Среди русских историков-эмигрантов наибольших результатов добился Георгий Владимирович Вернадский. Он родился в августе 1887 г. в Санкт-Петербурге. Его отец Владимир Иванович уже в то время был широко известен как крупный специалист в области геологии и естествознания. Дед - Иван Васильевич Вернадский - был политэкономом, труды которого во второй половине XIX в. были востребованы. Воспитанный как потомок ряда ученых, Георгий с юных лет исповедовал уважение к интеллектуальной деятельности и научному творчеству.

В 1889 г. семья Вернадских переехала в Москву. Здесь в 1905 г. Георгий закончил классическую гимназию с золотой медалью. Уже тогда у него проявился интерес к истории, поддержанный его отцом, хорошо разбиравшимся в исторической проблематике. Осенью 1905 г. Георгий поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где посещал курсы профессоров А. Н. Савина, Д. М. Петрушевского, М. М. Богословского, А. А. Кизеветтера, Р. Ю. Виппера. Большое впечатление на него произвели лекции В. О. Ключевского. Позднее Георгий Владимирович называл себя его учеником.

Научным занятиям способствовала выявившаяся у Георгия склонность к академическому, несуетному образу жизни, отсутствие публичного темперамента. Однако остаться совершенно аполитичным ему не позволяло его окружение. Отец, перед которым он преклонялся, был членом центрального комитета кадетской партии. Спустя многие годы, уже в эмиграции, Георгий Вернадский получил письмо от бывшей активистки кадетской партии А. В. Тырковой-Вильямс, в котором она писала: "...жалею, что мы, кадеты, программы составлять умели, а осуществлять их оказались совершенно неспособны"¹. В университетские годы Георгий вступил в студенческую фракцию кадетов. Но научные интересы для него оставались приоритетными, о чем свидетельствовал, к примеру, факт его избрания летом 1908 г. делегатом от Московского университета на международный конгресс славистов в Праге.

Уже в студенческие годы Вернадский продемонстрировал широкий исследовательский кругозор, но более всего его интересовала тема взаимоотношений Древней Руси с Востоком. Закончив университет в 1910 г., он занимался обработкой архивных материалов, касающихся истории Сибири, а через три года, после переезда в Санкт-Петербург, начал сотрудничать с С. Ф. Платоновым, стал писать под его руководством магистерскую диссертацию по теме "Русское масонство при Екатерине II" и одновременно продолжал собирать материалы, касающиеся отношений России с Востоком. Первые его научные статьи, написанные в 1914 - 1915 годах, были посвящены освоению русскими Сибири - "О движении русских на восток", "Против солнца. Распространение русского государства к востоку", "Государевы служилые и промышленные люди в Восточной Сибири XVII века". В них он рассматривал особенности русской колонизации, проводил мысль о природно-климатическом единстве европейской и азиатской частей России.

Рыбаков Сергей Владимирович-кандидат исторических наук, докторант Уральского государственного университета.

стр. 157

Весной 1914 г. Вернадский получил звание приват-доцента Санкт-Петербургского университета. Но в его судьбе происходит крутой перелом. Защита диссертации была назначена на 22 октября 1917 года. В Питере царила атмосфера надвигающейся катастрофы, однако академическая среда жила своей автономной жизнью. Защита диссертации состоялась и прошла успешно. 25 октября он выехал в Пермь, где его ждала жена, и сам он незадолго до защиты диссертации получил должность исполняющего обязанности профессора русской истории в местном университете. Лишь в Перми он узнал, что в день его отъезда из столицы произошел большевистский переворот, который ни Георгий, ни его отец не приняли.

Некоторое время Пермский университет оставался в стороне от политических потрясений. Вернадский деятельно участвовал в становлении университетского образования на Урале, выполнял большой объем методической работы, содействовал созданию в университете "Общества исторических, философских и социальных знаний", в работе которого активно участвовал. Попутно он изучал материалы по истории Урала и Сибири, овладел татарским языком.

В то время Пермь жила интенсивной церковно-религиозной жизнью, здесь Георгий открыто и осознанно обратился к православным ценностям. Он протестовал против грубых антицерковных выпадов воинствующих атеистов и гонений на православие. Позднее, в книге "Ленин - красный диктатор" он подверг критике вождя большевиков за его стремление подавить религиозно-духовную свободу людей: "Ленин считал, что религия является основой человеческого индивидуализма: в человеческой душе она занимает место неприступного убежища, укрытия, уголка, недоступного наблюдению и контролю со стороны политической партии. Борясь против индивидуализма, стремясь поставить всех на службу партии, Ленин закономерно должен был наносить удары по религии...". На воцерковление Георгия влиял и авторитет отца, который писал о своих религиозных убеждениях: "Я считаю себя глубоко религиозным человеком. Могу очень глубоко понимать значение и силу религиозных исканий, религиозных догматов. Великая ценность религии для меня ясна... Ни искусство, ни наука, ни философия ее не заменят"².

С ужесточением большевистского режима Георгию пришлось скрываться от преследований ЧК. В середине 1918 г. ему удалось выбраться в Москву, а оттуда - в Киев, где его отец стал первым президентом Академии наук Украины. Георгий при его содействии был избран профессором Симферопольского филиала Киевского университета и уехал в Крым. Но вскоре Крымский полуостров стал ареной жесточайшего вооруженного противостояния между красными и белыми, власть там не раз менялась. Георгий не мог не задумываться о причинах русской смуты, которую он связывал с нигилизмом интеллигенции, ее оторванностью от интересов основной массы народа.

По примеру отца Георгий сотрудничал с администрацией генерала А. Деникина, а затем - барона П. Н. Врангеля. В сентябре 1920 г. он согласился принять должность начальника отдела печати в правительстве последнего. Но поработать ему в ставке Врангеля в Севастополе пришлось совсем недолго. Уже в октябре после окончательного поражения белых Вернадскому вместе с женой пришлось эвакуироваться. Если Вернадскому-старшему определенные гарантии от большевистских преследований давало его всемирно известное имя, то Георгий реальных шансов избежать репрессий не имел.

На протяжении 1921 г. Вернадский, находясь в Константинополе, испытывал тяжкую нужду. В августе этого года он записал в своем дневнике: "Тоска о России и боль в душе невыносимая"³. Переезд в Афины дал возможность вернуться к научной деятельности, он стал работать в библиотеке Греческой археологической ассоциации, изучая источники по истории Византии. В феврале 1922 г. он перебрался в Прагу, где приступил к чтению лекций на Русском юридическом факультете Карлова университета. Здесь он издал курс лекций по российскому праву в XVIII-XIX веках, а также присоединился к евразийскому движению, близко сойдясь с его лидером П. Н. Савицким, установив доверительные отношения с такими известными евразийцами, как Л. Н. Карсавин, Н. С. Трубецкой, Г. В. Флоровский. Статьи Вернадского внесли существенный вклад в развитие исторической концепции евразийства, но он не был сторонником чрезмерной политизации евразийского движения.

Евразийство как система взглядов отличалось признанием цивилизационной самобытности русского народа. Россию евразийцы рассматривали как соборную общность народов, "континент в себе", сопоставимый по своему цивилизационному значению с Европой. Евразийство отразило мысль о братстве и солидарности народов, имеющих общую Родину и общую историю, что категорически отвергало всякий расизм. Это направление, независимо от настроений Вернадского, быстро переросло рамки историософской школы и стало геополитическим движением, разрабатывавшим программу обустройства будущей России, оказав влияние на развитие русской эмигрантской литературы.

Центрами деятельности евразийцев были Прага, София, Берлин, Белград, Брюссель, Париж, Харбин. Она проявлялась в публичных лекциях, чтениях, диспутах. В Праге и в Париже работали "Евразийские семинары", собиравшие довольно большую аудиторию. Были изданы сборники ста-

стр. 158

тей "Евразийские временники" и "Евразийские хроники", а также газета "Евразия" и журнал "Версты", где наряду с евразийцами печатались А. Ремизов, Ю. Тынянов, А. Веселый, М. Цветаева, С. Есенин, Б. Пастернак. Георгий Вернадский активно участвовал в издании сборников. В "Евразийском временнике" он опубликовал такие концептуально важные работы, как "Два подвига св. Александра Невского" (1925 г.) и "Монгольское иго в русской истории" (1927 г.). Позднее историко-философские положения евразийства Вернадский использовал в своих работах "Начертание русской истории"(1927 г.), "Опыт истории Евразии с VI века до настоящего времени" (1934 г.), "Звенья русской культуры" (1938 г.).

С переездом Г. Вернадского в США началась новая фаза его жизни⁴. Благодаря стараниям его друзей он получил место преподавателя в Йельском университете (вне состава профессуры). Поначалу он испытывал психологический дискомфорт, ощущая себя чужаком среди американских коллег, о чем писал в дневнике: "Совершенно не подхожу к ним по интересам, по психологии", а в письме отцу жаловался: "В Йеле положение мое так непрочно, не говоря о том, что жалование мне платят по американским понятиям (и условиям жизни) нищенское", хотя и не терял присутствия духа и оптимизма: "Я твердо верю, что через несколько лет я пробьюсь в Америке"⁵.

Примерно к 1933 г. Георгий Владимирович адаптировался к американским условиям. Студенты выделяли его среди других преподавателей, ценили за отсутствие всякого формализма и высокомерия. В марте 1933 г. ему было предоставлено американское гражданство. Во время второй мировой войны он активно поддерживал СССР против гитлеровской Германии, часто выступал на радио с пропагандой идей антифашистской коалиции, заявляя о себе как о русском патриоте.

Не забывал он и о евразийских идеях, доказывая преемственность советского периода русской истории и имперского, объективно анализируя и приветствуя процессы, происходившие в СССР, подчеркивая укрепление государственности и отбрасывая теории перманентной революции. Вернадский писал в "Русской истории": "С позиций классического марксизма русская революция на самом деле была не чем иным, как цепью очевидных парадоксов. ...Разница между сталинизмом и ленинизмом не меньшая, чем между ленинизмом и марксизмом, ...сталинизм означал национализацию революции. ...Политическая программа, предлагавшая лишь нескончаемую вовлеченность в зарубежные авантюры, не вызывала отклика"⁶.

В Йеле Г. В. Вернадский работал до 1956 г., до выхода на пенсию, одновременно читая лекции в Гарвардском, Колумбийском, Чикагском университетах. Признанный на Западе ведущим специалистом по русской истории, он являлся членом редколлегий крупных американских и европейских исторических журналов, редактором "Славянского обозрения". В1965 г. Американская ассоциация содействия славянским исследованиям избрала его почетным президентом. В 1970 г. ему была вручена награда "За выдающиеся заслуги в славянских исследованиях". Благодаря усилиям Вернадского в Америке была создана сильная историографическая школа, развивавшая традиции дореволюционной историографии и сохранявшая преемственность с русской исторической наукой.

Люди, близко знавшие Георгия Владимировича, отзывались о нем, как о "святой душе". Он был всегда доброжелателен к людям, бескорыстен, честен, посильно помогал собратьям по эмиграции в преодолении житейских тягот. Многое он сделал для писателя В. Набокова, философа Н. Лосского, историка С. Пушкарева. Он работал до последнего момента жизни, готовил книгу о патриархе Никоне, записывал свои мемуары. Умер Георгий Владимирович Вернадский в июне 1973 г. в возрасте 85 лет.

Список публикаций Г. В. Вернадского составил почти 300 наименований, куда вошло 22 книги, 145 статей, 65 рецензий, 65 энциклопедических материалов. Некоторые завершенные работы Вернадского не были опубликованы. Среди них - такие значительные как "История русской иконы", серьезная концептуальная статья "Парадоксы большевизма". Ряд трудов остался незавершенным.

Круг научных интересов Вернадского был необычайно широк. Еще в 1924 г. он подразделял их следующим образом: 1) русская история и история русского права в XVIII-XIX веках; 2) отношение России и русских к Востоку; 3) история Византии и византийского права. В дальнейшем тематический спектр научной деятельности Георгия Владимировича многократно расширился. После опубликования работ, посвященных русскому масонству XVIII в. и истории русского права XVIII-XIX веков, им была напечатана однотомная "Русская история", использованная для обучения американских студентов и выдержавшая несколько переизданий на английском языке, переведенная на многие европейские языки. Это учебное пособие постоянно дорабатывалось Вернадским и, в конце концов, было доведено до средины 60-х годов XX века.

В 1930-е годы, кроме работ евразийского цикла, Георгий Владимирович написал в США еще несколько монографий - "Русская революция. 1917 - 1932", "Политическая и дипломатическая история России", "Богдан. Гетман Украины". В1933 г. в Лондоне была выпущена его уже упоминавшаяся книга "Ленин - красный диктатор". Статьи Вернадского, написанные в США, охватывали

стр. 159

обширный тематический диапазон, в чем можно убедиться на примере только нескольких названий: "Иван Грозный и Симеон Бекбулатович", "Историческая основа русско-калмыцких отношений", "Усть-Цилемские рукописные сборники", "Церковь и государство в системе Соборного Уложения 1649 года" и т.д. В начале 1970-х годов появилась "Русская историография".

Главным делом Георгия Владимировича стала его пятитомная "История России". В течение 16 лет - с 1943 по 1959 год - он каждое четырехлетие писал по одному тому, таким образом, вышли 4 тома. Пятый же том появился только через 10 лет. Этот труд проектировался Вернадским совместно с М. Карповичем, близким товарищем Георгия Владимировича, как десятитомное издание. Текстовой объем по проекту должен был делиться примерно поровну. Вернадский свою часть работы выполнил, а Карпович не сумел, ограничившись сжатым изложением истории России XIX века.

Первый том "Истории России" называется "Древняя Русь", второй - "Киевская Русь" (здесь материал сгруппирован по тематическим разделам), третий - "Монголы и Русь", где особенно отчетливо прослеживается влияние евразийской концепции, четвертый - "Россия в средние века" (то есть в период правления Ивана III и Василия III), пятый том - "Московское Царство" - разделен на две книги и охватывает время от начала правления Ивана Грозного до петровской эпохи.

Русской историософии, традиции которой восходят к православным летописцам Древней Руси, всегда было присуще умение видеть за эмпирическими данными процессы и тенценции, оценивать реальную значимость тех или иных событий. Она нацеливалась на раскрытие глубинных смыслов, пронизывающих события и явления. Влияние этих традиций не обошло стороной и научное творчество Вернадского, который был убежден, что в описании событий историк должен максимально точно отражать дух исторических источников и объяснять деятельность людей, живших в то или иное время, в соответствии с их образом мысли, а не в угоду политическим установкам и стереотипам, преобладающим в современной историку общественной среде. Труды Вернадского проникнуты доброжелательным отношением к России и русскому народу. Он писал: "Русские - не просто плодовитый народ. Они - одаренный народ, чей вклад в мировую культуру в области литературы, музыки и художественного искусства, театра, балета высоко оценивается всеми, кто знаком с историей искусства не понаслышке"⁷. Политическая история Руси-России рассматривалась им в органической связи с историей Русской православной церкви и русской культурой.

Историософская концепция Вернадского определялась следующими методологическими идеями: 1) историко-культурное взаимодействие Леса и Степи, ведущее к созданию империи особого типа; 2) ритмичность государствообразующего процесса, чередование интеграции и дезинтеграции на евразийском пространстве - от Скифии до СССР; 3) особая духовно-культурная и политико-организующая роль православия; 4) цивилизационная самобытность России, предполагающая существенные отличия как от Запада, так и от Востока.

Взаимодействие Леса и Степи Вернадский раскрывал как веками длившиеся контакты славян-земледельцев с кочевыми племенами. Характер этих контактов не был однозначным, он постоянно менялся - мирные формы взаимодействия чередовались с конфликтами. В историческом соревновании двух цивилизационных стихий верх брала то одна, то другая сторона, что предопределило ход и драматургию исторического действия, развертывавшегося на огромных просторах Евразии.

Вернадский особо подчеркивал роль географического фактора в русской истории. Он указывал, что "в XVIII и XIX веках германские и русские географы ввели чисто произвольное деление России на две части - так называемую Европейскую Россию и Азиатскую Россию". Называя это представление "не обоснованным и не оправданным", Вернадский доказывал, что "географически Европейская и Азиатская Россия едины". Именно географическое единство России он и называл Евразией. Термин этот "выражает не неопределенную социо-историческую комбинацию Европы и Азии, а громадную специфическую географическую область земного шара"⁸.

Исследуя специфику взаимодействия земледельческого и кочевого культурно-хозяйственных укладов, Вернадский стремился объективно и точно оценивать роль кочевников в истории Евразии: "Слишком часто культурный уровень кочевников представлялся как неизменно низкий, а их участие в становлении современного общества - как негативное. Конечно, такое обобщение неверно. "Кочевничество" - не определение качества, а описательный термин, обозначающий тип цивилизации, но не характеризующий состояние развития, ...с чем бы ни приходили кочевники - с миром или войной, веками они поддерживали связи между рассеянными очагами оседлой цивилизации, ...каждое из нашествий привносило новую культурную модель, оставляло свой неизгладимый отпечаток на территории, которая стала Россией"⁹. Отношения Леса и Степи подчинялись определенной цикличности. До конца княжения Святослава Игоревича делались попытки объединить Лес и Степь; затем - вплоть до Батыева нашествия - между двумя мирами шла примерно равная борьба. Период, когда Русь находилась в зависимости от Орды, прошел под знаком перевеса Степи. С

стр. 160

середины XV в. до петровских реформ шло нарастающее контрнаступление Руси на степные ханства. Имперский период олицетворял объединение Леса и Степи.

По мнению евразийца Вернадского, историческая наука фактически прошла мимо такого значимого факта, как христианизация, "обрусение" степных народов. В этом факте выявилось закрепление за Московской Русью роли "наследовательницы" Золотой Орды. Вернадский считал, что татарский источник российской государственности - помимо византийского и славянского источников - был весьма влиятельным. При дворе Василия Темного употреблялся татарский язык, откуда в русский лексикон переливались многочисленные заимствования. При Иване Грозном заметную роль в его окружении играли касимовские татары и кабардинцы. Многие представители русской управленческой, военной и духовной элит были потомками выходцев из Орды: 156 русских дворянских фамилий имели татарское или иное восточное происхождение.

Термин "Евразия" нацеливает на осмысление роли такого фактора в русской истории, как этнические контакты, этнический симбиоз: "Даже на ранних стадиях русской истории многие финно-угорские, североиранские (аланские), черкесские и тюркские племена жили рядом с русскими, и часть из них (в особенности некоторые финно-угорские племена) были постепенно поглощены потоком русской колонизации"¹⁰. Вернадский говорил о "неуничтожимых следах иранского влияния на карте России, поскольку во множестве случаев географические названия, в особенности в Южной Руси, происходят из иранского языка", напоминал о "производных от иранского в языках славян, финнов в хозяйственной и земледельческой терминологии"¹¹.

Вернадский не идеализировал отношения Руси с ее восточными соседями. В частности, он признавал, что Батыев погром стал для Руси национальной катастрофой, привел к оскудению людских, материальных, финансовых ресурсов, к упадку ремесел и снижению значения городов. Однако трагедия 1237 г. не означает, что весь период русско-ордынских взаимоотношений нужно изображать исключительно в черных красках. После похода Батыя русская история не закончилась. Многое стало зависеть от дипломатического искусства русских князей, от их стратегического чутья. Об этом Вернадский убедительно рассказал в своих статьях "Два подвига св. Александра Невского" и "Монгольское иго в русской истории"¹². В отношениях с монголами были возможны две линии стратегического поведения - либо конфронтация, либо дипломатическая гибкость. Обе линии реализовались: одна - Даниилом Галицким, вторая - Александром Невским. Они выразили собой два исконных типа русских политиков - "восточника" и "западника". Линия Александра позволила сохранить русскую самоидентификацию и, более того, создать впоследствии мощное Российское государство. Линия Даниила привела к потере такой самоидентификации, к расколу русского мира. В эпоху Александра и Даниила Русь оказалась "в тисках", подвергшись нападению не только со стороны Азии, но и со стороны латинской Европы. Она "могла погибнуть между двух огней в героической борьбе, но устоять и спастись в борьбе одновременно на два фронта она не могла"¹³. Благодаря стратегии Александра Русь не была поставлена под прямой политический контроль, как это было сделано с Персией и Китаем. Была сохранена династия Рюриковичей. Ордынские ханы не посягали на культуру, вероисповедание и историческую память Руси. Северо-Восточная Русь, находясь в сфере влияния Монгольской империи, оказалась в системе связей, охвативших полмира. Юго-Западная Русь под властью Литвы и Польши стала объектом провинциально-мелочных притязаний.

Смягчение отношения Орды к русским княжествам произошло при хане Менгу-Тимуре, давшему охранную грамоту Русской православной церкви и предоставившему автономию Новгороду. После Куликовской битвы, польско-литовской унии 1385 г., разгрома Тохтамыша Тамерланом в 1395 г. наступил качественный перелом в русско-ордынских отношениях. Польша стала для Руси более опасной, нежели Орда. Уже в середине XV в. - за три десятка лет до получения Русью полной политической независимости - на нижней Оке образовалось вассальное Москве Касимовское ханство. К тому моменту "Русская земля в политическом отношении была включена в огромный исторический мир, простиравшийся от Тихого океана до Средиземного моря"¹⁴. Начало динамичного продвижения русских на восток началось в середине XVI в. с завоевания Казани и Астрахани. На западе Россия сталкивалась с трудноразрешимыми проблемами, на востоке же открывались грандиозные перспективы: "русские без большого шума строили себе новую империю в Сибири"¹⁵.

Говоря о ритмичности государствообразующего процесса на территории Руси-России, Г. Вернадский употреблял выражение "пульс истории", под которым подразумевал чередование подъемов и спадов в развитии. Он писал: "Среди причин периодов подъема были: здоровая экспансия, конструктивное политическое лидерство и работоспособная администрация, равно как и мудрая внешняя политика. Депрессия порождалась истощающими войнами, иностранной интервенцией, социальными движениями и стихийными бедствиями, такими как эпидемии и голод. Обусловливающим эти очевидные причины был ритм смены поколений. Например, поколение людей, активных в

стр. 161

1550-х годах (как и активное поколение 1480-х) характеризовалось высоким процентом одаренных личностей, а опричный террор практически уничтожил талантливые кадры"¹⁶.

Характеризуя роль человеческого фактора в истории, он применял понятие "жизненная энергия". Л. Н. Гумилев, создавая свою "теорию пассионарности", базировался на многих догадках и идеях Вернадского, что ясно просматривается при сопоставлении текстов. Гумилев никогда и не скрывал своего почтительного отношения к евразийской историографической школе, публично именуя себя "последним евразийцем"¹⁷. Он находился в достаточно близких отношениях с П. И. Савицким и переписывался с Георгием Вернадским. В 1970 г. Вернадский писал Гумилеву о своем интересе к его историко-научным трудам: "Все это дает большой толчок мысли. Буду думать!"¹⁸. Гумилеву среди других идей Вернадского в особой степени была близка идея исторических ритмов, выраженная Георгием Владимировичем следующим образом: "Ритмическая периодичность в истории человечества зависит от действия космических, биологических, психических, географических, политических, экономических и социальных сил, а также климатических условий"¹⁹. Другими словами, основой методологии изучения истории предлагалось сделать, во-первых, динамический принцип; во-вторых, комплексный учет всех наличных факторов; в-третьих, принцип целостности и единства исторического бытия, отрицающий вульгарный социологизм.

Вернадский рассматривал Евразию, как арену исторического творчества русского народа, выделяя в качестве наиболее интересного сюжета колонизационные процессы: "Когда русский народ впервые появился на, исторической арене в период между 111 и IX веками, он занимал только западный угол Евразии к северу от Черного моря. Из этой небольшой территории, двигаясь на восток, русские поселенцы к 1650 году достигли берегов Тихого океана, ...в этом великом движении на восток русский народ продемонстрировал много мужества и решительности". При этом Вернадский делал важную оговорку: "Это совсем не "империализм" и не проявление мелких политических честолюбий российских государственных деятелей. В конечном счете - это необоримая логика географии, которая лежит в основе всей истории. ...Все цивилизации являются в некоторой степени результатами географических факторов, но история не дает более наглядного примера влияния географии на культуру, чем историческое развитие русского народа"²⁰.

Землепроходство как доминантная черта русской истории проявилось еще до образования Киевской державы. В состав Древней Руси входили обширные территории от Финского залива и Белого моря до Черного и Каспийского морей, русскими заселялись Нижний Дунай, Днестр, Приазовье, Причерноморье, часть Прибалтики. Уже в то время новгородцы осваивали север Урала и Югру. Одним из негативных следствий децентрализации власти в XII в. стала потеря русскими многих территорий из-за резко усилившегося давления на Русь со стороны ее соседей. Русскую колонизацию Вернадский связывал, прежде всего, с крестьянством: "С точки зрения истории распространение русского земледелия заложило основы экономического объединения Евразии. В этом смысле русский крестьянин может быть назван главным героем русской истории"²¹.

Примерно с середины XVI в. на несколько столетий в русской истории утвердилась тенденция к постоянному и устойчивому росту размеров государственной территории и численности населения. В освоении Сибири, наряду с крестьянством, важную роль сыграли служилые люди и вольные казаки. Сибирь заселялась русскими необычайно быстро, на что влияли характерные принципы русской колонизации, отличавшие ее от западной: соблюдение этнической терпимости.

Вернадский в своих работах подчеркивал особую роль православия в русской истории, которое он называл "живой энергией русской культуры", а также "смыслом исторического своеобразия русской культуры"²². По его представлениям, на восточнославянской почве сформировался местный, особенный вариант православия, в котором элементы византийского христианства сочетались с языческим почитанием солнца и поклонением силам природы. Православие дало мощный импульс подъему русской культуры - прежде всего, за счет возможности развивать родной язык, влившись в русло кирилло-мефодьевской традиции, закрепившейся к моменту крещения Руси в братских Болгарии и Сербии. Католичество же с его латынью запрещало богослужение и выпуск богословской литературы на славянском языке. В статье, посвященной униатским ухищрениям Ватикана в XV- XVI веках, Вернадский приводит слова одного из руководителей иезуитов, сказанные им в 1577 г.: "Никто с помощью славянского языка ученым быть не может"²³. Не удивительно поэтому, что при всей веротерпимости, органически присущей православному мироощущению, русские с подозрением относились к католицизму.

Православие являлось двигателем русского этногенеза. Размежевание русичей по линии "свой-чужой" связывалось с делением на православных и неправославных. "Своими" становились крещеные угро-финны, татары, аборигены Сибири, многие выходцы из западных стран. Никакой воинствующей этничности ни в Киевской Руси, ни в императорской России со стороны русских не было.

стр. 162

Верность православию диктовала поведение русских людей. К примеру, именно ею определялся выбор стратегической линии Александра Невского, "основным камнем политической системы" которого и было "спасение православной веры". Вернадский писал: "Раз основа была неколебимая и прочная - Александр уже не боялся искать любых исторических союзников, чтобы эту основу утвердить. ...Монгольство несло рабство телу, но не душе. Латинство грозило исказить самое душу". Спасение души - главный мотив в православии. Если зло угрожает душе - вместилищу царства Божия, то ему необходимо давать отпор. Никакого непротивления в этом случае быть не может. В житии Александра Невского рассказывается, как он, узнав о высадке шведов на берегах Невы, "разгорелся сердцем, вниде в церковь Святыя Софьи (в Новгороде), ...нача молиться:...суди, Господи, обидящим мя, приими оружие и щит, стань в помощь мне". "Житие" подчеркивает богоугодность противления злу. Когда Александр после Чудского побоища возвратился в Псков, ему на торжественном молебне пропели хвалу за то, что "оружием крестный град Псковъ свободити отъ поганыхъ иноплеменникъ"²⁴.

Русская православная церковь, преодолев последствия Батыева погрома, оказалась более независимой от княжеской власти, чем во времена Владимира Крестителя и Ярослава Мудрого, поскольку была защищена как авторитетом Константинопольской патриархии, так и ханской охранной грамотой. Именно церковь приступила к собиранию материальных ресурсов и духовных сил для объединения Руси, поддержала централизаторские устремления московских князей, без чего те вряд ли сумели бы осуществить свои планы.

У Вернадского были все основания для утверждения, что "духовным основателем Московского Царства было православное христианство"²⁵. В период зависимости Руси от Орды было организовано 4 новых епархии, причем одна в столице Орды - Сарае. В первое столетие ордынского периода было основано 30 монастырей, во второе - примерно 150. Еще сильнее укрепились позиции русской церкви после Флорентийской унии, когда в глазах православных Русь стала оплотом истинной веры. Это было характерным даже для многих византийцев, узнававших, что в Москве отказались признать унию с папистами. В самой же Византии уния, писал Вернадский, "делала греков безучастными к политической своей судьбе... В Константинополе крепло настроение, что лучше власть турок, чем латинян"²⁶.

Об униатстве Георгий Владимирович написал статью для сборника "Россия и латинство", изданного в Берлине в 1923 г. Евразийским книгоиздательством. Тогда русскому православию угрожал воинствующий атеизм, а за рубежом среди эмигрантской интеллигенции с помощью Ватикана распространялись идеи в пользу унии с католиками. Евразийцы же убежденно считали православие основой русского самосознания. Вернадский, стремясь развеять иллюзии русских "западников", писал в своей статье: "Нигде уния не была действительным "соединением" церквей; она почти всюду была или вынужденной или неискренней, или простою подготовительной ступенью для перехода в латинство"²⁷. Он напоминал об идеях православного единства, выдвигаемых восточными патриархами, к примеру - патриархом Иерусалимским Паисием, убеждавшим Богдана Хмельницкого в важности союза православных стран - Московии, Украины, Молдавии, Валахии²⁸.

Вернадский развенчивал миф атеистической пропаганды о якобы "неприятии Православной Церковью дела просвещения", приводя, кроме прочих, и такой показательный факт. В предисловии к "Славянской грамматике", написанной украинским монахом Мелетием Смотрицким и выпущенной в Москве в середине XVII в., утверждалось, что отцы церкви высоко чтили знание грамматики, философии, риторики, астрономии и понимали важность знаний. Там говорилось также, что в корне неверна позиция тех христиан, которые опасались неблагочестивого влияния наук на чистоту веры, что нельзя ставить в один ряд поборников богопознания и псевдоученых, в тщеславной гордыне претендующих на абсолютное знание. Издатели "Славянской грамматики", напечатавшие предисловие, говорили: "Мы принимаем то, что благотворно для жизни и веры, и мы высоко ценим образование. И, конечно, было бы гнусно и непростительно, если бы кто-либо хвастался своим невежеством"²⁹. Вернадский подчеркивал, что в Московской духовной академии в XIX в. учащиеся получали "солидную научную тренировку - гораздо более серьезную, чем подготовка в тогдашнем Московском университете"³⁰.

Вернадский обращал внимание на то, что именно православие помогло русским приобщиться к достижениям философской мысли. "С XI по XVII век русские имели в своем распоряжении значительное число философской литературы, переведенной с других языков"³¹. Философскому образованию на Руси немало способствовала "Диалектика" Иоанна Дамаскина. В Киевской Академии преподавание философии базировалось на Аристотеле, читались курсы по логике и психологии. Московский священник Ермолай-Еразм написал теологически-философскую трилогию о космическом значении Святой Троицы.

Большое внимание на Руси уделялось историософским проблемам. В хронографе 1512 г. русская история рассматривалась как важнейшая часть мировой; в Степенной книге приводилось обо-

стр. 163

снование особой исторической роли Московского царства. Православие оказало заметное воздействие и на социальную организацию, формировавшуюся на Руси.

Принцип православной соборности воплощался на практике. В Киевской Руси непреодолимых барьеров между социальными группами не было. Православие отвергало фальшивую элитарность. Вернадский приводил цитату из византийского учебника конца IX в., где было записано: "Особо надлежит Патриарху назидать, одинаково относясь к вельможам и простолюдинам"³². Идея равенства всех перед Богом, неприятие ложно понятой избранности - сущностные характеристики православия. На Руси церковные иерархи и лучшие представители княжеской власти - Владимир Креститель, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Александр Невский - видели в народе опору и церкви, и государства, относились к нему как к соборной общности. Ермолай-Еразм называл крестьянство главной силой государства, в священстве видел выразителя подлинных духовных знаний и критиковал бояр за корпоративный эгоизм, подрывавший национальное единство. Похожие взгляды высказывал Иван Пересветов, выступавший за ограничение прав бояр и за усиление централизованной власти в интересах общественного большинства. Политическим олицетворением идеи соборности на Руси стал Земский собор, в котором выразился союз монархии и демократии, способный нейтрализовать боярскую тягу к сепаратизму и фракционности, обеспечить государственную централизацию и объединение русских земель.

До самого конца прошлого века труды Георгия Владимировича Вернадского были недоступны для широкой читательской аудитории в России, хотя профессиональные историки были знакомы с ними, а некоторые даже использовали материалы из его трудов в своих сочинениях. Сейчас значительная часть историко-научного наследия Вернадского стала доступной на родине ученого.

Примечания

1. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Русская историография. М. 1998, с. 413.

2. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Ленин - красный диктатор. М. 1998, с. 304. Владимир Вернадский. Жизнеописание. Избранные труды. Суждения потомков. М. 1993, с. 219,291.

3. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Русская историография, с. 420.

4. О деятельности Г. Вернадского в США см. БОЛХОВИТИНОВ Н. Н. Роль русских историков в становлении русистики в США. - Вопросы истории. 2001, N 4, с. 12 - 15.

5. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Русская историография, с. 439 - 440.

6. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Русская история. М. 1997, с. 412.

7. Там же, с. 8.

8. Там же, с. 10.

9. Там же, с. 12 - 13.

10. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Московское Царство. Ч. II. Тверь-М. 2000, с. 252.

11. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Древняя Русь. М. 1996, с. 115.

12. Евразийский временник (ЕВ). Кн. IV. Берлин. 1925; кн. V. Париж. 1927.

13. ЕВ. Кн. IV, с. 152.

14. ЕВ. Кн. V, с. 161.

15. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Русская история, с. 128.

16. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Московское Царство. Ч. II, с. 261.

17. ГУМИЛЕВ Л. Н. Ритмы Евразии. М. 1993, с. 33.

18. Там же, с. 15.

19. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Московское Царство. Ч. II, с. 255.

20. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Русская история, с. 12.

21. Там же, с. 15.

22. ЕВ. Кн. IV, с. 154.

23. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. "Соединение церквей" в исторической действительности. -Вопросы истории, 1994, N 7, с. 170.

24. ЕВ. Кн. IV, с. 154,155.

25. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Московское Царство. Ч. I, с. 5.

26. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. "Соединение церквей", с. 168.

27. Там же, с. 43.

28. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Московское Царство. Ч. I, с. 411.

29. Там же,с.361.

30. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Русская историография, с. 84.

31. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Московское Царство. Ч. II, с. 282.

32. ВЕРНАДСКИЙ Г. В. Московское Царство. Ч. I, с. 24.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - С. В. РЫБАКОВ:

Комментарии: