Как и во многих других случаях, я не могу по памяти точно установить, в котором году был первый после Октябрьской революции санитарно-технический съезд. Но в памяти встают у меня связанные с этим съездом интересные события. Помню, что съезд начался в Баку, в апреле 1923 либо 1924 г., и был хорошо организован. В распоряжение участников для поездки на Шоларские источники был предоставлен Баксоветом специальный поезд. А закончил свою работу съезд в Тифлисе, где его участников чествовали обедом на только что начавшемся строительстве Земо-Авчальской (ЗаГЭС) на реке Куре. Обед проходил в обширном сарае, только что построенном для размещения рабочих, прибывавших на строительство плотины.

Первый раз видел я Баку. Весь город, а не только Черный город с его нефтеперегонными заводами, был окутан черным дымом, будто мрачная стена стояла над домами. Дым заполнял, пронизывал весь воздух. Причудливый вид городу и окрестностям придавали бесчисленные вышки нефтяных скважин. В ранние утренние часы, до открытия заседаний съезда, я обходил разные части города. И Старую крепость, где люди жили в тесной каменной застройке, как в муравейнике; видел и вползавшие на горы татарские лачуги среди кладбищ и каменных нагромождений, и новые "европейские" кварталы в районе Бакинского совета и в районах, примыкавших к Морской набережной, и новейшую застройку Арменикенда. Но, разумеется, я вновь и вновь возвращался к Биби-Эйбату. Там велось бурение новых скважин и работали, отводя нефть и изливая ручьи бросовой воды, нефтяные скважины. Заходя в квартиры, в жилища разных рангов, то в отдельных мелких постройках, то в новых жилых массивах, я прежде всего убедился, что стоявший черной пеленой дым происходит не от заводских труб, а из тысяч дымоходов в жилых домах. Уходя с работы домой, все рабочие несли с собой ведерки с нефтью, которой отапливали свои квартиры. Их примитивные отопительные приборы и плиты не обеспечивали сгорания нефти, и большая ее часть уходила из дымоходов в виде черных мрачных туч. Казалось, это вопрос ближайшего времени: для экономии нефти устроить в городе теплоэлектроцентрали, сплошную теплофикацию и газоснабжение жилых помещений и тем самым ликвидировать задымление воздуха. Во многих домах в городе встречались колодцы, но вода в них была соленая и для питья непригодная. Баку снабжался водой из горных Шоларских ключей (в 186 км от города). Собранная

Продолжение. Начало см. Вопросы истории, 2006, NN 2 - 12; 2007, N 1 - 2.

стр. 70

там каптажными сооружениями (по проекту Линдлея) вода поступала в Баку по самотечному бетонному водоводу. В нем, по-видимому, произошли какие-то повреждения, вследствие чего ухудшилось качество воды. Очень остро стоял в Баку вопрос об ускорении строительства канализации. Проект ее был разработан местными инженерами.

На обратном пути поезд останавливался в тех местах, где были обнаружены разрушения водовода. Члены съезда осматривали их и выслушивали заключения специальной комиссии о причинах разрушений. На одном участке водовод был временно выключен для ремонтных работ. Вода передавалась на время ремонта по напорной трубе. Вместе с несколькими другими членами съезда под руководством известного специалиста по бетону проф. Байхова я прошел весь выключенный участок, протяжением в несколько сот метров, внутри водовода для непосредственного ознакомления с характером разрушений от просачивания сульфатных грунтовых вод и способами ремонтных работ. Вся поездка прошла очень оживленно.

По прибытии в Тифлис я, как всегда, воспользовался случаем, чтобы ознакомиться со столицей Грузии. Сады были в полном цвету. Голубоватые кисти глициний украшали стены многих домов. Палисадники придавали красоту широким улицам.

На съезде были сделаны доклады о состоянии тифлисского водопровода и о проекте его коренного переустройства с перенесением водозабора на несколько десятков километров выше, до впадения Арагвы, со взятием подрусловых горно-грунтовых вод. Всем составом участники съезда отправились на Куру, на водопроводную станцию с оригинальными, довольно примитивными устройствами для введения в воду коагулянта при протекании воды из Куры через особого устройства корзины, заполненные кусками твердого коагулянта. Участники съезда были приглашены ознакомиться также с только что начавшимися тогда работами по сооружению крупнейшей в то время Земо-Авчальской ГЭС. После осмотра работ и ознакомления по чертежам с проектом в бараке, служившем столовой, состоялся обед с участием инженерно-технического персонала и большого числа рабочих, - с речами и тостами, отражавшими искренний энтузиазм, охвативший не только строителей, но и всех нас, видевших своими глазами зарождение одного из величавых проявлений мощи человеческого гения и силы, направленной коллективной воли и организованного массового труда. Замечательной стороной этого самопроизвольно возникшего банкета, как и обеда на коврах среди горного луга с участием жителей горных аулов разных племен - было полное отсутствие самомалейших намеков на племенную рознь или чувство национального превосходства. Все ощущали себя одинаково нужными участниками великого коллективного дела общенародного возрождения и строительства.

И на съезде, и на обратном пути в беседах с инженерами, заведовавшими водопроводными сооружениями и строительством канализации в разных городах, я заручился обещаниями, что по возвращении они вышлют чертежи, планы и проекты прежних и вновь строящихся или проектируемых коммунальных и санитарных сооружений для нашего Музея города. Так и в дальнейшем каждая подобная поездка или экскурсия позволяла пополнить собрание экспонатов отдела коммунальной и социальной гигиены.

В 1919 г. отдел получил в свое распоряжение здание, в верхнем этаже которого было вскоре восстановлено 15 комнат для размещения наших экспонатов. При переименовании отдела охраны здоровья в отдел коммунальной и социальной гигиены его задачи были расширены: он должен был показать "с возможно полной наглядностью и полнотою все те стороны в жизни городов, их благоустройстве и коммунальном хозяйстве, которые ближайшим образом отражаются на социальном здоровье или имеют своим предметом достижение улучшений в санитарном состоянии города либо обслуживание санитарных нужд его населения".

С лета 1920 г. появилась возможность приступить к восстановлению помещений в отведенном для отдела здании, находившихся после 1918 - 1921 гг.

стр. 71

в полуразрушенном состоянии. Во время наступления на Петроград Юденича внутригородская линия обороны проходила по правому берегу Фонтанки и все отведенные для нас помещения были завалены мешками с песком с амбразурами между ними. Нам пришлось немало потрудиться, чтобы очистить помещения от земли и песка. В 1923 г. из нескольких комнат второго этажа и бывших над ними мансард оборудован был библиотечно-читальный зал. Этот зал - в два света, с верхней открытой галереей для книжных шкафов, украшен был портретами ученых и деятелей в области коммунальной и социальной гигиены (Петтенкофера¹, Эрисмана, Пирогова, Вирхова, Осипова, Янсона и др.).

В 1924 - 1925 гг. путем уничтожения антресолей, удаления простенков и пролома капитальных стен все выходящие на Фонтанку помещения первого этажа были объединены в один общий выставочный зал. Вместо полутора десятков мелких, низких, полутемных, а отчасти и совершенно темных, без всяких окон антресольных помещений, закоулков и переходов мы получили обширный, хорошо освещенный зал с высокими сводчатыми потолками. Он представлял из себя, в сущности, восстановленную аркаду бывшего здесь когда-то в первоначальной постройке Дж. Кваренги гостиного двора. В этом зале по моей просьбе была под руководством инженера В. И. Паншина построена в одной из ниш модель в натуральную величину разреза петроградской улицы с ее булыжным верхним покрытием, откосами, примитивными лотками и поливной тумбой, узенькими тротуарами, отмостками, пожарным стендером и всеми подземными сооружениями - деревянной и более новой бетонной канализацией, старыми петровскими водопроводными трубами и современными водопроводными магистралями, электрическими кабелями, газовыми трубами, контрольными колодцами. Здесь же специально приспособлены были простенки для размещения наиболее крупных планов канализации и водоснабжения, таких, как общий проект канализации Петрограда, планы существующей канализационной сети Москвы, Киева, Харькова, план водопроводной сети Петрограда, Одессы. Тогда я так был поглощен строительством и развитием музея, что каждый экспонат, которым удавалось обогатить наш отдел, был для меня целым событием и до сих пор не изгладился в моей памяти.

После коренного переустройства нижнего этажа экскурсии последовательно проходили через все помещения, по принципу одностороннего движения, без столкновения со встречным потоком.

Развернутые в залах отдела экспозиции призваны были показать социально-экономические факторы расселения и неизбежное их отражение на всех формах городского благоустройства и на физическом благополучии, смертности и развитии населения. С этой точки зрения рассматривались последовательно план и застройка населенного пункта, характер домов и квартир, оборудование улиц, обеспеченность свободными пространствами и зелеными насаждениями, влияние этих условий на состояние воздуха, воды и почвы.

В Отделе были собраны обширные материалы, отображающие предпосылки возникновения в городах так называемых социальных болезней, а также мероприятия в области социальной профилактики и борьбы с ними. При этом предметом изучения и экспонирования являлся не человеческий организм и его здоровье (это входило в задачу музея губздрава), а город и его население как социально-экономическая и коммунально-хозяйственная организация. Среди экспонатов на первом плане стояли материалы по Ленинграду, однако всюду они сопоставлялись с достижениями других наших и иностранных городов в области санитарного благоустройства и гигиены.

Пополнение отдела многими весьма ценными экспонатами по водопроводному делу связано в моей памяти с именем главного инженера Ленгорводопровода Константина Павловича Коврова. Это был крупный специалист-практик, постоянный активный участник всесоюзных технических съездов,

стр. 72

постоянно следивший за литературными источниками по специальности на английском, французском и немецком языках. Благодаря ему к нам в отдел мало-помалу перекочевывали целые коллекции водомеров, специально смонтированных для музейного экспонирования, крупные фасонные части, задвижки, образцы крупных деталей фильтро-озонной установки, эмульсеры, озонаторы и пр. Все эти модели и образцы изо дня в день служили материалом для показа и объяснения студентам и коммунальным работникам.

Отдел пополнялся экспонатами также в результате моих поездок в Москву, где был Музей социальной гигиены, основанный сотрудником кафедры социальной гигиены А. В. Мольковым. При музее была мастерская по изготовлению моделей и приборов. Я принимал участие в выработке списка и проектов моделей, в оценке изготовленных макетов, собранных коллекций.

Вскоре Музей города перешел в ведение вновь сформированного отдела коммунального хозяйства Петросовета; нам поручалось готовить материалы к докладам в исполкоме, нас приглашали для консультаций, на заседания комиссий по разработке проектов. Благодаря этому я всесторонне знакомился с планами и работами по городскому благоустройству.

Коммунальное хозяйство Петросовета возглавлял Н. И. Иванов, хорошо мне знакомый по совместной с ним работе в 1918 - 1921 гг. в отделе труда, которым он тогда заведовал. Преемственно перешел под его начало весь состав служащих прежней городской управы и городских комиссий - водопроводной, строительной и пр.

