Мир степных кочевников-скотоводов всегда представлялся "полем незнаемым" жителям оседло-земледельческих государств. Не случайно многое повидавший на своем веку бывший крестоносец Гильом Рубрук писал в своих записках о путешествии к правителю Монгольской империи: "Когда мы вступили в среду этих варваров, мне, как я выше сказал, показалось, что я вступаю в другой мир" 1 . И хозяйство, и культура, и быт, не говоря уже о социально- политическом устройстве номадов, отличались от привычного для земледельцев и горожан образа жизни. Что же было особенного в общественной организации кочевников? Какого уровня достигли они в своем историческом развитии? По этому поводу историки высказали самые различные точки зрения. Одни зарубежные исследователи полагали, что номады не достигли в своей эволюции стадии государственности, другие настаивали на том, что скотоводам все-таки удалось преодолеть барьер цивилизации 2 . Среди отечественных (а также зарубежных марксистских) историков прошла даже дискуссия о "кочевом феодализме". Ряд ученых считал, что кочевые общества развиваются по тем же законам, что и земледельческие народы и основой феодализма у номадов была собственность на землю. Их оппоненты отстаивали самобытность кочевников-скотоводов и доказывали, что пастбища у номадов всегда оставались в коллективном пользовании, а основу феодализма составляла собственность на скот. В ходе дискуссии было высказано несколько точек зрения относительно характера общественных отношений у кочевников. Одни ученые считали, что кочевники самостоятельно могли достигнуть только предгосударственного уровня развития, другие полагали, что наиболее крупные объединения степняков имели оформившийся раннегосударственный характер, по мнению третьих, развитие кочевников затормаживалось только после достижения ими феодальной стадии развития, а четвертые отстаивали тезис об особом "номад-ном" способе производства 3 . В первое постсоветское десятилетие в отечественной науке эта дискуссия продолжалась, хотя и д ... Читать далее