Фигура шамана в чукотском обществе историографически освещена скудно: мало известна его позиция в социальной структуре и роль в аборигенной экономике. Едва ли не единственными значимыми исследованиями по данной теме являются работы В. Г. Богораза1 и И. С. Вдовина2, но в них показаны прежде всего культовые и религиозные функции шамана, а социальных и экономических аспектов шаманизма авторы касаются лишь вскользь. Если исходить из имеющихся сведений, место чукотских шаманов в социальной сфере и даже публичной духовной жизни было весьма скромным: они "не были блюстителями порядка или руководителями религиозной обрядности"; более того, являлись рядовыми участниками таких значимых общественных действий, как сезонные календарные праздники. Основная роль шаманов сводилась к врачеванию и гаданию3. Вместе с тем, опираясь на собственные наблюдения начала 1930-х гг., известный этнограф-северовед Вдовин сообщает о совершенно определенном общественном настрое чукотских шаманов: во всех случаях социальных противоречий, вызванных преобразовательской деятельностью советской власти, они "принимали сторону хорошо обеспеченной части и никогда не выступали в защиту интересов бедноты". К тому же, по его оценке, это были сознательные, политически осмысленные действия, предполагавшие идейную подоплеку4. Даже если сделать поправку на некоторую предопределенность мнения автора, сотрудника и убежденного сторонника советской власти, получается, что значение шаманизма и роль шаманов в чукотском обществе не ограничивались ритуальной практикой, а простирались гораздо шире, и эта общественная востребованность шаманизма вряд ли могла возникнуть лишь как реакция на советскую модернизацию, скорее всего она существовала и ранее. Другое дело, что состояние источников досоветского периода не позволяет исследовать этот вопрос сколько-нибудь детально, однако уже со второй половины 1920-х гг. положение радикально меняется - появляется большой массив документов, характеризующих состояние чукотског ... Читать далее