В дореволюционной Петербургской управе господствовали бюрократизм, чинопочитание и субординация, а не дух товарищеского сотрудничества, преданности делу и отстаивания своего профессионального достоинства. Новый руководитель должен был перевоспитывать персонал прежнего ее аппарата, а вместо этого он сам попал под влияние угодливых чиновников. Было жалко и горько видеть, как вышедший из рабочей среды руководитель усваивает нравы прежнего управского начальника. Как-то я получил приглашение зайти к нему для консультации. В обширном кабинете за столом, поставленным посредине комнаты, в министерском кресле сидит Николай Иванович. Подхожу, здороваюсь. Он начинает разговор, не предложив мне сесть, да и стула у стола нет. Я извинился, сказав, что сначала поищу стул, а то ведь неудобно говорить стоя, когда он сидит. Вышел за дверь, взял свободный стул, принес его и стал подробно излагать данные о канализации в Петрограде. В ходе разговора понадобилась справка из канализационного отдела. Николай Иванович нажимает кнопку и просит вошедшего служителя пригласить заведующего нужным отделом. Входит крупный специалист - инженер А. А. Рейнеке. Он, стоя, дает разъяснения, а Николай Иванович тоном начальника дает ему "задания". Поздоровавшись с А. А., я приношу ему стул, пояснив, что нельзя нам вести разговор, когда двое сидят, а один стоит. А. А. обратился к Иванову с просьбой разрешить ему сесть...

К этому же времени, началу 1920-х годов, относится мое участие в журнале "Вопросы коммунального хозяйства", возникшем при отделе Петросовета. Мысль об издании этого журнала зародилась первоначально у работников Музея города. В ряде статей на страницах этого журнала я освещал те вопросы городского благоустройства, которые поднимали посетители музея во время моих объяснений и лекций. Рационализация оборудования улиц, создание около жилых домов газонов и палисадников, переход от булыжных и деревянных мостовых к асфальтобетонным и мелкобрусчатым, правильная система озеленения улиц и жилых кварталов - все это были насущные вопросы, требовавшие большой, настойчивой борьбы с укоренившейся в Петрограде рутиной. Отсталая техника и устаревшее оборудование улиц в Петрограде, а также полное отсутствие во многих районах города таких основных общегородских сооружений, как рациональная канализация и здоровое водоснабжение, освещены в изданной в 1923 г. моей книге "Петроград периода войны и революции". Издание этой книги стоило мне большого труда из-за множества препятствий.

стр. 73

Когда при Музее города были открыты курсы, превратившиеся затем в Институт коммунального хозяйства со специальным отделением для командируемых из разных городов ответственных работников данного профиля, я стал читать лекционный курс по проблемам городского благоустройства, коммунальной и социальной гигиене. Лекции были подготовлены к печати и изданы в 1926 г. в Москве под заголовком "Основы общего благоустройства городов". В связи с большим спросом на эту работу я приложил много труда для подготовки ее второго, дополненного издания. Закончен был уже набор книги, я выправил гранки, но в это время произошла смена высшего руководства Наркомата. Издание было приостановлено, а затем отменено.

В отделе коммунальной и социальной гигиены кроме меня и модельного мастера Ив. Ильина была еще только одна "штатная единица" - должность делопроизводителя. Замещалась она не по моему выбору, а дирекцией музея. По опыту прежней общественной работы я не сомневался, что мой интерес к делу, мое постоянное объяснение значения, цели и смысла работы постепенно вызовут и воспитают у моих помощников понимание и интерес к работе. Так сначала было и на этот раз. Ко мне была направлена из дирекции секретарем дочь известного театрального деятеля Теляковская. Будучи постоянным свидетелем того, что и я, и приходившие ко мне студенты и преподаватели сами делали все работы по расстановке и развешиванию экспонатов, по уборке музейных помещений, она скоро также стала проделывать все эти работы, не ожидая, когда придет служитель или уборщица. Входя во все нужды и задачи отдела, она стала настоящим товарищем по работе, привлекла из круга своих знакомых добровольных сотрудниц - художниц.

Главную часть работы по обеспечению экспонатами и по оборудованию отдела выполняли добровольцы, преимущественно из числа студентов. При отделе сложился и все более расширялся кружок в основном из студентов-медиков и с курсов по коммунальному хозяйству, а также слушавших мои лекции санитарных врачей. На заседаниях кружка слушались и обсуждались работы по санитарному обследованию районов города, доклады приезжавших на коммунальные курсы из разных городов заведующих коммунальным хозяйством и членов горсоветов о проектах планировки городов, водоснабжении, жилищном строительстве. При обсуждении проблемы развертывания жилищного строительства понадобилось выяснить на плане Ленинграда места и районы наибольших разрушений, показать образовавшиеся пустыри, которые можно было бы обратить в новые сады и скверы. Я предложил силами кружка обследовать обстановку на местах и внести исправления на плане. Казалось, что эта работа потребует много времени, недели или даже месяцы. Но молодые кружковцы разделились на 8 или 10 пар и на следующий же день со старыми планами в руках начали в разных частях города обход кварталов. В результате в течение нескольких дней работа была завершена, и мы направили свои выводы и предложения в органы исполнительной власти. Многие предложения были учтены в практике планирования и строительства.

Обычно участники экскурсий для получения более подробных сведений по тем или иным вопросам заходили в нашу рабочую комнату, где я и мои добровольные помощники занимались подготовкой новых экспонатов. В беседах с такими посетителями не только мы отвечали на их вопросы, но нередко и они обогащали нас важными сведениями. Одна посетительница рассказала, что для музеев можно отбирать ценные и даже редкие книги в складах, куда свозятся издания и библиотеки из богатых квартир, реквизируемых для семей рабочих. Я ознакомился с одним из таких складов в доме на Фонтанке; там оказались остатки книжных собраний крупных чиновников, врачей, инженеров, составил списки пригодных для нас изданий. Как ни горько было думать об участи бывших владельцев этих книжных сокровищ, за их счет удалось пополнить библиотеку отдела изданиями по статистике, по врачебно-санитарному законодательству, ценными трудами из библиотек Г. Е. Рейна, Владиславлева² и др.

стр. 74

Трудное с точки зрения жизненных удобств было тогда время. Назначенная к нам дирекцией музея Елизавета Ивановна оказывала незаменимые услуги в обеспечении сотрудников отдела кипятком для чая, а когда бывали у нас вечерние совещания - помогала достать к чаю даже сахар и сухари. Оставшись вдовой с несколькими детьми после смерти мужа, служившего дворником во дворце, она продолжала жить в доме для дворцовой прислуги.

В 1924 г. я разработал программу, а затем и руководил обследованием распространения туберкулеза среди рабочих завода "Большевик" (бывш. Обуховского), в связи с чем несколько раз осматривал цеха завода и дома для рабочих. Обследование проводил Петроградский научно-исследовательский туберкулезный институт. В то время я заведовал отделом социальной патологии этого института. Мы ставили своей целью выяснить характер распространения туберкулезных заболеваний и сопредельных с ними патологических состояний, обычно отмечаемых как перибронхиты, среди рабочих и связь этих заболеваний с условиями профессии, жилища, питания и, в особенности, с предшествующими влияниями нарушенного питания и привычных условий жизни в период войны и революции.

Клиническая часть программы обследования была составлена А. Я. Штернбергом³ и профессором-рентгенологом А. Я. Кацманом, а санитарная (социально-гигиеническая) часть - мною. В ходе обследования заполнено было 3439 карт, на каждого рабочего в отдельности. Все вопросы, относящиеся к жизни, выяснялись путем опроса, производившегося группой специально инструктированных слушателей курсов коммунального хозяйства, прослушавших перед тем у меня курс социальной гигиены. После этого специалисты-фтизиатры туберкулезного института при участии рентгенолога А. Я. Кацмана производили тщательное клиническое исследование каждого рабочего. В результате анализа сводных таблиц этого исследования я составил наглядные таблицы и графики для отдела коммунальной и социальной гигиены. Так была получена ценная информация, наглядно выступали закономерности возникновения заболеваний. После ликвидации отдела коммунальной и социальной гигиены в Музее города все эти серии диаграмм были взяты кафедрой социальной гигиены 2-го Ленинградского медицинского института.

С экспонатами отдела знакомились представители самых разнообразных кругов и профессий - от рабочих городских предприятий и крупных ленинградских заводов до педагогов, инженеров и врачей, от работников домовых санитарных служб и домоуправов до представителей районных и городских властей. Курсы лекций по основам благоустройства и социальной гигиене в 1921 - 1923 гг. слушали студенты университета, жилищные инспектора, санитарные врачи, диспансерные сестры, слушатели курсов командного состава милиции, педагоги и т.д. С 1924 г. я систематически читал в отделе курс лекций по городскому и сельскому благоустройству, по коммунальной и социальной гигиене для коммунальных работников и студентов коммунального техникума и высших коммунальных курсов, а также особо - для санитарных врачей, приезжавших из всех республик и краев СССР в Государственный институт для усовершенствования врачей. Такие же курсы читались в отделе для студентов муниципального отделения 1-го Политехнического института, для студентов, лекарских помощников, ветеринарных врачей, слушателей курсов домоводства.

С каждым годом расширялась справочно-консультативная деятельность отдела. Запросы по разным отраслям благоустройства и гигиены поступали даже из далеких краев: из Владивостока, Барнаула, Самарканда, Баку, Минска, Саратова и других городов. Изо дня в день я показывал наглядные материалы посетителям, разъяснял допущенные в привезенных ими проектах ошибки, объяснял и обосновывал необходимость и возможность применения в наших городах приемов и технологий благоустройства.

Для изготовления наглядных экспонатов при отделе была налажена модельная мастерская; по запросам с мест для многих городов изготовлялись в

стр. 75

ней копии моделей и приборов, выставленных у нас. Мы изготовили несколько устройств по очистке сточных вод и благоустройству жилых кварталов для Краснодара, Бакинского колхоза; приборы Гальтона - для МГУ, Московского института социальной гигиены, Владивостокского педвуза, Казани, Харькова, Минска, для многих институтов в Ленинграде. Постоянно приходилось по заявкам разных учреждений изготавливать за их счет копии с графических таблиц и серий диаграмм.

Рост справочно-консультативной работы превращал отдел фактически в центр, объединявший в Ленинграде научную и научно-практическую работу в области коммунальной и социальной гигиены. В тесной связи с отделом развивалась и деятельность ленинградского отделения Всероссийского общества социальной и экспериментальной гигиены, собрания которого, так же как и заседания совета этого общества, проходили в стенах отдела.

В 1925 г., сколько помню в феврале, я получил, как заведующий кафедрой социальной гигиены в Ленинградском государственном институте медицинских знаний (ГИМЗ, позднее - 2-й ЛМИ), приглашение от Белорусского наркомата здравоохранения приехать недели на две в Минск для организации в Белорусском медицинском институте (БМИ) кафедры социальной гигиены и для прочтения лекций, с тем чтобы дальнейшие занятия после моего отъезда проводили ассистенты, а я вновь приехал бы в начале летнего перерыва занятий в ГИМЗе для контроля за правильностью ведения занятий и проведения экзаменов. Одновременно я получил сообщение от наркома здравоохранения Н. А. Семашко, что ввиду незамещения кафедры социальной гигиены в БМИ следует оказать помощь в налаживании занятий на этой кафедре и в "порядке шефства" выполнять эту задачу впредь до тех пор, пока не найдут подходящую кандидатуру на замещение должности профессора по данной дисциплине.

В связи с этим приглашением и поручением наркома я в 1925, 1926 и 1927 гг. по два раза в год ездил в Минск и читал в течение десяти-двенадцати дней лекции последнему курсу медфака, а также участвовал в проведении практических занятий по санитарной статистике, занимался с молодыми преподавателями (ассистентами).

Поездка в Минск была связана с пересадкой в Витебске. В первую же поездку я воспользовался остановкой, чтобы разыскать С. А. Глебовского, моего сотрудника по земству в Костромской губернии в 1907 - 1909 годах. В описываемое время он заведовал водно-санитарным надзором по Западной Двине. Сергей Александрович уговорил меня остаться на один день в Витебске, чтобы познакомиться со складывавшейся там советской организацией здравоохранения. Как раз вечером того же дня предстояло заседание местного врачебного общества. На нем стоял доклад о постановке борьбы с туберкулезом на социально-профилактических началах. Я очень был связан временем, но считал невозможным не воспользоваться случаем непосредственного знакомства с практическими условиями и ходом перестройки врачебно-санитарного дела в крупном городе. И я не раскаялся в своем решении.

Доклад делал, насколько помню, д-р Незлин. Обсуждение затянулось до поздней ночи: вызвали интерес вопросы изучения туберкулеза как социальной болезни, о постановке работы тубдиспансера по оздоровлению условий жизни, труда и быта в тесной связи с работой санитарной организации, с деятельностью коммунальных органов по жилищному строительству и санитарному благоустройству города. Настойчиво выдвигалась задача улучшения продовольственного снабжения, питания населения. На следующее утро у С. А. Глебовского собралось несколько санитарных врачей и работников здравоохранения Витебска. Санитарный врач Зарембо рассказал о нуждах и положении водопроводного дела в городе.

В Минске я познакомился с работниками белорусского Наркомздрава, проводившими одновременно занятия на кафедре социальной гигиены - докторами Смулевичем и СР. Дегтярем. Смулевич занимался налаживанием санитарной статистики при Наркомздраве, а Дегтярь - организацией про-

стр. 76

мышленно-санитарного надзора. Они были внимательными слушателями моих лекций студентам, высказывали свои замечания. На практических занятиях по санитарной статистике Смулевич и Дегтярь разрабатывали со студентами материалы по замеру роста, веса, обхвата груди, мышечной силы и по спирометрии. По их приглашению я побывал у обоих сотрудников по кафедре. У Дегтяря было ценнейшее собрание литературных источников, пособий и материалов по общественной медицине, по санитарному исследованию промышленных предприятий и по гигиене труда.

Вторая поездка в Белоруссию состоялась в июне. В Витебске я осмотрел водопровод, несколько часов гулял по крутым берегам Западной Двины. Меня занимала идея о превращении этих крутых склонов в парк с системой креплений, дренажа и разбивкой на склонах двух или трех ярусов продольных дорожек с подпорными стенками и сетью косых соединяющих дорожек. Такой береговой парк, с его древесными посадками для закрепления откосов от размыва мог бы служить естественным расширением существующего вокруг дворца парка. Успел осмотреть в Витебске и Музей истории города.

В Минске я прочитал в очень сжатые сроки лекционный курс по социальной гигиене, социально-профилактическим основам советского здравоохранения и провел экзамен на выпускном курсе. Подробно ознакомился с городским водопроводом Минска и проектом его расширения за счет новых глубоких артезианских скважин. Минск, при значительно развитой водопроводной сети, канализации не имел. Клозетные воды собирались в выгребные ямы. Из них спускались прямо на улицы и отводились открытыми канавками и лотками вдоль тротуаров по уклону в реку Свислочь. По существу, улицы города с их лотками выполняли роль "полей орошения", с тою разницей, что на полях орошения распределяются не загнившие и, следовательно, и не издающие зловония канализационные воды и потому поля орошения не издают дурного запаха; уличные лотки принимали из выгребных ям загнившие отходы жизнедеятельности. Чтобы хоть несколько ослабить зловоние, жидкость эту выпускали в уличные лотки ночью, что, конечно, не меняло дела. Неотложность строительства канализации в городе с отводом на очистные сооружения была очевидна, в 1926 - 1927 гг. спешно шла прокладка коллекторов с выводом сточных вод по напорной чугунной трубе в коммунальный совхоз (более чем за десяток километров), на поля орошения.

Во время прокладки коллектора по улице Немиге (по берегу когда-то протекавшей там реки Немиги), по-видимому, траншея прорезала либо какое-нибудь кладбище, либо место исторической битвы. С землею из траншеи выбрасывались части скелетов. Человеческие черепа, пожелтевшие от времени, валялись на улице. Мы подобрали несколько черепов для антропологических измерений.

Мне никогда не приходилось прежде бывать в городах "черты оседлости" и близко знакомиться с условиями, в которых жили бедные еврейские семьи. По усвоенной издавна привычке, в ранние утренние часы - с 5 - 6 часов до 8 - 9, в новых местах, которые я посещал, я знакомился с местным бытом и благоустройством. Проходя улицами в районе нижнего базара, я не мог подавить в себе тяжелого чувства, возникшего от картин беспредельного убожества и нищеты, скученности и неблагоустройства в районах, заселенных мелкими ремесленниками, торговцами и неизвестно как перебивавшимися семьями еврейской бедноты. В условиях планового социалистического хозяйства, казалось мне, можно было ожидать, что наличие в Минске тысяч людей, нерационально расточающих свою рабочую силу на мелкую торговлю или мелкое ремесло, должно было поставить вопрос об открытии там предприятий (трикотажной или обувной фабрики, завода, производящего металлические изделия или еще чего-то в том же духе) для создания рабочих мест и поглощения этой рабочей силы.

Журнал белорусского Наркомздрава "Белорусская медицинская мысль" в июне 1927 г. поместил мою статью "Социально-профилактическое содержание деятельности участкового врача".

стр. 77

Трудно это было, при тогдашней (в 1925 - 1929 гг.) моей занятости и, казалось, превосходившей все мыслимые границы перегрузке работой в Музее города, в Институте коммунального строительства, в Институте для усовершенствования врачей, во 2-м Ленинградском мединституте и в других учреждениях - отрываться два раза в год на целые две недели для поездки в Минск, но в общем итоге эти поездки и вся консультационная работа в белорусском Наркомздраве оставляли чувство ненапрасно затраченных усилий, так как они обогащали меня новыми впечатлениями и наблюдениями.

Д-р Дегтярь был одарен большой настойчивостью к систематическому обобщающему научному труду. Вскоре он занял кафедру гигиены труда в Ташкентском мединституте, а затем был несколько лет профессором гигиены труда в Новосибирском медвузе.

Д-р Смулевич под моим руководством освоил ведение статистики общей заболеваемости. Для изучения русской литературы по этой специальности (трудов Е. А. Осипова, П. И. Куркина, Н. И. Тезякова и др.) он был прикомандирован на некоторое время к нашему отделу в Музее города в Ленинграде. Ему принадлежит заслуга первого после Октябрьской революции опыта организации в Белоруссии статистики общей заболеваемости, с проверкой материала первичной карточной регистрации и его научным освещением в обширном труде, который был защищен в качестве докторской диссертации.

(В апреле 1958 г. мне удалось вновь побывать там, когда проводилась выездная сессия Академии медицинских наук. Моим глазам предстал совершенно новый Минск, мало чем напоминающий убогий город "черты оседлости", - центр республики с полумиллионным населением, с промышленностью, с множеством высших учебных заведений, с улицами, не уступающими лучшим улицам Ленинграда. И все это было достигнуто лишь за одно десятилетие восстановления!)

Летом 1926 г. Екатерина Ильинична решила провести свой летний отпуск с Иликом в Отузах, на южном берегу Крыма, между Судаком и Феодосией. По пути, в Москве, я побывал с Иликом у моей сестры Евгении. Мне очень хотелось показать ей моего сына. В это время со своей дачи у станции Удельная по Казанской железной дороге приезжал наш старший брат Яков. Он был одним из пионеров по устройству дачного поселка для пенсионеров. На своем участке он успел раскорчевать от порослей небольшую часть земли под огород и как первые плоды своего труда привез огурцы, какого-то невиданного сорта помидоры и фигурные тыквы.

Целый день водил я своего семилетнего сына по Москве, побывал с ним в Зоологическом саду, в Парке культуры и отдыха. Прогуливаясь по берегу Москвы-реки, мы вышли в Нескучный сад и дальше по свободным от застройки холмистым берегам направились к Воробьевым горам. Оттуда видна была вся Москва, и впервые я заметил, что нет золотого купола храма Христа Спасителя⁴. Я слыхал, что снимают неудачно поставленный памятник царю Александру III, и даже порадовался этому, но мне казалось прямо невероятным это начавшееся разрушение архитектурного памятника победителям в войне 1812 года. Это была явная ошибка.

Из Москвы Екатерина Ильинична с Иликом продолжили путь в Крым, а я направился в Одессу для участия во Всесоюзном санитарном и бактериологическом съезде.

Съезд проходил в здании бывшей одесской биржи. Как всегда, я участвовал в организованных для участников съезда экскурсиях: на водопроводную станцию, на поля орошения; осмотрел одесскую больницу, ознакомился с организацией лечебно-профилактического обслуживания детей.

По окончании съезда я пароходом добрался до Феодосии, а оттуда отправился на две недели в Отузы. В Феодосии ознакомился с карантином и всеми его учреждениями. Меня давно интересовали сохранившиеся в этом городе остатки древних водопроводных сооружений, в их числе несколько колодцев с каменной отделкой. На дне каждого из них находился выход гончарной трубы, приводившей воду от одного из имевшихся за городом на

стр. 78

обращенных к морю склонах широких и длинных складов камня. Это были усеченные пирамиды пяти-шести метров высотой. Внутри такой пирамиды камень, остывший ночью, не успевает нагреться, и бризы, дующие с моря в течение дня, проникая внутрь вала, отдавали часть своей влаги на прохладной поверхности камней, и эта вода стекала по трубам в колодцы. Теперь, разумеется, этой воды не хватало и вопрос шел об устройстве нового водопровода.

В Отузах мы с Иликом гуляли вдоль берега моря, собирали образцы интересных камней и крымских растений. Над морем высилось белокаменное здание с широкими застекленными проемами. Мы взобрались к нему по крутому береговому склону. Оказалось - это Крымский институт, научно-исследовательское учреждение для всестороннего изучения природы Крыма. Здание было завещано специально для института врачом, практиковавшим на южном берегу Крыма. Выяснилось, что в Институте работает Ф. Ю. Левинсон-Лессинг⁵, исследовавший крымские минеральные породы. Я воспользовался случаем, чтобы узнать у Франца Юльевича о некоторых непонятных мне видах камней, попавшихся при прогулках от Отуз до Коктебеля. Мы с Иликом подробно рассматривали разнообразные институтские коллекции - крымских насекомых, растений, образцов пород и пр. Чтобы детальнее ознакомиться с этими коллекциями, мы побывали затем в Коктебеле еще два или три раза.

Май 1927 г. памятен мне по участию в XIV, или, считая с возобновления съездов после Октябрьской революции, втором санитарно-техническом съезде в Харькове. Воспользовавшись пребыванием в этом городе, я навестил Сергея Николаевича Игумнова, которого не видел несколько лет. Талантливый и знающий руководитель общественно-санитарного дела, работник передового Пироговского руководящего ядра, он не сумел войти всеми своими способностями и силами в систему советского здравоохранения. Он, видимо, тосковал, не находя применения своему литературному и общественно-устроительному таланту и опыту. Расставаясь с ним, я уносил чувство горечи.

На съезде рассматривались вопросы о строительстве крупнейших санитарно-технических сооружений и в самом Харькове, и в Москве, и в Ростове. Большинство деятелей прежнего периода включались в эту работу, в том числе и избалованный своим генеральским положением в дореволюционное время Всеволод Евгеньевич Тимонов. Довольно неожиданно на съезд прибыли французские инженеры, приехавшие с какими-то проектами. Когда они вошли в зал заседания и предъявили президиуму письмо из Москвы о допуске их к работе на съезде, В. Е. Тимонов как член президиума приветствовал их блестящей речью, сказанной экспромтом на превосходном французском языке. Свое специальное образование профессор Тимонов получил в высшей инженерной школе в Париже.

Председателем организационного комитета съезда являлся Д. С. Черкес, выдающийся инженер. По его проекту и под его руководством в Харькове были построены канализация и станция очистки сточных вод. Подобно С. Н. Строганову, возглавлявшему и развивавшему московскую школу исследователей проблемы очистки сточных вод в Люберецкой лаборатории и очистной станции, Черкес в Харькове создал ведущий центр на станции биологической очистки, устроил опытные осадочные бассейны, аэротанки и аэрокоагулятор, иловые площадки разной конструкции, даже "биологические очистные пруды". Все испытывалось, и это импонировало инженерам. Не было только полей орошения, так как это мало привлекало инженерную фантазию.

В тот период мне хотелось непосредственно ознакомиться с бытом и условиями труда шахтеров, а также рабочих на заводах Донбасса. На лекциях мне постоянно приходилось касаться задач оздоровления условий труда при подземных работах. Недопустимым казалось мне ссылаться только на собственные впечатления дореволюционного времени да на литературные данные, не оживляя лекций новыми материалами. Д. С. Черкес дал мне письмо к

стр. 79

председателю облисполкома в городе Сталине⁶, которого он знал лично, с просьбой оказать мне содействие в осмотре шахт, заводов и жилищного строительства. Я познакомился с участником съезда - санитарным врачом из Сталина, центра угольной и металлургической промышленности Донбасса, и после съезда мы вместе поехали в Сталино; там я прожил у него несколько дней. Это был очень знающий санитарный врач, хорошо знакомый с системой водоснабжения Донбасса, с жилищными условиями горняцких поселков, как прежних, так и новых. Еще до революции он изучал жизнь шахтеров и знал безысходно тяжелые условия их труда и жизни в таких поселках, как прежняя Юзовка. На его глазах она становилась крупным благоустроенным городом. Весь свой опыт и знания бывшего земского врача он использовал для оздоровления условий работы в шахтах и жизни в поселках, опираясь на новые органы местного управления и профессиональных объединений.

В первое же утро, еще до начала рабочего дня, я обошел прежние юзовские кварталы со всеми характерными чертами их планировки, скученностью жилья и неблагоустроенностью. Осмотрел также новый механизированный завод по изготовлению огнеупорного кирпича. Потом вместе с моим гостеприимным хозяином целый день провел на сталелитейном заводе. Наблюдал выпуск выплавленного чугуна из новой грандиозной доменной печи. Меня предупреждали о необходимости надеть предохранительные очки. К сожалению, я легкомысленно игнорировал эти советы. Раскаленная добела металлическая лава потекла, заполняя сеть борозд, предназначенных для приема плавки. Невиданное мною прежде зрелище захватило меня, и я долго наблюдал, как появляются признаки наступающего охлаждения, не обращая внимания на утомление глаз от ослепительного света и невыносимой жары от тепловых лучей. Еще большее утомление зрения испытал я при осмотре бессемеровских печей.

На заводе работали санитарными врачами бывшие мои слушатели в ленинградском ГИМЗе. С ними я обошел всю территорию завода. Бросилось в глаза, что можно было бы упорядочить использование дворового пространства, более рационально расположив склады сырья, угля, шлака и других отбросов. Устранив хаотическое загромождение территории хламом и отходами, можно было устроить озелененное место для кратковременного отдыха рабочих на открытом воздухе.

На следующий день утром я ехал на тарантасе с моим любезным хозяином по степной дороге на Лидийскую угольную шахту. Я смотрел на степь словно сквозь битые стекла. Плохо разбирал далекие предметы - сказалось утомление зрения ослепительным светом расплавленного металла.

Мы выполнили все требования при спуске в шахту, переоделись в брезентовые горняцкие костюмы, взяли лампы с сетками. Сколько помню, спустились мы на глубину 180 метров. Потом долго шли по главным ходам, прижимаясь к стенке, когда мимо нас проносились вагонеты с углем. В этой шахте вагонеты передвигались уже тягою электровозов, а не обреченными на вечную каторгу и гибель лошадьми. В других копях еще работали раз и навсегда спущенные под землю лошади. Они там и жили в подземных загонах. "Выдаваемый на гора" конский навоз составлял в то время на каждой шахте такую же непременную особенность местного пейзажа, как и огромные, в десятки метров высотой конусообразные "сопки" из породы, выламываемой и удаляемой при проходе стволов, штреков и забоев. Несколько часов я присматривался к работе шахтеров и врубовой машины, выслушивал рассказы рабочих в минуты их отдыха. И начал испытывать все нарастающее чувство какого-то томления от пребывания под землей, как в преисподней. Хотелось поскорее выбраться наверх, "на гора". Наконец, по запутанным, казалось, бесконечным ходам мы пустились в обратный путь. Пришлось долго ждать, пока заканчивались работы по подъему непрерывно подвозимого угля. Невзирая на работу системы мощных насосов, сверху все время струилась вода, от которой не спасал и брезентовый костюм. Крупным техническим достижением было наличие мощной нагнетательной вентиляционной системы,

стр. 80

создававшей ощутимое движение свежего воздуха в подземных ходах и целые вихри и бурю при открывании для пропуска вагонетов ворот, перегораживавших в разных местах проходы.

Выход из подъемника на дневной свет вызвал чувство физиологического удовольствия. Пока мы обмылись в бане, переоделись, стало уже вечереть. Возвращение в тарантасе по открытой степи при склонявшемся к закату солнце доставляло никогда ранее неиспытанное чувство радости от широкого раздолья, от бесконечного небосклона и всегда остающегося недосягаемым далекого горизонта. Очевидно, нужно попасть в глубокое подземелье, чтобы, выбравшись из него, испытать физиологическое удовольствие от дневного света и простора.

Несколько дней спустя, возвратясь домой, я ехал в Пушкин. По пути всегда я видел две радиомачты. Но теперь их не было! Я достал бинокль и, к своему удивлению, обнаружил, что мачты стоят на месте. Я понял, что утратил прежнюю способность видеть. Н. И. Андогский определил потом, что началось образование центральной катаракты обоих глаз вследствие крестообразных небольших трещин в центре хрусталиков. Это был жестокий результат необдуманного длительного наблюдения без защитных очков раскаленного чугуна.

В течение многих лет я страдал повторявшимися приступами болезни желчных путей. Без видимой причины наступали боли в области печени, часто они становились невыносимо сильными, сопровождались рвотой. Каждый раз такой приступ тянулся несколько дней. Я выполнял советы врачей, пил Карлсбадскую воду или раствор карлсбадской соли, делал припарки. Когда боли ослабевали, принимался за работу в саду, на огороде. Помню, в самую горячую пору подготовки к открытию выставки в Дрездене я, пересиливая боли, продолжал работать. Владимир Валерианович Подвысоцкий советовал мне во избежание повторения приступов соблюдать строго одно правило - приемы пищи производить небольшими порциями и почаще, много раз в день (через каждые два-три часа) - для устранения закупорки желчного протока при воспалительных состояниях. Я не раз вспоминал, что не выполняю этого совета в периоды, когда бывал увлечен какой-нибудь работой, например, в Музее города, разработкой курсов лекций и т.д. В эти периоды обычно я уходил из дома утром, часов около девяти. Перед этим часа три я работал по двору или в огороде, затем должен был спешить помыться и переодеться. Наспех с большим аппетитом съедал все, что было на столе, и потом в течение всего дня и вечера о еде больше не думал. Возвратившись ночью домой, съедал ожидавший меня обед.

В 1918 - 1937 гг. приступы желчной болезни мучили меня чаще и сильнее. Однажды приступ затянулся. Екатерина Ильинична убедила меня зайти в Обуховскую больницу к И. И. Грекову⁷ (после высылки из Москвы мы были товарищами по Дерптскому университету). Иван Иванович нашел у меня ущемление желчного камня. Не говоря ни слова, вышел из кабинета, а затем вернулся и сообщил, чтобы я раздевался, так как он считает операцию абсолютно неотложной. У меня были свои соображения о неотложности многих дел на "Полоске", в Музее, в ГИМЗе, и я решительно отказался. Невзирая на настаивания Грекова, ушел из больницы, превозмогая боли, потом пешком добрался в Лесное. Вопреки предписаниям о длительном постельном режиме, два-три дня спустя начал работать во дворе, а затем перешел к обычному своему перенапряженному образу жизни.

Когда общие условия жизни стали более благоприятны, я получил отпуск для лечения грязевыми горячими ваннами и минеральными водами. В начале сентября 1927 г. мы с Любовью Карповной приехали в Ессентуки. Курортный врач назначил мне полный курс грязевых процедур и ванн, велел пить из определенного источника воду. Ранними утрами я по привычке делал прогулки, осматривая город, его окраины, сохранившие характер южного украинского или казацкого села или местечка - с огородами, плетневыми стенками сараев, облепленными сухими кизяками, с лужами на улицах, вы-

стр. 81

ходивших на широкий пыльный "шлях". Рано утром из каждого двора на зов рожков брели коровы. Но в центральной курортной части улицы были оборудованы, как в большом городе.

В свободный от процедур день я побывал в Пятигорске, чтобы осмотреть ключевое зональное водоснабжение города. Главный инженер тамошнего водопровода Вагшуль познакомил меня с планами и отчетными данными водопровода, а затем проехал со мной до горы Юцы, где мы осмотрели каптажные сооружения мощного горного ключа и трубопровод, по которому вода самотеком подавалась в резервуар для нижней зоны и в верхнюю зону Пятигорска. Трудно описать красоту вида, открывающегося с горы Юцы. Далеко не молодой, удивительно симпатичный и задушевный инженер Вагшуль оставался на скромном месте водопроводного инженера в Пятигорске и отказывался от очень заманчивых предложений перейти на службу в Москву, по его словам, только потому, что не мог лишить себя радости по утрам отдаваться созерцанию красоты пятигорских горных пейзажей.

В следующий свободный день я приехал в Пятигорск с Любовью Карловной. Вместе осматривали мы город и его сады, поднимались на гору Машук. Были у памятника на месте гибели гениального двадцатисемилетнего Лермонтова в 1841 г. от выстрела жалкого ничтожества Мартынова⁸. Посетили музей в доме, где жил поэт. Кроме Пятигорска я побывал в Железноводске и Кисловодске.

У меня не хватило выдержки довести до конца назначенный мне курс лечения, и мы отправились по Военно-Грузинской дороге до Владикавказа (потом переименованного в Орджоникидзе, а еще позднее - в Дзауджикау, пока он, наконец, не стал вновь Владикавказом), до Тбилиси, а оттуда по железной дороге в Баку: в Ессентуки мне переслали приглашение из Баксовета приехать для участия в экспертизе проекта расширения и перепланировки города Баку. На станции Минеральные Воды нужно было пересесть на поезд, идущий во Владикавказ. Позади остались навсегда запечатлевшиеся виды Пятигорья. Вместо отдельно стоящих гигантских лакколитов⁹ - "у врат Кавказа на часах сторожевых великанов" - перед нами показывались горные цепи самого Кавказа.

Во Владикавказе мы пробыли один-два дня. Чудесный городской парк, прорезанный бешено несущимися потоками Терека. Я успел осмотреть открытые песчаные фильтры медленной фильтрации городского водопровода и только еще начинавшиеся тогда работы по улучшению дорожного замощения. Рано утром выехали мы в извозчичьей коляске парой по Военно-Грузинской дороге. Все величие и красоты горных видов, открывающихся при путешествии по этой дороге, всем известны по бесчисленным описаниям. На полпути на почтовой станции Казбек (на высоте более двух километров) возница наш кормил и поил лошадей; мы обедали. Ко мне подошел местный врач. Он год назад окончил 2-й ЛМИ, слушал мои лекции, с увлечением рассказывал о своей работе в горных аулах, о поездках верхом летом для оказания помощи пастухам, ушедшим в высокогорные луга со стадами овец. В бинокль хорошо видны были в разных местах на далеких горных лугах стада овец.

Со станции Казбек начинается восхождение к вершине Казбека. Снежный массив вершины казался таким близким, однако восхождение требовало одного-двух дней. Врач-кавказец проявлял много искренней, почти детской радости от нашей совершенно неожиданной встречи. На прощание он дал много советов, на какие достопримечательности следовало обратить особое внимание в оставшейся части пути до Тбилиси. Недалеко от Тбилиси в сумерках вечера мы видели на Куре огни Земо-Авчальской гидростанции. Она уже работала.

В Баку в начале октября стояла нестерпимая жара. Работать в середине дня было трудно, поэтому с 12 до 16 часов делался перерыв. Предварительное ознакомление и изучение проекта развития и планировки Баку, выполненного под руководством А. П. Иваницкого¹⁰, затруднялось отсутствием

стр. 82

полного переписанного экземпляра. Приходилось знакомиться с огромным разрозненным плановым и проектно-графическим материалом и выслушивать разъяснения сотрудников Иваницкого. Сам он к назначенному для экспертизы сроку не приехал. В ранние утренние часы, а иногда и в часы дневного перерыва мы с Г. Д. Дубелиром объезжали последовательно одну за другой части города, добирались на промыслы с их поселками, смотрели в натуре, в какой мере в проекте учтены местные природные условия. У Дубелира, привыкшего исходить из практических инженерно-расчетных соображений, часто возникали очень рациональные простые решения. При осмотре нами, например, части города, носящей название Арменикент, когда мы обошли несколько улиц, разбивающих всю эту новую, уже хорошо застроенную часть города на несколько рядов небольших прямоугольных кварталов, Дубелир высказал мысль, что без всяких сложных построений здесь следует просто закрыть, то есть изъять из общего пользования каждую вторую улицу. Таким образом будет достигнуто укрупнение кварталов. В каждом квартале появится свободное пространство для внутриквартальных детских площадок и садов, а для города уменьшится сеть улиц, требующих расходов на замощение и постоянный ремонт мостовых.

При объезде промыслов я с радостным чувством видел успехи, достигнутые в строительстве домов для рабочих. Была совершенно очевидна ненужность проектирования единой с городом Баку канализационной системы для этих отстоящих от него на десяток и более километров поселков. Обширные пространства, прилегающие к Баку на Апшеронском полуострове, являлись необрабатываемой пустыней вследствие недостатка влаги. Конечно, нужно было при устройстве канализации в городе направить сточные воды на орошение этих пустынных земель, как это и предлагалось на съезде 1923 года. Вместо этого за Черным городом, недалеко от берега моря, были построены огромных размеров двухъярусные отстойники со спуском прошедшей через них сточной воды со всеми содержащимися в ней удобрительными веществами в Каспийское море. Только известное предубеждение у нового поколения инженеров против применения орошения в качестве способа одновременного обеззараживания и использования удобрительной ценности сточных вод помешало окончательно принять решение применить в Баку поля орошения и повело к крупным затратам на содержание огромных железобетонных отстойников.

Мы пробыли в Баку до середины октября. Жара не прекращалась, и мы ежедневно купались в морских купальнях у набережной нового городского сада. Неприятной особенностью купаний в Баку служил остающийся, невзирая на все меры, тонкий слой нефтяных загрязнений на поверхности морской воды. Почти у центральных улиц города начинались поднимавшиеся довольно круто вверх по каменистой лестнице старые кладбища. Уже тогда был утвержден проект превращения этих пустырей в сады и парки. Дело затруднялось недостатком пресных вод для поливки посадок. С устройством нового водопровода эти затруднения были устранены.

В самом конце 1928 г., с 3 по 9 декабря, я совершил поездку в Москву, где участвовал в заседаниях постоянного бюро водопроводных и санитарно-технических съездов и в комиссионных работах по подготовке справочника для коммунальных инженеров, в работах Всесоюзной конференции при МВТУ о подготовке коммунальных инженеров. Выезжал в Рублево для осмотра там вновь сооружаемых водопроводных зданий, фильтров и бассейнов. Ознакомился с Санитарно-гигиеническим институтом и Музеем при нем Мосздравотдела. Отобрал для Музея города чертежи, планы и некоторые издания, копии геологических разрезов артезианского водоснабжения Москвы и Московской губернии, материалы по водоснабжению, по проекту перепланировки и канализации Ярославля, а также по водоохранению Баку, Астрахани, Сталинграда.

Члены постоянного бюро были приглашены проф. Миловичем " осмотреть гидравлическую лабораторию в Шувалове (под Москвой, у Тимирязеве-

стр. 83

кой академии). Это было импозантное трехэтажное здание, в котором протекал мощный поток воды, подаваемый на третий этаж; при разных уклонах на разном русле и при разных условиях он приводил разные приборы и турбины в действие. Проф. Милович давал пояснения, а затем на киноленте показал образование наносов, размывов, отмелей. Это было шедевром наглядности! Строительство и оборудование грандиозной гидравлической лаборатории было осуществлено еще при жизни Ленина, при его прямой поддержке.

При закладке здания строители натолкнулись на заваленную мраморную глыбу сфинкса, когда-то вывезенного графом Шуваловым из Египта. Но у сфинкса не было головы и найти ее при раскопках не удалось. Дочь Миловича, профессиональный художник-скульптор по образованию, вылепила голову, и статуя была поставлена у входа в здание лаборатории. Сделаны были небольшие гипсовые слепки этого сфинкса. Когда поздно ночью мы уезжали от Миловичей, один из этих слепков был поднесен мне на память. Немало труда стоило мне перевезти его с очень громоздким, массивным пьедесталом, который я вынужден был оставить в Москве. Сфинкс этот долго стоял, с его загадочной развертывающейся гиперболической эмблемой на груди, в отделе коммунальной и социальной гигиены, а после окончательной гибели остатков этого, такого дорогого мне отдела, вокруг которого, как я когда-то мечтал, должна была расти дальше и развиваться моя деятельность и моих товарищей по работе, подаренный мне слепок сфинкса, олицетворяющего природу, был привезен мне одним из друзей на "Полоску". Он и сейчас стоит в моем кабинете в Пушкине и напоминает о полной энтузиазма работе в 1918 - 1929 годах.

В 1928 г. мне удалось устроить первую учебно-образовательную поездку за границу студентов, изучавших коммунальное хозяйство. Мысль об экскурсии в Германию возникла у группы выпускников Высших курсов коммунального хозяйства после ознакомления их с моим очерком о заграничной поездке санитарных врачей, состоявшейся в 1912 г., в журнале "Городское дело".

В состав группы должно было войти 20 человек. Руководить экскурсией поручалось мне, время пребывания июнь-июль. Составленная мною программа была представлена в НКВД еще в начале 1927 - 1928 учебного года. Она предусматривала подробное ознакомление с благоустройством и коммунальным хозяйством в 16 городах: Штеттине, Берлине, Лейпциге, Дрездене, Хемнице, Нюрнберге, Мюнхене, Штуттгарте, Мангейме, Франкфурте-на-Майне, Кельне, Дюссельдорфе, Эссене, Дортмунде, Бремене и Гамбурге. Однако формальности по получению загранпаспортов, а затем виз на въезд в Германию потребовали слишком много времени, и поездка состоялась только в августе. В связи с этим пришлось сократить длительность экскурсии с двух месяцев до одного и сократить также список городов. Число участников экскурсии было уменьшено с 20 до 11.

Но когда паспорта были готовы, возникли затруднения с получением виз в германском консульстве. Вместе с партийным руководителем экскурсии Мишиным я пошел туда на прием. Консул, хотя и в учтивой форме, категорически заявил, что визы будут даны только в том случае, если я дам слово, что участники экскурсии не будут заниматься политической агитацией. Я объяснил, что я всего лишь научный руководитель экскурсии, что в программу ее входит только изучение коммунальных и санитарных устройств и учреждений, что каждый из моих слушателей может дать соответствующее обязательство сам за себя, а в мои задачи это не входит. На это мне было заявлено, что если я не дам за всех требуемого обещания, визы никому не дадут. На этом наше свидание закончилось. Студенты настойчиво просили меня поручиться за них. Пришлось второй раз с партийным руководителем экскурсии побывать в консульстве и дать обещание, что участники учебной экскурсии будут воздерживаться от политической агитации во время пребывания в Германии, тем более, что ни один из них не знает немецкого языка. После этого визы всем были даны.

стр. 84

Чтобы запечатлеть в сознании участников экскурсии наиважнейшие проблемы и запросы, которые предъявляются ходом и развитием отечественного коммунального хозяйства к использованию зарубежного опыта, я организовал для всей группы за две недели до отъезда ряд экскурсий по Ленинграду, Москве и окрестным городам. Специальная программа осмотров охватывала все те стороны благоустройства и хозяйства наших городов, которые должны были стать предметом изучения при поездке по Германии.

В ходе экскурсий по Ленинграду надо было выработать порядок осмотров в каждом городе. Экскурсанты должны были выработать у себя привычку смотреть на всякий город как на единый организм и при осмотре отдельных устройств и учреждений всегда воспринимать их как часть этого организма. Мы не имели времени на выискивание теневых сторон, дефектов и изъянов, на изобличение социальных противоречий в чуждой по своему политическому строю стране. Цель поездки за границу заключалась не в самом по себе ознакомлении с Германией, а в том, чтобы увидеть именно те технические приемы и достижения в области благоустройства и инженерного оборудования населенных мест, которые отвечали бы нуждам пока еще отсталого коммунального хозяйства в СССР, могли быть полезны и в нашем хозяйстве.

Первая экскурсия должна была дать комплексное представление о городе как о коммунально-хозяйственном организме, ознакомить с основными чертами его планировки и перспективами развития. На это потребовался целый день. Экскурсия началась из центра города, от здания бывшей городской думы и Гостиного двора через Думскую линию, Банковский переулок, Мариинскую линию, Апраксин двор, по Садовой, со всеми его рынками - Гостиным, Апраксиным, Сенным, Б. Александровским и др., вплоть до торговой площади Тургенева. Это - район преимущественного сосредоточения торговли, обслуживающей не отдельные части Ленинграда, а весь город. В ходе осмотра центральной его части было обращено внимание на намечающийся сдвиг интеллектуального и административного центра к районам прежнего наибольшего сосредоточения государственных учреждений: от Чернышевой площади, Александрийского театра, улицы Росси и Публичной библиотеки к улице Пролеткульта, до Русского музея и далее до площади Урицкого и через Дворцовый мост на Васильевский остров в район Академии наук и Университета.

При этом достаточно рельефно обрисовывалось значение Марсова поля с прилегающими к нему Летним и Михайловским садами как района центрального парка Ленинграда, к которому примыкает с запада деловой район: банки Невского проспекта, Гостиный двор, Апраксин рынок, Мариинская линия и вся улица 3-го июля с выходящими на нее рынками и торговыми улицами. С севера - район интеллектуальной жизни, а с востока и юго-востока - жилые районы: Литейный проспект, Московская и Рождественская части, Петроградская и Выборгская стороны. Гранича с обширными водными пространствами Невы у начала Фонтанки, канала Грибоедова и Мойки, этот центральный парк является основным внутренним свободным пространством с незагрязненным воздухом. Широкой водной полосой Невы и ее рукавов он связывается с водным простором Финского залива и с зелеными площадями Аптекарского, Каменного, Елагина и других островов. Отчетливо виделась необходимость последующего устройства системы зеленых полос в направлении к периферическим паркам - Удельному, Сосновке, Полюстрово и др.

В ходе всех экскурсий по Ленинграду я обращал особое внимание на убогое оборудование улиц, почти сплошь покрытых тогда булыжной мостовой, без уличных посадок, без газонов и палисадников у домов, с изломанными тротуарами, и в особенности на чрезвычайно отсталую технику работ по устройству мостовых даже из диабаза и деревянных торцов, на полную нерациональность расположения на самой ездовой части, а не под тротуарами трапов дождеприемных и смотровых колодцев, на недостаточную прочность оснований мостовых, неправильную заделку швов и т.д.

стр. 85

При осмотре главного ленинградского центра снабжения пищевыми продуктами (Сенной рынок и торговые ряды Горсткиной улицы) обращало на себя внимание отсутствие рельсовой связи рынков с общей сетью железных дорог. Невозможность доставки продуктов непосредственно к рынкам в товарных вагонах, необходимость перегружать их на авто- и гужевой транспорт вели к загромождению этим транспортом всех прилегающих к рынкам улиц. В связи с этим ярко вырисовывалась необходимость подвода ветки железной дороги от Детскосельского вокзала через Фонтанку к "чреву" города. Точно так же выявилась нерациональность расположения в городе центральной молочной станции - в Саперном переулке, вдали от рельсовых путей. Неоднократная перегрузка и доставка молока с вокзалов гужом сильно удорожали этот первой необходимости продукт.

Осмотр районов нового жилищного строительства выявил, что как при возведении крупных домов на Выборгской стороне, так и при строительстве небольших деревянных домов в районе Лесного отсутствовали дешевые способы подвоза строительных материалов, не было механической подачи их на стройках многоэтажных домов, полностью отсутствовало какое бы то ни было благоустройство дворов, не было в них садов и зелени. Не было также никакой системности в застройке, она велась разбросанно, в отрыве от уже благоустроенных улиц и районов.

Перед началом каждой экскурсии я подводил итоги предшествующих осмотров и делал общие выводы о необходимости практического использования более высокой техники и рационализации дела. Такой порядок сохранился и в экскурсиях в немецких городах с расчетом на 10 - 12-часовой рабочий день.

Таким образом, осмотры в Ленинграде имели целью обнаружить те технически отсталые приемы строительства и благоустройства, которые желательно было бы устранить и заменить применением более совершенной западной техники, лучшими приемами организации работ. В Германии же, наоборот, мы должны были сосредоточиваться не на выискивании отсталых участков их городского хозяйства, не на раскрытии их ошибок, устранять которые не наша задача и не наша печаль, а на знакомстве со всеми положительными сторонами их строительства и благоустройства, которыми нужно и можно было бы воспользоваться у нас.

Фактическое пребывание наше за границей продолжалось 37 дней - с 31 июля по 7 сентября. За это время посещены были 11 городов. Осмотры велись как в этих городах, так и в их окрестностях. Переезды из одного города в другой отнимали очень мало времени, часто не более, чем обычная поездка на трамвае или в автобусе в городе. Так, из Берлина в Лейпциг мы добирались 2 часа, из Штеттина в Берлин - менее 2 часов, а из Кельна до Дюссельдорфа - менее часа и т.д., а самые длительные переезды: из Дрездена в Нюрнберг, из Штуттгарта в Кельн и из Эссена в Гамбург отняли всего по 4 - 5 часов, ночью, так что не отражались на числе экскурсионных дней. Приехав в новый город, мы тотчас же принимались за работу.

Из Ленинграда мы отплыли на пароходе "Алексей Рыков" 28 июля и прибыли вечером 31 июля в Штеттин (Щецин) - портовый город с населением в 250 тыс. человек. Пароход совершал свой первый пробный рейс. Кроме нас на нем находилась небольшая группа партийных работников, направлявшихся в Германию для службы в учреждениях торгпредства. Во время рейса нас привлекли к устройству вечера для довольно многочисленной пароходной команды. Устроители хотели посвятить вечер А. М. Горькому в связи с предстоявшим в эти дни его возвращением в Москву из Италии. Библиотеки на судне еще не было, и никаких произведений Горького или о нем под рукою не оказалось. По просьбе устроителей я согласился сказать вступительное слово о писателе и об отражении в его литературной деятельности этапов развития нашей революции. Мне пригодилось в моем импровизированном докладе знание наизусть горьковской символической "Феи", "Песни о соколе" и "Буревестника".

стр. 86

В первый же день пути я познакомился с капитаном парохода. Это был молодой, культурный и обходительный человек. В разговоре - немногословный, но внимательно слушавший собеседника. К концу второго дня путешествия мы попали в полосу густого тумана; белой непроницаемой пеленой окутывал он наше судно и все вокруг. Даже у самого борта не было видно воды. Капитан все время оставался на верхнем мостике. Корабль, замедлив ход, шел, не переставая издавать тревожные гудки. И вдруг у самого нашего борта оказался идущий полным ходом наперерез, без всяких гудков и прожекторов, огромный океанский корабль. По команде капитана наш пароход резко дал задний ход. Вплотную, борт о борт с нами, прошел мимо нас встречный корабль. От внезапного толчка свалилась мебель, попадали, отделавшись, к счастью, лишь ушибами, многие из пассажиров, но благодаря бдительности нашего капитана все обошлось благополучно.

Благодаря предварительному письму из ленинградской организации Общества культурных связей с заграницей в Штеттине проявлено было к нам внимательное отношение со стороны местного представителя ВОКС и секретаря нашего консульства. С чрезвычайной любезностью и предупредительностью отнеслись также и в Штеттинском магистрате к нашему желанию ознакомиться с важнейшими отраслями коммунального хозяйства, благоустройства и жилищного строительства в этом городе. По распоряжению бургомистра Пика в наше распоряжение были выделены автомобили, и под руководством городского архитектора мы ознакомились с системой замощения и оборудования улиц, их очистки, ремонта и поливки, с городской канализацией и очистными станциями, с городским гаражом, со свалками для домового мусора, уличных сметок и осадка из трех имеющихся в городе очистных станций канализации с установками движущихся сит Ринша.

Осмотрели мы и зеленые насаждения в городе: бульвары, скверы, городской сад в центре, на месте бывшего кладбища, знаменитое новое кладбище-парк более чем в 200 десятин и так называемые "колонии садов-беседок". Большое впечатление произвела техническая оснащенность обширной Штеттинской гавани, обустройство улиц с их чудесными мостовыми из ровных гранитных брусков с залитыми асфальтом пазами, либо из прессованного асфальта или асфальтобетона. К благоустройству улиц Штеттина следует отнести и нарядные самоопрокидывающиеся при опорожнении урны для окурков и бумаги у краев тротуаров, и подземные уличные уборные, и красивые газоны, по которым проходили трамвайные пути, и обилие цветов, пышные розарии, и удобные скамейки в скверах, на бульварах и на улицах, а также хорошо налаженная система машинной уборки и поливки улиц.

В Берлине мы пробыли почти две недели. Так же, как и в Штеттине, в первый день нашего приезда помощь оказали представители ВОКС и служащие торгпредства. До 13 августа мы знакомились с замощением берлинских мостовых, с текущим ремонтом асфальтовых, мелкобрусчатых и мозаичных мостовых, с системами оборудования улиц, распределением их ширины на тротуары, газоны, палисадники и ездовую полосу; с подземными уличными сооружениями, с системой зеленых насаждений, с парками (Тиргартен и новые парки в Темпельгофе, Целлендорфе и Грюнвальде), с бульварами, скверами, садами, уличными посадками, с многочисленными и разнообразными колониями рабочих садиков и садов-беседок, с берлинскими полями орошения и имеющимися на них осадочными бассейнами и очистными прудами, с одною из новейших водопроводных станций, оборудованной наиболее совершенными техническими средствами.

И в Берлине, и в его окрестностях (в Целлендорфе, Бритце, Даалеме, Фиштальгрунде, Темпельгофе, Шпандау, Вильмерсдорфе и др.) нам удалось не только ознакомиться с общей планировкой, застройкой и благоустройством районов жилищного строительства, но и с внутренним оборудованием и обстановкой рабочих жилищ, которые мы посетили благодаря общительности и приветливости их обитателей. Мы осмотрели также берлинский центральный рынок, к которому была подведена железнодорожная ветка на эс-

стр. 87

такадах, и некоторые из районных рынков. При экскурсиях пешком в окрестностях Берлина мы ознакомились с благоустройством окраинных районов и нескольких деревень с чудесными загородными мелкобрусчатыми мостовыми на ведущих к городу дорогах, с широким развитием лодочного спорта на озерах и с народными купальнями на них.

Но больше всего времени и внимания мы посвятили грандиозной выставке питания, устроенной берлинским муниципалитетом, и осмотру интересных с точки зрения городского благоустройства, жилищного строительства и коммунального хозяйства берлинских музеев, таких, как Музей путей и средств сообщения, Музей охраны труда (с постоянной выставкой по обеспечению благополучия рабочих) и Музей по канализации и питьевому водоснабжению при Прусском институте по гигиене воды, почвы и воздуха (о последнем я напечатал подробную статью в 11-м номере журнала "Коммунальное дело").

В Берлине специально для нас прочел доклад архитектор Александр Клейн, давший в двухчасовой беседе много ценных разъяснений по технике и организации современного немецкого жилищного строительства. Там же к нашей экскурсии присоединился проф. М. А. Дыхно¹², заведующий гигиеническим институтом в Казани. В дальнейшей поездке мы осмотрели вместе с ним Дрезден, Мюнхен и Гамбург.

Мне хотелось воспользоваться пребыванием в Германии, чтобы познакомиться с А. Гротьяном¹³ - наиболее известным и авторитетным специалистом по социальной гигиене в Германии. Мне хотелось познакомить Гротьяна с развитием социальной гигиены в российских медвузах и обратить его внимание на неоправданную переоценку им влияния наследственности на формирование массовой заболеваемости. Я считал, что Гротьян неправильно истолковывает некоторые демографические показатели, особенно относящиеся к воспроизводству, не учитывая их временный, преходящий характер. Я по телефону просил Гротьяна назначить время, когда я мог бы посетить его на кафедре. Но он принял меня дома. Гротьян произвел на меня впечатление простого, искреннего человека, без "цеховой" ученой заносчивости.

В Лейпциге мы пробыли три дня, подробно знакомились с такими типами мостовых, каких не встречали в Берлине: с покрытием в виде очень твердых искусственных брусков и кубов из шлаков медеплавильных заводов, из пропитанных и хорошо просмоленных деревянных брусков и из клинкерного кирпича и пр. Осмотрели загородный парк и Лейпцигский городской лес с его вековыми дубами и знаменитым поросшим лесом холмом, образовавшимся на месте свалок городского мусора, а также очистную станцию канализации, грандиозное новое здание кассы социального страхования со всеми сосредоточенными в нем учреждениями (число членов кассы превышало 250 тыс. человек, а годовой бюджет превышал 25 млн. марок); народную библиотеку и читальню, здание Лейпцигского магистрата, кладбище с крематорием и памятником Битве народов. Побывали на выставке оборудования гостиниц, столовых, народных домов, чайных и пр. Выставка была размещена на территории и в павильонах Лейпцигской ярмарки.

В Дрездене мы изучили выставку "Технический городок". Она подробно описана мною в январской книжке журнала "Гигиена и эпидемиология" за 1929 год. Как и в других городах, в Дрездене нас занимали вопросы благоустройства и оборудования улиц, регулирования уличного движения, очистки улиц и города в целом. Переходы через улицы с сильным движением отмечены там прямо на мостовой белыми полосами, автомобили паркуются не у тротуаров, а по водоразделу движения - на серединной линии проезжей части.

Кроме выставки "Технический городок" мы осмотрели городскую канализацию и очистную станцию в Кадовице, поля запахивания мусора, образцовую по устройству и содержанию дрезденскую бойню с холодильниками, знаменитый Большой дрезденский парк с его богатейшими садовыми устройствами и цветниками, стадион, спортивные площадки и плавательные

стр. 88

бассейны, строительство домов поселкового типа, крематорий и кладбище, здание городского магистрата и музея в нем, Немецкий музей гигиены, а также окрестности Дрездена - Лошниц-Блязевиц, город-сад Геллерау и многие другие.

В Нюрнберге (22 августа) мы ознакомились с общей планировкой и оригинальной застройкой и высоко развитым коммунальным хозяйством города. Были осмотрены центр города с его колодцем в 70 м глубиной, замком и музеем; кольцевой бульвар на месте крепостной стены; знаменитые фонтаны и образцовая народная баня с плавательным бассейном. В Нюрнберге обучение плаванию - обязательный предмет школьной программы.

В Мюнхене (23 - 26 августа), в "Немецком музее" с его неисчерпаемыми по богатству коллекциями по всем отраслям техники нас в особенности интересовали отделы, посвященные постройке и оборудованию дорог и улиц, водоснабжению и специальному сельскому водоснабжению, канализации, освещению и строительству, и большая выставка "Техника в применении к оборудованию жилища и домашнего очага". Осматривали мы также систему зеленых насаждений и особенно известный Английский парк с его ландшафтной планировкой и обилием быстро несущихся красивых шумных горных рек и каскадов.

Очень интересным был осмотр очистных сооружений мюнхенской канализации в Гросляпене (эшмеровские установки, компостирование осадков, получение газа, устройство биологических очистных прудов, лаборатория и завод для машинного производства бетонных коллекторов большого сечения). Чтобы получить разрешение на эту экскурсию, я обратился по телефону в Управление канализации. Мне ответили, что осмотр всей системы очистных сооружений сопряжен с большими транспортными трудностями. Только раз в день рано утром туда отправляется поезд. Мне посоветовали обратиться лично к директору управления очистки. Я позвонил и услышал в ответ - быть в 7 часов утра всей группе на месте отправления специального рабочего поезда. Прибыв по указанному адресу мы были приятно удивлены исключительной предупредительностью дирекции: в наше распоряжение был предоставлен на целый день отдельный вагон. Благодаря сопровождению одного из инженеров мы обстоятельно ознакомились со станцией предварительного осветления сточной воды в двухъярусных отстойниках. Осадок из них компостируется с плотными отбросами, доставляемыми из Мюнхена на автомашинах службой очистки города. Готовый компост идет на удобрение лугов и полей, а осветленная сточная жидкость поступает в рыбные пруды в имении Гросляпен. Несколько часов мы провели в специальной химической лаборатории.

В Штутгарте кроме общего благоустройства города, его мостовых и улиц были осмотрены городские парки с их рыбными прудами, работы по регулированию водных протоков и реки, поселок новых жилых домов разной архитектуры, "небоскреб" в 16 этажей и многое другое.

В Кельне нам была оказана большая любезность со стороны магистрата. Директор орготдела коммунального хозяйства составил целую программу осмотров, бургомистр прочел нам двухчасовую лекцию о развитии самого города и городского хозяйства, о планировке Кельна и крупных коммунальных сооружениях. В течение двух дней специальный автобус возил нас по городу и его окрестностям, благодаря чему мы осмотрели Кельн, примерно такой же по площади, как Ленинград, хотя население его было в два с лишним раза меньше (700 тыс. человек). По главным коллекторам кельнской канализации мы совершили целое подземное путешествие. Нам показали всю систему очистки города, новую, лишь в 1928 г. пущенную мусоросжигательную станцию.

В Кельне велось обширное коммунальное жилищное строительство: в 1923 г. было построено 735 квартир, в 1924 - 2114, в 1925 - 2803, в 1926 - 3803, в 1927 - 4600 и в 1928 г. - 4800 квартир. В окрестностях города на месте недавно еще мощных фортов, взорванных в 1922 - 1925 гг. союзника-

стр. 89

ми, были разбиты парки, ограждавшие город от дыма Рурского угольного бассейна, создавалась огромная сеть спортивных площадок с бассейнами для плавания и устройствами для всех видов спортивных состязаний. Огромный интерес представляли также учреждения для социального попечения о престарелых и инвалидах, кельнская воздушная гавань, Кельнский собор, здания ратуши и т.д.

В Дюссельдорфе мы осмотрели замечательный городской парк с его прудами и с обилием лебедей и декоративных уток, с большим фонтаном ключевой воды и с участками букового леса среди парка в центре города. Осмотрели также центральную рыночную площадь на берегу Рейна, центральную молочную станцию. В Дюссельдорфе была образцово поставлена уборка улиц, мы посетили городской гараж автомашин для уборки улиц, а также немецкий государственный Музей рационализации хозяйства и изучения общества.

В Эссене мы бегло осмотрели город и его район, занятый крупповскими заводами, а также центральный район, где в то время велась большая перепланировка с постройкой современных огромных зданий, крупповские поселки для рабочих и парк, разбитый на месте крупповского кладбища.

В Гамбурге, где мы пробыли всего лишь неделю, в то время занимались теплофикацией города. Шла реконструкция центральных его частей, строили туннель под Эльбой и портом, служивший главной артерией сквозного автомобильного и пешеходного движения. Мы изучили систему гамбургского водоснабжения, переходившего в то время от речной воды к ключевой. Из других экскурсий в Гамбурге упомяну осмотр большого ночлежного дома, огромного (на три тыс. призреваемых) дома для инвалидов и хроников, Ольсдорфского кладбища сказочной красоты (парка и леса в 360 десятин), нового городского парка с цветниками, зелеными лугами, детским искусственным пляжем с молочным пунктом, парков в Альтоне, поселка по типу города-сада "Вансбек". Побывали также в Гамбургском музее промышленности, Гамбургском институте гигиены и зоологическом парке, снабжавшем всю Европу зверями.

После возвращения в Ленинград я изложил общий ход экскурсии и выводы о значении ее, как метода подготовки коммунальных работников, в заседании совета Высших курсов коммунального хозяйства в присутствии всех студентов. По приглашению наркома внутренних дел я сделал сообщение в заседании плановой комиссии под председательством В. Н. Толмачева¹⁴ 3 октября 1928 года. По предложению наркома комиссия решила издать брошюру для коммунальных работников о результатах нашей поездки в связи с ее практической ценностью и поучительностью. О новых течениях и практических достижениях в области социально-гигиенического обслуживания населения был сделан доклад в ленинградском Обществе социальной и экспериментальной гигиены. Собранную литературу, планы и другие графические материалы я передал в Музей города.

11 - 17 мая 1929 г. в Ростове-на-Дону проходил Всесоюзный водопроводный и санитарно-технический съезд с секцией планирования и благоустройства городов.

В Ростове я остановился у д-ра Я. С. Киршмана. Я близко знал его еще по работе в Костромском губернском земстве в 1905 - 1909 гг., он в то время заведовал глазной больницей в Макарьеве. По моей инициативе там был создан лечебно-продовольственный пункт для судорабочих, туда из Кинешмы я перевел Людмилу Васильевну Мороз. Тогда они и познакомились, поженились. Позднее они уехали из Макарьева. Яков Сигизмундович в Ростове занял место ассистента, а затем доцента по кафедре глазных болезней, работая и в глазной больнице. Людмила Васильевна заведовала туберкулезным диспансером в Ростове.

Перед моим приездом в Ростов Киршманы только что переехали в новую квартиру в одном из корпусов крупного кооперативного жилмассива. Организации кооператива и строительству Киршманы уделяли много внима-

стр. 90

ния и с увлечением знакомили меня со всеми достижениями благоустройства в квартире и на участке. Людмила Васильевна познакомила меня с работниками Дома санитарного просвещения в Ростове, во главе которого стоял проф. Кокин. Он предложил мне прочесть курс лекций для санитарных врачей и работников санитарного просвещения, но с 9 утра и до вечера я был занят на заседаниях секций и в работе комиссий съезда. Поэтому лекции проходили с 7 до 9 часов утра - до заседаний съезда и до начала работы самих слушателей. Погода стояла майская, упоительная. Для лекций была устроена на открытом воздухе "аудитория" в саду при Доме санитарного просвещения: поставлены вокруг стола скамьи и стулья и классная доска с цветными мелками. Этот курс лекций в ранние утренние часы оставил у меня самые приятные воспоминания.

На секции планировки городов на Ростовском съезде уже давало себя знать засилие, а точнее - превалирование точки зрения архитекторов, подменявших задачу создания удобного для жизни и деятельности здорового и безопасного жилища стремлением к так называемому "художественному оформлению города", к красоте его общего облика, площадей и ансамблей. Архитектор-художник оттеснял санитарного врача и инженера; санитарный врач привыкал идти на поводу у архитектора-планировщика и подчинять задачи обеспечения здоровья населения - архитектурно-художественной концепции. В дальнейшем всё большие средства стали тратиться не на рациональное удовлетворение жилищных нужд и неотложные проблемы благоустройства, создание удобного жилья, в соответствии с материальными возможностями, а на разработку проектов заманчивых в художественном отношении пресловутых монументальных ансамблей.

Я пытался на съезде поднять значение санитарно-гигиенической стороны при разработке проектов планировки и перепланировки населенных мест и при фактическом строительстве. Это было основным мотивом моих выступлений и резких столкновений с главным докладчиком на секции планировки А. П. Иваницким. В течение многих последующих лет приходилось вновь и вновь призывать к поднятию значения санитарного врача и инженера - санитарного техника в вопросах проектирования и строительства населенных мест. В целом ряде докладов - на Всесоюзном санитарном съезде 1947 г., на заседаниях Санитарно-гигиенического общества и т.д. - выдвигал я это требование, развертывая его примерно в следующих положениях. Определяющая и ведущая цель планировки и застройки населенных мест - возможно полное удовлетворение потребностей населения в здоровых жилищных условиях, в удобных, экономически доступных, технически наиболее совершенных средствах и путях сообщения; обеспечение населения сетью учреждений культурно-образовательного, хозяйственно-бытового, врачебно-санитарного и социального характера. Архитектурно-художественное оформление населенного места в целом или его отдельных частей должно отвечать задачам благоустройства. Санитарные врачи и гигиенисты, инженеры и жилищно-коммунальные работники должны отстаивать и добиваться признания первостепенной важности санитарно-гигиенических и социально-культурных требований при планировке, строительстве и восстановлении населенных мест.

Все свободные от заседаний и лекций часы я использовал для участия в экскурсиях, для осмотра жилищного строительства для рабочих Аксайского завода. Два дня ушли на ознакомление с новым жилым поселком для рабочих Сельмашстроя и на осмотр самого этого первого крупного завода советской промышленности. Он производил огромное, скажу прямо, радостное впечатление налаженностью всего производства, ощущавшимся подъемом и дисциплиной труда. Такое же захватывающе радостное чувство позднее переживал я при осмотре Сталинградского тракторного завода, где летом 1931 г. я провел целый день, а еще позднее - Горьковского автомобильного завода.

Дни, проведенные в Ростове, оставили у меня бодрящее впечатление от бившей ключом реконструкционной работы. Только что была введена в строй

стр. 91

новая водопроводная станция с новаторскими улучшениями в конструкции скорых фильтров и методов коагуляции и хлорирования; велись большие работы по созданию народного парка и по озеленению старых частей города.

Сейчас, когда я вспоминаю обо всем увиденном в Ростове, у меня перед глазами встало одно мимолетное впечатление, с неизбывной болью сохранившееся в памяти, невзирая на прошедшие с тех пор многие десятилетия. Мы осматривали бойню для экспорта мяса. В отделении, где производился убой лошадей, случайно мой взгляд остановился на старой лошади белой масти, стоявшей в очереди на убой. Лошадь смотрела на окружающее своими умными глазами. По всему телу ее пробегала нервная дрожь. Из глаз выкатились слезы. Подошедший боец с размаху нанес ей удар молотом в лоб, но лошадь не свалилась, а лишь понуро низко опустила голову, подставив лоб для второго, безжалостного смертельного удара. Это была мимолетная сцена, сотни раз повторявшаяся в течение дня для бойца, но для не зачерствевшего от подобных зрелищ человека она осталась глубоким незаживающим рубцом. И сейчас, по неведомой внутренней связи, она вызывает у меня терзающую мысль об ужасе смерти, пережитом гостеприимным, кротким хозяином квартиры, в которой я тогда остановился, - таким деликатным, умным, талантливым Яковом Сигизмундовичем Киршманом. Во время оккупации Ростова немцами в 1942 г. он получил повестку о явке на "убой" от гитлеровских людоедов, как и многие тысячи и даже миллионы евреев. Многие годы угнетено было сознание и все существо Людмилы Васильевны этой не вмещающейся в человеческое сознание трагедией.

По окончании съезда я решил проехать в Сочи, где раньше никогда не бывал, и оттуда 29 мая вылетел в Москву. Это было мое первое путешествие по воздуху. До Ростова в кабине я был один, но там подсели четыре американских инженера, летевших после консультаций на Сельмашстрое. Над Донбассом нас сильно трепало в воздухе, и привычные к этому новые спутники спали, похрапывая в своих креслах, а я напряженно всматривался в безграничные просторы. В Харькове - обед. Дальнейший перелет до Москвы по расписанию должен был быть беспосадочным. Однако в пути произошла какая-то порча в моторе. Летчик благополучно приземлился на ржаном поле где-то в районе Орла. Мы вышли из самолета и в течение двух часов наслаждались теплым солнечным днем среди полевого простора. Из Орла пришла машина, по-существу, можно было воспользоваться ею, чтобы добраться до станции и ехать в Москву поездом, не подвергаясь риску новой непредвиденной посадки в поле. Но тут летчик заявил, что мотор в порядке, он исправил мелкую поломку. Мои молчаливые спутники не обнаруживали никакого беспокойства, и я, следуя их примеру, вернулся в кабину. Еще задолго до заката солнца я в бодром настроении ехал на автобусе от Сокольнического аэродрома в центр столицы. Успел навестить сестру Женю и вечерним поездом отправился в Ленинград.

Осенью свободные от лекций дни октябрьских праздников я использовал для поездки в Керчь. А. Г. Малиенко-Подвысоцкий¹⁵, с энтузиазмом помогавший мне в налаживании дела в Музее города, деятельный участник кружка благоустройства и заграничной экскурсии, по окончании Института инженеров коммунального строительства был направлен, как бывший крымский стипендиат, на должность областного инженера коммунального хозяйства в Крыму. С энергией он обследовал положение и нужды коммунального благоустройства в городах области. В то время в связи с реконструкцией металлургического завода вопросы водоснабжения и развития жилищного строительства и благоустройства в Керчи приобретали особое значение. Со свойственной ему напористостью Андрей Григорьевич настаивал на скорейшем практическом решении этих вопросов. Но местные коммунальные работники и инженеры, ссылаясь на трудности увеличения подачи воды из местных источников, считали, что не обойтись без подачи воды из Кубани. Трудности представлял и вопрос о строительстве канализации, о выборе места для спуска сточных вод и другие вопросы планировочного характера.

стр. 92

Андрей Григорьевич обратился ко мне с просьбой приехать в Керчь и на месте обсудить проблемы благоустройства города.

В дороге я заболел довольно тяжелой ангиной и был очень обрадован, когда в Джанкое меня разыскал в поезде Андрей Григорьевич. Устроив меня в гостинице, он добыл горячей воды для полосканий и компрессов. Всю ночь провозился я с припарками. Утром боль в глотке еще усилилась, но затем стало настолько лучше, что я смог отправиться с Андреем Григорьевичем к председателю горисполкома, ознакомился с проектами и отчетными материалами, а в послеобеденные часы совершил прогулку по городу.

На следующий день я смотрел Октябрьскую манифестацию - шествие от горы Митридата до исполкома, а также погулял с Андреем Григорьевичем по городу, посмотрел раскопки на горе Митридата, одну из гробниц и музейное собрание искаженных, вытянутых в длину черепов. Было начало ноября, но снега на земле не было. Доцветали поздние осенние цветы. Я собрал целый ассортимент цветущих растений на склоне горы.

Застройка Керчи произвела на меня своеобразное впечатление. Всюду преобладали малоэтажные каменные дома с толстыми стенами из местных ракушечных известняков. Дома и дворы обнесены толстыми каменными же оградами с железными воротами. При переходе от частного домостроительства к коммунально-хозяйственному, исполкомовскому и вообще к рациональному жилстроительству для скорейшего удовлетворения все более острой нужды в жилье самоочевидна была первоочередная задача надстройки вторых и третьих этажей и использования в качестве строительного материала никому ненужных каменных оград вокруг отдельных домовладений и переход от усадебного типа построек к организации жилых кварталов, с укрупнением их за счет обращения излишне густой сети переулков во внутриквартальные сады и скверы.

Целый день заняла у меня поездка на Керченский металлургический завод. Реконструкция шла полным ходом. Одна из новых домен уже была готова. Устраивался обширный обогатительный цех. Завод расположен у Керченского пролива, примерно в семи километрах от Керчи. Подле завода выстроен был жилой поселок для рабочих. К сожалению, он был далек от образца "социалистического жилого городка", не было даже элементарных забот об уличных посадках и прочем благоустройстве.

Интересна была поездка мимо горы Митридата по южному берегу Керченского полуострова в направлении к Феодосии, для осмотра мест, которые керченский горисполком намечал для постройки домов отдыха. По пути я заходил в пещерные ходы, тянувшиеся на сотни метров под землей, в местах выработок мелкоракушечного строительного плитняка. В том же районе внимание привлекала действующая глинисто-грязевая сопка, выбрасывавшая клубы горячего пара, грязи и газа. Гуляя в окрестностях Керчи, я обратил внимание на питание родниковых источников и на солончаковые земли, непосредственно прилегающие к городу. Возникла мысль об их возможном использовании для устройства почвенной или прудовой системы очистки сточных вод керченской канализации в целях разгрузки портовой бухты от чрезмерного фекального загрязнения. Все впечатления от осмотров и ознакомление с отчетными и проектными материалами облегчили мне участие в совещаниях, которые состоялись в отделе коммунального хозяйства для обсуждения проектов благоустройства города.

Уезжая, я увозил с собою много материалов по проектам благоустройства и развития этого замечательного по своей тысячелетней истории города - для обогащения Музея города, и прежде всего отдела коммунальной и социальной гигиены. Но еще больше я увозил с собою впечатлений о своеобразных природных условиях этого причудливого, сложного города с его стариной, современностью и широчайшими перспективами дальнейшего развития.

В 1929 г. по просьбе наркома Семашко я организовал при нашем отделе в Музее города особую группу для помощи образованному в Москве комите-

стр. 93

ту по участию СССР в гигиенической выставке в Дрездене в мае-сентябре 1930 года. Мы готовили электрифицированную карту СССР с обозначением разноцветными лампочками городов с канализацией и очистными сооружениями сточных вод, центральных водопроводов и пр. В качестве приложения к этой карте я хотел составить альбомы снимков и чертежей имеющихся и запланированных сооружений по канализации и водоснабжению. Пользуясь пребыванием в Керчи, я обратился к председателю Крымского совнаркома с просьбой предоставить показательные материалы по канализационным и водопроводным сооружениям в Керчи и других городах Крыма (Симферополе, Ялте, Феодосии и др.). Полученные материалы вошли в подготовленную отделом карту, которая экспонировалась в Дрездене.

Примечания

1. Петтенкофер Макс (1818 - 1901), немецкий гигиенист, основоположник экспериментальной гигиены, президент Баварской АН.

2. Владиславлев Игнатий Владиславович (1880 - 1962), библиограф, составитель и издатель библиографических ежегодников.

3. Штернберг А. Я. (? - 1927), создатель специализированной больницы для больных легочным туберкулезом; организатор и директор Научного института туберкулеза в Ленинграде.

4. Храм был окончательно взорван в 1931 г., но купол был разрушен уже к 1926 году.

5. Левинсон-Лессинг Франц Юльевич (1861 - 1939), петрограф, академик АН СССР (1925 г.), дал первую химическую классификацию горных пород. Труды по кристаллографии, минералогии, вулканологии и др.

6. До 1924 г. - Юзовка, с 1924 по 1961 г. - Сталино, ныне - Донецк.

7. Греков Иван Иванович (1867 - 1934), специалист по хирургии легких, сердца, кровеносных сосудов, лечению ран. Предложил метод обеззараживания операционного поля.

8. Думается, что упоминание Мартынова и его оценка здесь не случайны, так как младшая дочь Захария Григорьевича в это время была замужем за потомком этого Мартынова.

9. Особый вид гор, образовавшихся в результате внедрения в земную кору расплавленной магмы, приобретавшей при застывании караваеобразный вид (Медведь в Крыму, Машук и Бештау на Кавказе).

10. Иваницкий Александр Платонович (1881 - 1947), архитектор-градостроитель, автор проектов генеральных планов рабочего поселка в Баку, гг. Архангельска, Иванова, Ростова-на-Дону и др.

11. Милович А. Я., зав. кафедрой гидравлики Московского сельскохозяйственного института. Инициатор строительства и руководитель Лаборатории гидравлических установок (1924- 1931 гг.), занимавшейся проектированием и исследованием гидроэнергетических сооружений первых пятилеток и оросительных систем.

12. Дыхно Михаил Александрович, специалист в области социальной гигиены, автор первого отечественного учебника по этому предмету; основатель и директор институтов общественной и социальной гигиены в Смоленске и Ростове-на-Дону; декан третьего Московского медицинского института.

13. Гротьян Альфред (1869 - 1931), немецкий социальный гигиенист, активно работавший в созданном еще в 1906 г. "Обществе расовой гигиены", по убеждениям - социалист.

14. Толмачев В. Н. (1886 - 1937), в январе 1928 - феврале 1931 г. возглавлял НКВД РСФСР. В ноябре 1932 г. арестован, отсидел три года в лагерях. В сентябре 1937 г. арестован вторично. В 1962 г. реабилитирован.

15. Малиенко-Подвысоцкий Андрей Григорьевич (1899 - 1980), ученик и многолетний сотрудник З. Г. Френкеля. Инженер, архитектор, специалист по коммунальной гигиене. Часто упоминается только по второй фамилии.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - З. Г. Френкель:

Комментарии: