Фигура Эссад-паши является весьма харизматической для истории Албании начала XX века. В ней, как в капле воды, отразились противоречивые явления и тенденции в албанском освободительном движении, лидеры которого лавировали между великими силами и балканскими странами, не отличаясь особой разборчивостью в получении финансовых средств одновременно из нескольких источников и в выборе форм и методов достижения своих амбициозных целей. Из всех ярких фигур истории Албании того времени именно Эссад-пашу менее всего жалует своим вниманием албанская историография, причислившая его к крупнейшим предателям своего народа как осмелившегося выступить за сотрудничество с Сербией¹.

Эссад родился в 1863 г. в Тиране в семье влиятельного феодального магната Топтани. Его карьера мало чем отличалась от других крупных албанских землевладельцев. Владея крупными земельными наделами в центральной части Албании, он быстро продвигался по лестнице османской иерархии, став в начале XX века командующим турецкой жандармерии в Янинском вилайете. Это не помешало ему в 1908 г. активно поддержать младотурецкое движение и избраться в турецкий парламент от Дурреса. В 1909 г. именно Эссад-паша вручил султану Абдул-Хамиду II декрет об отречении последнего от власти.

Накануне первой балканской войны 1912 - 1913 гг. Эссад уже командовал жандармерией в Шкодринском вилайете, где у него завязались активные торговые контакты с итальянцами, которым Топтани предоставлял концессии на эксплуатацию местных лесов.

В начале 1913 г. турецкие власти доверили Эссад-паше командование гарнизоном крепости Шкодер, осажденной союзными сербо-черногорскими войсками. На этом посту он проявил незаурядные способности военачальника. Однако 23 апреля 1913 г., когда в крепости свирепствовали голод и эпидемии, он был вынужден сдать Шкодер черногорцам, правда, вытребовав за это приемлемые условия капитуляции: право покинуть крепость во главе отрядов в полном боевом вооружении. Поскольку к этому времени Совещание послов великих держав в Лондоне в принципе уже приняло решение оставить Шкодер в границах автономного Албанского княжества, то сдача крепости на почетных условиях представлялась Эссаду мудрым политическим решением².

Искендеров Петр Ахмедович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

Кроме того, вооруженные отряды были необходимы Эссаду в его предстоящей борьбе за верховную власть в Албании. К тому времени в этой борьбе участвовало несколько влиятельных группировок. Эссад-паша рассчитывал не только на поддержку влиятельных мусульманских лидеров Центральной Албании (на территории между Дурресом и Тираной), но и на помощь славянских союзников в лице Сербии и Черногории. Уже 5 мая 1913 г. он информировал черногорского короля Николу о своем намерении провозгласить себя верховным правителем Албании и выразил желание сотрудничать с балканскими союзниками. При этом он подчеркивал, что албанский народ обязан своей свободой другим балканским народам, пообещав совместными усилиями (без участия великих держав) определить границы Албании. А сербскому дипломатическому представителю в Дурресе Живоину Балугджичу он прямо заявил, что хочет заключить соглашение с Сербией.

Дипломат поверил своему собеседнику и постарался убедить сербские власти в искренности его намерений³. Белград после некоторых колебаний согласился иметь отношения с Эссад-пашой, поскольку, как заверял сербские власти Балугджич, "в общем и целом его поведение выражало искреннее желание достичь соглашения с Сербией, которую он считал ядром действующих на Балканах сил"⁴.

Вторая балканская война 1913 г. стала еще одним искушением для Эссада. Стремясь свести счеты со своей недавней союзницей - Сербией, Болгария попыталась сделать ставку на албанских лидеров, в первую очередь на тех, кто группировался вокруг главы временного албанского правительства во Влере Исмаила Кемали. В обмен на вооруженное выступление против Сербии им были обещаны территориальные компенсации за счет сербских земель. Расчеты Софии строились на том, что восставшие против Сербии албанцы провозгласят автономию на территории Македонии, а затем Болгария аннексирует ряд районов под предлогом обеспечения безопасности. В результате реализации этого плана, говоря словами сербского историка Душана Батаковича, "через Македонию пройдет албано-болгарская граница". С военной точки зрения болгарский Генеральный штаб рассчитывал на 20 тыс. албанских штыков из Старой Сербии и Македонии, которые после первой балканской войны нашли прибежище в Албании. Повести это войско в антисербские сражения должны были засевшие к тому времени во Влерском правительстве Хасан Приштини и Иса Болетини. Временное албанское правительство распорядилось задержать на албанской территории беженцев из Старой Сербии, аргументируя это тем, что вскоре их земли будут освобождены из-под власти Сербии⁵.

Болгарские военные советники активно готовили албанские отряды для партизанских действий внутри Сербии; оружие и финансовые средства исправно поступали из Вены. Единственной силой на пестрой албанской политической сцене, способной противостоять попыткам албанских лидеров спровоцировать антисербское восстание в Косово и Македонии, являлся Эссад-паша, который остался верен союзническим обязательствам в отношении Сербии. Он не только отказался присоединиться к албанским вождям, но и держал сербское правительство в известности о происходящем⁶.

В результате организовать скоординированное албанское выступление против Сербии не удалось. Против этого выступил Эссад-паша, влияние которого оказалось достаточным, чтобы нейтрализовать усилия и Болгарии, и Австро-Венгрии вместе с Италией. Две последние великие державы действовали в унисон с Софией, пытаясь через своих агентов в лице священников и школьных учителей натравить албанцев на Сербию, а заодно и дискредитировать Эссада как главного противника предпринятых усилий⁷. В мае-июне 1913 г. дело в конечном счете свелось к разрозненным нападениям на сербские пограничные посты и отдельные передовые отряды.

Подписание Бухарестского мирного договора 10 августа 1913 г. не успокоило страсти, разгоревшиеся в венских, римских и софийских политических и военных коридорах. Правительство Австро-Венгрии направляло суда с

оружием в Албанию, а болгарские офицеры продолжали обучать албанские вооруженные отряды навыкам партизанской войны. Со своей стороны сербское правительство, осведомленное о происходившем в албанском лагере, в том числе через Эссада, направило на переговоры с албанскими лидерами своего эмиссара Богдана Раденковича. Однако он не преуспел в посреднической миссии, и правительство Николы Пашича по-прежнему могло рассчитывать только на Эссада, который единственный из албанских вождей не ориентировался однозначно на настроенные антисербски Вену, Рим или Константинополь⁸.

Как справедливо отмечает Душан Батакович, нежелание Эссад-паши опереться на Австро-Венгрию, игравшую на Лондонском совещании ключевую роль в албанских делах, имело под собой веские основания. Албанский феодал понимал, что в условиях, когда соседние балканские страны - в первую очередь Греция, Сербия и Черногория, а также Италия - не скрывали своих претензий на аннексию ряда районов Албании, он может укрепить свои позиции внутри княжества, наладив контакты с балканскими союзниками. В его цели входило объединение под своей властью северных и центральных районов Албании с преимущественно мусульманским населением, что требовало опоры на Сербию, Черногорию и Италию. По мнению Батаковича, в основе военно-политических маневров Эссад-паши лежал религиозный фактор. Он полагал, что территориально менее обширная, чем было предусмотрено решениями в Лондоне, но зато более гомогенная в религиозном отношении страна окажется гораздо более стабильной. Потому он считал своими стратегическими противниками как ориентировавшиеся на Вену североалбанские католические племена, так и православное население Южной Албании, которую греческие власти именовали Северным Эпиром. Именно с этим была связана его ориентация на православную Сербию, проявившаяся также и в годы первой мировой войны⁹. Как тут не вспомнить слова британского историка Оуэна Пирсона, отмечавшего, что албанцы не случайно еще в 1908 г. "боялись полной независимости, полагая, что немедленная независимость сделает их страну жертвой для более сильных балканских народов"!¹⁰.

Тем временем завершение эпохи балканских войн не принесло спокойствия Балканам, особенно Сербии. 20 сентября 1913 г. албанские вооруженные отряды численностью в 10 тыс. человек пересекли установленную Лондонскими соглашениями сербо-албанскую границу в трех направлениях. Военные действия охватили как районы собственно Албании, находившиеся под контролем сербских войск, так и территории Западной Македонии и Старой Сербии, которые согласно решениям Лондонского совещания послов великих держав, были присоединены к Сербии. В последнем случае главными целями албанцев стали города Джяковица и Призрен.

Во главе отрядов стояли известные албанские вожди Иса Болетини, Байрам Цурри, Риза Бей, Элез Юсуф и Кьясим Лика. Они действовали по прямому распоряжению Исмаила Кемали, который заверил их в поддержке со стороны Австро-Венгрии и Италии, пообещав, что все занятые в результате этого наступления территории станут частью Албании. Непосредственное командование войсками осуществляли офицеры болгарской армии. Единственным из албанских лидеров, кто отказался примкнуть к военной коалиции, был все тот же Эссад-паша, проинформировавший о развитии событий и своей позиции власти Белграда¹¹.

В это время российский поверенный в делах в Сербии В. Н. Штрандтман, неоднократно беседовавший с управляющим сербским министерством иностранных дел М. Спалайковичем, передал в МИД России содержание той программы, которую кабинет Пашича решил взять на вооружение по албанскому вопросу.

По его сведениям, сербское правительство пришло к выводу о возможности использовать внутренние неурядицы в Албании в целях решения двух задач: во-первых, добиться пересмотра в свою пользу пограничной сербо-

албанской линии, намеченной решениями Лондонского совещания послов великих держав, и, во-вторых, содействовать приходу к власти в Албании правительства, не находящегося под влиянием Австро-Венгрии и проявляющего дружеское расположение по отношению к Сербии. С этой целью оно решило оказать посильное содействие Эссад-паше, ведущему борьбу против правительства Исмаила Кемали, выдвинув при этом условие получения Сербией, в случае прихода к власти Эссад-паши, соответствующего расширения сербской территории.

Сообщив Штрандтману о планах сербского правительства использовать Эссад-пашу, Спалайкович убедительно просил дипломата держать данную информацию в строгой тайне, не сообщать о ней в Санкт-Петербург из опасения крайне нежелательной для Сербии огласки. Он также привел некоторые детали указанного плана. В частности, в ближайшие дни специальное доверенное лицо должно было отправиться из Белграда через Салоники и Афины в Дуррес. Эссад-паше, испытывающему финансовые затруднения, будут направлены необходимые денежные средства. От самого же Эссада, с которым сербское правительство уже в течение некоторого времени находилось в тесном контакте, Пашич ожидает вооруженного разгрома находящегося во Влере албанского правительства в лице Исмаила Кемали, а также Исы Болетини, после чего Эссад займет пост генерал-губернатора. Своим первым указом он должен будет признать суверенитет турецкого султана и согласиться на пересмотр сербо-албанской границы в соответствии с требованиями Сербии. Вслед за этим сербские войска оккупируют часть албанской территории под предлогом обеспечения порядка и по просьбе Эссад-паши. Наконец, после укрепления своих позиций внутри страны Эссад должен будет провозгласить себя албанским князем.

Штрандтман обратил внимание Спалайковича на серьезные негативные последствия, с которыми неминуемо столкнется его страна в случае осуществления вышеуказанного плана, поскольку великие державы решительно выступят против такой политики. В ответ на это управляющий сербским министерством иностранных дел стал убеждать российского дипломата в том, что "страна не должна довольствоваться Лондонской границей, которую Австрия создала для того, чтобы Сербия не могла приступить к мирному развитию своих сил; что добрососедские отношения с Эссадом обеспечат спокойствие на Балканском полуострове; что нынешняя благоприятная минута не повторится, так как через три года Австрия перевооружится и Болгария оправится и, наконец, что сербское правительство сумеет успокоить Европу, указав в особом обращении к державам на вынужденный и чисто временный характер принимаемых военных мер, обусловленных вторжением албанцев на сербскую территорию"¹². Одновременно он заявил, что сожалеет по поводу принятого несколько дней назад сербским правительством решения о выводе войск из Албании, ибо последнее албанское нападение, закончившееся взятием Дибры (Дебара. - П. И.), могло бы быть отбито с гораздо меньшими потерями со стороны сербских войск, если бы они находились на прежних стратегических позициях в глубине албанской территории, согласившись, однако, со своим собеседником в том, что и в этом случае Сербия не могла бы рассчитывать на полную защищенность от нападения албанцев, ибо численность сербского пограничного отряда, занимавшего позиции в ущельях албанских гор, не превышала одного батальона.

Как отмечалось выше, информация о состоявшейся беседе была немедленно доведена Штрандтманом до сведения российского внешнеполитического ведомства, от которого вслед за этим он получил две секретные телеграммы, датированные 28 и 29 сентября 1913 г. и подписанные товарищем министра иностранных дел России А. А. Нератовым. В этих телеграммах говорилось, что, несмотря на заявления Спалайковича о якобы строго секретном характере сообщения, он поделился своими соображениями относительно нового направления в сербской политике по албанскому вопросу с итальянским дипломатическим представителем в Белграде, который немедленно

поставил в известность свое правительство. При этом управляющий министерством иностранных дел Сербии заявил итальянскому дипломату, что данный план уже встретил полную поддержку со стороны правительства России. В связи с этим Нератов дал указание Штрандтману в самые кратчайшие сроки поставить Спалайковича в известность о позиции России, которая всегда выступала против намерений Сербии следовать авантюрной политике, создающей угрозу международной безопасности, а кроме того сообщить ему, что по сведениям, которыми располагает российское правительство, личность Эссад-паши в любом случае не может внушать доверия, поскольку поддержка его может быть получена лишь путем выделения ему крупных денежных средств, а в этом отношении Сербия не может составить конкуренцию Австро-Венгрии, как и в отношении вооруженных сил - вне зависимости от сроков перевооружения австро-венгерской армии¹³. Кроме того, по словам товарища министра, предание международной огласке тайных замыслов Сербии неминуемо вызовет "самое решительное осуждение со стороны всех держав, утомленных длительным политическим кризисом и стремящихся к водворению прочного мира"¹⁴.

Возвращаясь через несколько дней к разговору о тайных сношениях сербского правительства с Эссад-пашой, Спалайкович сообщил, что по полученным в Белграде сведениям, "Эссад Паша вошел в сношения с Портою и, по-видимому, работает в пользу Сербии. Со стороны Турции кандидатом в албанские князья выставляют Абдул Межеда, брата наследника. Доверенное лицо, посланное Черногорией в Дураццо (Дуррес. - П. И.) к Эссаду, сообщило, что последний находится в смертельной вражде с Валонским (Влерским. - П. И.) правительством, которое, равно как и дибрские албанцы, настаивает на выступлении Эссада против Сербии. Он от этого уклоняется, надеясь, что Сербия займет часть албанской территории, ему же предоставит роль спасителя Албании"¹⁵. Сообщая об этом Штрандтману, Спалайкович заверил его, что "он решился не идти навстречу этим предложениям, несмотря на мольбы Эссада, не получающего, по-видимому, ответа и от Турции"¹⁶.

Тем временем сербский премьер Никола Пашич отправился в Париж, где обсуждал вопрос о деятельности Эссад-паши, но в несколько иной плоскости. Как сообщал 1 октября 1913 г. в Санкт-Петербург поверенный в делах России во Франции М. М. Севастопуло, имевший продолжительную беседу с Пашичем о сербо-албанских отношениях, сербский премьер считал, что центр тяжести всего положения находится в Константинополе, вследствие близких отношений, существующих между Эссад-пашой и турками. Он был убежден, что Эссад получает денежную помощь из Константинополя и является орудием последнего, точно так же, как Валлонское правительство зависит от Вены. По мнению Пашича, в интересах Турции было создать затруднения Сербии, как союзнице Греции, дабы быть в более выгодных условиях для ведения переговоров с Афинами. Он считал поэтому, что воздействие на Константинополь является наиболее целесообразным средством для прекращения сербо-албанских столкновений, так как сам Эссад никаких неприязненных чувств к Сербии не питает.

Разгром силами регулярной сербской армии албанских отрядов, финансировавшихся и вооружавшихся австрийцами, предоставил Эссад-паше удобный повод для того, чтобы провозгласить себя правителем Албании со штаб-квартирой в Дурресе - что и было им осуществлено 12 октября 1913 г. при поддержке лидеров мусульманских албанских племен и крупных землевладельцев Центральной Албании. Правительство Эссад-паши именовалось "Советом старейшин Средней Албании"¹⁷.

Австро-Венгрия расценила данный шаг как очередное свидетельство просербской ориентации Топтани. Сербия, со своей стороны, поспособствовала Эссаду в укреплении его авторитета в глазах отдельных племен, находившихся в оппозиции к временному правительству Исмаила Кемали. Формирование правительства во главе с Эссадом объективно отвечало интересам Белграда, возложившего всю ответственность за вторжение на сербскую тер-

риторию на правительство Исмаила Кемали в лице, прежде всего, его двух министров - Исы Болетини и Хасана Приштини¹⁸.

По данным Душана Батаковича, союзнические отношения между Эссад-пашой и властями Белграда никогда не были зафиксированы в специальном договоре, однако, глава сербского правительства Никола Пашич отдавал своим представителям указания снабжать это правительство оружием и деньгами. По справедливому выражению сербского исследователя, Эссад-паша рассматривался Белградом в качестве противовеса великоалбанским кругам, группировавшимся вокруг Исмаила Кемали.

Что касается социальной основы и программы "правительства" Эссад-паши, то об этом очень точно говорится в сообщении от 30 октября 1913 г. из Влеры российского генерального консула в этом городе А. М. Петряева: "Эссад-паша, из знатного и богатого рода Топтани, представляет собою интересы крупных землевладельцев, так называемых беев, которые в своих сношениях с крестьянами установили, в сущности, феодальные начала"¹⁹. По словам дипломата, вокруг Эссада сгруппировались другие крупные беи, недовольные "слишком демократической политикой Исмаил Кемальбея"²⁰. В другом своем донесении Петряев отмечай, что Эссад-паша "подчеркивает свое уважение к калифу и к постановлениям ислама, чем и поддерживает свою популярность"²¹. "В этом отношении, - продолжал российский дипломат, - проводимая им в округе Дураццо внутренняя политика носит вполне консервативный характер и не лишена даже панисламистских тенденций"²².

Впрочем, и "демократизм" правительства Исмаила Кемали был весьма условным. Как отмечалось в вышеупомянутом донесении Петряева, Исмаил Кемали дал понять народу, что, по его мнению, одной из первых реформ должно быть улучшение положения мелкого крестьянства, находящегося в кабале у беев. Эта несколько общая формула трактуется приближенными Исмаила Кемаля как новое распределение земельной собственности²³.

Многоликая и во многом противоречивая фигура Эссад-паши не могла не привлечь внимания одного из ведущих знатоков албанских проблем того времени - лидера Сербской социал-демократической партии Димитрие Туцовича, решительно осуждавшего силовые действия властей Белграда в отношении албанцев. 1 февраля 1914 г. в "Борбе" была опубликована его статья "Капиталистический грабеж вокруг Албании", посвященная внутренней обстановке, сложившейся в Албании, и ее международным аспектам. В этой статье Туцович отмечал, что, по его мнению, в то время наиболее влиятельной в Албании силой являлась группировка Эссад-паши. Однако, продолжал Туцович, несмотря на проводимую Эссадом политику лавирования между следованием "воле Европы" и стремлением объединить вокруг себя албанские племена, европейские силы будут мириться с ростом его авторитета лишь до тех пор, пока он не станет препятствием на пути реализации их планов экономического порабощения Албании²⁴.

После подавления албанского восстания сербские военные власти приняли в отношении его участников крайне жесткие меры. Это заставило многих жителей Охрида, Дебара и Люмы спешно покинуть места своего проживания и искать спасения во внутренних и прибрежных районах Албании, в частности, в городах Эльбасан, Тирана и Дуррес, где уже фактически началась зима. Общее число беженцев из Сербии достигло 40 тыс. человек. Среди них наряду с мусульманами находились и лица христианского вероисповедания, главным образом, болгары из Охрида и Струги. Однако они составляли незначительное меньшинство²⁵. Как сообщал в те дни российский представитель в Международной контрольной комиссии А. М. Петряев, "по словам недавно посетившего меня корреспондента "Таймс", положение их (беженцев. - П. И.) ужасное. Они в полном смысле слова осуждены на голодную и холодную смерть"²⁶.

В сложившейся ситуации Эссад-паша обратился к членам Международной контрольной комиссии с настоятельной просьбой об оказании срочной материальной помощи. Однако данный вопрос, вследствие отсутствия у Комиссии денежных средств, не был решен в рамках указанного органа. Денеж-

ные средства выделяли правительства отдельных стран, в частности, Австро-Венгрии, Италии и Великобритании.

Как в этих условиях повели себя местные правительства и в первую очередь "заклятые друзья" Исмаил Кемали и Эссад-паша? Вот что по этому поводу заявлял Петряев: "Как только Контрольной комиссией были получены еще первые сведения об ужасном положении албанских эмигрантов, она решила объединить в своих руках дело оказания денежной помощи и с этой целью обратилась к правительствам в Валоне и Дураццо, предложив им предоставить в ее распоряжение часть свободной наличности. Измаил Кемаль Бей сейчас же согласился перевести на имя Комиссии две тысячи турецких лир, а Эссад-паша, после некоторых пререканий и оговорок, выдал сумму в три тысячи пятьсот турецких лир, хотя у него испрашивалось семь тысяч турецких лир"²⁷. Примечательна оговорка российского дипломата, которая лишний раз доказала, как велика была антипатия, которую испытывали к Эссад-паше международные дипломаты, удивленные тем, что на нужды беженцев он готов был выделить средств в два раза меньше, чем требовалось от него, хотя и эта сумма превосходила взнос Исмаила Кемали: "Он (Эссад-паша. - П. И.) главным образом опасался, как бы потребованные у него деньги не были истрачены в Валонском округе, управляемом его врагом - Измаилом Кемалем Беем. Комиссия перевела часть этого благотворительного фонда в Скутари (Шкодер. - П. И.), где с ее согласия он расходуется полковником Филипсом на содержание голодающих албанских семейств. Приступить к организации общественных работ (что ранее предлагал Петряев. - П. И.), возможно, будет только тогда, когда комиссия будет располагать более определенными и крупными средствами"²⁸. В середине декабря 1913 г. Эссад-паша сообщил Контрольной комиссии, что нет никаких оснований опасаться нападения албанцев на сербские гарнизоны в районе Дебара и Люмы, где в то время вела свою работу направленная им лично специальная комиссия для организации в указанных областях гражданской администрации²⁹.

Тем временем Эссад-паша установил близкие отношения с сербским генералом Дамьяном Поповичем, который в период первой балканской войны находился с сербским отрядом под Шкодером. Он направил делегацию из четырех албанских нотаблей в сопровождении сербского офицера, переодетого в штатскую форму, в Белград для секретных переговоров с сербским правительством³⁰. По прибытии в сербскую столицу нотабли были приняты Пашичем, которому они заявили, что не признают находящееся во Влере правительство Исмаила Кемали, но и не желают иметь в качестве князя назначенного европейскими государствами принца Вильгельма Вида. Они заявили, что во главе Албании, большинство населения которой составляют мусульмане, должен стоять политический деятель-мусульманин, чьи интересы они и собираются защищать, дав тем самым понять, что они имеют в виду Эссад-пашу.

Пашич был крайне осторожен в своих высказываниях, стараясь не связывать себя какими-либо конкретными обязательствами. Относительно избрания албанского князя глава сербского кабинета заявил, что этот вопрос находится в компетенции европейских держав и что Сербия не имеет там права голоса. Он заверил нотаблей в искреннем желании сербов жить в мире с соседними племенами и вручил им денежную помощь в размере 30 тыс.

франков с условием ее использования в целях установления порядка на сербо-албанской границе и оказания помощи албанским семьям, пострадавшим от действий сербских войск. 18 декабря 1913 г. нотабли, удовлетворенные результатами переговоров, отбыли из Белграда³¹.

Разумеется, развитие сербско-албанских отношений в бурные дни конца 1913 г. знало немало примеров недопонимания, вражды, кровавого насилия. Соответствующие материалы поступали, в частности, в распоряжение делегатов Международной контрольной комиссии, которая начала свою работу в Албании в середине октября 1913 года. К чести делегатов, в том числе российского комиссара в Албании Петряева, они пытались объективно разобраться в сложившейся ситуации и не принимать на веру взаимные сербско-албанские обвинения, в которых подчас преобладали эмоции, а не факты. 21 октября 1913 г. Петряев весьма сдержанно сообщал в Санкт-Петербург, что "по имеющимся у него сведениям в разных городах Албании действительно теперь находятся несколько десятков тысяч беженцев из пограничных областей". При этом официального подтверждения фактов массовых антиалбанских репрессий в присоединенных к Сербии областях не было не только в силу особого характера сербско-российских отношений, но и в силу осознания того, что к этому следует подходить крайне осторожно и не делать громких заявлений³². К тому же следовало иметь в виду, что разные албанские лидеры и вооруженные отряды боролись друг с другом и с мирным населением с неменьшим усердием, чем с сербами. Вот что писал в этой связи в секретной телеграмме в российский МИД 26 октября 1913 г. комиссар Петряев: "Исмаил Кемаль, боясь нападения со стороны Эссада, сосредоточил у берегов Шкумбии около тысячи нерегулярных войск, состоящих из разбойников и башибузуков. Они предаются грабежам и насилиям. Окрестное население в панике"³³.

Развитие сербско-албанских отношений в рассматриваемый период осложнялось тем интересом, который проявляла в отношении вышеуказанных событий Болгария. По негласным сведениям, полученным Петряевым в начале декабря 1913 г., болгарское правительство поручило, своему генеральному консулу в Албании установить контакты с албанскими лидерами в Дебаре и Люме на предмет тайного направления болгарских офицеров в качестве инструкторов с целью организации добровольческих полков на территориях, прилегающих к сербской границе³⁴. Кроме того, согласно секретным сведениям, полученным сербским правительством, болгарский кабинет министров предпринимал усилия, направленные на подготовку антисербского восстания в Западной Македонии при непосредственном участии в нем албанцев. В связи с этим в декабре 1913 г. усилился приток болгарских эмиссаров в крупнейшие центры Албании, в частности, в Дуррес, куда под видом корреспондента софийской газеты "Вечерняя почта" прибыл майор болгарской армии Дмитрий Атанасов, который слыл официальным проправительственным лицом³⁵. Он имел несколько встреч с Эссад-пашой, которому, по данным, сообщенным сербским правительством российскому посланнику в Белграде Н. Г. Гартвигу, предложил для обсуждения следующую программу: Интересы Болгарии и Албании требуют осуществления совместных действий с тем, чтобы держать в напряжении Сербию и Грецию, не давая им возможности укрепить свои позиции на занятых ими территориях, иначе практически окажется невозможным заставить их покинуть данные области. Военные действия должны начаться не позднее, чем через шесть месяцев, по сигналу Австро-Венгрии. Болгария к этому времени успеет предпринять дипломатические шаги по сближению с Румынией. Такое сближение, по словам Атанасова, могло бы быть достигнуто значительно раньше, если бы не препятствия, создаваемые Россией. Албанцы, со своей стороны, должны поставить под ружье не менее 30 тыс. человек, причем Болгария обязуется предоставить им необходимое оружие, боеприпасы и другие военные материалы. В заключение болгарский представитель заверил Эссад-пашу в том, что примирение между Болгарией и Сербией, несмотря на все старания России, не может быть достигнуто ни при каких обстоятельствах.

Тем не менее, Атанасову не удалось в полной мере убедить Эссад-пашу в необходимости реализации указанного плана. При этом он дал понять болгарскому представителю, что албанцы примут предложения Болгарии, если та сумеет заключить соглашения с Румынией и Турцией³⁶. Очевидно, свою роль в этом сыграли не только финансово-политические связи Эссада с Белградом, но и его объективная оценка расстановки сил. Объединенный сербско-греческий фронт оказался слишком сильным противником для объединенных албано-болгарских сил. Тем более, что Белград и Афины связывало специальное межгосударственное соглашение, чего не имели Болгария и Албания. Еще 19 мая 1913 г. Сербия и Греция подписали приложенную к союзному договору секретную декларацию по албанским делам. В ней, в частности, было зафиксировано, что ввиду "их специальных интересов на этих территориях Адриатического побережья" они решили разделить Албанию на сферы влияния. Сербской сферой была объявлена "территория к северу от линии, проходившей по реке Семан, Девол и вдоль горной цепи Камия, греческой - к югу от этой линии"³⁷.

17 декабря 1913 г. Симич, назначенный сербским консулом в Дурресе, прибыл к месту несения дипломатической службы, имея доверительное поручение Пашича вступить в прямые переговоры с Эссад-пашой по вопросам, представляющим взаимный интерес. Одновременно при правительстве Исмаила Кемали во Влере должен был получить аккредитацию прибывающий в этот город через несколько дней генеральный консул Гаврилович³⁸. Таким образом, Белград стремился установить рабочие отношения с двумя главными и непримиримыми противниками на албанской политической сцене.

Однако накануне прибытия Симича в Дуррес, Эссад-паша, после консультации с австро-венгерским консулом, издал специальное постановление, в котором говорилось, что все подданные балканских государств должны немедленно покинуть управляемую им территорию. Симичу, который нанес визит Эссад-паше, последний предложил подчиниться данному распоряжению, категорически заявив, что в случае отказа он снимает с себя какую-либо ответственность за личную безопасность сербского представителя. После этого Симичу ничего не оставалось как спешно покинуть Дуррес. По данным российского комиссара в Албании, такая позиция Эссад-паши, являвшегося фактически верховным правителем Дурреса, объяснялась тем, что, находясь в постоянном контакте с Белградом, Эссад одновременно регулярно получал советы и инструкции от венского правительства через находившегося в данном городе австро-венгерского консула. Он заручился обещанием, что Дуррес станет местом пребывания нового албанского князя (против прибытия которого Эссад-паша и его сторонники, как говорилось выше, постоянно апеллировали к Белграду). Для Эссад-паши австрийская поддержка имела особое значение, учитывая его растущее соперничество с Исмаилом Кемали, который претендовал на роль главы центрального правительства во Влере.

Вместе с тем, не желая обострения отношений с белградским правительством (с которым он продолжал вести тайные переговоры через специально командированных в Белград агентов), Эссад-паша за несколько часов до отъезда сербского представителя послал к нему свое доверенное лицо, чтобы выразить сожаление по поводу случившегося и сообщить, что данная мера, не носящая враждебного по отношению к Сербии характера, была вызвана объективными обстоятельствами, не зависящими от албанского лидера.

Понятно, что председатель "центрального" албанского правительства во Влере, узнав о последних действиях своего политического соперника, настоял на скорейшем приезде в город Гавриловича, назначенного сербским генеральным консулом. По прибытии во Влеру сербский дипломат был тепло встречен самим Исмаилом Кемали, выразившим ему свое удовлетворение тем, что Гаврилович вручил ему верительное письмо за подписью Пашича, в чем он усмотрел столь важное для него признание (хотя и не прямое и не официальное) своего правительства иностранной державой³⁹.

Продолжая вести двойную игру и маневрируя между Сербией и Австро-Венгрией, а также стремясь укрепить собственные позиции внутри Албании, Эссад-паша не удовлетворился результатами переговоров эмиссаров в Белграде и продолжал обращаться к сербскому правительству через сербских офицеров пограничной службы, пытаясь заручиться поддержкой своих политических планов со стороны кабинета Пашича. Одновременно он направил вверенные ему войска в Центральную Албанию для поддержки вспыхнувшего там крестьянского восстания, в котором участвовали младотурецкие офицеры, благодаря чему восстание обрело характер протеста албанских мусульман против христианского князя. Другие отряды Эссад послал к берегам Охридского озера. Все эти действия были призваны продемонстрировать его готовность использовать все имевшиеся силы и средства для захвата власти в стране.

Вопрос об отставке правительства Исмаила Кемали также оказался привязанным к личности Эссад-паши. Как сообщал 18 января 1914 г. Петряев, Контрольная комиссия решила приступить к ликвидации правительства во Влере "после того, как будет обеспечено и устранение Эссада-Паши. Для выяснения ситуации и проведения переговоров с ним в Дураццо (Дуррес. - П. И.) ею командируется албанский член Комиссии. Здесь преобладает мнение, что Эссад откажется принять предложение Комиссии выйти в отставку или же даст уклончивый ответ"⁴⁰. Однако что мог реально сделать албанский делегат, чтобы заставить всесильного Эссад-пашу уйти в отставку, даже если он и сам к этому стремился! Понимая тщетность посреднической миссии своего албанского коллеги, члены Контрольной комиссии не исключали и жестких принудительных мер. Информируя МИД России о направлении к Эссаду албанского эмиссара, Петряев во второй телеграмме, датированной также 18 января, с тревогой сообщал, что оказался фактически меж двух огней: "В случае отказа Эссада выйти в отставку Комиссия не видит другого средства, как прибегнуть к принудительным мерам. Австрийский и итальянский делегаты настойчиво рекомендуют отправить в Дураццо корабли и произвести временную высадку. По их словам, два крейсера готовы к отплытию. По мнению английского комиссара, эта мера недостаточна и необходимо также содействие международного отряда из гарнизона в Скутари (Шкодер. - П. И.)"⁴¹

Российский дипломат явно был не в восторге от сложившейся ситуации, чреватой односторонними действиями Вены и Рима. Он считал, что "какие бы меры ни были приняты, они должны быть международного характера. Было бы нежелательно одностороннее действие Австрии и Италии, которые по-видимому имеют его в виду"⁴².

Предсказание Петряева относительно действий Эссад-паши оказалось пророческим. Несмотря на все усилия Комиссии, один из албанских вождей счел ниже своего достоинства подавать в отставку одновременно с ненавистным ему Исмаилом Кемали и тем более перед ним. Российскому делегату ничего не оставалось, как сообщить на Певческий мост (где тогда располагался МИД) 22 января 1914 г. о принятии Контрольной комиссией отставки главы правительства во Влере и принятии ею от Кемали мандата на управление Влерским округом (о чем был составлен специальный акт). Переговоры с Эссадом находились в самом разгаре. Спустя три дня Петряев фактически признался в том, что Комиссия вынуждена плясать под дудку Топтани: "Эссад Паша уклоняется выйти в отставку, настаивая на сохранении за ним его особенного положения в Дураццо (Дуррес. - П. И.) и предлагая условия, считаемые Комиссией неприемлемыми. На вчерашнем совещании мы пришли к заключению о необходимости сделать еще одну попытку уговорить его последовать примеру Измаила Кемаля..."⁴³

Эта попытка была обставлена более серьезно. На переговоры с Эссадом из Влеры в Дуррес на борту военного корабля отправились два делегата Комиссии (представители Англии и Германии). Другой корабль отправился во Влеру. "В случае неуспеха этой миссии уже великим державам придется ре-

шать, не пора ли предпринять против Эссада принудительные меры" - телеграфировал Петряев⁴⁴.

8 результате согласие Эссада на отставку было получено, но его политическая деятельность на этом не прекратилась. В феврале 1914 г. причуды албанской политической сцены привели Эссад-пашу в лагерь князя Вильгельма Вида, которого посадили на албанский престол великие державы и вокруг которого объединились сторонники установления албанского контроля над Косово. Эссад вошел в кабинет, сформированный Видом, и получил два ключевых поста - министра обороны и министра внутренних дел. Однако, как отмечала известный российский историк Н. Д. Смирнова, деятельность Эссад-паши "направлялась скорее на подрыв обороноспособности страны, ибо всю силу своей энергии он использовал для дискредитации монарха и на завоевание личной власти"⁴⁵.

По свидетельству французского военного агента в Сербии и члена Международной комиссии по разграничению Северной Албании подполковника Фурнье, совершившего ознакомительную поездку по стране и побывавшего, в частности, в Дурресе, Эльбасане и Тиране и прожившего несколько недель в Шкодере, поддержка Эссад-паши со стороны местного населения - причем не только мусульманского, но и католического - была совершенно исключительной; его имя было окружено ореолом славы, а находившиеся в его распоряжении военные силы и материальные средства были беспрецедентными по албанским масштабам. В этих условиях общественное мнение Албании склонялось к мысли о том, что властолюбивый, энергичный, могущественный и в полной мере осознававший свое величие, Эссад-паша решил придерживаться новой линии поведения: примирившись на словах с кандидатурой христианского князя, выступавшего проводником чужих для албанского населения идей и выражавшего чуждые ему интересы, начал плести новые интриги и ждать подходящего момента для осуществления своих честолюбивых замыслов. В этой связи весьма показательным является доверительное сообщение Пашича российскому посланнику в Сербии, в котором отмечалось, что перед его отъездом во главе специальной делегации, передавшей Виду официальное приглашение занять высокий албанский престол, Эссад-паша вновь командировал в Белград своего уполномоченного с ходатайством о выдаче ему 10 тыс. золотых, заявив при этом о том, что со своей стороны он будет содействовать осуществлению территориальных притязаний Сербии. Тем самым он продемонстрировал уверенность в своей силе и своем влиянии⁴⁶.

Между тем влияние Эссад-паши на албанской политической сцене не приходится переоценивать. Как сообщал в январе 1914 г. Петряев, "число самозванных правителей здесь увеличивается с каждым днем. Всякий набравший шайку в несколько вооруженных лиц провозглашает себя правителем до тех пор, пока его не сменит другой, более сильный. Беспристрастные наблюдатели из албанцев говорят о временах турецкого управления как о чем-то совершенном в сравнении с теперешнею анархией"⁴⁷.

Вопрос о формировании албанской депутации к князю Виду решался непросто. По свидетельству того же Петряева, "при той партийности и личных соперничествах, которые являются характерными для Албании, выбор делегатов, действительно пользующихся доверием нации, оказался невозможным"⁴⁸. Эссад-паша, - продолжал российский дипломат, - "назначенный, или вернее сам себя назначивший главою депутации, в сущности является представителем Центральной Албании, где он и пользуется большим влиянием и значением, в других же частях ее у него много недругов"⁴⁹.

9 марта 1914 г. вступивший в должность албанского правителя князь Вид принял членов Международной контрольной комиссии. Во время аудиенции, продолжавшейся более часа, зашла речь и об Эссаде, в частности, о "непроизводительных тратах на содержание около 2000 человек албанцев, набранных Эссадом-пашой для его личных целей в Средней Албании, которые представляют во всех отношениях опасный элемент"⁵⁰.

Но и Эссад-паша не терял времени даром. Как сообщил 10 марта 1914 г. Петряев, по его сведениям, в Мате, за несколько дней до прибытия князя, состоялось собрание племенных вождей, решивших не признавать назначенного Европой правителя и подать петицию о переходе Албании под власть сербского короля, во владениях которого уже находится несколько сот тысяч албанцев. Обращало на себя внимание также поведение Эссада-паши, который во время этой встречи держался рядом с князем, желая продемонстрировать таким образом свою особую роль в последних событиях⁵¹.

Российский комиссар в Албании Петряев довольно скептически оценивал как структуру и состав новообразованного правительства, так и перспективы деятельности в нем Эссада. "Первое, что бросается в глаза, - доносил он в Санкт-Петербург 20 марта 1914 г., - при чтении этого списка, так это то, что число созданных министерств не соответствует ни размерам, ни финансовым ресурсам, ни просто потребностям Албании в данную минуту... При составлении правительства, князю пришлось, очевидно, руководствоваться не столько действительными нуждами страны, сколько желанием удовлетворить честолюбие разных влиятельных беев, а также принять во внимание областную и религиозную рознь...

Безусловно, самою яркою личностью в кабинете является Эссад-паша. По поводу последних событий я уже не раз имел случай говорить о нем. Положение, занятое им теперь при князе лишь еще более подчеркивает его энергию, смелость и изворотливость, соединенные с нравственными качествами и замашками средневекового кондотьера (предводитель наемного отряда. - П. И.). Несомненно, считаясь с опасностью иметь его против себя, князь вынужден был назначить его на самый важный и ответственный пост министра внутренних дел в звании военного министра, данным ему, очевидно, для удовлетворения военного честолюбия генерала, который, пользуясь этим, не замедлит, вероятно, подкрепить свое положение созданием какой-либо вооруженной силы для своего личного распоряжения. Все знающие Эссада-пашу, понимают, что фактическим правителем Албании, в настоящих условиях будет он, а не князь. Это обстоятельство производит на благоразумных и умеренных албанцев крайне тяжелое впечатление, так как административные приемы Эссада-паши и его склонность к темным политическим авантюрам здесь хорошо известны"⁵².

Не случайно Петряев в своем обширном донесении уделил крайне мало места характеристике остальных членов албанского правительства, ограничившись, по сути, их перечислением и фразой о том, что "об остальных членах нового правительства остается сказать весьма немного, так как рядом с Эссадом-пашою они никакого значения иметь не будут"⁵³.

Что же касается общего направления внутренней и внешней политики нового кабинета, то на сей счет российский представитель был крайне сдержан: "Пока трудно сказать что-либо более положительное о будущей внутренней и внешней политике только что образованного албанского правительства, вероятно не имеющего никакой определенной программы. Ввиду того, что за последнее время Эссад-паша недвусмысленно высказывал свои симпатии к Италии, можно лишь предположить, что влияние этой державы на албанские дела теперь значительно усилится"⁵⁴.

Весьма меткая характеристика, данная Эссаду российским дипломатом, как нельзя лучше характеризует всю противоречивость отношений албанского лидера с Белградом. Его политические амбиции одновременно и создавали почву для взаимовыгодного взаимодействия с сербскими властями, и ставили эти связи в тесную зависимость от его собственных сиюминутных планов. К тому же присутствие в новом правительстве взаимодействовавшего с сербами Эссад-паши отчасти нивелировалось фигурой получившего пост министра почт и телеграфов Хасана Приштини, по словам Петряева, "одного из организаторов последнего набега албанцев на сербскую территорию и постоянно проповедовавшего здесь возвращение отторженных от Албании территорий"⁵⁵.

Тем временем обстановка в Албании все более ухудшалась и возрастала угроза нового обострения ситуации в районе сербо-албанской границы. Эссад-паша умело использовал растущее недовольство политикой принца Вида, а также аграрным кризисом и поддержал восстание албанских крестьян под предводительством Хаджи-Кямиля Фейзы, младотурецкого офицера родом из Эльбасана. Младотурки, с одной стороны, и австрийские агенты - с другой, всячески подстрекали мусульманское население Албании к недовольству, и, естественно, Эссад-паша снова оказался в эпицентре событий⁵⁶.

Эссадовские эмиссары, постоянно прибывавшие в Белград, ходатайствовали о получении от Сербии материальной помощи, обосновывая свои просьбы необходимостью освобождения Албании от австро-венгерского влияния и ставленника Вены в лице албанского князя. Сам же Эссад-паша, по свидетельству его племянника Ахмед-Мухтара, который часто наведывался в Белград, оказывал свою поддержку, заявляя при этом, что "здесь, в Дураццо (Дуррес. - П. И.), я пока не могу действовать, но душой я с вами"⁵⁷. Ярким доказательством успешной тайной деятельности Эссад-паши может служить характеристика, данная ему за несколько дней до описываемых событий премьер-министром Албании Турхан-пашой Пермети, который, находясь в Вене, крайне оптимистично оценивал ситуацию в своей стране и на вопрос представителей средств массовой информации об Эссад-паше без колебаний ответил: "Это очень отважный человек, человек, искренне преданный князю и пользующийся полным доверием последнего". Это при том, что сам Турхан-паша имел репутацию умного, тонкого и прозорливого политика...⁵⁸

Эссад-паша конфликтовал не только с принцем Видом и Исмаилом Кемали, но и с голландскими офицерами из состава международной жандармерии. Эта сторона его бурной деятельности также не осталась незамеченной российским комиссаром в Албании Петряевым. Его донесение от 7 апреля 1914 г. наглядно демонстрирует, что буквально все вопросы обустройства Албании так или иначе входили в компетенцию Эссада. Неоднократно возвращаясь к этому колоритному персонажу, российский дипломат, в частности, сообщал, что сделавшись военным министром и министром внутренних дел, он (Эссад) для сохранения и укрепления своей власти сохранил за собой контроль за деятельностью команды наемной милиции, набранной из всевозможных преступных элементов.

На этой почве у него возникло недоразумение с генералом Де-Веером, организатором всей албанской жандармерии. Последний никак не хотел признавать Эссада своим непосредственным начальником и более того допустить его к организационным делам, считая себя одного ответственным за успешное выполнение возложенной на него Европой миссии.

Между тем Эссад-паша, в свою очередь, игнорировал генерала и давал приказания жандармам, не считаясь с генералом Де-Веером. В некоторых местах происходили даже столкновения между жандармами голландской миссии и башибузуками Эссада.

Таким образом, создалось крайне тяжелое и сложное положение для албанского правительства. В этих условиях Турхан-паша, не видя иного выхода, обратился к Контрольной комиссии с просьбой срочно приехать в Дураццо и уладить дело. Как отмечал российский дипломат, представители Контрольной комиссии прибыли туда в воскресенье и в тот же день вечером состоялось совещание с председателем совета министров, в котором принял участие и Де-Веер. Что касается Эссад-паши, то он уклонился от совместного обсуждения этого вопроса. После обмена мнениями, - сообщает дипломат, - точка зрения генерала Де-Веера была признана абсолютно правильной: существование двух жандармерий - одной официальной, подчиненной голландским офицерам, а другой побочной, повинующейся только Эссаду, - недопустимо. Мы высказались также за то, - отмечает российский дипломат, - что командование жандармерией должно быть сосредоточено в руках

генерала Де-Веера, который подчиняется непосредственно князю. Зависимость жандармерии от министра внутренних дел, - по мнению дипломата, - определена в том смысле, что она будет находиться в распоряжении местных властей для обеспечения общественного порядка и безопасности. Турхан-паша согласился с такой постановкой вопроса и обещал сделать все от него зависящее для осуществления этих начал и, в особенности, принять меры к роспуску нерегулярных отрядов. Генерал Де-Веер настаивал также на том, чтобы ему была подчинена и полиция, как вспомогательная сила жандармерии, но Турхан-паша отклонил это, сославшись на то, что Лондонские постановления ничего об этом не говорят.

Возник также вопрос, так и оставшийся открытым, о подчинении жандармерийского отряда, набранного специально для посылки на юг и потому как бы находящегося на особом положении. Недоразумения, возникшие между двумя генералами Де-Веером и Эссад-пашой, были устранены вышеуказанным компромиссом, но, вероятно, на недолгое время, отмечал Петряев. Эссад-паша едва ли откажется от набранной им вооруженной силы, которая представляет для него главную опору. Сейчас он является единственным человеком в Албании, могущим подкрепить свои слова действием. Создание же хорошей жандармерии, по европейскому образцу, но ему не подчиненной, конечно, не входит в его планы.

Интересно отметить, что в Совете министров все члены правительства во главе с Турханом разделяли взгляды Де-Веера по поводу организации жандармерии, но они были бессильны заставить Эссада принять их точку зрения. "Князь и Турхан-паша, - писал Петряев, - очень опасаются того, как бы дальнейшее развитие конфликта между Эссадом и Де-Веером не привело к отказу голландской миссии продолжать реорганизацию жандармерии, что поставило бы албанское правительство в крайне затруднительное и неловкое положение"⁵⁹.

Чувствуя поддержку Международной контрольной комиссии, правительство Турхан-паши инициировало запросы о предоставлении ему денежной помощи. Однако его финансовые аппетиты вызывали серьезные подозрения со стороны Контрольной комиссии, и эти подозрения, как всегда, связывались с именем вездесущего Эссад-паши, что являлось еще одним доказательством его исключительной роли во всех албанских делах в рассматриваемый период. Как отмечал в этой связи Петряев, "Комиссия не нашла возможным удовлетворить полностью эту просьбу, зная по опыту, что деньги эти могут попросту перейти в бесконтрольное пользование Эссада-паши. Мы уже ранее обратили внимание албанского министра финансов на необходимость представить нам хоть какой-нибудь бюджет, дав понять ему, что, не имея росписи, мы будем вынуждены отказывать в просимых кредитах. Не желая, с другой стороны, совершенно останавливать ход государственной жизни, мы решили дать наше согласие на выдачу банками лишь 2 миллионов, поставив расходование их в условия контроля.

Таким образом, на оборудование казначейства Комиссия отпустила лишь 500 000 франков с тем, чтобы в возможно непродолжительном времени ей был представлен подробный план организации этого учреждения. На уплату жалования жандармам и добровольцам мы ассигновали тоже 500 000 франков под условием, чтобы ими распорядился генерал Де-Веер и чтобы эта сумма миновала руки Эссада-паши. На помощь беженцам было ассигновано 500 000 франков, которые должны распределяться между нуждающимися при посредстве особых комиссий"⁶⁰.

В мае 1914 г. Эссад-паша Топтани был обвинен Вильгельмом Видом в государственной измене и подготовке мусульманского восстания против христианского князя, смещен со своего поста и арестован в Дурресе. Он был вынужден покинуть страну и перебраться в Италию, в Бриндизи, при содействии итальянского дипломатического представителя в Дурресе. После эмиграции Топтани албанские вооруженные отряды значительно активизировали набеги на территорию Сербии⁶¹. Хотя данных для обвинения Эссад-паши в

попытке насильственного свержения Вида, было недостаточно, очевидной представлялась его заинтересованность в этом.

Впрочем, пора предоставить слово и самому нашему герою - Эссад-паше Топтани. Тем более, что в нашем распоряжении находится меморандум, представленный им Парижской мирной конференции 1919 г. и который позволяет ознакомиться с его видением событий 1913 - 1914 годов. Однако следует учитывать, что данный документ был подготовлен весьма хитрым и изворотливым албанским деятелем и имел целью убедить участников форума в том, что именно он является единственным легитимным правителем Албании⁶².

Утверждения Эссад-паши были вполне справедливыми. Как отмечали некоторые исследователи, после признания албанской государственности великими державами "борьба местных властей, иностранные провокации, нищенские экономические условия и застенчивые попытки провести социальные и религиозные реформы подпитывали албанские восстания, направленные против князя и Контрольной комиссии"...⁶³

Уже в сентябре 1914 г. - после начала первой мировой войны и бегства Вильгельма Вида - Эссад-паша вернулся в страну во главе своей армии и движения "исламское сопротивление Албании" и занял Тирану. 5 октября 1914 г. Эссад-паша провозгласит себя премьер-министром "Княжества Албания - Дуррес". Он занимал этот пост и сохранял контроль над обширными районами Центральной Албании вплоть до 24 февраля 1916 г., когда перебрался в Сербию. Он заявил тогда о своем желании помогать Сербскому королевству, а также Греции в войне с Австро-Венгрией.

После окончания первой мировой войны Эссад-паша оказался во Франции, где он, как и Вид, по собственной инициативе присутствовал на заседаниях Парижской мирной конференции, проходившей в 1919 г., правда, это не прибавило международного авторитета ни ему, ни Виду. Будучи во Франции, он пытался добиться международного признания Албании. Тогда Тирана находилась под контролем полевого командира Османа Бали, который входил в окружение Эссад-паши. В июне 1920 г. Топтани несколько дней даже занимал пост албанского короля в изгнании. Решение об этом было принято Конституционной ассамблеей.

Однако такое развитие событий не устраивало тосков, придерживавшихся идеологии бекташизма⁶⁴, а также православных влахов Южной Албании. Они подослали к Эссад-паше в Париж наемного убийцу - 24-летнего учителя, уроженца города Либохова Авни Рустеми. В момент, когда Эссад-паша Топтани собирался вернуться в страну и присутствовать на инаугурации, он был убит. Это произошло 13 июня 1920 года.

Французская полиция задержала Авни Рустеми, который заявил, что привел в действие смертный приговор, вынесенный Эссаду за предательство. На этом же построил свою защиту французский адвокат, напомнивший суду, что в "измене" Топтани обвинил никто иной, как международно-признанный правитель Албании князь Вильгельм Вид. Суд неожиданно для многих оправдал Рустеми. Сторонники Эссада в Албании были убеждены, что за ликвидацией их лидера стояли Франция и Сербия, не желавшие выполнять обязательства, данные ими в ходе первой мировой войны.

Что касается Авни Рустеми, то он вернулся в Албанию, где в 1921 - 1924 гг. являлся одним из организаторов и руководителей демократических организаций "Атдеу" и "Башкими" и одним из лидеров парламентской оппозиции. По зловещей иронии судьбы, его жизненный путь закончился так же, как и его жертвы: 22 апреля 1924 г. Рустеми был убит в результате заговора, организованного, как предполагалось, правительством будущего короля Албании Ахмета Зогу. Похороны Рустеми вылились в общенародную антиправительственную демонстрацию. Албания вступала в новый этап своей истории...

Примечания

1. См.: FRASHERI К. The History of Albania. Tirana. 1964, Р. 183 - 212; Historia ё popullit shqiptar. II. Prishtine. 1969, f. 371 - 516; Histoire de PAlbanie. Roanne. 1974, p. 181 - 212; QAMI M. Shqiperia ne marredheniet nderkombetare (1914 - 1918). Tirane. 1987, f. 43 - 45, 107 - 112, 240- 243, 280 - 281, 313 - 315.

2. Подробнее см.: БАТАКОВИТ) Д. Есад-паша Топтани и Србиjа 1915. године. Србиjа 1915. године. Београд. 1986, с. 299 - 303.

3. ХРАБАК Б. Арбанашки упади и побуне на Косову и у Македонии од Kpaja 1912, до Kpaja 1915 године. Вран.е. 1988, с. 52 - 64.

4. БАЛУГЦИЪ Ж. Кад се стварала Албанща. Српски юьижевни гласник. Београд. 1937, с. 521- 522; МИКИЪ Ъ. Албании и Србща у балканским ратовима 1912 - 1913. - Исторщски гласник. 1985. N 1/2, с. 75; Документи о спольжу политици Кральевине Србще. VI, 2, N 75, 77, 80, 86, 93, 100, 105, 124, 130, 135.

5. Документи о спольноj политици Кралевине Србще. VI, 3, 262. N 194.

6. Подробнее см.: ХРАБАК Б. Op. cit., с. 33 - 38, .60 - 61.

7. Документи о спольноj политици Кралевине Србще. VI, 3. N 194, 239, 253.

8. ХРАБАК Б. Op. cit., с. 33 - 38.

9. БАЛУГЦИЪ Ж. Op. cit., с. 521 - 522.

10. PEARSON О. Albania and King Zog. Independence, Republic and Monarchy 1908 - 1939. London, New York. 2004, Р. 1.

11. Документи о спольноj политици Кралевине Србиje. VI, 3. N 347, 351, 359, 378, 379, 406, 418.

12. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. Политархив, оп. 482, д. 531, л. 352.

13. Там же, л. 358 - 359. Что касается показателей, характеризующих Сербию и Австро-Венгрию в военном отношении, то к началу первой мировой войны кадровая численность сербской армии в мирное время составляла 52 тыс. человек, а союзной с ней Черногории - 2 тыс. человек; в случае же военной опасности их численность могла составить 247 тыс. человек у Сербии и 60 тыс. у Черногории. Численность же предвоенной армии, которой располагала Австро-Венгрия, составляла 478 тыс. человек. В случае же начала военных операций "под ружье" можно было бы поставить 1 421 250 человек. (ЗАЙОНЧКОВСКИЙ А. М. Мировая война 1914 - 1918 гг. Том первый. Кампании 1914 - 1915 гг. М. 1938, с. 20 - 21).

14. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 531, л. 358.

15. АВПРИ, ф. Канцелярия. 1913, оп. 470, д. 113, л. 385.

16. Там же.

17. Краткая история Албании. М. 1992, с. 251.

18. ХРАБАК Б. Op. cit., с. 57, 60 - 61.

19. Цит. по: Краткая история Албании, с. 252.

20. Там же.

21. Там же.

22. Там же, с. 252 - 253.

23. Там же, с. 251.

24. ТУЦОВИЪ Д. Сабрана дела. Кн,ига осма. Београд. 1980, с. 136.

25. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 2908, л. 16.

26. Цит. по: Краткая история Албании, с. 250.

27. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 2113, л. 53.

28. Там же.

29. Там же, д. 2908, л. 37.

30. Там же, л. 38.

31. Там же, д. 531, л. 449; д. 532, л. 55 - 56.

32. АВПРИ, ф. Канцелярия. 1913, оп. 470, д. 19, л. 11.

33. Там же, л. 17.

34. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 2908, л. 30.

35. Там же, д. 515, л. 6.

36. Там же, д. 2908, л. 56.

37. За балканскими фронтами первой мировой войны. М. 2002, с. 51.

38. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 2908, л. 53.

39. Там же, л. 57.

40. АВПРИ, ф. Канцелярия. 1914, оп. 470, д. 82, л. 4.

41. Там же, л. 5.

42. Там же.

43. Там же, л. 8.

44. Там же, л. 9.

45. СМИРНОВА Н. Д. История Албании в XX веке. М. 2003, с. 65.

46. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 532, л. 56 - 58.

47. Цит. по: Краткая история Албании, с. 257.

48. АВПРИ, ф. Канцелярия. 1914, оп. 470, д. 6, л. 14.

49. Там же.

50. Там же, л. 26.

51. Там же, л. 24.

52. Там же, л. 30.

53. Там же.

54. Там же, л. 31.

55. Там же.

56. ХРАБАК Б. Муслимани северне Албанjе уочи избиjана рата 1914. Зборник за историjу Матице српске. 22. 1980, с. 52 - 53.

57. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 532, л. 220.

58. Там же.

59. АВПРИ, ф. Канцелярия. 1914, оп. 470, д. 6, л. 32.

60. АВПРИ, ф. Политархив, оп. 482, д. 2115, л. 27.

61. ХРАБАК Б. Арбанашки упади и побуне на Косову и у Македонии ..., с. 33 - 38, 60 - 61.

62. Публикуем фрагмент меморандума Эссад-паши: "В конце балканских войн великие державы, столкнувшись с проблемой разрешения Балканского вопроса, сочли момент подходящим для оккупации Албании, беспокойная и хроническая история которой порождала многочисленные затруднения в течение последних пятидесяти лет. После долгих переговоров послы, собравшиеся в Лондоне и действовавшие от имени и в соответствии с инструкциями от правительств, которые они представляли, создали Албанию в качестве независимого, автономного и наследного княжества и, спустя несколько месяцев, выбрали князя Вильгельма Вида с тем, чтобы он занял новый трон (Лондонская конференция 1913 г.).

В тот момент администрация в Албании была поделена между двумя правительствами: одно находилось во Влере под председательством Исмаила Кемаль Бея и другое в Дурресе во главе со мной. Первое являлось персональным творением нескольких человек, в то время как второе проистекало из воли людей, свободно выраженной на собрании, в ходе которого свободно голосовали представители всех округов Центральной Албании. Такой была ситуация, когда Международная контрольная комиссия, второе творение Лондонской конференции, приступила к исполнению своих обязанностей (октябрь 1913 г.).

Вслед за раскрытием заговора младотурок, стремившихся вызвать мусульманское восстание в Албании, направленное против решения великих держав и в поддержку Иззет-паши, Исмаил Кемаль Бей, чье попустительство было официально подтверждено, был вынужден подать в отставку и покинуть страну. Международная контрольная комиссия взяла дело администрации в той части Албании в свои руки. Желая наделить страну одной-единственной администрацией и преодолеть все возможные расколы, она воззвала к моему чувству преданности моей стране и попросила меня сложить с себя свои функции. Хотя моя позиция опиралась на свободно выраженную волю моих соотечественников, я не колебался в том, чтобы прислушаться к требованию, которое в моем представлении выражало волю шести великих держав, и согласился с ним, после чего вышеназванная Комиссия предложила мне возглавить албанскую делегацию, образованную для того, чтобы отправиться в Германию и предложить трон выбранному князю.

Подготовленный Комиссией официальный документ отдавал должное тому, что я сделал во время своего председательства и патриотизму, который я доказал. Я желаю напомнить вам, джентльмены, эти события, поскольку они позволят вам понять, что с первого дня создания Княжества Албания, у меня было только одно желание: не совершать ничего, что могло бы скомпрометировать деятельность держав. В то время, когда Комиссия уполномочила меня отправиться в Нойвид, я хорошо осознавал, что мусульмане, составляющие значительное большинство населения, недовольны выбором, сделанным Европой, но я также осознавал, что мое влияние и власть, проистекающие из моей компетенции в качестве главы основной и старейшей семьи в Албании, не только успокоят моих соотечественников-мусульман, но и заставят их принять князя, которого я должен был в той или иной степени им навязать. Без преувеличения легко можно сказать, что решение Контрольной комиссии опиралось на тот факт, что я являлся единственной албанской фигурой, вмешательство которой в этом вопросе могло успокоить народное недовольство. Я это понимал, хотя я не мог не осознавать, что я тем самым сделал себя оппонентом по отношению к воле моих соотечественников-мусульман, и что эта позиция породит определенную враждебность по отношению ко мне.

Князь Вид прибыл в Дуррес в феврале 1914 г. Его незнание страны, его обычаи и привычки, его раболепие по отношению к определенным влияниям и слабость политического курса, продемонстрированные им уже в первые дни пребывания в стране усилили скрытое

недовольство. Спустя несколько недель после его прибытия вспыхнула революция, вынудившая европейские великие державы направить в порт Дурреса международный флот, присутствие которого, как они надеялись, сдержит недовольство. К сожалению, запуганный дипломатическим представителем Австро-Венгрии князь предпринял действие, до обсуждения которого я не хотел бы снисходить, поскольку оно было совершено против моей персоны. Ночью 19 мая 1914 г. батарея, размещенная в течение ночи в дворцовых садах, открыла огонь по моему дому в центре города. Одновременно некоторое количество добровольцев, известных своими австрофильскими симпатиями, окружили мою резиденцию и их лидер, голландский офицер, уполномоченный Европой организовывать жандармерию, попытался арестовать меня. В то время я являлся военным министром и министром внутренних дел и временно исполнял обязанности премьер-министра. Я согласился, но при условии, что итальянский посланник при албанском дворе возьмет за меня ответственность. В этих обстоятельствах я был вынужден покинуть мою страну и стать беженцем сначала в Риме, а затем в Париже.

Непостижимый акт удвоил недовольство албанцев, мятеж которых распространился даже еще больше. Повторного вмешательства членов Контрольной комиссии оказалось недостаточным для того, чтобы успокоить страсти. Дуррес находился в осаде и был отрезан от остальной части Албании, и власть князя распространялась не дальше, чем на 2 - 3 километра от Дурреса". Полный текст меморандума впервые опубликован в сборнике "Европейская война 1914" (Memoire sur l'Albanie. European War 1914. L. 1919).

63. Подробнее см.: ZICKEL R., IWASKIW W. Albania. A Country Study. Washington. 1994.

64. Бекташи - дервишский орден, основанный в XV в. в Турции Хаджи Бекташем. Официально был закрыт в 1826 г. Существовал в Турции до 1925 г., затем центр бекташизма переместился в Албанию. Как сообщал А. М. Петряев, "бекташи считаются рационалистами среди мусульман. Они отрицают всякие обрядности, стоят за равноправие и, отличаясь большой терпимостью, поддерживают хорошие отношения с христианами. Им принадлежат многочисленные "текэ" (монастыри), разбросанные по разным частям Албании, где бекташи собираются для бесед под руководством своих шейхов. При турецком владычестве открытое исповедание бекташизма было запрещено и последователи его подвергались всевозможным гонениям" (АВПРИ, ф. Канцелярия, 1914, оп. 470, д. 6, л. 33 - 34).

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - П. А. Искендеров:

Комментарии: