродливым, антинациональным. Такая ситуация привела к антизападным революциям в ряде мусульманских стран на основе прежде всего новой идеологии национализма. Но одновременно она послужила стимулом мощного возрождения религиозно-политических движений.

"ЕДИНСТВЕННО ВЕРНЫЙ И ВСЕПОБЕЖДАЮЩИЙ" ИСЛАМ

Революционно-авторитарные эксперименты в разных странах отличались своей длительностью: например, они продолжались в Египте полтора десятилетия, в Сирии или Ираке - несколько десятилетий. Многие эксперименты имели социалистическую окраску.

Само понятие "национализм" принадлежит новому времени, и оно импортировано в мусульманский мир из Европы. Оно - побочное дитя Французской революции, хотя слово "нация" - гораздо старше.

У мусульман ни того, ни другого понятия не существовало. Слово "умма", ставшее арабским эквивалентом "нация", несет на себе печать двусмысленности. Этим словом как раньше, так и теперь обозначают общину верующих. Само слово "национализм" арабы произвели от слова "каум", которое означает группу племен, народ и в лучшем случае переводится современным понятием "этнос". В арабском языке наиболее близко к "национализму" понятие "асабия", которое ввел в оборот Ибн Хальдун - великий магрибинец, отец арабской политологии и социологии, живший в XIV-XV веках. Но теперь это слово означает племенную солидарность, верность племени, роду, большой семье, их интересам, обычаям, традициям, а также соответствующий кодекс поведения.

Родина арабского национализма - Сирия и Ливан и в какой-то степени Ирак. В Египте в течение первой половины XX века господствовал египетский, а не арабский национализм, к которому вернулись во времена Анвара Садата. В политической форме движение арабских националистов разбилось на три потока. Один из них был марксиствующим: в Южном Йемене Движению арабских наци-

стр. 5

оналистов удалось создать полукоммунистическое государство, которое рухнуло в начале 90-х годов. Вторым потоком был баасизм, формально сохранившийся в Сирии и Ираке двумя разными рукавами, и третьим - насеризм, остатки которого существуют в Египте.

Поражение арабов в войне с Израилем в 1967 году стало началом конца национализма в прежнем виде.

Еще в 20 - 30-е годы Мустафа Кемаль Ататюрк, основатель современной Турции, мог провозглашать: "Мы будем следовать по пути к цивилизации и придем к ней... Те, которые задержатся, будут затоплены ревущим наводнением цивилизации. Цивилизация - такой сильный огонь, что тот, кто его игнорирует, будет сожжен и разрушен... Мы будем жить как прогрессивная цивилизованная нация". Для кемалистов "цивилизация" означала турецкий национализм и бескомпромиссную европеизацию. Ататюрк служил примером и для неудачных попыток модернизации в Афганистане и псевдомодернизации в Иране. Его деятельность внимательно изучали насеристы и баасисты. Но ислам и в самой Турции оказался отнюдь не "мертвой рукой прошлого". Приход к власти в Турции исламистов в наши дни наглядно демонстрирует, насколько глубоки мусульманские чувства и в этой стране. Лишь политическая практика покажет, какие действия предпримут турецкие исламисты, чтобы закрепить свои позиции.

После Второй мировой войны уходила в прошлое эра старого колониализма, колониальных империй. Пришли в движение миллиардные массы азиатов и африканцев. В боли и муках, иногда с кровью и жертвами, с успехами и провалами рождался новый мир. Популистские лидеры бросали в массы лозунги возвращения национального и человеческого достоинства, политической независимости, экономического развития, социального и расового равенства. Для многих из них капитализм, свободный рынок ассоциировался с колониализмом и унизительным прошлым, а враг Запада - Советский Союз - казался естественным союзником и символом прекрасного будущего. Разве не доказал он свою вселенскую историческую роль великой победой над нацистской Германией? Разве не демонстрировал свою мощь грохотом танков на военных парадах и запуском космических ракет? Разве он не развивался, с их точки зрения, экономически быстрее Запада? Разве не стал высокообразованной страной?

Элементы советской социалистической модели, подлинные и воображаемые, эффективные и обреченные на провал, стали проникать в лозунги и практику многих стран "третьего мира" с самыми различными политическими и социальными системами.

Государственный сектор в экономике - это тысячелетняя традиция стран мусульманского ареала, унаследованная мусульманской цивилизацией от предыдущих эпох. В Египте или Иране власть - собственность, или, в переводе на наш язык - государственный сектор в экономике, - существует уже тысячелетия, с самого возникновения древних цивилизаций. Временное подражание Советскому Союзу родило ататюркистский этатизм в Турции, насе-ровский эксперимент в Египте и баасистский - в Сирии и Ираке.

...Прошли десятилетия. Политический колониализм исчез, но новые путы зависимости - экономической, технологической, информационной - сковали "третий мир". Наибольших успехов достигли лишь немногие из тех, кто пошел по пути рыночной, а не советской экономической модели. Но среди оказавшихся впереди не было мусульманских стран. Для многих рассвет оказался ложным. Рухнул и распался Советский Со-

стр. 6

юз. И все же осталась мечта о человеческом и национальном достоинстве, лучшем будущем, социальной справедливости, которую символизировала эпоха Насера, Сукарно, Нкрумы, Ньерере. За исключением небольшого числа последователей этих лидеров она трансформировалась в активизацию мусульманских политических движений.

Правда, были еще небольшие группы радикально настроенной молодежи, которые оказались левее и националистов, и коммунистов, и кемалистов. Они бредили революцией и мечтали разрушить существующий порядок, смутно представляя, каким должен быть новый. Многие из них привыкли видеть себя в западном зеркале, мерить себя западными мерками, впрочем, отрицая это. Левые радикалы смотрели на себя глазами западных "новых левых".

Свою задачу молодые "леваки" в Турции, в арабских странах, в Иране видели в том, чтобы стряхнуть с себя бремя традиций, перестроиться, создать психологические предпосылки для революционных действий и глубоких социальных перемен. Молодые радикалы восхищались фаустовским аспектом западной цивилизации, считая, что она способна отрицать прошлое во имя будущего и заставлять людей двигаться и работать.

Отвергая империализм и неоколониализм, эксплуатацию и коррупцию, они предлагали взять от Запада рационализм, научный подход к понятиям и явлениям. Накопление современного вооружения - современных машин, - это еще не приобщение к современности, считали они. Необходим определенный настрой ума, главное - человеческий фактор. "Арабы - писал сирийский мыслитель Садек аль-Азм, получивший образование в США, - импортировали продукцию научного творчества, но они не смогли уловить динамику отношений между человеческим бытием и материей, которая требует научной ориентации... Арабы потребляют, но не производят. Импортированные машины увеличивают отчуждение индивидуума от общества. Арабы имитируют потребление Запада, но не производство. Они вступают в контакт со вторичными продуктами науки, но они далеки от социального прогресса, который сделал возможным научный прогресс. Однако социальный прогресс невозможен без социальной революции".

Левых радикалов объединяло презрение к традициям: их, говорили они, необходимо отбросить, если люди хотят преодолеть свое нынешнее положение, свою отсталость. Для них либерализм был анафемой, синонимом западного колониализма, а исламский фундаментализм - мрачной силой средневековья. Националистические идеи, по их мнению, потерпели неудачу.

Политический и идеологический итог этих исканий и метаний оказался неутешительным. Отраженный свет западных леворадикальных идей не мог указать выход из идеологического, политического, социального тупика, в котором находилось общество мусульманских стран. Фразеология западных "новых левых", завораживавшая арабских "леваков", попадала на уши, заткнутые воском, как только достигала масс. Их идеи вызывали восторг десятков, сотен, может, тысяч последователей, но в тысячу раз громче звучали призывы муэдзинов с мечетей и возгласы "Аллах акбар!".

События в Иране, победа народно-мусульманской революции над шахом и его американскими покровителями, естественно, не могла не вызвать отклика в душах последователей ислама в других странах, хотя дальнейшее развитие событий принесло разочарование и у многих даже ненависть к "муллократии", сложившейся в Иране. При этом следует иметь в виду, что религиозная ситуация в суннитских странах не совпадает с иранской, поскольку там все шиитское духовенство исторически находилось в оппозиции к светской власти, считая ее незаконной. Большая же часть суннитского духовенства - неотъемлемая часть государственного аппарата. В оппозиции к властям в определенные периоды становится народный ислам, ислам масс, но не мусульманский "истеблишмент".

Однако и в иранском, и в турецком, и в египетском обществах существует ясно выраженный культурный дуализм или дуализм цивилизаций, который несет в себе элементы неустойчивости. Они тем более очевидны, когда традиционные, а точнее - неотрадиционные, -и современные (или псевдосовременные) структуры существуют в обществе одновременно, когда рядом с большой семьей, религиозной или сельской общиной функционирует современная, ориентированная на рынок и извлечение прибыли структура. Положение становится невыносимым, когда вторые существуют за счет первых.

Если для носителей традиционной культуры, религиозных убеждений и ценностей ненавистны те, кто перестал быть самим собой и пытается влезть в кожу "западников", то массы, разделяя эти чувства, больше озабочены хлебом насущным. Многим из них чужды и враждебны рыночная экономика, лозунг "прибыль превыше всего", капиталистическая модернизация (псевдомодернизация). И первые, и вторые обращаются "к нетленным ценностям ислама" как образу жизни, идеологии, знамени политической борьбы.

Возрождение и влияние традиционных, точнее - неотрадиционных общественных структур, их идеологии - имеют весьма прагматичное значение для любого политика. На политическую арену стали выходить широкие массы, раньше бывшие где-то за скобками общественной борьбы. Они принесли свой язык, свою систему символов, убеждений, предрассудков, свою политическую культуру. Народная культура в целом оказалась более устойчивой, чем могли предполагать модернисты самых разнообразных цветов и оттенков -от коммунистов до прозападных либералов.

Представление об исламе как просто о "мертвой руке прошлого" оказалось идеологически наивным и политически близоруким.

Президент Египта Анвар Садат попытался объединить рыночные реформы - инфитах* - с поддержкой умеренных исламистов. Он порвал с Советским Союзом и заключил мир с Израилем.

Садат отказался от курса на полусоциалистические эксперименты, попытавшись ввести Египет в лоно рыночного хозяйства. Дело оказалось трудней, чем он предполагал. Но бывший крестьянин и офицер все же не натворил столько ошибок, сколько наделали лихие российские рыночники. В политике дело оказалось сложнее, и мир с Израилем стоил ему жизни. Он погиб от рук исламистов.

Реформы с социалистической окраской, упор на государственный сектор, на мобилизацию масс - все это было отброшено во имя политики либерализации. Однако хотя либерализация иногда дает экономические и социальные плоды, она отвергается теми, за счет кого она проводится, кто несет материальные и духовные жертвы. Вместо националиста или патриота на пьедестале оказывается выжига-спекулянт. Пропаганда утверждает, что либерализация может приобщить мусульманские страны к современной технологии и катапультировать их в сообщество развитых

* Инфитах - политика "открытых дверей", либерализации экономики. (Прим. ред.)

стр. 7

стран без серьезных преобразований, без решения острейших социальных проблем. Слова остаются словами, а прожекты - следами на песке, которые затягивает даже легкий ветер реалий.

Массы с недовольством или отчаянием смотрят и на паразитизм новой прослойки нуворишей (в Египте их называют "жирными котами инфитаха") и на их увеличивающийся разрыв с религиозными и национальными традициями, на американизацию их быта, манеру поведения, взглядов, привычек. Такой разрыв выражает не только социально-экономическую и политическую суть новых компрадоров (как раз этот аспект зачастую ускользает от понимания масс). Нувориши и коррумпированные чиновники, купленные ими интеллектуалы приобретают те черты, которые присущи людям, известным на Западе как поклонники "космополитизма", а на Ближнем Востоке - "левантизма".

В мусульманских странах левые - и коммунисты, и насеристы, и "новые" - оказались на обочине идеологической и политической борьбы. Угасли кружки немногочисленных "леваков" -радикалов, от них не осталось и горстки пепла. Исчезли "новые левые" и на Западе - некому больше подражать. Исчез Советский Союз и его союзники - и некого больше обходить ни справа, ни слева. Нет маоизма, а прежде революционный Китай возвышается глыбой прагматизма, рынка, холодного экономического расчета.

Но главное в другом - марксисты и либералы, националисты и шовинисты, леваки и умеренные, ссорясь и мирясь, ненавидя и любя друг друга, сажая друг друга в тюрьмы или освобождая из заключения, - все они постепенно стали понимать, что находятся, хотя бы временно, в одной лодке.

Однако их фелюги - светские государства - уже дали течь, и их может перевернуть волна исламизма, которая вздымается все выше. У представителей этой новой-старой волны все другое - логика поведения, лозунги, символы, система ценностей. В целом это -другой мир. В нем не остается места для светских деятелей любой окраски. Феномен реисламизации охватил все страны - и традиционного ислама - от Марокко до Пакистана и Индонезии, и страны нового ислама, например, северную часть Нигерии. Растаяли, как мираж в пустыне, старые идеологические клише - "величие древних иранских империй", "слава шестнадцати турецких империй", идеи "арабского единства" или "фараонизма", лозунги об освобождении "третьего мира". Оказалось, что иные чувства терзают обездоленных людей, вырванных из привычной среды, поселившихся в трущобах Каира и Стамбула, Тегерана или Алжира. Их не захватывают - во всяком случае надолго - эти лозунги и мифы. Они думают о куске хлеба, жилье, школах, поликлиниках, о работе, о справедливости и надеются на лучшую жизнь. Им легче жить в скорлупе традиций, религиозных убеждений, ритуалов. Для них лозунг "ислам - решение проблем" -не пустой звук.

Их лидерами, властителями дум становятся отнюдь не безграмотные люди, а интеллектуалы или полуинтеллектуалы, нахватавшиеся знаний или полузнаний, глубоко уязвленные униженным положением своего общества, полные религиозного рвения, готовые к политическим действиям. Они готовы жертвовать собой, но с еще большей готовностью жертвовать другими. В них еще острее, чем раньше, переплетаются чувства неполноценности по отношению к Западу, зависти к западному образу жизни и "потребительскому обществу" с вековой мусульманской убежденностью в собственном превосходстве над "неверными" и стремлением устроить общество по образу и подобию "золотого века" ислама. Для них ясен ответ на старый вопрос, над которым мучились исламские мыслители, начиная с XIX века: "Что брать на Западе? Технические достижения или общественное устройство, нравы, культуру, искусство?". Только технику, только военную организацию, только компьютеры - ничего другого, имеющего западное происхождение, им не нужно. Их общество - политическая и социальная организация, культура, мораль, эстетика, искусство, право - должно быть другим.

Правда, при категорическом ответе на этот вопрос сразу возникают разногласия, отнюдь не только в нюансах. Давать или не давать женщинам образование? Допускать или не допускать их на работу? Смотреть или не смотреть телевизор? Проводить ли свободные выборы и тем самым столкнуться с возможностью демократическим путем потерять власть, если она окажется у них в руках? Подчиняться или нет правилам международного поведения, международному праву, которое было выработано без их участия? Как вести себя в условиях глобализации при свободном движении капиталов, информации, товаров? Обеспечить или нет доступ гражданам в Интернет? Разрешать или запрещать поездки на соблазнительный, но враждебный, коррумпированный Запад?

Религиозные экстремисты и умеренные исламисты фактически оттеснили с ведущих позиций в обществе своих естественных противников - и мусульманских модернистов, и прозападно настроенных либералов, и социалистов, и националистов. Свои лозунги они выдавали за чудодейственные рецепты избавления от нищеты, экономической, культур-

стр. 8

ной, информационной зависимости от Запада. Они стали определять общий интеллектуальный настрой общества. Многие светские интеллектуалы обнаружили, что они чужие у себя дома и должны были или добровольно отбыть в эмиграцию, или подделываться под господствующие религиозные цвета.

ПРОТИВ ИСКУШЕНИЯ "БОЛЬШОГО САТАНЫ"

Выражением фундаменталистской тенденции стала организация "Братьев-мусульман", возникшая в Египте в конце 20-х годов. Она появилась в период, когда в общественной мысли господствовали идеи либералов-западников, когда известнейший писатель и мыслитель, декан арабской литературы Таха Хусейн опубликовал книгу "Будущее культуры в Египте", ставшей манифестом либеральных египетских "западников". Он выражал желание элиты народа, находящегося в зависимости от Запада, быть принятым миром, который господствовал над ним, желание использовать для оправдания своей самобытности культурную мимикрию, уничтожая границы между Египтом и его оккупантами и утверждая, что Египет - часть Запада.

Манифест либерализма, написанный Таха Хусейном, вызвал яростные возражения набиравших силу мусульманских фундаменталистов. Другой египтянин - Сейид Кутб - религиозный политический мыслитель, ставший потом лидером ассоциации "Братьев- мусульман", ответил Таха Хусейну, что разделение мира на Восток и Запад поражает своей ограниченностью и неполнотой. Прозападный либерал забыл целый мир, который имеет свое мировоззрение и целостность, - мир ислама. Именно к этому миру принадлежит Египет, а все остальное - от лукавого.

Сейида Кутба давно нет в живых. Он был вдохновителем выступлений против режима Гамаля Абдель Насера и сгинул в насеровской тюрьме, но мировоззрение, которое разработал его учитель Хасан аль-Банна, основатель ассоциации "Братья-мусульмане", получает все большее распространение. Им вторил другой исламский мыслитель из Пакистана Мадуди. Призывы основателей современного исламского фундаментализма привлекают сторонников среди набожных юношей и девушек в многочисленных университетах тем, что они дают ответы или точнее - убедительную видимость ответов на сложные проблемы общества, оказавшегося в тупике.

Экономические беды, диспропорции, коррупция, усиление социального неравенства, распад старого общества и отсутствие видимой альтернативы ему, неспособность режимов защищать национальную самобытность - все это вносит смятение в души людей. Американизация, навязываемая массовому сознанию телевидением, открывает мир, настолько чуждый и недоступный большинству, что вызывает протест, отталкивание, заставляя людей искать чего-то устойчивого, постоянного, своего.

Борьба за сохранение ислама, по мнению "братьев", - это главная задача мусульман. Она важнее всех других социальных, экономических, политических целей - таких, как развитие, революция, демократия, которые другие считают существенно важными. Давление на ислам коммунизма, а затем, в гораздо большей степени, Запада ставила целью лишить мусульман их истории, их идентичности и, в конце концов, их способности сопротивляться враждебному наступлению. Задача западных стран состоит в том, чтобы разграбить ресурсы мусульманского мира и разрушить ислам - единственную силу, которая может бросить вызов гегемонии Запада.

Дело не только в "Братьях-мусульманах". Спектр тех, кто апеллирует к исламским ценностям, живет надеждой на возвращение "золотого века" ислама, широк. Только в Египте существует почти сотня религиозных организаций различного толка с разной долей их политизации. В исламском мире их тысячи.

"Коран - наша конституция!", - провозгласил Хасан аль-Банна в середине 30-х годов. И этот лозунг с таким же энтузиазмом повторяют сегодня.

Но как можно приспособить законы, созданные 10 - 13 веков назад к проблемам сегодняшнего дня? Не слишком ли противоречит строгое применение шариата реальностям нашей эпохи, общества, вступившего в XXI век? Нет, утверждают "братья", предлагая вновь "открыть двери иджтихада ". Под этим термином подразумевается право юристов-богословов выносить суждения о явлениях общественной жизни, не охваченных шариатом. В конце третьего века хиджры, когда было кодифицировано мусульманское право, "двери иджтихада" были закрыты, потому что предполагалось, что новые правовые нормы незачем создавать. Обращение к иджтихаду должно было открыть возможности гибкого применения мусульманского права к потребностям эпохи.

Даже самая ортодоксальная из четырех правоверных школ мусульманского права - ханбалиты, которых их противники часто называют "ваххабитами", считают, что возможность для иджтихада существует. Есть несколько уровней применения права: действия, которые Аллах предписывает, действия, к которым он относится благожелательно, действия, которые он не одобряет, и действия, которые он запрещает. Но вне этих норм лежит "серая зона", то есть зона правовых норм, не охваченных велением Аллаха, в которой Аллах как бы нейтрален. Это позволяет юристам на основе иджтихада вводить новые правовые нормы, ибо они не противоречат первым четырем группам. Поэтому можно вводить и правила дорожного движения, и космическое право, и авиационное право, и новые торговые кодексы.

Любопытным ответом мусульманских правоведов и практиков-финансистов на вызовы эпохи стало создание так называемого исламского банковского дела. Мусульманское право запрещает банковский ссудный процент как лихвенную, незаконную прибыль, поэтому придумана формула, по которой вкладчик банка как бы несет вместе с банком в соответствии с согласованными пропорциями ответственность за удачу или неудачу банковской деятельности, за его вклады, например, в промышленное производство. Если эти инвестиции дают прибыль, она соответственным образом делится между вкладчиком и банком, если инвестиции убыточны, то финансовые потери тоже делятся между ними. Конечно, речь идет лишь об упрощенной схеме.

Когда европейцы и американцы пришли в мусульманские страны, они, как считают фундаменталисты, принесли с собой не только свои законы, школы, языки, науки, но также и свои "вино, женщин и грех". Внедрение традиций и ценностей Запада разложило общество, принесло аморальность и разрушило унаследованные, традиционные ценности мусульманского общества. Социальная и семейная жизнь была коррумпирована "низменным" кино, театром, радио и музыкой. Моральные и социальные проблемы молодежи имеют прямое отношение к "обнаженным" женщинам на улицах, "грязным" фильмам, соблазнительной музыке, неконтролируемой прессе, разрешению употребления вина. Женщины потеряли

стр. 9

свои мусульманские достоинства из-за нескромного участия в вечеринках и танцах, которые сопутствуют современной официальной и неофициальной жизни. Почему? Потому, что "...так ведут себя европейские женщины, а мы хотим уподобляться Европе во всех отношениях". Вследствие этого мусульманское общество разорвано между исламским и западным образом жизни. Некоторые остались мусульманами, другие "перезападни л и западников". "Братья" утверждают, что атака на мусульманскую семью была важным средством в арсенале внутренних и внешних врагов веры.

Заметим на полях, что наиболее важной особенностью "исламской одежды" во всех ее формах была идея о соответствующем сексуальном поведении, которое эта одежда выражала. По мнению "братьев", мусульмане - мужчины и женщины - не чурались сексуальности, но она была легитимна для обоих полов только в браке. Поэтому мужчины и женщины должны были носить свободные одежды, которые скрывают контуры тела.

Состояние мусульманских стран в глазах "братьев" было удручающим. Религиозное безразличие, коррупция в многочисленных обличиях привели общество к психологическому и идеологическому хаосу. Европейская цивилизация решительно вторглась в разложившуюся и ослабленную мусульманскую общину и оставило ее в руинах. Европейская цивилизация коррумпировала мусульман. Она парализовала силу нации, человеческое достоинство, нарушила дух религии. Такая ситуация невыносима. Причем до распада СССР "братья" понимали под Западом как капиталистический мир, так и Советский Союз и его союзников.

Капитализм был эквивалентен беспардонному индивидуализму и таким образом социальному хаосу, а коммунизм - атеизму. Обе системы были материалистичными. Распад Советского Союза сфокусировал ненависть "братьев" на Западе.

"Изгоните империализм из ваших душ, и он оставит ваши земли", - призывают "братья". Они вспоминают предупреждения Сейида Кутба о том, что подлинная опасность лежит в духовном и интеллектуальном империализме потому, что в отличие от военного и политического империализма, который рождает оппозицию, этот тип империализма усыпляет, успокаивает, обманывает свои жертвы.

Постоянным раздражителем, способствующим увеличению отчужденности мусульман от Запада, остается палестинская проблема и поддержка Западом, особенно США, Израиля. Судьба первой киблы (первоначально мусульмане обращались с молитвой по направлению не к Мекке, а к Иерусалиму) - Иерусалима - будоражила мусульманское общественное мнение и способствовала все большей радикализации даже официального религиозного истеблишмента.

"Братья" рассматривают Палестину не только как объект "сионистской агрессии", но и как "первую линию" защиты арабской нации, арабской родины. Она - сердце арабского мира, узел, связывающий мусульманские народы.

Противники египетских исламистов обвиняли их в использовании шиитской практики такыйя (сокрытие истины). После столетий жизни под гнетом суннитских правителей шиитам было позволено при соблюдении определенных обрядов говорить одно, а практиковать совсем другое, тайно соблюдая свою веру. По мнению светских деятелей, и радикальные организации боевиков-террористов, и менее радикальные группы, ведающие больницами и школами, и "Братья-мусульмане", и мусульманские инвестиционные компании, и часть улемов, - все они объединены стремлением заменить полусветское правительство, например, Египта подлинным "исламским правительством". А публичное отрицание этих целей -лишь форма такыйи. В несколько другой фразеологии точно такие же обвинения предъявляются и турецким исламистам.

ДЖИХАД И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТЕРРОРИЗМ

Официально руководство "Братьев-мусульман" в Египте перешло в руки умеренных деятелей, выступавших за взвешенные отношения с властями. Это противоречило решительным, боевым идеям Сейида Кутба, который выступал за смену государственного устройства путем насилия, и именно так думали и действовали активные, нетерпеливые, беспощадные молодые люди. Как и Сейид Кутб, они были убеждены, что мусульманин, не придерживающийся мусульманских обычаев, поведения, убеждений, - на деле - кяфир (гяур), "неверный", что египетское оощество ввергнуто в состояние джахилийи*. А джахилийя и ислам на одной земле, в одном обществе несовместимы. Подлинные мусульмане должны обратиться к джихаду, который в их толковании является вооруженной борьбой против "немусульманского правления", которое руководствуется не шариатом, а светскими законами.

Их было меньшинство, но они были готовы убивать и быть убитыми.

Один из руководителей экстремистской организации "Аль-Гамаа аль-исламийя" Абу Хамза аль-Масри писал: "Мы, исламисты, ведем угодную Богу борьбу против египетского государства, заключившего союз с дьяволом. Следует покончить с господством Сатаны".

В Иране Аятолла Хомейни неоднократно называл США "большим Сатаной". Почему? Потому что Сатана - не завоеватель, не оккупант. Он соблазнитель, который по словам Корана, "шепчет в сердца людей". С точки зрения исламистов, американский образ жизни - всеобщая аморальность и дегенерация, вызывающие презрение, но очень опасные, потому что они оказывают разлагающее влияние на мусульманские общества.

По кому наносить удары? По лидеру Запада - США? Или по собственным режимам, собственным правителям, отступникам, коррумпирующим собственное общество?

Мнение и тактика экстремистов, прибегающих к террору, разделились. В одних странах главными объектами ударов стали все с ними несогласные, представители властей всех уровней, интеллектуалы, мало-мальски думающие по-западному или во всяком случае отвергающие тоталитарный характер фундаментализма. Результатом этих действий, когда на насилие отвечают насилием, стала в Алжире ползучая гражданская война, длящаяся уже более десяти лет, жертвы которой уже насчитывают около 100 тысяч человек.

В Египте в результате действий террористов и контропераций силовых ведомств погибло около полутора тысяч человек, но после убийства туристов в Луксоре в 1997 году теракты в Египте пошли на убыль и почти прекратились. Может быть, одна из причин была их крайняя непопулярность, когда упадок туризма затронул благосостояние миллионов людей и вызвал их негативную реакцию на действия исламистов.

Гораздо больший эффект приносят действия террористов про-

* Джахылийя - эпоха "невежества" арабов до появления Пророка Мухаммеда. (Прим. ред.)

стр. 10

тив США, пиком которых были теракты 11 сентября.

В народных кварталах, среди нищих и мигрантов из сельской местности пропагандисты из "Аль-Гамаа" вливают по капле в сердца обездоленных, лишившихся надежды людей ненависть к продажным властителям, которые вместо того, чтобы думать о своем народе, "ползают на брюхе перед Западом, нечестивым, жестоким, эксплуатирующим арабскую землю, вступившим в сговор с Израилем", как гласит одна из листовок организации. Сторонники "Аль-Гамаа" ненавидят общество, в котором живут, завидуют тем, кто достиг материального благополучия, получил хорошее образование или имеет возможность путешествовать. В узком кругу единомышленников и друзей они черпают поддержку - и духовную и материальную, избавляясь от чувства социальной неполноценности. Их враги - Запад, Израиль, свои "немусульманские правители", египтяне-копты. Они искренне верят, будто врачи-христиане намерены сократить численность населения с помощью противозачаточных средств, а иностранные туристы - это идолопоклонники.

Активную роль в экстремистских мусульманских организациях стали играть так называемые афганцы.

Афганистан в 80-е годы прошлого века стал мощным катализатором фундаменталистских и экстремистских движений в мусульманском мире. Тысячи добровольцев из полусотни мусульманских стран влились в ряды афганской оппозиции. Большинство из них работало в школах, гуманитарных организациях. Несколько тысяч принимали участие в боевых действиях против советских и правительственных войск. В рядах вооруженных афганских "борцов за веру" оказался и саудовский миллиардер Усама бен Ладен.

ЦРУ финансировало, вооружало и обучало исламских боевиков в Афганистане, вырастив Франкенштейна, который позднее обратил свое оружие против США. После вывода советских войск из Афганистана "афганцы" стали возвращаться в Алжир, Египет, Тунис, Судан, Саудовскую Аравию. Имея опыт военных действий, военную подготовку, пропитанные воинствующим исламистским духом, не умеющие ничего делать, кроме как воевать, они стали костяком экстремистских группировок.

Конечно, экстремистское крыло мусульманских фундаменталистов, в том числе и то меньшинство, которое прибегает к террору и готово действовать террористическими методами, - это объективный результат развития исламистских движений.

Но ситуацию обострило то обстоятельство, что в результате субъективных ошибок американского стратегического планирования Вашингтон в течение нескольких десятков лет был сторонником именно исламского фундаментализма, так как тот выступал, с одной стороны, против антизападных, националистических, революционно-авторитарных режимов, а с другой - против коммунистов и Советского Союза. США прямо или косвенно поддерживали "Братьев-мусульман" в Египте, исламских экстремистов в Афганистане, Исламский фронт спасения в Алжире. К власти в Афганистане пришли талибы, подготовленные пакистанской разведкой на саудовские деньги при явном благословении Вашингтона. Экстремистские исламские организации вполне легально действовали в Великобритании и Швейцарии, Германии и Италии, Франции и Испании.

Отрезвление пришло лишь после терактов 11 сентября 2001 года.

Правда, в результате этих терактов Соединенные Штаты получили такую свободу рук в реализации на мировой арене своей исключительной военно-экономической мощи, что невольно задают вопрос: кому на руку оказались теракты?

Члены экстремистских организаций и им сочувствующие отнюдь не признают своих бойцов террористами. Они - борцы за веру, мученики, почти святые.

Политический терроризм - не порождение XX века и корни его вовсе не мусульманские и не египетские. Более полутора столетий назад на Западе и в России уже провозглашались чудовищные призывы к индивидуальным и массовым убийствам ради достижения политических целей.

В 1849 году в статье под заголовком "Убийство" один из немецких идеологов политического терроризма К. Гейнцен писал: "Мы провозглашаем нашим основным принципом, которому нас обучали наши враги, что убийство, будь то индивидуальное или массовое, остается непременным инструментом решения исторических задач... Если мы должны взорвать половину континента и пролить море крови, чтобы уничтожить партию варваров, пусть вас не мучают угрызения совести". Ему вторят такие философы и анархисты, как И. Мост, Родберг, русские анархисты Бакунин, Нечаев. В написанной Бакуниным совместно с Нечаевым листовке "Начало революции" говорилось: "Яд, нож, петля и т.п.!.. Революция все равно освящает в этой борьбе. Жертвы указываются нескрываемым народным негодованием!.. Это назовут терроризмом! Пусть, нам все равно!"

При небольшой замене слов и понятий в обозначении целей мы видим столь знакомый портрет террориста наших дней. Мусульманского или еврейского, индуистского или сикхского, светского левака или правого бритоголового.

Ленин и большевики отвергали индивидуальные акты террора, справедливо полагая, что они контрпродуктивны, но считали оправданным массовое революционное насилие, то есть массовый террор. "В России террористы (против которых мы всегда боролись) совершили ряд индивидуальных покушений, но в декабре 1905 года, когда дело, наконец, дошло до массового движения, до восстания, когда нужно было помочь массе применить насилие, - тогда-то как раз террористы и отсутствовали", -писал В. И. Ленин. После Октябрьской революции Россия узнала и "белый", и "красный" массовый террор.

В массовом сознании и Запада и России, сформированном средствами массовой информации, террорист ассоциируется именно с мусульманскими боевиками -египтянами, палестинцами, алжирцами, саудовцами, чеченцами. Но разве только ислам служит религиозной мотивацией актов насилия?

Проявления терроризма с религиозной мотивацией стали особенно заметны на международной арене и во внутренней жизни ряда стран после окончания "холодной войны". Религиозная мотивация двигала и еврейскими террористами, убившими Ицхака Раби-на, и сикхскими фанатиками, убившими Индиру Ганди, и индуистскими экстремистами, и членами секты Аум Синрике, применившими ядовитый газ в токийском метро. Жертвами террористов - католиков и протестантов -за несколько десятилетий в Северной Ирландии стали более 3,5 тысячи человек.

Когда тебя ведет промысел Божий, отсутствуют моральные ограничители на использование насилия. Это объясняется не только тотальным характером борьбы, но и тем, кого вербуют в террористические организации. Как правило, это молодые, образованные или, точнее, полуобра-

стр. 11

зованные люди или дети крестьян, недавно переселившиеся в город, городские трущобы, люди, оторванные от своих корней. Раньше традиции жертвенности были сильнее в шиитских движениях. Этому помогало убеждение в прямом посредничестве между Аллахом и верующими, которое осуществляли богословы, благословляющие мучеников на подвиги. Но за последнее время мученичество стало распространенным и среди суннитов.

Считая себя защитниками мусульманской общины от наступления сил секуляризма и модернизма, ведущих тотальную войну против ислама, исламские экстремисты отвечают тотальной войной против источника или представителей зла.

Видение мира у крайних религиозно-террористических организаций сродни манихейскому, а точнее, тоталитарному, сосредоточенному на бескомпромиссной борьбе между добром и злом, веры против неверия, справедливости против несправедливости. Поэтому, например, позиции еврейских фундаменталистов из организации "Ках" и исламских фундаменталистов из ХАМАСа кажутся зеркальным отражением. Обе организации выступают за создание своего религиозного государства между рекой Иордан и Средиземным морем, обе подвержены ксенофобии, обе отвергают все чужое и светское. На практике обе объединяются с целью не допустить мира в израильско- палестинских отношениях.

Рассуждая о терроризме и террористах, нельзя уйти от определения, что же такое террористический акт. Расхожий ответ таков: убийство, попытка убийства с политическими целями какого-либо лица или группы лиц без легитимного приговора суда.

Но поневоле спотыкаешься о безапелляционность такого ответа. Число жертв теракта в США 11 сентября 2001 года превысило три тысячи человек, а в конце Второй мировой войны в результате длившихся сутки англо-американских воздушных налетов в Дрездене было убито в десятки раз больше жителей. В атомном пламени Хиросимы и Нагасаки было убито и искалечено почти 200 тысяч человек. Почти все они -и в Дрездене, и в Хиросиме, и в Нагасаки - были мирными жителями. Массовые убийства немцев и японцев были актами устрашения, то есть террора, чтобы сломить сопротивление "государств оси", во главе которых стояли преступники, развязавшие Вторую мировую войну. Эта война приняла тотальный характер, в котором комбатанты не отличались от некомбатантов. Но с точки зрения мусульманских экстремистов они тоже ведут тотальную войну против жестокого врага, в которой все средства хороши.

Акты террора отнюдь не одинаковы по своей жестокости, массовости и результативности. Каждый сражается тем оружием, какое у него есть. Если это правительство, то у него есть бомбардировщики, авианосцы, танки, ракеты. Если это одиночки, у них могут быть автоматы, взрывчатка, гранаты, просто ножи, наконец, собственная жизнь.

Универсально признанного определения терроризм пока не существует. Министерство обороны США считает: "Терроризм -это спланированное использование насилия или угроза насилия, чтобы вызвать страх, направленное на то, чтобы принудить правительства или общества или запугать их, преследуя политические, религиозные или идеологические цели".

В соответствии с дефиницией государственного департамента США: "Терроризм - это заранее подготовленное, политически мотивированное насилие, совершенное против невоенных целей, совершенное группами, не представляющими государство, или тайными агентами, обычно с целью произвести впечатление на публику". Федеральное бюро расследований считает: "Терроризм - это незаконное использование силы или насилия против людей или собственности с целью запугать или принудить на какие-то действия правительство, гражданское население или какой-нибудь сегмент гражданского населения с целью достичь политических и социальных целей".

Наконец, есть определение британского правительства в Акте о предотвращении терроризма, принятом в 2000 году: "Использование или угроза использования насилия с целью продвижения политических, религиозных или идеологических мотивов действий, которые включают в себя серьезное насилие против какой-либо личности или собственности, подвергают опасности жизнь какой-либо личности или создают серьезный риск для здоровья или безопасности общества, или части общества".

В апреле 2002 года министры иностранных дел, представляющие государства - члены Организации Исламская конференция на встрече в Куала-Лумпуре, так и не смогли придти к общему определению терроризма. В любом случае, они призывают к определению терроризма, которое не ставило бы в один ряд с ним "сопротивление народа колониальной или иностранной оккупации". Их коммюнике специально отвергает "какую- либо попытку отождествить террор с борьбой палестинского народа за осуществление своего права создать свое независимое государство".

18 октября 2001 года президент США Дж. Буш заявил: "Пока кто-либо терроризирует законное правительство, будет нужда в войне". Это рецепт бесконечной войны. Америка или Индия, Китай или Россия могут нанести поражение каким-либо врагам, практикующим терроризм, без ликвидации причин, которые его вызвали. Это может затруднить терроризм. Но терроризм, как тактическое, а иногда и стратегическое оружие с целью добиться личных, социальных или политических задач никогда не будет ликвидирован, пока не будут уничтожены его корни.

Воинственность и активность исламских экстремистов - показатель того, что в их глазах мир находится на критически важном историческом перекрестке: мусульмане или сохранят свою религиозную и национальную идентичность или в условиях глобализации потеряют ее под давлением Запада. Но одновременно экстремисты, во всяком случае их лидеры, чувствуют себя как бы творцами, демиургами будущего, ведомыми промыслом Божьим.

Хотя никто не знает, какую форму может приобрести будущее общество, сила фундаментализма заключается в его способности обещать радикальные перемены без уточнения их черт, без конкретики, так как Аллах считается гарантом будущего. Но разве не с такими же убеждениями, названными другими именами, шли в 1917 году большевики к власти в России, поднимая или подталкивая массы на насильственные действия против прежнего режима? Религиозные экстремисты, полные нетерпения, как и большевики в 1917 году, тоже хотели бы ускорить бег истории в нужном им или воображаемом ими направлении.

Кризисы идентичности, равнозначные цивилизационному надлому, происходили не раз в истории. Но когда-то это был процесс, растянувшийся на столетия. Сейчас ускорение всех событий многократно возросло, горение превращается во взрыв.

Постоянный адрес данной публикации: