Внешнеполитическая деятельность государств имеет не только идентичные или схожие элементы в своих знаменателях, но и многочисленные различия, образующие многокрасочную палитру международных отношений. Характерной спецификой внешнеполитического курса монархий Персидского залива является ярко выраженное присутствие арабского и исламского компонентов, без которых они бы в значительной мере утратили свою индивидуальность как самостоятельные субъекты. Тем не менее роль этого внешнеполитического сегмента "аравийской шестерки", соотношение между его двумя составляющими пока не нашли адекватного рассмотрения в российской и зарубежной исторической и политологической науке. В этой связи автор полагает возможным высказать некоторые суждения по данному вопросу, которые сформировались, в т.ч. в результате многолетнего общения с ключевыми персоналиями этого субрегиона, напрямую причастными к формированию внешней политики данной группы государств.

Ретроспективное рассмотрение внешнеполитической практики арабских монархий Персидского залива за последние три десятилетия убеждает в том, что среди приоритетных задач, которые выдвигает каждая из них в отдельности, а также коллективно в рамках субрегионального сообщества, важное место принадлежит арабскому и исламскому направлениям. В конституциях и основных законах всех стран "аравийской шестерки", принятых сразу же после завоевания национально-государственной независимости или же на более позднем этапе, фиксируется их арабская и исламская идентификация. Некоторые режимы (Саудовская Аравия, Катар) идут дальше, включая норму, обязывающую крепить отношения с арабским и мусульманским сообществами. Фактически невозможно найти программного заявления местных монархов, где бы в контексте внешней политики не говорилось об арабизме, приверженности возглавляемого им государства "исламской солидарности".

В целях исследования, видимо, необходимо определиться в отношении смысловой нагрузки понятий "арабской" и "исламской солидарности", которыми оперируют страны "аравийской шестерки". Взаимосвязь арабизма и ислама с давних пор прослеживается в заявлениях правителей Залива. В 1938 г. основатель саудовского королевства Абдель Азиз Ибн Сауд, высказывая британскому министру неудовольствие по поводу политики Лондона в Палестине, в частности, заявил: "Во всяком случае я предан своей религии и арабизму. Мне прежде всего предписано хранить свою честь, религию

* Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива - субрегиональная организация, в состав которой входят Саудовская Аравия, Кувейт, Катар, ОАЭ, Оман и Бахрейн.

стр. 44

и арабское происхождение" (1). Симптоматично, что саудовский монарх поставил эти два понятия рядом, придав им тем самым общую знаковость и однопорядковость.

Арабизм и исламская солидарность сосуществуют в работах саудовского политолога Талаата Салема Мухаммеда Радвана, арабских историков Хейр ад- Дина аз-Зарки, Абдаллы Ибн Абдель Мохсина ат-Турки и др. Призыв к арабской и исламской солидарности, подчеркивают исследователи, якобы не несет в себе "двойственности". По утверждению мекканского доцента Абдель Рахмана аль- Османа, "каждое из этих двух понятий присутствует друг в друге" (2).

Государственные деятели и представители научных кругов как "аравийской шестерки", так и арабского мира в целом, указывая на имеющуюся общность между арабизмом и исламской солидарностью, правомерно отмечают и имеющиеся между ними различия. Правда, на этом чаще всего не акцентируется внимание скорее по политическим, нежели субстантивным или методологическим соображениям. Тем не менее саудовский политолог Амин Саати подчеркивает, что под "арабизмом" или "арабской солидарностью" подразумевается прежде всего арабское единение по национальному признаку, хотя по сути речь идет о единении на арабо-исламской основе. Исламская же солидарность включает не только арабов-мусульман, но и все народы, исповедующие ислам, образуя мировое мусульманское сообщество (3).

Фактически аналогичная смысловая трактовка содержится в монографии, подготовленной при участии Исследовательского института по продвижению мира имени Г. Трумена. "Ислам и политика на Ближнем Востоке, - говорится в ней, - тесно взаимосвязаны. Хотя в лоне ислама существуют различные государства и организации, каноническое право не признает явного и окончательного разобщения внутри уммы Мухаммеда (мусульманского мира. - И.М.)" (4). Таким образом, националистические движения теоретически функционируют как бы в пределах национального исламского поля. При этом они несут в себе весомый религиозный заряд, который в период стрессовых социально-политических напряжений быстро воспламеняется и даже выходит в качестве самостоятельного фактора на передний план.

Как представляется, "арабизм", "арабская солидарность", совмещающие в себе как национальное, так и религиозное начала - категория более весомая в шкале приоритетов государства по сравнению с "исламской солидарностью". Арабизм - это прежде всего разновидность национального самосознания, сложный интеллектуальный феномен, включающий набор архетипов, стереотипов, а также элементы идеологии и политики. Его возникновение и формирование органически сопряжено с самоидентификацией арабских народов и их борьбой за независимость и реализацию национально-государственных интересов. Приоритет в осмыслении национального арабского интереса, видимо, принадлежит прежде всего лидерам Движения арабских националистов и насеристам, хотя в принципе эта проблема начала дискутироваться задолго до их появления. Однако недооценка ими внутренних мотиваций данного явления обедняет их подход, поскольку национальные интересы есть квинтэссенция осознанных главных и специфических потребностей нации и государства.

Обращает на себя внимание, что термин "арабизм" все более уступает в политической лексике "арабской солидарности". В странах Совета сотрудничества он вообще вышел из употребления еще в 70-х годах. Учитывая значительную разобщенность арабских государств, призыв к солидарности выглядит более логичным и обоснованным. Сейчас "арабизм" приобрел оттенок исторической категории, связанной преимущественно с теорией и практикой националистических движений середины XX в.

Многочисленные сторонники "традиционной школы" в арабской исторической науке ищут истоки концепции "исламской солидарности" главным образом в Коране, а также хадисах и ахбарах. Тем самым в это понятие закладывается изначальное "божественное происхождение". Оно рассматривается как завещанная пророком Мухаммедом духовная, морально-этическая ценность, к достижению которой должны

стр. 45

стремиться все мусульмане на государственном и индивидуальном уровнях. В числе коренных принципов исламской солидарности арабский теолог Мухаммед Хасан Авад называет братство, единство, равенство, взаимную симпатию, сотрудничество, совет, защиту ислама и мусульман, миролюбие, общественное благосостояние, гарантию безопасности, преданность (5).

Приведенные выше принципы по большей части носят гуманитарный, общечеловеческий характер и вряд ли могут считаться достоянием только исламской цивилизации. Такой подход фактически является попыткой обособить мусульманский мир, наделив его исключительно позитивными характеристиками, и тем самым противопоставить всем другим частям мирового сообщества.

Что касается религиозно-исторического наследия мусульман, то оно действительно может служить важной предпосылкой для консолидации. Однако для запуска объединительного процесса необходима политическая мотивация и соответствующие социально-экономические предпосылки. В "чистом" виде религиозная аргументация без явной или скрытой политической подоплеки может оказаться привлекательной только для узкого круга фанатичных приверженцев.

Традиционалистский, консервативный взгляд на проблемы исламского мира, стремление не только обособить, но и противопоставить его мировому сообществу сохраняется на этапе модернизации в силу существования и даже превалирования старого мировоззрения, хотя сфера его распространения постелено сужается, не получая действенной поддержки со стороны правящей элиты. Переход на подобные позиции означал бы для нее конфронтационность в отношениях с немусульманской частью внешнего мира, являющегося главным потребителем углеводородных ресурсов, источником современных технологий и фактическим гарантом внешней безопасности "аравийской шестерки". Усиление процесса обновления вынуждены признать, правда, с сожалением, и мусульманские ортодоксы (например, заместитель генсекретаря Всемирного исламского конгресса доктор богословия Хамид Ибн Ахмед ар-Рифаи. В монографии "Ислам и новый мировой порядок" он сетует на тесное вплетение мусульманства в мировое сообщество, уменьшение числа проповедников Аллаха, проникновение в исламское общество представлений, не соответствующих шариатским канонам) (6).

Однако традиционалистская трактовка "исламской солидарности" постепенно уступает место более раскрепощенному, прагматическому взгляду, который гармоничнее вписывается в общественное сознание на нынешнем этапе модернизации арабских монархий Залива. Директор департамента исламских дел МИД Саудовский Аравии посол Мухаммед Ибн Фаиз аш-Шариф пишет в докладе, подготовленном к столетнему юбилею королевства: "Призыв к исламскому единству направлен на то, чтобы переплавить исламские и арабские государства в более обширные объединения, назначение которых консолидировать мусульман в рамках современных обществ под сенью ислама и таким путем добиться тесной координации между исламскими странами, устранить, по возможности, мирными средствами разногласия и споры в соответствии с учением ислама, обеспечить сотрудничество с мировым сообществом, в особенности в том, что касается ограждения человечества от ядерного оружия и жестоких войн, внести вклад в создание гуманного общества на благо всего человечества" (7).

Такая интерпретация "исламской солидарности", охватывающая арабские и мусульманские страны и отражающая официальный подход государств - членов ССАГПЗ к проблеме единения, не ориентирована против немусульманской части мирового сообщества и, предполагая консолидацию на религиозно- конфессиональной основе, рассчитана на широкое конструктивное взаимодействие для достижения благородных целей на глобальном уровне.

Декларирование приверженности "аравийской шестерки" принципу арабской и исламской солидарности не означает полное совпадение их вглядов как на

стр. 46

приоритетность этих двух понятий, так и относительно практических действий по их достижению. Так, для Саудовской Аравии призыв к исламскому единению представляется важнее, чем для остальных партнеров по Совету сотрудничества. По праву "родины ислама", "хранителя двух мусульманских святынь", а также в силу своего положения как крупнейшего финансового донора, Королевство Саудовская Аравия (далее: КСА) является одним из признанных лидеров в исламском мире, и ни одно арабское государство не в состоянии с ним соперничать в этой международной нише, включая Египет.

В арабском же сообществе, где в более актуализированной и конкретной форме проявляются национально-государственные интересы арабских партнеров. Саудовская Аравия в силу относительной малочисленности населения, ограниченности военного потенциала, географической удаленности от Среднеземноморья - политического эпицентра Ближнего Востока - не может рассматриваться в качестве очевидного лидера, хотя ее позиции продолжают укрепляться за счет устойчивого финансового состояния, модернизации общества и государства, ослабления в арабском мире леворадикальных режимов, усиления политического консерватизма. Если в 70-х годах, которые условно взяты нами за рубеж начала модернизации в странах "аравийской шестерки", в арабском мире был однозначный лидер - Египет, к которому подтягивались Сирия, Ирак и та же Саудовская Аравия, то во второй половине 90-х годов Дамаск и тем более поверженный Багдад отодвинулись на второй план, пропустив Эр-Рияд вперед. Однако об общепризнанном лидере в разобщенном арабском мире говорить не приходится. Ни Арабская Республика Египет (АРЕ), ни саудовское королевство, ни какая-либо другая арабская страна неспособна самостоятельно консолидировать его и тем более навязать свою волю. С учетом такого расклада Саудовская Аравия отошла от однозначной ставки на Лигу Арабских государств (далее: ЛАГ), характерной для 70-х годов, сместив ее в пользу ССАГПЗ, а в более широком плане - Организации исламская конференция (ОИК).

Приоритетность "арабской" и "исламской" солидарности для саудовских партнеров по альянсу монархий Залива выглядит иначе. Для них более важным является сотрудничество с арабским сообществом, которое, например на иранском направлении, в большей мере учитывает национальные интересы малых государств Персидского залива, чем ОИК. Это сотрудничество важно и в плане обеспечения безопасности, потенциальные вызовы которой могут исходить от Израиля или Турции. Более того, эта группа стран полагает, что сотрудничество в рамках ЛАГ может в случае необходимости служить противовесом стремлению Эр-Рияда обеспечить свое доминирование в субрегионе через посредство ССАГПЗ. Такой подход закрепился на протяжении рассматриваемых трех десятилетий.

Как традиционалисты, так и тяготеющие к прагматизму умеренные круги осознают неполное совпадение на международной арене интересов арабского и исламского компонентов по конкретным региональным и функциональным проблемам. В качестве примера можно сослаться на ближневосточную политику Турции, иракскую агрессию против Кувейта, взаимоотношения стран Совета с Ираном.

Правящие элиты в монархиях Залива неизменно поддерживают призывы к "исламской солидарности", более того - сами выступают на международных исламских форумах с подобного рода идеями, поскольку они по сути рассчитаны на религиозное общественное сознание, и в этом смысле в какой-то мере представляют часть их собственного мировоззрения. Однако параллельно этому традиционалистскому и во многом ритуальному ряду они выстраивают более реалистичные соображения относительно того, какими практическими мерами можно добиваться укрепления безопасности в Персидском заливе, повышения обороноспособности своих стран, обеспечения стабильных мировых цен на нефть, вывода ближневосточного мирного процесса из тупиковой ситуации и др.

стр. 47

В принципиальном плане страны ССАГПЗ выступают за ближневосточное урегулирование при учете арабских интересов, решение мирными средствами конфликтов и споров, существующих внутри арабского и исламского сообществ, обеспечение взаимопонимания с немусульманскими государствами по актуальной международной проблематике, создание благоприятных внешних условий для решения насущных проблем и модернизации арабских и исламских государств.

Нюансированность подхода "аравийской шестерки" к проблемам арабского и исламского мира, разумеется, имеет и внутриполитическую мотивацию. Приверженность принципам "арабской" и "исламской" солидарности придает больше легитимности правящим династиям, их курсу во внутренних делах. Если арабский компонент призван умиротворить национальную буржуазию и националистически настроенную часть интеллигенции, то исламский предназначен прежде всего для активного религиозного сегмента населения, включая фундаменталистов. Проблема учета настроя исламских радикалов особенно актуальной является для саудовского королевства, где религиозное общественное сознание в значительной мере сохраняет прежние ваххабитские воззрения.

Реализация арабо-исламского компонента во внешней политике "аравийской шестерки" осуществляется не только по каналам двусторонних отношений с исламскими и немусульманскими государствами, но и через региональные организации - ССАГПЗ и ЛАГ. Возрастает влияние ОИК как координационного центра исламских государств. Возникновение этой межправительственной мусульманской структуры напрямую связано с политическими и дипломатическими усилиями Саудовской Аравии при короле Фейсале. КСА, а также Кувейт, приняли деятельное участие в разработке Устава ОИК, членами которой сразу же стали все страны "шестерки". Принципиально важно, что, несмотря на известную замкнутость этой международной организации, ее прагматическое крыло сумело отстоять светский характер организации, развернув ОИК не в плоскость религиозно-политической конфронтации с остальным миром, а в русло отстаивания интересов развивающихся стран по оси Юг-Север с учетом специфики исламского сообщества (8). Рассматривая эту межправительственную исламскую организацию в качестве потенциально влиятельного рычага в продвижении своих интересов на международной арене, саудовское королевство предоставило ей штаб-квартиру в Джидде и стало ее главным спонсором.

Если абстрагироваться от проблемы субрегиональной безопасности и военно- политической угрозы, исходящей от Ирака и Ирана (это самостоятельная тема), видное место в политике "аравийской шестерки" занимает ближневосточная тематика, в эпицентре которой находится урегулирование арабо-израильского конфликта.

Для монархий Залива эта проблема имеет несколько измерений. Во-первых, геостратегическая угроза со стороны Израиля и турбулентные процессы на контролируемых им арабских территориях представляют потенциальную опасность для этой группы стран, которые эвентуально могут быть втянуты в военные действия, особенно саудовское королевство. Обострения арабо- израильских отношений, неоднократно выливавшиеся в широкомасштабные военные действия, осложняют внутреннюю обстановку в зоне Персидского залива и Аравийского полуострова, особенно в тех государствах, где в составе иностранной рабочей силы имеется значительная прослойка палестинцев, египтян, сирийцев и иорданцев. Весьма уязвимым в этом отношении до 1991 г. являлся Кувейт, где расселились многие сотни тысяч палестинских беженцев. Арабо-израильское противостояние провоцирует рост политического и религиозного экстремизма, в том числе в странах "шестерки", расшатывая внутриполитическую обстановку и подвигая правящие режимы на более жесткие позиции, которые включают в себя и функцию защиты от исламского фундаментализма.

Проблема ближневосточного урегулирования напрямую связана с внешнеполитическими задачами стран Совета сотрудничества по упорядочению арабской и

стр. 48

исламской солидарности, поскольку в данном случае речь идет о возвращении оккупированных арабских территорий, а также Восточного Иерусалима, где расположена третья по своей значимости исламская святыня - мечеть Аль-Акса, откуда вознесся пророк Мухаммед. Тематика ближневосточного урегулирования постоянно находится в фокусе как арабского, так и мусульманского сообщества в целом, хотя для арабов она является более острой, поскольку затрагивает не только их религиозные сантименты, но и жизненно важные национальные интересы. Именно этим объясняется тот факт, что позиция ЛАГ по арабо- израильской проблематике, как правило, носит более радикальный характер, нежели государств - членов ОИК, среди которых только Иран после свержения шаха сомкнулся с наиболее непримиримыми арабскими режимами.

Принципиальная позиция стран ССАГПЗ по ближневосточному урегулированию базируется на соответствующих решениях ЛАГ. По мере эволюции арабо- израильских отношений, в том числе под влиянием глобальных сдвигов на международной арене, а также в арабском мире, изменились и подходы монархий Залива от однозначно конфронтационных к более конструктивным. Страны "шестерки" неизменно оказывали как политическую, так и материальную поддержку "фронтовым" государствам, избегая при этом заявлений об "отсутствии права Израиля на существование".

Рассматривая проблему в историческом срезе, можно констатировать, что арабо- израильская война 1973 г. послужила серьезным экзаменом на прочность подходов Саудовской Аравии, Кувейта и молодых арабских государств Персидского залива к узловой ближневосточной проблеме. Поскольку на тот момент еще не было ССАГПЗ, центр координации этой группы стран переместился в ЛАГ и ОПЕК. Тон в формулировании нефтяной политики как эффективного рычага давления задавал Кувейт, более сдержанной позиции придерживался Эр-Рияд. Пассивно вел себя Оман. Тем не менее все страны "шестерки" участвовали в нефтяном бойкоте США.

События 1973 г., не изменив политического существа позиции "аравийской шестерки" по ближневосточному урегулированию, обозначили имеющиеся между ними различия в том, что касается их готовности внести практический вклад в решение этой многосложной проблемы. Линия саудовского королевства на предотвращение конфронтации арабского мира с Вашингтоном - стратегическим партнером Израиля - обострила его взаимоотношения с радикальными арабскими режимами, добивавшимися пролонгации нефтяной блокады США и применения экономических санкций против тех западноевропейских стран, которые наиболее тесно сотрудничали с Тель-Авивом.

Некоторое время спустя стало очевидно, что президент АРЕ Анвар Садат преднамеренно пошел на войну, чтобы использовать демонстрацию усиливавшегося военного потенциала Египта для перевода конфронтации с Израилем в русло сепаратных переговоров. В этом безусловно драматическом развороте для арабов в умеренной линии "аравийской шестерки" проявился национально-исламский фактор, что, как и в случае с нефтяным бойкотом, свидетельствовало о глубинности принципа "арабизма", "арабской солидарности", а также важности исламского компонента.

Тем не менее Саудовская Аравия дала понять Садату по закрытым каналам, что она с пониманием относится к его мирной инициативе. Такой подход Эр-Рияда объяснялся как обращением Вашингтона поддержать египетского президента, так и опасениями саудовского руководства по поводу возможности свержения Садата левыми силами и возвращения египетского режима на насеристские позиции. Дистанцированность монархий стран зоны Персидского залива от арабских радикалов проявлялась и в том, что они не присоединились к Триполийской декларации, призывавшей бойкотировать мероприятия по мирному урегулированию по линии ЛАГ.

Однако тактику "отстраненности" становилось проводить тем сложнее и опаснее с точки зрения внутренних и арабо-исламских вызовов, чем сильнее Каир втягивался в

стр. 49

сепаратное урегулирование, наносившее непоправимый урон арабскому потенциалу. Страны "шестерки" (кроме Омана), вынуждены были выступить с официальным осуждением прямых египетско-израильских переговоров и заключенного договора о мире, поддержать решения ЛАГ о разрыве с АРЕ политических, дипломатических и деловых отношений. И только Оман занял "особую позицию", заявив о поддержке договора, что еще больше осложнило его отношения с арабскими странами. Возникший вакуум султан Кабус пытался восполнить наращиванием сотрудничества с США и Египтом.

В результате многосложного воздействия на саудовскую позицию идейно- политического консерватизма, а также понимания несостоятельности военной конфронтации с Тель-Авивом без Египта, Саудовская Аравия выдвинула "план Фахда" (1981) о путях решения палестинской проблемы, составляющей сердцевину арабо-израильского конфликта. Это была достаточно смелая и рискованная инициатива, поскольку она предусматривала признание арабами Израиля де-факто. Однако инициатива не встретила понимания не только в Тель- Авиве, но и среди арабских партнеров - консервативные режимы предпочли резервировать свое мнение, а левонационалистические повели атаку на саудовские предложения. Только через год 12-е совещание глав арабских государств утвердило по сути саудовские предложения.

Сепаратный отход Египта от политики военно-политической конфронтации с Израилем был самортизирован Саудовской Аравией, получившей поддержку прежде всего от своих партнеров по образованному в 1980 г. Совету сотрудничества. Проводя менее категоричную линию по ближневосточному урегулированию, КСА и монархии Залива исходили из того, что они предотвращают углубление раскола в арабском мире, оставляют Каиру шанс для возвращения в общеарабские ряды, хотя и не на правах признанного лидера, содействуя тем самым в новых условиях реализации лозунга об "арабской солидарности" (об "арабском единстве" речи уже не было).

Обозначившееся смягчение арабского подхода к проблеме ближневосточного урегулирования не сразу сказалось на позиции ОИК. Саудовская Аравия и ее партнеры сознательно не стали форсировать в исламском мире данный процесс. Это было необходимо многим арабским странам, входящим в эту организацию. В ОИК же подобная мотивация отсутствовала, и тактически было оправданно удерживать эту организацию на более жестких позициях, используя ее в качестве инструмента воздействия на процесс ближневосточного урегулирования.

Израильское вторжение в июне 1982 г. в Ливан вызвало широкий протест в арабском и исламском мире. Несмотря на давление США, руководство КСА отказалось усилить политический и финансовый нажим на Сирию с целью вынудить ее на отвод своих войск из Ливана при условии ухода Израиля из Южного Ливана. В Эр-Рияде отчетливо понимали, что это неизбежно обострит саудовско-сирийские отношения. К тому же уход сирийцев обрушивал бы северный фланг арабского фронта противостояния и резко осложнял перспективы возвращения Голанских высот.

В период ирако-иранской войны (1980-1988) страны ССАГПЗ, опасавшиеся распространения военных действий на их территорию, интенсифицировали контакты с целью укрепления своих позиций в арабском и исламском мире, выступали в качестве посредников между Багдадом и Тегераном, настойчиво продвигали тезис о необходимости повысить уровень арабской и исламской "солидарности". С учетом этого тактическая линия была скорректирована - понимая неготовность ЛАГ пойти на реабилитацию Египта, кэмп-дэвидская политика которого напрямую затронула национальные интересы арабских государств, ставка была сделана на ОИК, где позиция Каира воспринималась менее обостренно. В 1984 г. саммит ОИК восстановил членство АРЕ в этой организации, против чего выступило меньшинство (семь) арабских государств.

Этот шаг послужил прологом для перенесения миротворческих усилий непосредственно на арабскую почву. В 1987 г. по инициативе Эр-Рияда и его партнеров по

стр. 50

ССАГПЗ, ЛАГ приняла решение, оставлявшее за государствами-членами право самостоятельно определяться в вопросе восстановления дипломатических отношений с Египтом. В ноябре того же года монархии Залива реализовали это право.

Лейтмотивом дискуссии на 8-м совещании глав ССАГПЗ было понимание важности преодоления межарабских линий напряжения. Монархи Залива придерживались мнения, что Египет, возглавляемый президентом Хосни Мубараком, сможет с учетом своих новых возможностей содействовать поиску взаимоприемлемых развязок ближневосточного урегулирования и не будет расширять сотрудничество с Тель-Авивом, покуда последний не пойдет на компромисс по палестинской проблеме. Высший совет заявил о поддержке массового выступления палестинцев, получившего название "интифада". При этом было вновь подчеркнуто, что арабо-израильский конфликт может быть урегулирован только мирными средствами (9).

В 1988 г. "аравийская шестерка" единодушно приветствовала выступление лидера ООП Ясира Арафата на 43-ей Генассамблее ООН, в котором принимались резолюции Совета Безопасности ООН N 242 и 338 и косвенно признавался Израиль. Монархи выразили в этой связи надежду, что американо-палестинский диалог приведет к скорейшему созыву международной конференции (10).

В середине 80-х годов внимание арабского мира было сфокусировано не только на проблемах ближневосточного урегулирования и ирако-иранской войне, но и на внутриливанском кризисе, где вызревали предпосылки дня прекращения гражданской войны. Начиная с 1983 г. эта тема не сходила с повестки дня совещаний министров иностранных дел и встреч на высшем уровне стран Совета сотрудничества. Кувейт и ОАЭ активизировали дипломатические усилия в поддержку ливанского замирения. Но наиболее инициативную позицию заняла Саудовская Аравия. В октябре 1989 г. уцелевшие депутаты ливанского парламента были доставлены саудовским самолетом в г. Таиф (КСА), где саудовская дипломатия сделала все необходимое, чтобы встреча завершилась успешно.

В дальнейшем ливанские сюжеты рассматривались ССАГПЗ в основном под углом ближневосточного урегулирования и необходимости выполнения резолюции СБ ООН N 425, предусматривающей вывод израильских войск из Южного Ливана (11).

Хотя иракское направление стало с начала 90-х годов предметом главной заботы "аравийской шестерки", она по-прежнему не абстрагировалась от проблематики ближневосточного урегулирования в условиях начинавшейся качественно новой фазы арабо-израильского урегулирования, предусматривавшей прямой диалог Израиля с ООП, Сирией, Иорданией и Ливаном. В координационный комитет, образованный ЛАГ для выработки единой арабской позиции, вошло саудовское королевство, представлявшее интересы ССАГПЗ. В этом же качестве Саудовская Аравия приняла участие в Мадридской конференции в октябре 1991 г., а затем совместно с партнерами по Совету сотрудничества участвовала в работе всех многосторонних групп в рамках мирного процесса.

Политические усилия государств Совета сотрудничества в целом отличались конструктивизмом и сбалансированностью. С самого начала Саудовская Аравия не стала настаивать на первоочередном рассмотрении проблемы Иерусалима, являвшейся для арабских стран и мусульманского мира одной из главных по своей значимости, поддержав мнение о целесообразности возвращения к ней на заключительном этапе мирного процесса. Такая позиция способствовала формированию компромиссных подходов участников переговоров на двусторонних встречах, но вызвала критику со стороны исламистов, считавших, что руководство КСА сомкнулось с теми арабскими государствами и палестинскими кругами, которые склонялись к "капитулянтству". Эр-Рияд и тем более его партнеры по альянсу избегали политического давления на лидера ООП Я. Арафата в переговорах палестинцев с Израилем, заявив, что готовы согласиться с любым компромиссом, который устроит палестинскую сторону, исключая

стр. 51

проблему Иерусалима. В то же время Саудовская Аравия, несмотря на прессинг Вашингтона, весьма отстранение относилась к обсуждавшимся региональным экономическим проектам с участием Израиля, полагая нецелесообразным ангажироваться, покуда нет практических договоренностей о политическом замирении.

Политическая умеренность монархических режимов Залива, а также наличие общего с Израилем военно-политического "патрона" в лице Вашингтона создавали предпосылки для ускоренного продвижения в направлении налаживания двусторонних контактов с Тель-Авивом. Этого настойчиво добивалась и американская дипломатия. В сентябре 1994 г. министры иностранных дел стран ССАГПЗ приняли решение об отмене тех элементов бойкота Израиля, которые предусматривали запрет на установление деловых связей с иностранными компаниями, имевшими в Израиле свои представительства или торговавшими с ним. Таким образом "шестерка" сохраняла эмбарго только на прямые контакты с израильскими фирмами. Очевидно, что национальные интересы малых государств ССАГПЗ сыграли решающую роль в смягчении режима эмбарго в расчете на выгоды, которые они могли бы иметь, встав раньше более крупных арабских стран на путь налаживания делового партнерства с Израилем. Саудовская Аравия не стала открыто чинить препятствия партнерам, однако сама воздержалась от практических действий по налаживанию связей с представителями израильского бизнеса, чтобы не нанести урон своему исламскому имиджу и не обострить отношения с противниками линии на преждевременное сближение с Израилем. Руководство КСА вынуждено было оглядываться в этом вопросе на возникшее экстремистское подполье в королевстве, выступавшее с осуждением официальной позиции в поддержку мирного процесса (12).

Наиболее настойчиво пытались ускорить процесс сближения с Израилем Маскат и Доха. В 1996 г. в Омане было открыто торговое агентство Израиля (13). Начав разработку крупнейшего в мире газового месторождения. Катар рассматривал Тель-Авив в качестве крупного потенциального импортера.

Разноскоростное налаживание отношений Израиля со странами Совета сотрудничества было заторможено, а затем повернуто вспять приходом к власти в Тель-Авиве блока "Ликуд", склонного к жесткой бескомпромиссной позиции в вопросах мирного процесса, в особенности по палестинской проблеме. На саммите ССАГПЗ (Доха, 7-9 декабря 1996 г.) было заявлено, что страны "шестерки" решительно осуждают политику нового израильского руководства и "вынуждены пересмотреть ранее предпринятые шаги в отношении Израиля в рамках мирного процесса". Они единодушно высказались за то, чтобы правительство Нетаньяху подтвердило достигнутые ранее договоренности с Палестинской национальной автономией (ПНА), в том числе вывело войска из Хеврона, прекратило экономическую блокаду палестинских районов, возобновило переговоры с руководством ПНА, обеспечило полный израильский уход из Иерусалима, приостановило строительство поселений, дало возможность палестинскому народу реализовать свое право на создание независимого государства на своей земле, возобновило переговоры с Сирией с прерванного рубежа, полностью вывело израильские войска с Голанских высот, выполнило резолюцию СБ ООН N 425, эвакуировав свои войска из Южного Ливана (14).

В декабре 1996 г. прошло совещание министров иностранных дел стран-членов ОИК в Джакарте, которое призвало мировое сообщество оказать давление на Израиль, чтобы обеспечить продвижение мирного процесса. В апреле 1997 г. Маскат приостановил официальные контакты с Израилем, возобновил экономический бойкот и ушел с многосторонних переговоров в рамках мирного урегулирования (15). Катар "заморозил" отношения с Тель-Авивом в марте 1997 г. (16) Считая палестинскую проблему центральной в комплексе ближневосточного урегулирования, страны ССАГПЗ всегда были тесно связаны с Палестинским движением сопротивления, оказывали ему значительное финансовое содействие, предоставляли палестинцам свою территорию в

стр. 52

качестве убежища. При этом ставка делалась в основном на умеренные силы, прежде всего ООП. Тактически все монархии, за исключением, пожалуй, только Кувейта, сторонились леворадикалистских палестинских организаций, базирующихся главным образом в Сирии, Ливане и Южном Йемене. Признавая ООП в качестве законного представителя палестинского народа, "аравийская шестерка" имела достаточно напряженные отношения с ее лидером Ясиром Арафатом, который, по оценкам правителей некоторых стран Совета сотрудничества, не всегда придерживался сбалансированной линии, попадая под влияние радикалистских арабских режимов и палестинских кругов. В свою очередь руководство ООП в ряде случаев также тяготилось саудовской финансовой помощью, которая прекращалась или возобновлялась в зависимости от обстоятельств (17).

Отношения стран Совета сотрудничества с ООП резко осложнились в первой половине 90-х годов, когда Арафат неожиданно для них солидаризировался с иракским вторжением в Кувейт. Такая позиция привела к сворачиванию их связей и финансовой помощи ООП. По времени этот поворот совпал с разворачивавшимся мадридским мирным процессом, что болезненно сказывалось не только на ООП, но и создававшейся Палестинской национальной автономии. Более того, Кувейт, Саудовская Аравия и другие монархии стали переключать свою поддержку на исламистскую организацию "Хамас", выступавшую с позиции критики ООП и даже пытавшуюся соперничать с ней в плане влияния на палестинское население. В целях укрепления внутренней безопасности страны ССАГПЗ пошли на сокращение палестинской рабочей силы и стали чинить препятствия для въезда палестинцев. Так, в Кувейте из примерно 320 тыс. палестинских "экспатриантов" осталось 80 тыс. чел., что вызвало озабоченность в арабском мире, который не был в состоянии их абсорбировать.

Отношения ООП с Катаром, ОАЭ и Оманом были нормализованы к середине 90-х годов. С Эр-Риядом качественный поворот произошел только в октябре 1998 г., в ходе визита туда Я. Арафата. Состоявшийся углубленный разговор с наследным принцем Абдаллой на этот раз был продуктивным - стороны решили начать "новую страницу" в саудовско-палестинских отношениях.

Прекратив в связи с "кувейтским кризисом" финансовые инъекции собственно ООП, государства Совета сотрудничества на протяжении 90-х годов продолжали тем не менее оказывать материальное содействие палестинской автономии. Наиболее активно оно оказывалось КСА и Катаром.

Что же касается отношений Кувейта с ООП, то они оставались неурегулированными до конца десятилетия. С Иорданией связи стали выправляться в последние годы правления короля Хусейна. Этот процесс получил дальнейшее развитие в 1999 г., после вступления на трон короля Абдаллы, который не был связан морально-политической ответственностью за позицию Аммана в отношении иракской агрессии.

"Аравийская шестерка" с настороженностью отнеслась к объединению Северного и Южного Йемена в единое государство в мае 1990 г. Такой подход объяснялся главным образом историческим саудовско-йеменским соперничеством, а также сохраняющимися принципиальными расхождениями по пограничной проблеме. В период существования НДРЙ с 1967 по 1990 г. монархи с большой настороженностью поглядывали на аденский режим, усматривая в нем идейно- политическую опасность для существования своих режимов. Отношения еще более обострились, когда в Юго-восточной провинции султаната Оман Дофаре развернулось антиправительственное движение, поддержанное Аденом. Особенно резко была настроена Саудовская Аравия, финансировавшая южнойеменских сепаратистов. Когда же путем слияния Южного и Северного Йемена образовалась Йеменская республика, для КСА возникла другая проблема: не допустить попыток объединенного йеменского государства потеснить саудовское королевство и силой решить территориальный спор. Одновременно Саудовская Аравия решительно противилась усилиям Саны добиться членства в ССАГПЗ.

стр. 53

"Аравийская шестерка" в целом стремится не занимать жесткие позиции, когда возникают конфликтные ситуации в рамках межарабских, арабо-исламских или исламских конфигураций, сохраняя связи со всеми конфликтующими сторонами и оставляя себе простор для маневрирования. При этом в силу консервативного характера своих режимов на практике их "нейтралитет" не всегда бывает равноудаленным - чем больше возникающее напряжение затрагивает национально-государственные интересы этих стран, тем меньше нейтральности в их "нейтралитете". Проявляя "внешнюю отстраненность", они предпочитают в таких случаях действовать по каналам спецслужб.

Так, крайне "неуютно" они себя чувствуют во взаимоотношениях с Турцией. Монархии Залива не имеют общих границ с этим государством, которое, в свою очередь, не вело и не ведет подрывной работы против них. Более того, Турция в известной мере связывает военно-политические возможности Ирака, являющегося фактором потенциальной угрозы для стран ССАГПЗ, и находится в сложных взаимоотношениях с Сирией.

Однако, ощущая себя частью арабского сообщества, "аравийская шестерка" постоянно имеет националистический подтекст в отношениях с Анкарой, который перевешивает соображения "исламской солидарности". При всей асимметрии подхода к Турции страны Совета сотрудничества отрицательно относятся к обозначившемуся в 90-х годах турецко-израильскому сотрудничеству, особенно в военно-технической сфере. Монархии Залива солидаризируются с Дамаском в его споре с Анкарой по вопросу использования вод Евфрата и Тигра, затрагивающему также и интересы Ирака.

Острые антагонизмы с багдадским режимом не остановили "шестерку" в ее неприятии турецкой военной экспансии в курдских районах Северного Ирака. Ставшие дежурными декларации этого альянса о необходимости уважения независимости и территориальной целостности Ирака приобрели и антитурецкое звучание.

В позиции государств-членов Совета сотрудничества по Афганистану, напротив, изначально доминировал "исламский компонент", поскольку ввод советского воинского контингента в 1979 г. напрямую не затрагивал их национальную безопасность, хотя западные и исламистские политические круги пытались утвердить такое мнение в мировом сообществе. Монархии Залива не ограничились морально-политической поддержкой афганских моджахедов, а стали оказывать им значительную финансовую помощь. Учитывая внутреннее давление клерикалов, они не препятствовали своим подданным из числа добровольцев сражаться на стороне моджахедов. После вывода советских войск они были среди первых мусульманских государств, которые признали временное правительство моджахедов и его право представлять Афганистан в ОИК (18).

Саудовская Аравия, втянувшись во внутриафганский процесс, продвигала идею формирования коалиционного правительства, которое могло бы консолидировать население. В дальнейшем, когда движение "Талибан", опираясь на пакистанскую поддержку, поставило под свой контроль более двух третей территории страны, Эр-Рияд вместе с ОАЭ признали в 1997 г. правительство талибов. Преждевременность такого шага была понята позднее, когда стало ясно, что северные районы Афганистана остаются неподвластны правительству талибов, бесчинства которых в отношении местного населения, непримиримость к другим этническим группам и конфессиям, причастность к международному терроризму и наркобизнесу наносят урон имиджу ислама в мировом сообществе. Причем, набрав силу, руководство Кабула перестало прислушиваться к рекомендациям Эр- Рияда. Оно отказалось выдать королевству лишенного саудовского подданства миллионера Усаму Бен Ладена, считающегося наиболее крупным международным террористом. Воспользовавшись этим обстоятельством, КСА "заморозило" дипломатические отношения с правительством талибов (19).

"Исламская солидарность" была определяющим фактором в подходе стран Совета

стр. 54

сотрудничества к боснийскому кризису. Когда события в Боснии и Герцогевине стали принимать характер вооруженной борьбы, Эр-Рияд инициировал внеочередное совещание министров иностранных дел стран-членов ОИК (декабрь 1992 г.) (20). Страны Совета сотрудничества однозначно выступали на стороне боснийских мусульман на всем протяжении конфликта, оказывая им материальную поддержку. В 1995 г. они единодушно одобрили Дейтонские соглашения, положившие конец вооруженным действиям, и выразили признательность Вашингтону за оказанный им нажим на сербскую сторону (21).

Рассмотрение соотношения арабского и национального факторов во внешней политике "аравийской шестерки" указывает на то, что наличие этих компонентов в значительной мере предопределяет реакцию ее членов на происходящие в регионе и мире события, формирует их практические подходы. Тем самым изначально существуют ограничители, которые сужают их возможности маневрирования во внешней среде, этот недостаток компенсируется преимуществами сконсолидированной позиции региональной или конфессиональной группы государств. Политическая ущербность конфессионального подхода или же, напротив, его выгодность, разумеется, просчитываются каждым правительством, поэтому реакция исламских государств на одно и то же событие может иметь одинаковую знаковость, но шкала реагирования - существенно различаться. Этот тезис можно в полной мере распространить на позицию правительств исламских государств и в отношении мусульманских меньшинств. Выход на оптимальную политическую тональность в данном вопросе тем более необходим, поскольку характер ее политического звучания может по-разному сказаться на позициях мусульманской общины.

Согласно статистическим данным, приводимым саудовским исследователем Абдель Азизом ас-Сувейгом, из 1,2 млрд. мусульман в 1990 г. около 300 млн. относилось к религиозным меньшинствам (22). Таким образом, на практике их численность сейчас может достигать более 400 млн.

Страны ССАГПЗ в целом придерживаются достаточно сбалансированной линии в вопросе национальных меньшинств, исходя прежде всего из принципа "не навредить", особенно если проблема не выливается в вооруженный конфликт. В то же время они считают необходимым демонстрировать свою солидарность с теми меньшинствами, которые, по их мнению, подавляются властями. Так, сохраняя нормальные межгосударственные отношения с Индией, эти страны неизменно поддерживают весьма жесткие политические заявления по линии ОИК в связи с ситуацией вокруг Джамму и Кашмира (23).

Несмотря на то, что позицию "аравийской шестерки" нельзя признать равноудаленной - она, несомненно, смещена в пользу Пакистана, хотя и защищена соответствующими резолюциями ООН, - индийская сторона удовлетворена тем, что нефтедолларовые монархии не идут на поводу у экстремистских кругов, чтобы способствовать силовому сценарию урегулирования этой застарелой проблемы. Руководители стран Совета сотрудничества отдают отчет в том, что ухудшение взаимоотношений исламских государств с Индией может болезненно сказаться на многомиллионной массе индийской рабочей силы в этих государствах.

Нейтральные интонации просматривались и в реакции этой группы государств на ядерные испытания Индии и Пакистана в 1998 г. Выразив озабоченность в связи с этими событиями, они, тем не менее, считают, что у Исламабада не было иной альтернативы, как сделать ответный ход на ядерные испытания Дели.

Тем не менее в Эр-Рияде рассматривают Пакистан в качестве своего ближайшего партнера в исламском мире и оказывают ему материальное содействие. По замыслам правящих кругов, саудовско-пакистанский альянс, который сочетал бы широкие финансовые возможности с многочисленностью населения, мог бы превратиться в наиболее влиятельный фактор силы в исламском мире.

стр. 55

Прагматический подход монархий Залива просматривается и в вопросе мусульманского меньшинства в КНР. Попытки будирования данной проблемы в ОИК не встречают их поддержки. Наследный принц КСА Абдалла, будучи в 1998 г. с визитом в Китае, призвал единоверцев не раскачивать ситуацию на конфессиональной основе (24). Это заявление было позитивно воспринято китайским руководством как сигнал Эр-Рияда о том, что он не намерен вступать в коллизии с Пекином из-за исламского меньшинства в провинции Синьцзян, конфликтующего с властями.

В принципе "шестерка" проявила осмотрительность и по косовской проблеме. По 1998 г. включительно эта тема не рассматривалась на ее встречах в верхах, а также совещаниях министров иностранных дел ЛАГ. Центр политической поддержки косоваров был перемещен на ОИК, где страны Совета сотрудничества с самостоятельными инициативами не выступали, но однозначно солидаризировались с позицией осуждения Белграда (25).

Когда весной 1999 г. Вашингтон и его атлантические союзники предприняли агрессию против Югославии с целью навязать ультимативные условия решения косовской проблемы, ни одно монархическое государство Персидского залива не осудило варварские ракетно-бомбовые удары НАТО, восприняв их как "справедливое возмездие". Вместе с тем они не поддержали требования косовских экстремистов, настаивавших на отделении этого края от Югославии. Смысл их позиции сводился к необходимости прекращения сербами "этнических чисток" в Косово, созданию условий для безопасного возвращения беженцев, выводу югославских регулярных вооруженных формирований и размещению в Косовском крае миротворческих контингентов. В принципиальном плане страны ССАГПЗ стремились к тому, чтобы не превратить косовскую трагедию в мусульманско-христианскую конфронтацию.

"Исламская солидарность" государств Совета сотрудничества проявляется в поддержке турецкой общины Кипра. Однако принципиально важным является тот факт, что саудовское королевство и его партнеры по альянсу выступают не за расчленение острова по конфессиональному признаку, а за решение проблемы в рамках единого государства (26).

В 90-х годах, когда начались вооруженные действия в Чечне, страны ССАГПЗ рассматривали Чеченскую республику в качестве "жертвы российской агрессии", оказывали негласную финансовую помощь дудаевцам. Однако при этом монархии избегали политических заявлений, которые можно было бы интерпретировать как поддержку претензий чеченских сепаратистов на выход из состава РФ и создание независимой Ичкерии.

Преобладание государственного прагматизма над конфессиональным подходом еще более контрастно проявилось после того, как в Чечне были закончены военные действия и российские войска были выведены с ее территории. Несмотря на неоднократные обращения Грозного и прессинг собственных исламистских кругов руководители стран Совета сотрудничества остаются верными международно-правовым принципам и продолжают рассматривать Чечню в качестве субъекта Российской Федерации, не соглашаясь на открытие чеченских "посольств". Не удалось сломить такой подход и побывавшему в КСА в 1997 г. на хадже А. Масхадову. "Разобидевшись" на саудовское руководство, он в дальнейшем перенес акцент на контакты с другими мусульманскими странами, стал демонстрировать свое неприятие "ваххабизма", хотя ранее делал реверансы в сторону саудовцев и местных почитателей этого течения, к которым относятся З. Яндарбиев и М. Удугов. Его следующее прибытие в Мекку на хадж в 1999 г. не повлияло на характер отношений с саудовским королевством.

В то же время не может не настораживать стремление экстремистских кругов использовать разного рода исламские фонды и частные структуры, чтобы распространять перестающие работать ваххабитские постулаты, вносить семена

стр. 56

этноконфессионального раздора в неспокойных мусульманских анклавах России. Выявляя нарушения установленного режима поведения иностранных, в т.ч. саудовских, миссионеров на российской территории и принимая предусмотренные на этот случай правовые шаги по защите национально- государственных интересов России, необходимо проводить грань между линией официального Эр-Рияда, который по сути дистанцировался от экспорта ваххабитских постулатов, все более приходящих в столкновение с саудовской государственностью, и самочинными действиями исламистских фанатиков, которые, сталкиваясь с противодействием внутри королевства, пытаются выплеснуть свою энергию вовне. Такой подход крайне важен для определения оптимальных средств борьбы с подобного рода проявлениями: во-первых, он позволяет избегать неоправданных осложнений с КСА и постепенно наращивать с ним партнерство по широкому спектру направлений, а во-вторых - использовать возможности правительственных каналов королевства для сдерживания саудовских экстремистов, и международных террористов типа Бен Ладена, являющихся противниками и самого королевского режима.

Центральное место в реализации исламской политики стран ССАГПЗ принадлежит, безусловно, ОИК, которая также активно используется для продвижения и арабских интересов. Но эта панисламская организация является межправительственной (объединяет 55 государств), поэтому ее линия достаточно жестко регламентируется официальными подходами. Решения ОИК представляют собой средневзвешенную позицию исламского мира и соответственно более объективно отражают его настрой по международно-региональной проблематике. Выступающий, как правило, консолидированно, блок монархий Персидского залива оказывает значительное влияние на формирование общей позиции государств-членов ОИК. Наибольшей активностью в рамках этой организации отличается саудовская дипломатия, добивающаяся поддержки своей линии в ходе двусторонних контактов и на многосторонних встречах с партнерами по ССАГПЗ (27).

Определяя вектор настроений в исламском мире, ОИК тем не менее не отражает специфических подходов государств-членов, тем более различных идейно- политических потоков, особенно его консервативного крыла. Этим целям в большей мере отвечают неправительственные панисламские структуры (Всемирная исламская лига, включая Международную исламскую организацию спасения и Совет объединения факихов, а также Всемирная лига исламской молодежи). В обеспечении их функционирования важная роль принадлежит Саудовской Аравии, для которой они имеют тройное назначение - служат резервом дополнительного давления на ОИК, способствуют формированию религиозно-общественного настроя в исламских странах, позволяют снизить внутреннее давление исламистов в саудовском обществе.

КСА участвует в финансировании и других панисламских и панарабских учреждений. На его долю приходится 23% капитала Арабского фонда социального и экономического развития, 15% - Арабского валютного фонда, 27% - уставного капитала Исламского банка развития, 30% - фонда международного развития ОПЕК, а также около 20% - капиталов международных, региональных и арабских фондов развития (28). По объемам финансирования со значительным отставанием от КСА следуют Кувейт, ОАЭ, Катар, Оман и Бахрейн.

Доминирование в специализированных исламских и арабских валютно-кредитных институтах дополняется национальными финансовыми структурами стран ССАГПЗ, которые являются непосредственными проводниками политической воли своих правительств. К их числу относятся Саудовский фонд развития. Кувейтский фонд арабского экономического развития и Фонд развития Абу-Даби.

Укреплению веса и влияния саудовского королевства в мусульманском мире способствует обеспечение свободного доступа мусульманам всех мазхабов к святым местам, что наиболее ярко воплощается в ежегодном хадже. Статья 24 "Основ системы

стр. 57

власти" гласит: "Государство заботится о служении двум священным мечетям, обеспечивает безопасность и патронаж для всех паломников..." (29) В 1998 г. Саудовскую Аравию посетили 1 млн. 132 тыс. паломников из более чем 100 стран (30). Самые многочисленные делегации прибывают, как правило, из Индонезии, Индии, Пакистана, Ирана, Египта.

Правительство КСА стремится избегать политизации хаджа. Однако резонно допустить, что исламисты придерживаются иной точки зрения и пытаются рекрутировать среди паломников своих сторонников. Претендуя на роль лидера в исламском мире, руководство КСА понимает, что оно не может навязывать мусульманскому сообществу воинствующую ваххабитскую доктрину, поскольку такая линия подрывала бы позиции королевства в мусульманском мире, вела бы к изоляции саудовского государства.

Выступление наследного принца Абдаллы на саммите в Тегеране (декабрь 1997 г.) содержит по существу новую исламскую доктрину КСА, которая не только не укладывается в традиционные представления, но и является прямой противоположностью доктрины и исторической практики ваххабизма. Решительное отмежевание от попыток экстремистских кругов в мусульманском мире использовать исламские догматы в качестве основания для оправдания терроризма, достижения корыстных политических целей, не имеющих прямого отношения к религии, стало принципиальным тезисом исламской доктрины королевства.

* * *

Рассмотрение арабо-исламского компонента во внешней политике "аравийской шестерки" показывает, что "традиционалистская" трактовка понятий "арабской" и "исламской" солидарности приходит в несоответствие с реалиями модернизирующихся арабских монархий Залива, более того - вступает в очевидное противоречие с их национально-государственными интересами. В этих условиях "традиционалистская школа" вынуждена уступать свое место более раскрепощенному прагматическому подходу, который тем не менее не может не учитывать весьма распространенные в этих странах консервативные националистические и конфессиональные взгляды.

С точки зрения национально-государственных интересов значимость "арабского" и "исламского" компонентов неодинакова. В "арабской солидарности", на взгляд автора, больше прагматизма и меньше иррационального начала, поскольку несмотря на наличие националистических сантиментов, речь все-таки идет о проблемах, напрямую затрагивающих национально-государственные интересы. Такая "солидарность" имеет существенные предпосылки для реализации. Даже при наличии в регионе разнотипных режимов присутствует общая составляющая, которая при соответствующих условиях неизбежно проявится. Происходит это потому, что "арабская солидарность" способствует формированию ситуации, более благоприятной для реализации групповых интересов, совпадающих с интересами образующих эту общность суверенных государств.

Конфессиональная солидарность может играть аналогичную роль на местном уровне. Автор отнюдь не склонен зачислять "исламскую солидарность" в разряд исторических атавизмов, тем более на нынешнем этапе активизации мусульманского фактора. Дело в том, что социально-экономические и политические процессы в различных странах, регионах имеют неодинаковую скорость развития. В последние десятилетия благодаря высоким технологиям, глобальным коммуникационным системам, интеграционным процессам в планетарном масштабе, человечество более осязаемо продвинулось в направлении формирования единого взаимосвязанного мира, вследствие чего страновые различия начинают размываться. Тем не менее мировое

стр. 58

сообщество находится пока только в начале этого длительного процесса. Мусульманские народы в силу состоявшегося исторического сценария во многих отношениях оказались в арьергарде цивилизационного потока. В этом смысле консолидация на конфессиональной основе в той мере, в какой она возможна с учетом глубинных разногласий и даже противоречий в мусульманском мире, имеет выраженные элементы позитивного предназначения, при условии, если она не превращается в орудие религиозных и политических экстремистов, которые пытаются перевести объединение в плоскость конфронтации, вражды, разрушения. В условиях размывания "двухполюсного мира" объединение, в том числе на национально-конфессиональных принципах, может противодействовать экспансионизму, попыткам одной державы утвердить свою безусловную гегемонию в международных отношениях, которая не только в принципе ущербна для мирового сообщества, но и противоречит вполне законным интересам отдельных народов и даже конфессий.

Анализ арабо-исламского компонента позволяет сделать вывод о том, что его арабская составляющая присутствует в политике всех стран "шестерки", хотя и в неодинаковой мере. Исламская составляющая особенно важна для Саудовской Аравии, претендующей на роль флагмана мирового мусульманского сообщества. Задачи "арабской" и "исламской" солидарности в целом совпадают в ближневосточных делах, что формирует достаточно консолидированную позицию государств - членов ЛАГ и ОИК. Тем не менее подходы этих двух организаций нельзя считать тождественными. Арабским государствам свойствен в большей мере прагматизм, вытекающий из осознания реальных возможностей процесса урегулирования, нежели исламским странам, находящимся на значительном удалении от региона конфликта. Это позволяет арабам, в том числе ССАГПЗ, варьировать возможностями ЛАГ и ОИК по возникающим конкретным проблемам и ситуациям. Однако приближение финального этапа мирного процесса, видимо, приведет к увеличению разброса подходов в арабских и исламских государствах, в особенности в вопросе статуса Иерусалима. Если руководство Израиля откажется занять взвешенную позицию, то будет трудно избежать резкой реакции в мусульманском мире.

Проводимая монархиями Залива линия на сдерживание леворадикалистских режимов и религиозно-политического экстремизма в принципе совпала с геополитическими процессами, начавшимися во второй половине 80-х годов, что упрочило их позиции в регионе и мусульманском мире.

Перманентное присутствие арабского и исламского компонентов во внешнеполитических доктринах данной группы государств на протяжении всего периода их независимого существования дает основание утверждать, что оба эти слагаемые представляют собой цивилизационную константу. Более того, даже в рамках одного образования они демонстрируют наиболее тесную общность, что позволяет рассматривать их в качестве гомогенной системы, предполагающей схожесть внешнеполитических концепций и поведенческой модели во внешней среде. Следовательно, какую бы конфигурацию ни принимали международные отношения, арабский (националистический) и исламский (конфессиональный) компоненты будут неизменно присутствовать во внешней политике монархий Залива на фоне и, возможно, даже вопреки разворачивающимся глобализационным процессам.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Хейр ад-Дин аз-Зарки. Шибх аль-джазира аль-арабийя фи ахд аль-Малик Абд аль-Азиз. (1). Дар аль-алим ли аль-малаин, Бейрут, 1977, с. 1079.

2 Абд ар-Рахан ибн Абд аль-Азиз иль-Осман, мудир таалим аль-бант би минтака Мекка. Инджазат аль-мамляка фи хыдмат аль-ислам ва аль-муслимин. Эр-Рияд. 1999, с. 18.

3 Амин, Саати, Ат-Татаур ас-сиясий фи аль-мамляка аль-арабийя ас-саудийя. Дар аль-амир ли ас-сахафа на ан-иашр, Джидда, 1978.

стр. 59

4 Islam and Politics in the Modem Middle East. M. Heper and R. Israel (eds.). Groom Helm, L. and Sydney, 1984, p.111.

5 Мухаммед Хасан Авад. Ат-Тадамуи аль-ислямий аль-кабир фи зыляль даават аль-каид аз-заим Фейсал ибн Абд-аль Азиз. Матбуат аш-шааб, аль-Кахира, 1976, с. 18-23.

6 Хамид ибн Ахмед ар-Рифаи. Аль-ислам ва ан-низам аль-алямий аль-джадид. Мекка. 1998, с. 58-59.

7 Мухаммед ибн Фаиз аш-Шариф, раис аль-идара аль-амма ли аш-шуун аль- исламийя би визарат аль-хариджийя. Ас-сияса аль-хариджийя ли аль-мамляка аль- арабийя ас-саудийя фи аль-маджаль аль-ислямий. Эр-Рияд,1999,с. 13-14.

8 Charter of the Organization of the Islamic Conference. Jeddah, 1972.

9 Аль-баян аль-хитамий ли ад-доура ас-самина ли аль-маджлис аль-аля ли дувал маджлис ат-тааун. Эр-Рияд, 26-29.12.1987.

10 Аль-баяи аль-хитамий ли ад-доура ат-тасиа ли аль-маджлис аль-аля ли дувал маджлис ат-тааун. Манама, 19-22.12.1988.

11 Аль-баян аль-хитамий ли ад-доура ас-салиса ашара ли аль-маджлис аль-аля ли дувал маджлис аттааун. Абу-Даби, 21-23.12.1992.

12 The Middle East and North Africa, 1999. Europa Publications Ytd. L., 1999, p. 882.

13 Ibid., p. 903.

14 Аль-Баян аль-хитамнй ли ад-доура ас-сабиа ашара ли аль-маджлис аль-аля ли дуваль маджлис аттааун. Доха,7-9.12.1996.

15 The Middle East and North Africa 1999, p. 882.

16 Ibid., p. 903.

17 Ibid., p. 707.

18 Аль-карар ракм 18/18-с, аль-муатамар аль-ислямий ас-самин ашара ли визара аль-хариджийя. Эр-Рияд, 1989.

19 Эр-Рияд. 23.5.1998.

20 Аббас Фаик Газави, сафир хадим аль-харамейн аш-шарифейн фи Альмания. Алякат аль-мамляка аль-арабийя ас-саудийя би ад-дуваль аль-ислямийя ва доуриха фи даам ат-тадамун аль-ислямий. Эр-Рияд, 1999.

21 Аль-баян аль-хитамий ли ад-доура ас-садиса ашара ли аль-маджлис аль-аля ли дуваль маджлис аттааун. Маскат, 4-6.12.1995.

22 Абдалла ас-Сувейг. Аль-ислям фи ас-сияса аль-хариджийя ас-саудчйя. Аурак ан-иашр ва аль-абхас. Эр-Рияд,1992.

23 Final Communique of the Annual Coordination Meeting of Foreign Ministers of the O.I.C. Member States. N.Y., 1 October 1998.

24 Arab News. 19.10.1998.

25 Аль-карарат аль-хасса би аш-шуун ас-сиясийя, ад-доура аль-хамиса ва аль- ышрин ли аль-муатамар аль-ислямий ли визара аль-хариджийя. Доха, 15- 19.3.1998.

26 Аль-алям аль-иктисадий (Никосия). 1994, аль-адад, ракм. 30.

27 Аль-баян аль-хитамий ли ад-доура аль-ышрин ли аль-маджлис аль-аля ли дуваль маджлис ат-тааун. Эр-Рияд, 27-29.11.1999.

28 Аббас Фик Газави, сафир хадим аль-харамейн аш-шарифейн фи Альмания. Алякат аль-мамляка аль-арабийя ас-саудийя би ад-дуваль аль-ислямийя ва доуруха фи даам ат-тадамуп аль-ислямий, с. 16-17.

29 Ан-низам аль-асасий ли аль-хукм, аль-мамляка аль-арабийя ас-саудийя, аль- мадда аль-арбаа ва аль-ышрин.

30 Saudi Gazette. 9.12.1997.

Постоянный адрес данной публикации: