Революция 1911 г., завершившаяся отречением маньчжурской династии. Цин (1644 - 1912) от престола в январе 1912 г. и провозглашением Китайской Республики, - эпохальное событие не только китайской, но и всемирной истории. В исторической литературе она получила название Синьхайской по китайскому году ее возникновения в 1911 г., называемому Синьхай. Чем дальше она уходит в прошлое, обрастая воспоминаниями очевидцев и оценками исследователей, тем отчетливее вырисовываются ее исторические контуры. Пониманию широкого круга проблем, касающихся Синьхайской революции (ее основных этапов, характера противоборствующих сил, конечных результатов) способствует изучение не только архивных документов, но и газетной информации. Ценным источником являются статьи и прочие материалы, подготовленные по горячим следам событий современниками - опытными журналистами и востоковедами. Подобных газетных публикаций, нередко приуроченных к той или иной памятной дате в истории этой революции, появилось немало в Китае до и после образования КНР. Примером такой публикации может служить, в частности, обширная подборка материалов в газете "Учжоу миньго жибао" за 8 и 15 октября 1926 г., подготовленная к 15-й годовщине Учанского восстания.

Как и в случае с восстанием ихэтуаней, Синьхайская революция оказалась неожиданным событием для российской дипломатии. В течение длительного времени с момента ее начала руководители внешнеполитического ведомства России из-за отсутствия ясных сведений не решались что-либо публично заявить, давать объяснения или комментарии по поводу событий, происходивших в центральной части Китая, в районе среднего течения Янцзы. Единственно возможное и правильное решение в отношении сложившейся в цинском Китае военной ситуации российское правительство нашло в политике строгого нейтралитета, о чем было сообщено дипломатической миссии в Пекине, которая в свою очередь предписала консульствам не вмешиваться во внутренние дела Цинской империи.

Из-за длительного молчания правительственных органов России и вследствие цензуры поначалу в российской центральной и местной печати появлялись лишь краткие сообщения Санкт-Петербургского телеграфного агент-

Хохлов Александр Николаевич - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН.

ства (ПТА) (порой на основе сообщений агентства Рейтер), которые своей краткой и подчас противоречивой информацией никак не могли удовлетворить читающую публику. В этих условиях редакции некоторых периодических изданий по собственной инициативе постарались расширить контакты своих корреспондентов как в стране, так и за ее пределами с лицами, интересующимися либо специально занимающимися Китаем, в том числе связанными службой на Дальнем Востоке. С привлечением к журналистской работе опытных и молодых китаеведов в различных российских изданиях с течением времени стали появляться аналитические статьи и обзоры, содержащие не только правдивую информацию, но и некоторые выводы авторов о ходе борьбы между сторонниками старого монархического режима и борцами за установление в Китае республиканской формы правления. Насколько ценны и полезны эти публикации для понимания политической жизни тогдашнего китайского общества, можно судить по приводимым ниже пассажам из газетных и журнальных публикаций, которые порой даже не требуют подробного комментария.

Определенный интерес для исследователей Синьхайской революции могут представлять и материалы тогдашней зарубежной прессы, в том числе российской, например харбинской. Это не только сообщения различных телеграфных агентств, но и аналитические обзоры, подготовленные компетентными лицами - известными журналистами.

Среди россиян-журналистов, проявлявших особый интерес к странам Дальнего Востока, выделялись С. Н. Сыромятников и Д. Г. Янчевецкий, а среди востоковедов, обладавших большим жизненным и публицистическим опытом, - П. С. Попов и Д. М. Позднеев. До недавнего времени к их материалам подобного рода отечественные исследователи обращались редко, как правило, лишь для иллюстрации того или иного тезиса или общеизвестного положения, без должного анализа и оценки их существа и "партийной" принадлежности.

О Синьхайской революции существует огромная литература не только на русском языке, но и на западных и восточных, и это позволяет в дальнейшем изложении ограничиваться теми сообщениями различных газет и журналов, которые могут пролить неожиданный или дополнительный свет на те или иные стороны этого крупного исторического события.

В числе первоначальных сообщений из Китая Министерство иностранных дел получило секретную телеграмму посланника в Пекине И. Я. Коростовца от 29 сентября /12 октября 1911 г., в которой было сказано:

"Генеральный консул в Ханькоу [А. Н. Тимченко-Островерхов] телеграфирует: "В числе бумаг, захваченных в революционной квартире на нашей концессии, найдена прокламация, излагающая программу партии, стремящейся к низвержению [маньчжурской] династии, обещавшей неприкосновенность иностранцам. Кроме того, заготовленные депеши [иностранным] консулам от нового демократического правительства с извещением о намерении оного поддерживать дружественные отношения со всеми державами, признавать существующие договоры, уплачивать [за полученные] займы, охранять иностранцев и их концессии. Вновь заключенные договоры признаны не будут; державы, поддерживающие Дайцинскую династию, признаются за врагов; оружие, поставляемое маньчжурам, конфискуется. Об этом депешей [оно] просит довести до сведения иностранных правительств. Сегодня из Учана получены сведения от миссионеров, что указанные депеши будут посланы консулам. Прошу указаний". Телеграфирую Островерхову: "В случае каких-либо официальных обращений революционеров воздержитесь от ответа""¹.

Выступление 10 октября 1911 г. гарнизона "новых войск" в Учане, главном городе провинции Хубэй, против цинского режима положило начало

Синьхайской революции, вызвавшей многочисленные отклики в российской столичной и местной печати. Сообщая о возможном захвате Учана повстанцами, "Харбинский вестник" (30.IX/13.X.1911) сообщал:

"Революционеры поставили своею целью изгнание маньчжур. Для темных невежественных масс, которые все несовершенства внутреннего строя, все бедствия народной жизни воспроизводят от маньчжурского режима, такая цель ясна, понятна, вызывает полное сочувствие... До сих пор революционеры своей ареной избирали южную окраину империи, которая жила своей самостоятельной жизнью и даже была в известном антагонизме с северными провинциями Китая. Теперь же революция поразила центральный нерв Китая, откуда пожар революции легко может распространиться на все провинции Китая. В этом и состоит все грозное значение событий в Учане".

Среди первых выступлений столичной прессы по поводу событий в Китае следует назвать заявление редакции газеты "Утро России" от 4 октября 1911 года:

"Китайская революция - это извержение долго спавшего вулкана... Насильственно сдавливаемое проявление народного недовольства не находило себе естественного выхода. Близорукая самонадеянность [цинского двора] надменно загоняла его в подполье чисто политическими, еще более разжигающими страсти мерами, пока веками сдерживаемая, угнетаемая энергия, раскидав все препятствия на своем пути, грандиозным огненным столбом не прорвалась наружу".

Через несколько дней после начала Учанского восстания, быстро распространившегося на соседние районы ², с оценкой антицинского революционного движения в Китае 22 ноября (5 декабря) 1911 г. выступила кадетская газета "Речь".

"Движение это, - писала она, - антидинастическое и антиманьчжурское - тенденции отнюдь не новые для китайских инсуррекций, но ново то, что движение это захватило регулярные, по-европейски обученные войска - и не только захватило, но и непосредственно родилось в недрах армии... [Революционным движением] руководят китайцы, давно занимавшиеся революционной пропагандой, разбросавшие, как сказано в одной из прокламаций, "красные семена святого гнева во всей империи". Европейски образованные и большие патриоты своей родины, они ставят себе задачей совершить переворот, который один только и может возродить Китай, освободить от европейского засилья, обеспечить ему достойное существование".

Газета "Утро России", обычно выражавшая интересы делового мира Москвы (ее называли газетой Рябушинского), указывала на одну из причин революции и прогнозировала ее итоги:

"Правящие круги китайской империи совершили историческую ошибку многих своих предшественников не в одной только Азии: они отстранялись от народа вглубь своей кастовой высокомерной замкнутости, они отходили от народа и его насущных интересов, и народ, наконец, отошел от них... Правительство, не имеющее корней в толще народной, правительство, чуждое народу, обречено на верную смерть. И правительство императорского Китая в этом смысле обрекло себя на гибель... Для торгово-промышленного мира народный, стремящийся к прогрессу и к всесторонним благам культуры Китай предпочтительнее стомиллионных народных масс, коснеющих во тьме средневековья под гнетом патриархального деспотизма".

"Этот новый Китай, - заявляла газета 9 октября 1911 г., - мы не можем не приветствовать, как не можем отказать в братском привете любому явлению, представляющему собою вполне определенный шаг вперед на общем всему человечеству тернистом пути к высшим пределам прогресса на земле".

Сочувственное отношение к революционным событиям в Китае заметно и в статье "Ошибки революционеров", опубликованной в этом же номере газеты за подписью "Эн Эм".

"Вместо наступления, всегда угнетающего противника, - писал автор статьи о нерешительных действиях южан, - конституционалисты ограничились пассивною, выжидательною обороной... В настоящий момент, когда близится решительное столкновение правительственных войск с армией мятежников, руководители движения не могут не сознавать, что из-за их же инертности обстановка значительно изменилась в пользу правительства, успевшего оправиться от потрясающей неожиданности и взрыва народного восстания".

Одну из причин революционного взрыва газета усматривала в неустроенном положении китайской интеллигенции, получившей образование за границей (в Японии, США и других странах), но не нашедшей у себя на родине возможностей для реализации полученных знаний. Вот что писал автор статьи "Роковая трагедия старого Китая" (19.X/1.XI.1911), выступивший под псевдонимом "Ориенталист", за которым, возможно, скрывался Позднеев:

"Трагедия Китая заключается в том, что молодые интеллигентные силы не нашли себе приложения в жизни. Правительство воспользовалось лишь прикладными знаниями, полученными молодежью за границей, да и то не всегда удачно. Выше других знаний оно оценило знание иностранных языков и военного дела, открыв доступ обладающим ими: первым - в ряды дипломатии, вторым - в армию... У кормила правления по-прежнему остались люди старого закала, чуждые европейской науке... Жаждущей приложить свои силы к делу обновления родины молодежи ничего не осталось, как стать в оппозицию к правительству. А так как ненависть народа к поработителям-маньчжурам является самой благодатной почвой для противоправительственной пропаганды, то молодежи нетрудно было убедить народные массы, что источником всякого зла является чужеродная династия, и под этим лозунгом поднять восстание".

Более осторожно к оценке китайских событий подошли известные столичные газеты. "Новое время" 4(17) октября 1911 г., касаясь выступления учанского гарнизона, писало:

"Новое восстание отличается тем, что оно не имеет никакого антиевропейского оттенка, наоборот, малейшие попытки грабежа или насилия против европейцев наказываются революционными коноводами - смертью. Вторая отличительная черта восстания заключается в том, что оно является не только антидинастическим, но и антиплеменным, так как революционеры систематически вырезают всех маньчжур".

С осуждением кампании поголовного истребления маньчжур, характерной для начального этапа Синьхайской революции, выступила 22 ноября и правительственная газета "Россия", указав на необходимость диалога и компромисса между враждующими сторонами:

"Китайские идеологи, питающие чувство глубокой ненависти по отношению к маньчжурам, не в состоянии понять необходимость заключения компромисса с представителями этой Национальности, который дал бы им возможность приступить к мирной, творческой деятельности, направленной к улучшению и преобразованию китайского государственного организма".

Попытку анализа событий в Китае сделало "Новое время" в новогоднем (1/14.1.1912) обзоре важнейших политических событий в мире за 1911 год. В нем о китайской революции было сказано следующее:

"Несомненно, что Китай в настоящее время переживает очень острый период перехода к европейским формам общественной жизни. Переход этот не может не сопровождаться эксцессами со стороны наиболее увлекающихся младо-китайцев [сторонников Сунь Ятсена]. А так как на стороне младо-китайцев оказалась часть организованных по европейскому образцу войск, то в результате и получилось, что китайская революция совершенно неожиданно приняла серьезные размеры... Сам Юань Шикай ведет себя двусмысленно и, по-видимому, старается угадать, кому и за сколько он может себя выгоднее продать".

После того как цинский двор отрекся от китайского престола и было объявлено об образовании Китайской Республики, "Новое время" (2/15.II.1912 г.) так предсказывало дальнейшее развитие событий в Китае:

"Мы очень затруднились перечислить все те опасности, которые грозят новому строю. Насколько нам известно из телеграмм, недостаток в деньгах проявляет себя с одинаковою силою и в бывшем имперском правительстве [Юань Шикая]. А реформировать страну, не располагая здоровыми финансами, вряд ли будет под силу даже китайским революционерам. Неизбежное соперничество победивших (формально говоря) революционных вождей и единственного авторитетного в Китае человека - Юань Шикая - также представляется нам серьезным политическим фактором: если Юань Шикай после двухмесячной торговли решился изменить императору [малолетнему Пу И], то он, конечно, сделал это сознательно и не для того, чтобы при первом же столкновении с Сунь Ятсеном выпустить власть из своих рук".

О причинах Синьхайской революции высказался известный нововременский журналист М. О. Меньшиков. В статье "Проблема власти" (в том же номере газеты), критикуя сложившееся на Западе и отчасти в России представление об огромном и многолюдном Китае как о стране, похожей на Тихий океан, - "глубоком и неподвижном" государстве с "навсегда установившимся патриархальным бытом", автор ставил вопрос: "Что именно заставило наиболее верноподданный в свете народ возмутиться против монарха - против самого Сына неба". На этот вопрос Меньшиков дал пространный ответ:

"За последние 50 лет Китай пережил целый ряд внешних поражений... Именно за эти годы, вслед за постыдными колониальными войнами шло непрерывное нашествие на Китай иностранных воротил промышленности и торговли. По берегам [Тихого] океана, к которому прилегает Китай, возникли иностранные города (открытые для иностранной торговли порты. - А. Х.), почти независимые от китайской власти. По линиям великих рек, прорезывающих Китай, появились огромные европейские и американские пароходства, размножились торговые фактории, колонии, концессии, сеттльменты, фабрики и иноземные плантации. Европейский и американский капитал явился не столько творческою силою, сколько разрушительною силою, выкачивающею из Китая на манер чудовищного насоса прямо сказочные барыши... Весь внут-

ренний Китай оказался экспроприированным жадными европейскими и американскими предпринимателями, число которых увеличилось еще и японскими. [Иностранный] капитал принес с собою чуждую Китаю организацию народного труда. Долгие тысячелетия Китай жил интенсивным земледелием, причем крайне мелкие клочки земли обрабатывались огородным способом, вручную. Такого же ручного типа была и национальная китайская мануфактура. "Заморские черти" (янгуйцзы) вместе с капиталом внесли машинный труд, лишающий миллионы простонародья куска хлеба...

Чисто второстепенною причиною [революции] явилось довольно наглое вторжение католических и протестантских миссионеров, которые, проповедуя Евангелие, глумились над древними религиями Китая.

Видя в течение долгих десятилетий несостоятельность центральной власти в основных ее функциях, китайские патриоты пытались, конечно, объяснить это тем, что царствующая теперь династия - не китайской крови. Они стремятся, подобно Франции, отменить монархию как метод правления, в теперешних условиях для Китая непригодный".

Интересны суждения о тогдашней ситуации в Китае журналиста и писателя Сыромятникова. В статье "Судороги дракона" (Россия, 22.Х.1911) он, основываясь на наблюдениях, сделанных во время поездки в Китай с Э. Э. Ухтомским в 1897 г., утверждал: "Маньчжуры, до последнего времени служившие в [восьми] знаменных войсках ("баци". - А. Х.) и занимавшие гарнизоны по городам Китая ["чжу-фан"], совершенно окитаились и даже позабыли родной язык. Но население Китая не забыло и не простило им их вековых привилегий. Именно теперь, когда они ослабели, они более внушают к себе ненависти, чем когда они были в силе". "Нынешний мятеж, - писал Сыромятников, - далеко не новость: он подготовлялся давно, в нем участвует объединенная революция. Недаром в одной из русских газет мы читаем, что Сунь Ятсен был в Лондоне другом русского революционера Волховского". О программных установках Сунь Ятсена, журналист, ссылаясь на выступление китайского лидера в Токио, писал: "В январе 1907 г. перед тысячным собранием в Токио Сунь Исянь развивал свою политическую программу, которая исходила из трех основных положений: расовой борьбы, то есть борьбы против маньчжур, как будто китайцы представляют одну расу, а не состоят из множества окитаеных ими народностей; самоуправления народа, то есть республики; и социального вопроса, которого, по его признанию, еще не существовало".

Относительно суждений некоторых авторов о том, что социализм существовал и в древнем Китае ³, Сыромятников утверждал: "Как бы ни был демократичен [философ] Мэнцзы, до последнего времени читавшийся в китайской школе, социализм в Китае был только государственным, и идеи Карла Маркса не находят там почвы".

В статье "Запросы дня" (6/19.XI.1911) этот журналист указывал: "События в Китае теряют всякую определенность... Ограничится ли революция свержением маньчжурского ига китайцами, решением маньчжурского вопроса, то есть как мы в свое время свергли монгольское иго, или Китаю придется пережить, хотя бы временно, крах тысячелетней государственности..."

Из других материалов Сыромятникова, относящихся к начальному периоду Синьхайской революции, следует упомянуть рецензию на книгу известного китайского мыслителя Гу Хунмина, изданную на немецком языке. Эта рецензия появилась под названием "Китаец о китайском вопросе" (Россия, 17.Х/1.XI.1911, под авторским псевдонимом "Е. М."). В ней в частности говорилось:

"Китайский ученый Гу Хунмин (в газете: Ку Хунмин. - А. Х.), имя которого было известным и в Европе вследствие открытого письма к нему Льва Толстого,

написал на немецком языке книгу "Защита Китая от европейских идей", задавшуюся целью объяснить китайскому народу психологию китайцев. В журнале "Zukunft" отпечатана любопытная глава из этой выходящей в скором времени книги ("Chinas Verteidigung gegen Europaische Ideen"), освещающая восточно-азиатский вопрос с китайской стороны... "Европейские писатели, - замечает Гу Хунмин, - привыкли, однако, считать христианскую культуру высшей по сравнению с конфуцианской Дальнего Востока, но в общем цель у обеих [культур] - одинакова: нравственное усовершенствование человека и соблюдение государственного порядка".

Антиманьчжурский характер публичных заявлений и действий китайских революционеров в начале революции иллюстрировал "Харбинский вестник" за 3 октября 1911 г. со ссылкой на сообщение ПТА из Пекина:

"Прежняя ненависть к иностранцам перешла на маньчжур, погромы у которых происходят повсюду. Сегодня (1 октября) революционная полиция вела на допрос еле живого местного интеллигента, принятого за маньчжура. Через 10 минут его отпустили из полиции, ибо он оказался чистокровным китайцем. К иностранцам революционеры относятся благожелательно. Революционные солдаты отдают [им] честь".

Критическую оценку внутренней политики цинского двора в период, предшествующий Синьхайской революции, дала владивостокская газета "Далекая окраина" (10.I.1912): "Старый порядок оказался подгнившим больше, чем этого можно было ожидать. Упустив открывавшуюся в прошлом году возможность его посильного приспособления к назревшим потребностям общественной и государственной жизни (путем созыва Национального собрания. - А. Х.), правительство богдохана тем самым определило и свою собственную судьбу". В этом же номере в статье "Младо-китайская организация" газета подробно рассказала о деятельности Сунь Ятсена.

Видную роль китайской молодежи в начальный период революции отметила "Забайкальская новь" (8.X. 1911): "Китайские народные массы, обремененные тяжестью налогов и страдающие от повторяющихся из года в год недородов, мелкие чиновники, интеллигенция, учащаяся молодежь, играющая в революции одну из видных ролей, - все эти элементы в Китае представляют из себя хотя и разнородную массу, но крепко спаянную одним общим для них делом свержения абсолютизма в империи".

Весьма сомнительным представляется тезис о поголовном участии в революции интеллигенции, территориально расколотой на два враждующих лагеря - северян и южан. В политическом обзоре "Крушение китайской империи" (журнал "Нива", 7.I.1912) было сказано:

"На стороне революции все просвещенные элементы Китая, а просвещение, культура и ум сами по себе сильнее всякого оружия. На широком поприще политических комбинаций им принадлежит решающий голос... Настаивая на республиканском образе правления, революционеры предлагали Юань Шикаю принять пост первого президента Китайской Республики. Юань Шикай все же стоял за монархию, ограниченную парламентом, во имя сохранения целости Китая".

Решающие бои между правительственными войсками северян и южан происходили в районе Трехградья на Янцзы - городов Ханькоу, Ханьян и Учан. События в этом главном центре Синьхайской революции были описаны в статье "На берегах мятежной реки" (Нива, 29.X. 1911):

"Нынешнее восстание, охватившее весь южный [по отношению к Пекину] Китай, является, собственно говоря, продолжением прежних восстаний коренного Китая против тяготеющего над ним доныне "татарского", то есть маньчжурского засилья... Общее впечатление от Ханькоу и от лежащего рядом с ним, по ту сторону реки Хань - Ханьяна, приблизительно такое же, как и от Шанхая: невообразимая теснота домов, узкие улочки и переулки, мрачные ворота, полуразрушенные и запущенные пагоды и храмы с их оригинальной скульптурой и фресками и царящая везде и всюду невероятная человеческая сутолока. Особенно оживленны набережные: здесь выгружаются десятки пароходов и работают тысячи людей... Более культурный и спокойный характер имеет европейская часть города, где тянутся на несколько миль немецкие, английские, американские и другие фактории, консульства, торговые учреждения и склады товаров. Здесь уже все на европейский лад: широкие улицы, красивые здания, хорошая мостовая, электрическое освещение.

Гораздо тише и спокойнее выглядит старинный город Учан, расположенный на другом берегу Янцзыцзяна, напротив Ханькоу. Тесные жилища, узкие улочки и мрачные ворота здесь прорезываются полями, и в городе нет такой толкотни и гвалта, как в Ханькоу. Но и здесь царит дух наживы и промышленности, поддерживаемый и вдохновляемый все тою же бурною и живою рекою, которая оплодотворяет почти весь южный Китай. Здесь-то разыгралась нынешняя революция. Отсюда она поползла по империи, словно пресловутый китайский дракон, и трудно сказать, чем она кончится: Китай - страна загадок".

Для столичной прессы, отражавшей надежды общественности на лучшее будущее соседнего Китая в связи с начавшейся там революцией, был характерен порой наивный оптимизм, объясняемый уважением к высокой духовной культуре великой страны. Об этом позволяет судить обзор столичной печати, появившийся в читинской "Забайкальской нови" 19 октября 1911 года. В нем в частности говорилось:

""Русские ведомости" посвящают совершающимся в Китае событиям не лишенную самого живого интереса статью. Газета пишет: "Легенда о Недвижимом Китае не так давно, но зато окончательно сдана в архив человеческих заблуждений. Более внимательное и точное изучение Китая показало, что эта страна, вмещающая на своей территории почти четвертую часть всего человечества, не умерла, не застыла, а также беспрестанно движется в поисках лучшего будущего... Ознакомление с духовной жизнью Китая дало нам представление об очень высокой степени цивилизации, достигнутой китайским народом... Можно в общем сказать, что как культурный тип китайцы с их широко разработанным рационалистическим мировоззрением представляют высший культурный тип среди народов желтой расы".

В связи с политическими событиями в Китае 4 ноября 1911 г. к своим читателям обратилась редакция владивостокской "Далекой окраины":

"Мы слишком связаны самыми кровными узами с Востоком, чтобы желать для него рабства и застоя... Для нас Восток - наш ближний сосед, с которым мы должны стремиться поддерживать добрые соседские отношения. Его пробуждение от вековой спячки, его экономический и политический прогресс - желательные для нас явления, так как гарантируют нас лучше всяких союзов от европейского "Drang nach Osten". С возрожденным Китаем, со свободно избранным правительством из его лучших сынов, нам легче сговориться по основным вопросам, чем с отжившей свой век маньчжурской тиранией и косностью мандаринов. Соблюдая в распрях [внутри Китая] нейтралитет, скорее дружественный, чем враждебный новому порядку, мы приобретем доверие наших соседей, расширим наш с ними товарообмен и установим ту сферу взаимного

доверия, которая является лучшей гарантией мирного прогресса... Чем сильнее, чем экономически и политически могущественнее станут азиатские страны, тем самобытнее и свободнее может развиваться и наша государственность... Вот почему мы полагаем, что нам надо считаться с надвигающимся пробуждением Востока и, сохраняя вполне корректные и лояльные отношения к совершающемуся ныне в Китае, нам надо готовиться ко всяким там неожиданностям и ни в коем случае не следует возбуждать к себе недовольство [со стороны] пробудившегося Китая".

По случаю провозглашения Китая республикой российские газеты строили прогнозы, проникнутые надеждой на установление между народами двух стран деловых и культурных контактов, столь необходимых для поддержания добрососедских связей. Призыв к россиянам сменить настороженность в отношении "желтой опасности", на дружелюбие и уважительное отношение к китайскому народу прозвучал в статье Алексея Анина "Китайская Республика. Перед завесой будущего" (Далекая окраина, 4.II.1912):

"Весь мир теперь с напряженным вниманием следит за китайскими событиями, так внезапно развернувшимися перед глазами удивленного человечества. Таинственна и загадочна судьба Китая, и непроницаемою завесою скрыто от нас его будущее. Великий колосс пробудился от тысячелетнего сна и вступает на новый путь жизни. Уже давно на Западе великие государственные умы, своего рода политические пророки, тревожно указывают на возможность "желтой опасности"...

Не выпал ли и на долю Китая жребий сменить собою в будущем одряхлевшую культуру Европы?.. Наши интересы слишком тесно сплетены с интересами Китая, и рано или поздно нам придется иметь с ним очень серьезные дела, и потому долг каждого русского на Дальнем Востоке - всеми силами стремиться к тому, чтобы заслужить любовь и уважение к себе своих восточных соседей".

"Граждане нашего отечества, особенно те, которые живут на Дальнем Востоке, - подчеркивал автор статьи, - должны проникнуться чувством высокого нравственного долга и стремлением оказать величайшую и незабвенную услугу своей родине. Услуга эта должна заключаться в очень немногом, а именно в приобретении любви и уважения китайцев. На Дальнем Востоке многие любят причислять себя к различным партиям... Сколько бы эти люди проявили благородства, если б, отрешившись от партийных интересов, задались скромной, но высокой идеей возбуждения любви к России в других народах. Ведь тут каждому русскому человеку, какое бы он маленькое общественное положение ни занимал, представляется широкое поприще оказания неоценимой услуги своему отечеству".

На страницах центральных и местных газет, придерживавшихся различной политической ориентации, все чаще выступали компетентные лица, в том числе известные китаисты. Подготовленные ими материалы порой печатались анонимно либо под псевдонимами, что порой исключает возможность выяснения авторства.

Благодаря контактам китаеведов с жителями многонационального Китая в печати появились суждения самих китайцев о возможном исходе революции. Основываясь на беседе с одним китайским интеллигентом, Позднеев в статье "Будущее Китая" (Новое время, 25.I.1912), утверждал: "Даже разумные из маньчжур сознают, что Дайцинам (цинскому двору. - А. X.) не удержать нынешнего Китая, и то, что маньчжурская династия падет, не подлежит никакому сомнению". Говоря о сочувствии противников цинского режима идее установления республики, русский востоковед ссылался на высказывания своего собеседника о том, что еще "в удельный период китайской истории" можно найти у древнекитайских мыслителей "начатки

республиканских идей", в частности у Мэнцзы, считавшего народ главным вершителем судеб страны.

В статье "Реформа или революция в Китае" (Речь, 15/28.X.1911) лидер кадетов П. Н. Милюков, оценивая деятельность Сунь Ятсена и его взгляды, опирался на анализ речи, произнесенной китайским революционером 16 января 1907 г. в Токио перед многотысячной аудиторией китайской молодежи. Коснувшись основных положений этого выступления Сунь Ятсена, который говорил о необходимости свержения цинского режима и создания сильного Китая - при соблюдении принципа "равноправия национальностей", Милюков обратил внимание на "социалистическую сторону" этой речи. "Сунь, - отметил он, - объясняет, что Китай в отличие от Европы легко может спастись от социальной революции в будущем, так как в нем можно еще предупредить самое возникновение социального вопроса". "Если мы, - цитировал Милюков Сунь Ятсена, - сумеем принять меры предосторожности, то борьба против капитализма будет в Китае легче, чем в Европе и в Америке". Излагая мнение китайского революционера о том, что другим странам не удалось сделать это из-за невозможности решить аграрный вопрос, автор подчеркивал, что "китайский народник решает его... при помощи [проекта] Генри Джорджа". "После социальной революции в Китае, - повторял автор мысль китайского революционера, - частные лица более не будут платить налогов. Останется только земельный налог, и его будет достаточно, чтобы сделать Китай богатой нацией мира".

Оценка Милюковым взглядов Сунь Ятсена как народнических сходится с тем, что писал позднее В. И. Ленин в статье "Демократия и народничество в Китае". Признавая, что в Азии "есть еще буржуазия, способная представлять искреннюю, боевую, последовательную демократию", и что "главная социальная опора этой, способной еще на исторически прогрессивное дело азиатской буржуазии - крестьянин", Ленин вместе с тем подчеркивал утопичность надежд китайского революционера на возможность избежать утверждения капитализма. "В самом деле, - писал он, - к чему сводится "экономическая революция", о которой Сунь Ятсен говорит так пышно и темно в начале статьи? К передаче ренты государству, то есть к национализации земли посредством некоего единого налога в духе Генри Джорджа. Решительно ничего иного нет реального в "экономической революции", предлагаемой и проповедуемой Сунь Ятсеном" ⁴.

В той же статье Милюков рассматривал факторы, формировавшие китайскую политику; к ним он относил: двор, бюрократию, конституционализм и революцию.

"Двор защищает интересы династии, - писал он. - Если нужно для ее самосохранения - но только для этого, - двор может усвоить и идею реформы. Если же опасность для династии проходит или становится менее ощутимою, двор немедленно возвращается к защите китайской старины... Бюрократия в своем большинстве является защитницей этой старины без колебаний и сомнений. Ее архаическая подготовка, та выгода, которую система подкупа и взятки извлекает из бессилия закона и из слабости центральной власти, - все это делает китайскую бюрократию систематической защитницей существующего порядка - или, скорее, беспорядка... Конституционализм в Китае есть скорее доктрина, чем партия. Сторонниками реформы являются наиболее просвещенные и дальновидные, наиболее честные и патриотичные из состава мандаринов. Но эти идейные единомышленники не опираются на организацию и конспирацию. И их идеи получают силу и влияние только благодаря своей внутренней правоте и только в минуты, когда центральным властям приходится туго... Наконец, революция в Китае является организованной силой, она находит себе под-

держку в ненависти китайского юга к северу, к маньчжурам и к династии-завоевательнице. Она опирается на ряд существующих тайных обществ, она утилизирует привычку и способность южных китайцев к коллективной деятельности. Глубоко проникая корнями в народную массу, китайская революция в дни своего торжества принуждена бывает считаться с эксцессами народной темноты и страсти, невольно оказывается союзницей китайского разбойничества и лишь путем чрезвычайных усилий отгораживает свое дело от стихийной ненависти народной массы к "иностранным чертям"".

После такого вступления Милюков кратко изложил историю борьбы за реформы в Китае, связанной прежде всего с именами Кан Ювэя и Лян Цичао, подробно остановившись на деятельности последнего в период эмиграции, когда в руках Лян Цичао "ученые трактаты Кан Ювэя впервые превращаются в звонкую монету политической агитации".

"В убежище китайских эмигрантов, Токио, - писал Милюков, - он издает пропагандистский листок... Проповедь Лян Цичао направлена преимущественно на политическую и правовую стороны реформ. Сарказмы и нападки на пекинских консерваторов перемешиваются здесь с рассуждениями о гражданской и политической свободе в духе Монтескье и Руссо... Статьи его производят огромное впечатление среди китайского населения европейских сеттльментов и во внутренних провинциях Китая. Около эмигрантов, в Токио, в Иокогаме, начинает собираться учащаяся китайская молодежь. Число ее быстро растет. В 1904 г. в японских школах уже учится 391 китаец. Но в 1905 г. эта цифра поднимается до 2406, в 1906 г. до 8620, а в 1907 г. уже насчитывают более 10 тыс. китайских студентов... Начинается и возвращение студентов в Китай, в большинстве случаев после одного-двух лет учения. Первое употребление, которое молодежь делает из своей науки, - это перенесение газетной и брошюрной пропаганды на почву европейских сеттльментов Китая, особенно в Шанхай. Здесь обнаруживается уже совершенно иное отношение к старому реформизму... молодежь требует иного. Довольно рассуждать и критиковать. Надо действовать..."

В дальнейшем "Речь" продолжала в благоприятном свете комментировать события о китайской революции, основываясь преимущественно на сведениях западных агентств и авторов. 29 октября (11 ноября) 1911 г. на ее страницах появилась пространная (не подписанная) статья "Китайская революция". "Китайская революция делает поразительные успехи, - говорилось в ней, - ее завоевания подвигаются вперед гигантскими шагами... бесспорно, что и по внешним, так сказать, географическим размерам, и по глубине переворота это не только великая, но и величайшая революция... То, что с первого взгляда представлялось военным восстанием, на поверку оказывается сознательным и давно подготовлявшимся усилием китайского народа сбросить с себя маньчжурское иго".

По поводу попыток цинского двора с помощью хитроумного царедворца Юань Шикая достигнуть компромисса с революционерами, выступавшими за введение республиканского строя, "Речь" констатировала, что старый режим пошел на значительные уступки, которые "сами по себе могли бы считаться революционным переворотом", так как "дело идет о переходе от бюрократического абсолютизма к строго проведенному парламентскому строю, по образцу Великобритании". "Но революция, - указывала газета, - домогается федеративно-республиканского устройства, избрав для себя образцом Северо-Американские Соединенные Штаты или Канаду, как более подходящий для Китая с его 18 полунезависимыми провинциями... Влияние Соединенных Штатов объясняется еще и тем, что на почве великой американской

республики выросла самая идея Китайской республики и там же подготовлялись ее адепты".

4(17) декабря, оценивая уступки, на которые пошло цинское правительство во главе с Юань Шикаем, как запоздалые, "Речь" отметила, что его обещания "не внушают доверия", так как старый режим слишком дискредитировал себя.

В потоке статей, посвященных начальному этапу Синьхайской революции, выделяются богатством фактического материала статьи социал-демократа М. П. Павловича (Вельтмана), в то время деятеля фракции меньшевиков, который еще до ее начала серьезно интересовался деятельностью Сунь Ятсена. В статье "Революционное движение и политические партии в Китае" он тогда писал:

"За последние годы, особенно со времени русско-японской войны, в европейской литературе появилось очень много статей и книг по вопросу о "возрождении" Китая. Европейская печать с особым вниманием следит за военными преобразованиями и реформами. Не говоря уже о множестве сенсационных газетных и журнальных статей, существует целый ряд серьезных трудов, где с особой силой подчеркивается эта сторона вопроса. В действительности оказывается, что и бесчисленные доклады официальных представителей европейских государств и якобы внимательные и бесстрастные отчеты многих любознательных путешественников и наблюдателей о необычном росте военных сил Китая представляют собой плод предвзятой мысли и поверхностного знакомства с предметом. Как явствует из официального доклада, представленного китайским военным министром принцу-регенту за месяц до недавнего столкновения между Китаем и Японией из-за Аньдунской железной дороги, все военные реформы, о которых столько писалось в китайской и европейской литературе, в действительности существуют лишь на бумаге. Из 36 числящихся на бумаге же дивизий, которые должны составить основу преобразования китайской армии, на самом деле существует пока, как явствует из доклада самого военного министра, всего пять дивизий. Еще более жалкое зрелище представляет китайский флот, о мнимом усилении которого немало писалось и в Европе и в Китае" ⁵.

Примечательно также его введение к статье "Падение Китайской стены", опубликованной осенью 1911 г. в журнале "Наша заря" (N 9 - 10):

"Китайская революция разразилась как гром среди ясного неба, - писал Павлович, - для всех тех, кто внимательно следил за внутренней жизнью Срединной империи, а между тем это грандиозное историческое движение может быть остановлено, но не подавлено... Все наши симпатии должны быть на стороне китайских революционеров... они стремятся не только к политическим, но и великим социальным реформам. Пусть будет, что китайские революционеры увлекаются некоторыми несбыточными... реформами, жизнь исправит все их заблуждения и ошибки, и торжество великого движения, свидетелями которого являемся мы, послужит началом грандиозного, невиданного перелома в жизни 400-миллионной страны".

В ноябре 1911 г. в статье "Великая китайская революция" Павлович осветил широкий спектр вопросов, пользуясь обширной литературой на западных языках, а также русской. В частности, Павлович привел статистические сведения о состоянии внешней торговли цинского Китая с 1896 г. по 1908 г. и на их основе утверждал, что внешняя торговля Китая за указанный период "удвоилась, поднявшись с одного миллиарда до двух". При этом он подчеркнул, что львиная доля в этой торговле принадлежала Англии (по его расчетам, 55% товарооборота).

Касаясь одной из причин поражения маньчжурского двора в ходе революции, Павлович писал:

"Падению престижа династии много способствовала ее скандальная хроника последних лет. Императрица Цы Си, китайская Мессалина, окружавшая себя мужским гаремом мнимых евнухов, красавца к красавцу, приглашавшая на свои оргии пекинских студентов, которые, попав во дворец, затем куда-то бесследно исчезали, постигаемые странными смертями, - давала своим разнузданным поведением обильную пищу для чудовищных рассказов, которые циркулировали в столице среди оппозиционной части населения. В последние годы своего правления с 1906 по 1908 г. императрица, эта физически сильная женщина, заболела параличом лица и стала обнаруживать признаки полного умственного расстройства".

Относительно антиманьчжурского лозунга в борьбе сторонников Сунь Ятсена Павлович писал:

"При поверхностном взгляде события, происходящие теперь в Срединной империи, кажутся прежде всего расовой борьбой между завоевателями-маньчжурами и китайцами... Нельзя оспаривать [того], что главный теоретик революционного движения д-р Сунь Ятсен своими многочисленными речами в Японии, Соединенных Штатах, своими брошюрами и статьями немало содействовал укоренению взгляда, резко противопоставляющего маньчжур и китайцев, как две расы, которые не могут примириться друг с другом".

Признавая важную роль в революции новой китайской армии, обученной и оснащенной по европейскому образцу, автор привел сведения о ее национальном составе и политических настроениях накануне революции:

"Важно и примечательно сочувствие, с которым революция была встречена значительной частью армии, и не только солдатами, но и ее офицерством и генералами. Этот факт объясняется в некоторых органах европейской прессы недовольством китайского офицерства тем обстоятельством, что все высшие должности армии заняты маньчжурами. В действительности же революционное настроение армии имеет мотивы более высокого порядка. В рядах офицерства регулярной китайской армии лиц маньчжурского происхождения числится всего 3%. Даже в так наз. маньчжурской дивизии (1-й) все высшие офицеры - чистокровные китайцы, равно как ее главный командир. В имперской гвардии, которая когда-то была чисто маньчжурской, большая часть офицеров - тоже китайцы". В 1910 г. "правительство регента в связи с петиционной кампанией решило отсрочить на неопределенный срок выпускные экзамены во многих кадетских училищах и высших школах, чтобы не увеличивать армию многочисленным контингентом революционно настроенных офицеров" ⁶.

Впервые в тогдашней русской китаеведной литературе вместо обычного географического описания главной территориальной базы китайских революционеров, каковой считалось Трехградье на Янцзы, Павлович придал этому треугольнику (гг. Ханькоу, Ханьян, Учан) социально-экономическую окраску:

"В первые же дни революции в руках восставшего народа очутились три пункта: Ханькоу, Ханьян и Учан. Эти три [города] символизируют весь смысл китайской революции, ее общенациональный характер. Ханькоу - это один из величайших коммерческих городов Китая с населением в 820 тыс. человек и внешней торговлей в 500 млн. франков. Три английские мореходные компании, две японские, две немецкие, одна китайская и одна французская поддерживают сношения города с морским

портом Шанхаем. Из Ханькоу ежегодно расходится вглубь страны ПО млн. литров американского керосина, который со времени слияния двух компаний, американской и голландской, стал вытеснять русский керосин. Отсюда вывозится в огромном количестве чай, и неподалеку от Ханькоу находятся русские чайные мануфактуры. Одним словом, этот город представляет собой великий торговый центр... Второй пункт, очутившийся сейчас же после начала восстания в руках революционеров, Ханьян, служит главным центром железоделательной и сталелитейной промышленности. Здесь находятся заводы акционерного общества" Han jeh ping Iron and Coal C° с капиталом в 50 млн. долларов, на которых занято 22 тыс. пролетариев, в том числе 7 тыс. квалифицированных рабочих. Здесь же находится громадный казённый сталелитейный завод, где работает 4 тыс. человек, также имеются пушечные и чугунолитейные заводы... Что касается Вучанга [Учана], то это... важнейший университетский центр, город высших, средних и низших школ и в то же время важный военный пункт с гарнизоном в 10 тыс. солдат" ⁷.

Эта характеристика заслуживает сравнения с той, какую дал Ханьепинскому предприятию накануне Синьхайской революции генеральный консул в Ханькоу Тимченко-Островерхов, лично осматривавший этот завод: "Имею честь представить при сем сведения о китайском обществе Хань-е-пин, каковое эксплоатирует принадлежащие ему Ханьянский сталелитейный завод, Пинсянские угольные копи и Даеские железные рудники, - докладывал он 16 октября 1910 года. - Предприятие это поставлено вполне по-европейски и, находясь под ближайшим заведованием иностранных, инженеров, является образцовым среди нарождающейся китайской промышленности и обещает занять первенствующее место среди промышленных предприятий этого рода на всем Дальнем Востоке" ⁸.

Интересно освещение первых шагов Китайской Республики в статье Павловича "Провозглашение Китайской Республики и Европа", опубликованной в марте 1912 г. (Наша заря, N 3) после избрания в Нанкине Сунь Ятсена временным президентом. Публикуя текст манифеста (за подписями Сунь Ятсена и У Тинфана, министра иностранных дел), Павлович так оценивал программу первого в истории Китая республиканского правительства в области внутренней и внешней политики:

"Исчезла самая древняя монархия, существовавшая более 4 тыс. лет; возникла величайшая в мире республика, объединяющая под своим знаменем более четверти населения земного шара. Китайская Республика была... провозглашена 18/29 декабря 1911 г. в Нанкине на собрании делегатов от революционных комитетов 14 восставших и отделившихся [от центра] провинций. Ее временным президентом вплоть до окончательного утверждения Республики во всей империи был выбран идейный вождь китайской революции... д-р Сунь Ятсен. 5 января новое республиканское правительство... обратилось ко всем иностранным державам со следующим манифестом:

"Мы провозглашаем ныне падение деспотического господства маньчжурской династии и введение республиканского режима в Срединной империи. Свержение монархии и замена старого порядка новым отнюдь не является результатом скоро проходящего увлечения; наоборот, это - естественное последствие давно созревшего в народе жгучего стремления к прогрессу, благоденствию и свободе...

Мы даем публично и без всяких ограничений и оговорок обещания: все договоры, подписанные [цинским двором] после начала революции, не будут признаны. Равным образом, будут признаны все займы и денежные обязательства, заключенные до революции. Теми же принципами мы будем руководствоваться в вопросе об [иностранных] концессиях... Маньчжуры будут находиться под защитой законов и пользоваться равными правами с китайцами. Мы пересмотрим все законодательство страны, реформируем

гражданский, уголовный и торгово-промышленный кодекс, равно как законы об эксплоатации [недр]. Мы уничтожим все препятствия, мешающие развитию торговли, будем охранять свободу совести и вероисповедания; мы сделаем все возможное, чтобы улучшить наши отношения с иностранными державами... Мы надеемся, что все государства помогут нам осуществить неотложные реформы, на необходимость которых иностранные правительства так давно и так тщетно указывали нашему народу и нашей стране... Преследуя исключительно мирные цели, Республика выражает надежду, что она будет принята в международную семью [государств] не только для того, чтобы пользоваться признанными для других наций правилами, но и для того, чтобы работать на благо всеобщего прогресса и цивилизации" ⁹.

После того, как обращение Сунь Ятсена и У Тинфана было направлено представителям европейских держав с просьбой о признании Китайской Республики, в различные страны Европы отправились из Китая девять уполномоченных для ведения переговоров по этому вопросу. Между тем влиятельные органы европейской прессы стали убеждать свои правительства не обращать внимание на этих уполномоченных, поскольку в Пекине еще функционировало монархическое правительство, получившее от иностранных дипломатов заверения о нейтралитете в вооруженной борьбе цинского двора с революционерами Центрального Китая. Появление в Пекине 30 января (12 февраля) 1912 г. императорских указов об отречении Цинской династии от престола и учреждении республики в Китае в условиях продолжавшихся военных действий правительственных войск против главной базы республиканцев не повлияло на нейтралитет иностранных держав, выступивших за мирные переговоры между воюющими сторонами. Примечательно, однако, что уже через две недели после провозглашения республики в европейской печати появился ряд статей, доказывающих неподготовленность китайцев к новой республиканской форме правления в Китае. Например, французская "Figaro" по этому поводу заявляла: "Китайцы в состоянии облачиться в европейское платье, срезать себе косы, но они не созрели для республиканского режима".

При всей ценности собранных Павловичем материалов некоторые его утверждения нуждаются в уточнении. В частности, это касается его характеристики старого общественного строя Цинской империи, - по словам Павловича, режима исключительного господства крупных помещиков, преимущественно маньчжурского происхождения. На деле к началу Синьхайской революции крупных земельных собственников из маньчжур были единицы, так как представители маньчжурского служилого сословия, наделенные в середине XVII в. земельными угодьями в районе Пекина, с течением времени были вынуждены заложить либо продать свое земельное имущество. Фактически потеряли свои поместья в этом районе и маньчжурские князья, ранее получавшие с крестьян оброк. Поскольку земли маньчжурской аристократии находились только в столичной провинции Чжили, а также в Маньчжурии, являвшейся доменом маньчжурской династии, трудно предположить, чтобы в Центральном Китае и, в частности, в районе Трехградья могли быть громадные латифундии аристократов маньчжурского происхождения, на что указывал автор цитируемой статьи: "Охваченный в первую голову восстанием район, давший сигнал к революции, является по преимуществу областью крупного землевладения, громадных латифундий, находящихся в руках могущественной поземельной аристократии, главным образом маньчжурского происхождения".

Полагая, что во многих областях Китая маньчжурские помещики "царили до последнего времени, как средневековые феодалы", автор статьи, не приводя каких-либо фактов, утверждал, что в китайских деревнях "возмутив-

шиеся крестьяне первым делом убивали маньчжур как представителей крупной земельной аристократии, как помещиков, захвативших в свои руки все земельное богатство". По его словам, "проект экспроприации всей помещичьей земли и раздел ее между арендующими ее общинами был принят с энтузиазмом всем земледельческим классом и немало содействовал успеху революции в деревне" ¹⁰.

На фоне первых отзывов в российской печати, в том числе центральных и местных газетах, не лишены интереса оценки Синьхайской революции, данные самими китайцами-современниками. "Новому времени" (17/ 30.XII.1911) дал интервью харбинский даотай Ли Цзяао, который девять лет находился при китайской дипломатической миссии в Петербурге и восемь лет служил китайским коммерческим агентом во Владивостоке ". Вот что он сообщил российскому журналисту в Харбине:

"Народные волнения, возникшие на юге Китая, это - не бунт, а противодинастическое движение, имеющее серьезное значение. Каждому просвещенному человеку в Китае известна историческая подкладка подобных восстаний и то обстоятельство, что они подготовляются веками... В настоящее время у правительства идут переговоры с революционерами о мире. От имени правительства отправлено более 30 депутатов во главе с Тан Шаои, бывшим министром путей сообщения, из партии Юань Шикая. Со стороны революционеров во главе переговоров стоит У Тинфан, бывший дважды посланником в Америке. Уже из сопоставления этих двух имен, столь известных в политической истории последних лет Китая, можно заключить, что шансы на благополучное окончание переговоров очень велики, так как тот и другой деятель одинаково любят свою родину, оба обладают большим политическим тактом и огромным кругозором и оба понимают, что современное положение Китая может привести к нежелательному для каждого патриота вмешательству иностранных держав во внутренние дела Китая. Место переговоров правительством было выбрано в Ханькоу, но революционеры настояли на переносе их в Шанхай. В принципе наше правительство стоит за монархическую конституцию, а революционеры стремятся образовать республику, но со стороны последних уже намечаются уступки. Во всяком случае можно сказать, что первый горячий пыл для обеих сторон уже пропал, а раз отпала нетерпимость, то является уверенность в том, что обе стороны трезво отнесутся к настоящему положению вещей и учтут все данные, подсказываемые чувством истинного патриотизма".

С получением известий из Китая о том, что в провинциях, провозгласивших свою независимость, "запрет относительно курения опия и посева опийного растения теперь открыто нарушается" и что "революционное правительство вынуждено смотреть на это сквозь пальцы" из-за дефицита в казне, эйфория в российской печати по поводу благоприятного впечатления, оставленного "медовыми месяцами" китайской революции, стала постепенно уступать место более трезвому взгляду. Сообщая о том, что Юань Шикай предложил "построить будущий режим Китая на своеобразном дуализме - республики и монархии", при котором "действительная власть будет принадлежать республиканским учреждениям - народным представителям и избираемому на четырехлетний срок президенту", а цинская династия "останется в качестве исторического орнамента" с правом императора править "только в пределах своего собственного дворца", "Речь" 4/17 декабря 1911 г. отмечала:

"Пока все симпатии иностранцев на стороне революции, но уже теперь обнаруживается некоторое охлаждение: иностранцы, сочувствующие возрождению Китая, находят, что условия примирения, предложенные Юань Шикаем, вполне удовлетво-

рительны и приемлемы, и упорство вождей революции кажется им сектантским и неразумным".

Роль новой китайской армии в революционных событиях отметил консул в Урумчи Н. Н. Кротков, вернувшийся в это время в Петербург из Синьцзяна, после шести лет службы в Илийском крае, откуда был переведен в Урумчи. В интервью газете "Новое время" (4/17.II.1912) он сообщил:

"Волнение и общее брожение, охватившие весь Китай, не могли не отозваться и на далеком западе Поднебесной империи, хотя, конечно, по многим причинам не с такой силой, с какой они выразились внутри страны. Главным элементом революции явились везде новые китайские войска. Следует отметить, что войска эти набираются исключительно из китайцев и что многие и даже большинство командующих ими офицеров получили образование в Японии или окончили новую военную Тяньцзиньскую школу и, следовательно, проникнуты новыми идеями. Как известно, в Кульдже революционеры одержали верх... В Урумчи тоже возникло революционное движение, однако такого успеха, как в Кульдже, оно не имело... Республиканцы на первых порах, как это всегда бывает во время переворотов, для привлечения населения на свою сторону надавали ему много обещаний, выполнить которые они оказались не в состоянии".

Прислушиваясь к мнению знатоков Китая, в том числе ученых-китаистов, некоторые столичные газеты, особенно связанные с правительственными кругами, проявляли умеренную осторожность в оценке китайских событий и в прогнозах. "С отречением от престола маньчжурской династии и установлением республиканской формы правления, - писала "Россия" (1/14.II.1912), с которой сотрудничал П. С. Попов, - не может считаться законченным тяжелый и мучительный кризис, который переживает уже в течение нескольких месяцев китайское государство. Будущее покажет, сумеет ли китайская республиканская партия проявить такую же энергию в деле созидания нового строя, которую она проявила в деле разрушения старого". В статье "После переворота", через несколько дней после отречения маньчжурской династии, эта же газета (7/20.II.1912), не разделяя чрезмерного восторга некоторых органов западной печати, заявляла:

"Мы должны сознаться в том, что не слишком верим в наступление в скором времени спокойствия в бывшей Срединной империи, представляющей собой "взбаламученное море", в котором рискует погибнуть горсть смелых преобразователей, насильственно порвавших историческую связь между прежним и современным Китаем".

Пока правительство России занимало нейтральную позицию по отношению к событиям в Китае, где после отречения династии Цин установился республиканский режим и пост президента в результате компромисса воюющих сторон занял Юань Шикай, цензура сквозь пальцы смотрела на антимонархические выступления демократической печати, отражавшие взгляды радикальных социал-демократов. Однако после того как российское правительство согласилось участвовать в банковском консорциуме западных держав, решивших предложить Юань Шикаю солидный заем и тем самым способствовать наведению "порядка", царские цензоры стали противодействововать публичной критике позиции правительства России в отношении китайских событий и в частности в вопросе о займе, который, как считал Ленин, был "заключен против китайской демократии" ¹². Примером репрессивных мер царской цензуры может служить запрет статьи П. А. Покровского "Положение Китайской Республики" (за подписью П. По-ский),

которую готовила к публикации газета "Речь". По поводу действий банковского консорциума западных держав (при участии также Японии и России), предоставившего заем в 25 млн. ф.ст. Юань Шикаю, все менее считавшемуся с республиканскими установлениями ¹³, Покровский писал:

"Все, что делается сейчас в недрах Небесной империи, имеет логическую завязку в событиях памятной ночи 28 апреля (нов.ст.) с.г., когда было подписано соглашение правительства Юань Шикая с группой банков пяти европейских держав (в том числе и России) о займе в 625 млн. таэлей. Парламент, как известно, не одобрил проект этого займа, почему подписание его явилось coup d'etat. И деньги от этого coup d'etat, часть которых была вручена немедленно Юань Шикаю, пошли на борьбу с недовольными "мятежниками", вздумавшими защищать принципы конституционного правления в Китайской Республике". Говоря о том, что "деньги эти сделали свое дело", автор вместе с тем указывал, что "в Китае вовсе не спокойно": "Глухое возмущение и анархия, - констатировал он, - растут в несчастной стране, которой манипулируют, через посредство диктатора [Юань Шикая], разные парижские и лондонские крезы. Чем кончатся их манипуляции, к чему они приведут, пока еще рано сказать. Но ждать особенно добрых вестей отнюдь не приходится. И уж во всяком случае республика в Китае, хотя и избран ее постоянный президент, существует лишь по имени" ¹⁴.

На 500 руб. была оштрафована в Петербурге в ноябре 1913 г. "Новая рабочая газета" за публикацию статьи, озаглавленной "Юань Шикай - всероссийский". Цензура усмотрела в этом заголовке не только оскорбление российских властей, действовавших порой столь же ловко и изворотливо, как Юань Шикай, но и унизительную для достоинства президента соседней страны (Юань Шикая) насмешку, способную вызвать дипломатические осложнения, особенно в условиях поддержки российским правительством автономии Монголии, провозгласившей свою независимость в декабре 1911 года.

Примечательно, что вывод Покровского о республиканском строе как фикции не раз звучал в высказываниях прогрессивно настроенных китайских лидеров, разочаровавшихся в результатах Синьхайской революции.

В оценках конечных результатов революции прежде всего обращал на себя внимание тот факт, что с учреждением республиканского строя существовавшая до Синьхайской революции традиционная система государственного управления практически не подверглась коренной ломке. На это указывал инженер В. Бутузов, автор статьи в журнале "Нива" (N 9, 2.III. 1912) о состоянии китайской военной промышленности до революции. Вкратце рассказав о том, как создавались главные военно-промышленные центры, он делал вывод:

"Новая республика Китая во многом приняла к исполнению предначертания монархического правительства, и в правительской машине Китая при переходе к новому государственному строю происходило мало ломки. Целые учреждения с полным штатом своих служащих оставались все время на местах, заменив лишь желтого дракона пятицветным флагом республики".

Указывая на быстротечный и даже почти безболезненный (ценою малой крови) характер Синьхайской революции, автор политического обзора "Реакция в Китае и Англии" в "Ниве" (N 10, 10.III.1912) утверждал:

"Никто в Европе не думал, чтобы тысячелетняя желтая империя так быстро и легко, почти безболезненно, превратилась в величайшую в мире республику. И одна-

ко же сказочное превращение совершилось в несколько недель путем простого соглашения между Юань Шикаем и Сунь Ятсеном, между двумя правительствами и между стоящими за их спинами армиями. Китайские республиканцы торжествовали свою бескровную победу. Европа их приветствовала. Юань Шикай хлопотал о признании его власти иностранными правительствами, чтобы увенчать здание нового государственного строя, как вдруг в столице разразился военный бунт (из-за неуплаты жалованья. - А. Х.)... Очевидно, революция успела поколебать старые вековые авторитеты, но еще не успела создать новых. В то время как генералы обеих армий устанавливали путем переговоров торжество республики, солдаты обеих армий, утратив веру в монархию и не усвоив веры в новорожденную республику, духовно и политически погрузились в состояние полной анархии... Вместо нового государственного порядка получилось царство анархии".

Влияние военного фактора на результаты Синьхайской революции отметил и анонимный автор в том же журнале (N 24, 16.VI.1912):

"Вместо политического возрождения Китая генерал Юань Шикай и генерал Ли Юаньхун приводят его к анархическому разложению вовсе не потому, что они хотели бы анархии, а потому, что олицетворяемая в них власть по самому своему происхождению и способам достижения ее глубоко анархична. Именно анархическая природа военной диктатуры делает ее бессильной в борьбе с растущей анархией и в попытках организации нового государственного порядка. На остриях штыков, в какую бы сторону они ни обращались, никак нельзя воздвигнуть памятник свободы и обосновать независимый расцвет национальной культуры, ибо по своему естественному назначению армия может быть только охранительницею государства от внешних опасностей, но никак не двигателем внутреннего прогресса... Необходимость внешнего займа, обусловленного иностранным контролем над китайскими финансами, усилила разлад между севером и югом. Палата представителей, собранная, по существу, без выборов и не имеющая никакого авторитета в стране, разделилась на три равные и взаимно непримиримые части, а отказ генерала Ли Юаньхуна от звания вице-президента знаменует полный разрыв южных революционеров с Юань Шикаем". "Обновление дряхлого Китая, пошедшее ускоренным революционным темпом, не привело к тем результатам, на которые рассчитывали инициаторы китайской революции. Мечты о грядущем возрождении пока остаются несбывшимися мечтами, и вместо того, чтобы воспрянуть от тысячелетнего сна и воскреснуть к силе и славе, свободный китайский народ с первых же шагов застрял в анархии и никак не может вылезть из засасывающей его трясины. Преобразование древнего политического строя по европейскому образцу приблизило его не к европейским державам, крепким в устоях своей государственности, вроде Англии, а к заживо разлагающимся политическим организмам Востока, вроде Персии, для которой самая попытка конституционных преобразований послужила бы как бы началом конца. Глядя на поучительный опыт Персии, Турции и Китая, самые пламенные революционеры должны сознаться, что революции не всегда совершаются на благо народов".

На безвыходное положение республиканского Китая указывала газета "Восток" (N 81, 14.VI.1912):

"Китайская Республика в данный момент представляет собой картину беспримерной анархии, так как Китай оказался в заколдованном круге: ни одна из борющихся партий не получила перевеса, почему и признание иностранными державами происшедшей в нем перемены не может быть достигнуто, а это в свою очередь прямо отражается на кредите... Никакого правительства, - подчеркивала газета, - на самом деле не существует: "великий человек" - Юань Шикай, на которого возлагалось

так много надежд, в действительности оказался рядовым мандарином, а премьер Тан Шаои даже не подал в отставку, а буквально бежал из номинальной столицы, и его примеру готовы последовать другие министры".

Своими наблюдениями о внешнем облике Китайской Республики, политически явно разделенной революцией на две противоборствующие части, поделился один из деятелей китайской революции (Сюй Панлин? - А. Х.) в беседе с корреспондентом "Русского слова" в Брюсселе. Он заявил:

"Вы думаете, что Китай это теперь республика. По внешности это, может быть, верно - по отношению к южному Китаю, насквозь пропитанному ненавистью к маньчжурам. Но на севере все осталось по-прежнему. В этот период я пересек северные провинции и лично убедился, что там народ совершенно не понимает значения республики. Он считает басней рассказ о низложении императора и принимает Юань Шикая за простого министра или вице-короля богдохана. Единственная реформа, пока проведенная Юань Шикаем, это - дозволение чиновникам срезать косы и надеть европейское платье да новый этикет церемоний... Север был и остался глубоко консервативной страной, этнографически и лингвистически теснее связанной с маньчжурами, чем с южанами" ¹⁵.

К аналогичным выводам пришел автор статьи "В Китае", опубликованной в газете "Восток" (2/15.VIII.1912) за подписью "Б. Т. Т.":

"События уже показали, что замена маньчжурского дракона пятицветным республиканским флагом недостаточна, чтобы спасти Китай от внутреннего разложения. Революция и ее последствия не дали удовлетворения ни чиновничеству, ни купечеству, ни народу. Обострились лишь страсти, и взамен двух враждующих партий - империалистов (сторонников монархии. - А. Х.) и республиканцев Китай разбился на группы недовольных, домогающихся власти и не желающих считаться с интересами других".

Близкую к истине характеристику положения Китая после провозглашения новой формы его государственного управления дал "Иркутский вестник" (15.VIII.1912):

"Китай объявлен республикой. Президентом ее теперь состоит известный Юань Шикай... Новое правительство оказалось без копейки денег. У иностранных банкиров оказалось возможным получить займы только на унизительных для чести Китая условиях... Обещанные свободы оказались писанными на воде, и новое республиканское правительство не уступает в произволе и деспотизму прежнему".

Оценивая Синьхайскую революцию с точки зрения современного положения республиканского Китая, монархическая газета "Свет" склонялась к выводу о том, что ничего серьезного в жизни страны не произошло, и Китайская Республика ничем не отличается от бывшей китайской империи, но этому надо только радоваться. Аналогичную мысль высказал пекинский корреспондент газеты "Times" Моррисон; его суждения воспроизвела харбинская газета "Восток" (5.Х.1912):

"Все знатоки современного Китая приходят к выводу, что "молодой" Китай ничем не отличается от старого, что представительное правление в нем невозможно, что республика - лишь новое название для старого деспотизма, что на высших постах едва ли найдется шесть честных людей, что центробежное течение в провинциях

усиливается и что Юань Шикай сосредоточит в своих руках власть при помощи военной диктатуры. Новое правительство совсем не знает истории и не хочет пользоваться ее уроками. Оно бессильно воздействовать на провинции, что особенно заметно в его борьбе с культурой мака для добывания опиума. В целом ряде провинций (Юньнань, Сычуань и др.) маком засеваются огромные территории, а правительство только лишилось ввозных пошлин. Отменив старое правило, в силу которого никто не может служить в той провинции, где он родился, правительство страшно усилило провинциальный партикуляризм. Назначение только чисто местных чиновников облегчает стремление провинций к автономии и исключает установление строгой централизации... Обращение властей с населением ужасно, массовые казни практикуются по-прежнему, экономическое положение страны плохо...

Общественное мнение все надежды возлагает только на одного Юань Шикая... Если он облечет себя диктаторской властью, возьмет в свои руки верховное и неограниченное руководство делами, то это будет первый шаг к тому, чтобы гарантировать Китаю период возрождения и мира. К этому склоняется общественное мнение страны".

В широком разнообразии суждений российских газет и журналов, выражавших точку зрения различных общественных сил и политических течений о характере китайской революции, политических маневрах цинского двора и Юань Шикая, программных установках и действиях китайских революционеров, объединившихся вокруг Сунь Ятсена и его сподвижников, нашли отражение события одного из сложнейших периодов истории Китая, связанного с его переходом от монархии к республике в ходе революции. По общему мнению наблюдателей, революция, особенно на начальной стадии, имела резко выраженный националистический характер, что подтверждалось фактами массового истребления маньчжур. 1 октября 1911 г. ПТА сообщало из Пекина: "Прежняя ненависть к иностранцам перешла на маньчжур, погромы которых происходят повсюду" ¹⁶. Согласно сообщению китайской газеты "Чжунго гунбао" (3.IX. 1912), 2 сентября один из руководителей революционного движения Хуан Син в Пекине выступил на собрании Объединенного монголо-тибетского союза с речью, в которой заявил:

"До сих пор ни одна из революций не заканчивалась успешно без массы кровавых жертв со стороны граждан. Поэтому введение в настоящее время в Китае республиканского строя, которое не повлекло за собою тяжелых жертв со стороны народа, и установление в Китае прочного государственного порядка на республиканских началах являются выдающимися и славными актами, неслыханными до сих пор в истории всех народов" ¹⁷.

Однако действительность была совершенно иной и жестокой. Сообщая о том, что "революционерам удалось привлечь на свою сторону часть армии, организованной по европейскому образцу, захватить несколько городов и укрепиться около Ханькоу", газета "Московские ведомости" в статье "Китайская революция" (12/25.Х.1911), по поводу поведения повстанцев писала: "Главная ярость была направлена против маньчжур, которые всюду подвергались избиению, тогда как иностранцам была гарантирована безопасность. Это разумное решение (так в тексте. - А. Х.) вызывалось соображением, что в случае нападения на иностранцев последует немедленно вмешательство иностранных держав".

Антиманьчжурскую направленность Синьхайской революции признавала и "Речь" (22.XI/5.XII.1911). Многие современники приводили факты истребления маньчжур в ходе антицинских выступлений в разных частях страны. Поданным российского консула А. Т. Бельченко, совершившего в 1917 г. ряд поездок по Китаю, только в Сиани, главном городе провинции Шэньси,

в период Синьхайской революции, по свидетельству очевидцев, было истреблено 15 - 20 тыс. маньчжур ¹⁸.

Примечания

1. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 133, оп. 470, 1911 г., д. 108, л. 95.

2. 27 октября 1911 г. представитель Пекинского отдела правления Общества КВЖД Р. И. Барбье сообщал в Петербург А. Н. Венцелю: "Кризис в Китае с каждым днем все усиливается, и трудно представить, чем кончится происходящее ныне в Срединной империи революционное движение. Города один за другим переходят на сторону революционеров, провинции объявляют себя независимыми и китайское правительство потеряло над ними власть" (Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 324, д. ПО, л. ПО).

3. Подобное суждение, основанное на материалах японской печати, привела газета "Россия" в статье "Положение в Китае" (26.1/8.И.1912): "Идеал революционеров - установить республику. Демократические идеи - не новость для Китая. Они известны здесь с давних пор. Мыслители-демократы Китая могут служить предметом гордости народа, воспитанию которого они послужили столь долго".

4. ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 402, 405 (Невская звезда, 15.VII.1912).

5. Возрождение (М.), 14.IV.1910, с. 18. Эта статья Павловича (за подписью "Волонтер") с некоторыми редакционными исправлениями, в том числе китайских имен, появилась в 1911 г. в журнале "Вестник знания" (N II). О М. П. Павловиче (Вельтмане) (1871 - 1927), возглавлявшем с 1922 г. Всероссийскую научную ассоциацию востоковедов, см.: Вопросы истории, 2010, N 11, с. 64.

6. ПАВЛОВИЧ М. Великая китайская революция. - Современник, 1911, кн. 11, с. 343.

7. Там же, с. 341 - 342.

8. АВПРИ, ф. Китайский стол, оп. 491, д. 385, л. 51.

9. Современник, 1911, кн. 11, с. 342.

10. Там же, с. 325.

11. Ли Цзяао (1863 - 1926) в марте 1924 г. вступил в должность чрезвычайного и полномочного посла Китайской Республики в Москве.

12. ЛЕНИН В. И. Поли. собр. соч., т. 23, с. 167 (статья "Отсталая Европа и передовая Азия". - Правда, 18.V.1913).

13. Вестник Азии (Харбин), 1913, N 16 - 17, с. 101 - 102.

14. Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), ф. 1666, оп. 1, д. 2062, л. 1 - 2.

15. Восток, 12/25.VII.1912.

16. Харбинский вестник, 3.Х.1911.

17. АВПРИ, ф. Миссия в Пекине, оп. 761, д. 1180, л. 54.

18. Там же, д. 908, л. 114.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - А. Н. Хохлов:

Comments: