Сборник исторических документов в 2-х тт. Автор проекта, введения, биографий ханов, научных комментариев, сост. и отв. ред. И. В. Ерофеева. Алматы: АО "АБДИ компании", 2014.

Известный казахстанский историк И. В. Ерофеева выступила инициатором и основным исполнителем большого исследовательского и издательского проекта по поиску и публикации писем, составленных в канцеляриях казахской знати накануне и после вхождения казахских Младшего и Среднего жузов в состав Российской империи. Результатом этой масштабной многолетней работы стали два тома публикации эпистолярного наследия кочевой элиты последней четверти XVII - первой четверти XIX в.

И. В. Ерофеева является автором фундаментальных монографий, посвященных различным аспектам истории Казахстана XVIII-XIX вв., главным образом его высших социальных слоев (ханов, султанов, батыров, кожей), их внутренней и внешней политике, общественному статусу, организации управления, отношениям с российским имперским центром и др. Рецензируемое издание находится в русле того же магистрального направления научных интересов И. В. Ерофеевой. В нем помещены 811 писем от 26 представителей высшей казахской аристократии к российским правителям и провинциальным администраторам. Большинство этих документов ранее не публиковалось, да и сами подобные документы не удостаивались специального изучения. И. В. Ерофеева резонно решила, помимо потекстовых комментариев к письмам, предпослать текстам источников подробную источниковедческую статью, посвященную этой категории письменных памятников. Кроме того, биографии большинства из 26 адресантов также малоизвестны, и их имена ничего не говорят широкому читателю. Поэтому издание сопровождается очерками с описанием жизненного пути соответствующих ханов и султанов. Для полноты картины в издании помещены также краткие справочные статьи о тех, к кому обращалась кочевая элита: царские особы, придворные сановники, генерал-губернаторы, военачальники и т.д. В первом томе имеется приложение в виде нескольких статей публикатора, а также М. Б. Кожи, А. Е. Рогожинского и Э. Р. Усмановой, освещающих некоторые аспекты истории казахской элиты: о хивинских ханах, ханских писарях, атрибутах ханской власти, казахских городах и селениях XVII-XVIII вв.

Более половины публикуемых документов сохранилось только в русских переводах. Но публикаторам удалось найти оригиналы некоторых посланий на языках чагатайском и османском тюрки, среднеазиатском фарси, ойратском и маньчжурском. Такие тексты тоже включены в издание и снабжены факсимильными копиями текстов и переводами - как синхронными, так и в некоторых случаях сделанными заново.

Ценность публикуемых источников заключается прежде всего в их аутентичности, происхождении "из первых рук". Тексты, вышедшие из-под пера ханских писарей, отражают события, которые происходили непосредственно в период их написания, и к тому же не отягощены идеологическими искажениями и переосмыслениями, характерными для хроникальных сочинений, со-

ТРЕПАВЛОВ Вадим Винцерович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН, руководитель Центра истории народов России и межэтнических отношений. E-mail: trepavlov@yandex.ru.

стр. 224
ставлявшихся, как правило, по истечении продолжительного времени. При этом И. В. Ерофеева подчеркивает [Эпистолярное наследие..., т. I, с. 34], что сами писари - как правило, ими были татарские и башкирские муллы - не оказывали заметного влияния на содержание посланий (вопреки утверждениям некоторых историков). Казахские правители самостоятельно формулировали и диктовали свои обращения к адресатам. Устоявшаяся терминология, одинаковые стилевые и этикетные формулы свидетельствуют о сформировавшейся собственно казахской политической культуре. Писари же проявляли себя лишь при подыскании адекватных речевых оборотов для точной и связной передачи послания, которое устно излагал им хан или султан.

Публикуемая переписка важна в качестве исторического источника как по истории непосредственно казахского общества (в основном XVIII в.), так и отдельных важных событий. Исследователь обнаружит в двухтомнике, например, уникальные документы о "торгоутском побеге" 1771 г. (массовой откочевке калмыков с Волги в Джунгарию), движениях Емельяна Пугачева и Срыма Дат-улы. В публикуемых текстах содержатся сведения о вооружении казахов, судопроизводстве и наказаниях, организации торговли и ассортименте товаров и многом другом. Кроме того, эпистолярное наследие казахской элиты имеет принципиальное значение для исследования процесса вхождения жузов в состав Российской империи, их юридического и фактического положения, понимания российской и казахской сторонами статуса казахских земель в империи.

Исторически сложилось так, что освободившаяся от ордынского ига Россия вынуждена была выстраивать связи в числе первых со степными соседями на юге и востоке. Данное обстоятельство, а также своего рода преемственность по отношению к Золотой Орде делали актуальным учет норм отношений, принятых в кочевой среде. Речь идет прежде всего об особенностях понимания обязательств, которые подданный нес по отношению к государю. В историографии неоднократно высказывалось мнение о принципиальных различиях в интерпретации подданства (или уже - договоров между правителями) у российских властей и у степных правителей. Если первые, начиная со второй половины XVI в., видели в договорных соглашениях начало безусловного подчинения и покорности царю со всеми вытекающими из этого обязанностями, то вторые трактовали договоры с русскими как военный союз (пусть и со старшим сюзереном), который вовсе не подразумевал вечного соблюдения, а как раз допускал прекращение, разрыв и поиск нового политического партнера/патрона (см., например: [Каппелер, 2000, с. 24, 36; Сабырханов, 1965, с. 68; Трепавлов, 2007, гл. 4]).

И. В. Ерофеева в свое время проделала детальный анализ данного расхождения, взяв за основу ситуацию в казахском Младшем жузе первой половины XVIII в. Она справедливо видит первопричину в "цивилизационной неоднородности политических систем" Российского государства и кочевой степи. Касательно понимания подданства эта неоднородность выражалась, во-первых, в несовпадении объектов государственной власти и публичной политики: в России, как и в любом оседлом обществе, это "географическая территория, освоенная этнокультурными сообществами", а у номадов - сами этносоциальные группы (т.е. роды и племена). Соответственно в России власть государства пронизывала по вертикали весь социум от центра до отдаленных регионов, а в степи власть хана распространялась лишь на те коллективы скотоводов, которые находились в сфере его сезонных передвижений и нуждались в его покровительстве и защите.

Во-вторых, в России власть осуществлялась через целую иерархию социальных институтов, которые поддерживали анонимную связь каждого члена общества с монархом. В кочевом мире хан претворял свои властные полномочия посредством "эпизодических, дискретных и персонифицированных контактов... с правящими элитными группировками". Именно в виде таких привычных контактов и представляли кочевники (в частности, казахи) отношения между своими лидерами и российскими царями [Ерофеева, 1999, с. 227-230]. Добавим к этому религиозный барьер: признание верховенства "неверного" правителя, да еще и не принадлежащего к царственному роду Чингисхана, для патриархально-мусульманских социумов Евразии было достижимо или под впечатлением военных побед, или в силу исключительных политических обстоятельств.

При таком подходе кочевые правители не оставляли места для вмешательства российских властей в свои внутренние дела. Ясно, что служители московских, петербургских и провинциальных канцелярий смотрели на статус подданных совсем иначе.

стр. 225
Из помещенных в рецензируемой публикации посланий явствует, в каких формах проявлялись данные отличия. Хотя степная аристократия и заявляла постоянно о лояльности к российскому престолу, но при этом вовсе не считала себя полностью покорной русским властям. Ханы признавали свое номинально низшее положение по отношению к монархам, царствующим в Петербурге, но все же оставались такими же монархами, хотя и более низкого ранга. Об этом свидетельствует, в частности то, что хан Абулхайр в письмах неоднократно представлял себя как "меньшего брата" императрицы Анны Иоанновны, а ее соответственно - как своего "большего брата" (а не "сестру" - этого требовал древний этикет) [Эпистолярное наследие..., т. I, с. 117, 118]. И. В. Ерофеева высказывает мнение, что между двумя государями были установлены союзно-протекторатные отношения [Эпистолярное наследие..., т. I, с. 55, 56].

Повышенный статус казахских "подданных" заметен на фоне тогдашних взаимоотношений центрального правительства с калмыками. Правитель полуавтономного Калмыцкого ханства Дондук Даши в 1740-х гг. подписывался "Ваш младший брат" в своих посланиях вовсе не на высочайшее имя, а лишь к астраханскому губернатору [Сусеева, 2009, с. 625, 626, 631, 632, 642, 645, 646, 651, 652].

Из публикуемых текстов писем явствует, что казахи осознавали себя наследниками могущественных кочевых империй и носителями оригинальной культуры. Иногда при их общении с российскими властями прорывалось обостренное чувство собственного достоинства. Хан Среднего жуза Аблай в 1769 г. просил оренбургского губернатора передать Екатерине II, "чтобы ее падишахское величество всех нас считало равными - русских, казахов и прочие народы..." [Эпистолярное наследие..., т. I, с. 317]. А четырьмя годами ранее хан Младшего жуза Нурали писал вице-канцлеру А. М. Голицыну: "Хотя Российская империя издавна во всем свете славна есть, однако ж и киргиз-кайсацкой народ прежде вступления его в подданство ее императорского величества не в числе воров были, но был знатной народ" [Эпистолярное наследие..., т. II, с. 150].

Подчеркивание своего особого места среди признающих верховенство русского царя было присуще не только казахам. Башкиры тоже не упускали случая напомнить о добровольном намерении их предков в XVI в. стать российскими подданнными: "Мы, башкирские народы, наши отцы, деды и прадеды великому государю в подданство пришли своими волями, оставя своих ханов, и великие государи нас содержали по нашей воле..." [Асфандияров, 1982, с. 23].

Одним из важных аспектов внутриимперских отношений, отраженным в представленной переписке, было налаживание непосредственной связи казахской правящей элиты с верховными инстанциями и непосредственно с российскими монархами. Правительство обдумывало нормы допуска представителей казахов ко двору. Для депутаций, прибывавших с целью "принесения благодарности и донесения о разных своих нуждах", выдвигались условия: немногочисленность (не более трех-четырех "надежнейших султанов или старшин" с самыми необходимыми спутниками - "во избежание напрасных от казны издержек" и "чтобы многих не беспокоить"), непричастность к разбоям и грабежам российских подданных; разрешение пограничного начальства; чрезвычайные обстоятельства - беспорядки, мятежи, непослушание подвластных кочевников [Грамота..., 1899, с. 3, 4; Документы..., 2012, с. 382; Левшин, 1996, с. 233; Эпистолярное наследие..., т. II, с. 438, 440]. В любом случае для посещения Петербурга требовалось заручиться разрешением придворной администрации.

Что касается хана, то его появление при дворе считалось вовсе не обязательным: "хотя хан для ежегодного свидания приезжать и не обязан, но письма ежегодно присылать должен" (цит. по: [Быков, 2006, с. 135]). Екатерина II установила периодичность ханских визитов (впоследствии подтвержденную Павлом I) не чаще одного раза в три года [Эпистолярное наследие..., т. II, с. 313].

Известно, что в Петербурге казахов селили на квартирах (известны адреса на Васильевском острове) и давали кормовые. Любознательным степнякам дозволялось разъезжать по столице и окрестностям, дабы осматривать "куриозные вещи" в Академии наук, Петергофе, Кронштадте и др.

Публикация выполнена с соблюдением основных требований к изданию документов такого рода, снабжена списком источников и литературы и подробными указателями (впрочем, не помешал бы еще указатель этнических названий).

Издание "Эпистолярного наследия" дает обширный новый материал для изучения истории Казахстана и России. Труд И. В. Ерофеевой и ее коллег, несомненно, поможет обогатить историческую науку свежими идеями и концепциями в понимании прошлого народов Евразии.

стр. 226
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Асфандияров А. З. Башкирские источники о добровольном присоединении края к Русскому государству // Историческое значение добровольного присоединения Башкирии к Русскому государству. Редкол.: Р. Г. Кузеев и др. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1982. С. 19-25.

Быков А. Ю. Ханская власть у казахов: звание или должность // Этнографическое обозрение. 2006. N 3. С. 127-148.

Грамота императора Павла I хану Малой орды Айчуваку // Тургайские областные ведомости. 1899. 12 марта. С. 3-4.

Документы и материалы по истории башкирского народа (1574-1798) / Сост. И. М. Гвоздикова и др. Уфа: Институт истории, языка и литературы УНЦ РАН, 2012.

Ерофеева И. В. Хан Абулхаир: полководец, правитель и политик. Алматы: Санат, 1999.

Каппелер А. Россия - многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М.: Традиция; Прогресс-Традиция, 2000.

Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. Алматы: Санат, 1996.

Сабырханов А. С. Российское подданство казахов в представлении казахской феодальной знати и царского правительства // Известия Академии наук Казахской ССР. Серия общественных наук. Вып. 6. Алма-Ата, 1965. С. 65-70.

Сусеева Д. А. Письма калмыцких ханов XVIII века и их современников (1713-1771 гг.). Избранное. Элиста: Б. изд., 2009.

Трепавлов В. В. "Белый царь". Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М.: Восточная литература, 2007.

Эпистолярное наследие казахской правящей элиты 1675-1821 гг. Сборник исторических документов в 2-х тт. Автор проекта, введ., биографий ханов, научных коммент., сост. и отв. ред. И. В. Ерофеева. Алматы: АБДИ Компани, 2014. Т. I. Письма казахских правителей. 1675-1780 г.; т. II. Письма казахских правителей. 1738-1821 гг.

REFERENCES

Asfandiiarov A.Z. Bashkirskie istochniki о dobrovol'nom prisoedinenii kraia k Russkomu gosudarstvu. Istoricheskoe znachenie dobrovol'nogo prisoedine-niia Bashkirii k Russkomu gosudarstvu, ed. R.G.Kuzeev e.a. Ufa: Bashkirskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1982, pp. 19-25.

Bykov A.Iu. Khanskaia vlast' u kazakhov: zvanie ili dolzhnost'. Etnograficheskoe obozrenie, 2006, no. 3, pp. 127-148.

Erofeeva I.V. Khan Abulkhair: polkovodets, pravitel' i politik. Almaty: Sanat, 1999.

Erofeeva I.V. (ed.) Epistoliarnoe nasledie kazakhskoipraviashchei elity 1675-1821 gg. Sbornik istoricheskikh dokumentov. Almaty: ABDI Kompani, 2014. T. I. Pis'ma kazakhskikh pravitelei. 1675-1780 gg.; t. II. Pis'ma kazakhskikh pravitelei. 1738-1821 gg.

Gramota imperatora Pavla I khanu Maloi ordy Aichuvaku. Turgaiskie oblastnye vedomosti, 1899, March 12, pp. 3-4.

Gvozdikova I.M. e.a. (comp.). Dokumenty i materialypo istorii bashkirskogo naroda (1574-1798). Ufa: Institute of History, Language and Literature of the Ural Scientific Centre RAS, 2012.

Kappeler A. Rossiia - mnogonatsional'naia imperiia. Vozniknovenie. Istoriia. Raspad. Moscow: Traditsiia; Progress - Traditsiia, 2000.

Levshin A.I. Opisanie kirgiz-kazach'ikh, ili kirgiz-kaisatskikh, ordistepei. Almaty: Sanat, 1996.

Sabyrkhanov A.S. Rossiiskoe poddanstvo kazakhov v predstavlenii kazakhskoi feodal'noi znati i tsarskogo pravitel'stva. Izvestiia Akademii nauk Kazakhskoi SSR. Seriia obshchestvennykh nauk, 1965, no. 6, pp. 65-70.

Suseeva D.A. Pis'ma kalmytskikh khanov XVIII veka i ikh sovremennikov (1713-1771 gg.). Izbrannoe. Elista: S. p., 2009.

Trepavlov V.V. "Belyi tsar". Obraz monarkha i predstavleniia о poddanstve и narodov Rossii XV-XVIII vv. Moscow: Vostochnaia literature, 2007.

стр. 227

Permanent link to this publication: