Прошел почти год после военного переворота в Пакистане 12 октября 1999 года. Пакистанцы в своем большинстве воспринимают приход к власти генерала Мушаррафа не как естественный поворот событий, а как повторение губительного для страны явления, которое на протяжении истории государства препятствовало утверждению здесь демократических порядков. Если в оценке отдельных действий военного режима наблюдаются разногласия (значительное число пакистанцев продолжает верить в высокое предназначение и благотворную миссию армии), то в принципиальном подходе к повторяющимся переворотам наблюдается единодушие: граждане страны скептически относятся к способности армии решить или даже способствовать решению социально-экономических и политических проблем.

Глава исполнительной власти Пакистана Первез Мушарраф делает все от него зависящее, чтобы отвлечь внимание внешнего мира от того факта, что его правление - продукт армейских властолюбивых амбиций и потому не может считаться вполне законным. Именно поэтому вскоре после объявления в марте 2000 года о решении президента США по окончании визита в Индию посетить также Пакистан он заявил, что это означает признание мировой общественностью легитимности его режима. Первостепенное внимание, уделяемое военными вопросу о легитимности их власти, лишь провоцирует оценки и заявления, которые ставят ее под сомнение. Тот же президент США Клинтон в ходе визита в Пакистан выразил надежду, что демократия в этой стране будет восстановлена в ближайшее время. Легитимность прихода к власти военных в мае 2000 года была подтверждена Верховным судом Пакистана, который, однако, обязал главу государства разработать и осуществить в течение трех лет серию политико-экономических реформ "на благо народа", внести необходимые поправки в конституцию и подготовить, таким образом, страну к проведению всеобщих выборов, дата которых должна быть назначена не позднее 90 дней до истечении трехлетнего периода с момента военного переворота в октябре 1999 года. В ответ на мощное давление мировой общественности, требующей ограничения срока военного правления, генерал Мушарраф заявил, что ему необходимо время для введения "подлинной демократии", после того как армия выполнит свою миссию.

Каково же мнение самих пакистанцев о целях и намерениях нынешнего военного режима? Не вызывает сомнений, что немалая их часть одобряет приход военных к власти, поскольку связывает с этим перспективы "наведения порядка" и ликвидации коррупции и беззакония, в последние годы более чем когда-либо процветавшие в стране. И все же интересны нюансы в настроениях молодых, пожилых и средних по возрасту граждан страны, их оценки потенциала военных властей.

НЕОЖИДАННОСТЬ ИЛИ РУТИННОЕ СОБЫТИЕ?

Пакистанский журналист Гулам Кибрия провел опрос среди пакистанцев обоих полов, различных возрастов и политических убеждений. Для людей в возрасте, во всяком

стр. 35

случае, для большинства из них переворот 12 октября прошлого года не был чем-то из ряда вон выходящим, так как феномен захвата военными власти за 52 года существования Пакистана до этого наблюдался уже трижды.

Отдельные опрошенные говорили о том, что якобы Мушаррафу суждено сыграть роль "спасителя". Молодое поколение испытало нечто вроде шока, однако каких-либо надежд или даже оценок происшедшего, как правило, не высказывало. Отдельные представители последней категории считают, что переворот покончил с демократией, хотя осознают, что она в Пакистане была чисто номинальной. При этом сходная по взглядам группа молодых людей выразила мнение, что говорить о расправе с демократией не приходится, поскольку никакой демократии в помине не было.

Несколько нивелируя разницу в реакции на очередное пришествие военных среди людей различных по своей принадлежности к возрастным, социальным и другим группам населения, можно подытожить отношение пакистанцев в целом к происшедшим переменам.

Среди тех, кто считает октябрьский переворот 1999 года шагом назад в развитии Пакистана, бытует мнение, что армия в очередной раз подвела нацию. Они полагают, что долг армии - в том, чтобы защищать границы государства от внешней агрессии, обеспечивать безопасность страны и свободу ее граждан. Среди главных неудач армии они называют ее неспособность отвоевать у Индии Кашмир, входящий в состав ее территории с 1948 года, потерю Восточного Пакистана с 57 процентами населения страны в 1971 году, пленение индийцами 90 тысяч пакистанских солдат в том же году, провал попыток учредить в стране исламские нормы проведения политики, которая по сути дела поощряла наркоманию, торговлю оружием и этнолингвистические столкновения.

По широко распространенному убеждению, насаждаемые армией порядки способствуют коррупции, развалу банковской системы посредством искусственных дефолтов, рабству, осуществляемому крупными землевладельцами путем насильственного содержания людей в частных тюрьмах, подрыву веры граждан в справедливость государственных институтов, таких как суды, всемерному содействию наступлению экономического и социального коллапса гражданского общества.

ОТЯГЧАЮЩИЕ ПРЕЦЕДЕНТЫ

Справедливо указывается, что если бы не военные перевороты, то в 1958 году состоялись бы всеобщие выборы, и демократия получила бы шанс утвердиться в Пакистане; в 1969 году волнения и движения за отстранение от власти президента Айюбхана закончилось бы всеобщими выборами и восстановлением демократического процесса; в 1977 году З.А. Бхутто вынужден был произвести политическую перестройку, договориться с оппозицией, и демократический процесс получил бы нужное ускорение.

По общему убеждению, в Пакистане никогда не было атмосферы, которая благоприятствовала бы развитию демократии: первые всеобщие выборы состоялись только в 1970 году, спустя почти четверть века после обретения независимости, да и то с разрешения военного диктатора Яхьяхана, который, кстати, отказался принять результаты выборов и передать власть партии Авами лиг, получившей 57 процентов голосов. Первая конституция страны не была демократической и просуществовала только два года, вторая была составлена диктатором Айюбханом и канула в лету вместе с ним. Только с третьей попытки, в 1973 году, была принята нынешняя конституция. Парламент утвердил ее 43 процентами голосов, 57 процентов населения осталось в Восточном Пакистане (Бангладеш). Даже эту конституцию начали переделывать сразу же после ее принятия. После 14 поправок она стала и без того не слишком демократической. З.А. Бхутто, избранный лидер, был свергнут в 1977 году в результате

стр. 36

третьего военного переворота и вскоре повешен.

Многие из опрошенных отмечают, что три наиболее известных премьер-министра - ЗА. Бхутто, Беназир Бхутто и Наваз Шариф по сути дела являлись продуктами военных диктатур. Первый вырос в среде айюбхановского истеблишмента, его дочь как лидер оппозиции и Н. Шариф как соратник Зия уль-Хака - в условиях предыдущего военного режима. Ни один из них не прошел обычного в политике пути - от рядового партийного работника до лидера партии, и потому вряд ли они могли претендовать на роль компетентных демократических лидеров в общепринятом смысле. Более того, и Беназир Бхутто и Наваз Шариф приобрели репутацию коррупционеров, людей, только на словах преданных идеалам демократии, а на деле готовых отступить от этих идеалов, когда им это выгодно. Оба управляли делами страны, зачастую не спрашивая мнение законодателей. Более того, выполнение законов, уже принятых парламентом, искусственно тормозилось. Практически ничего не было сделано, чтобы устранить бедность, безработицу, улучшить здравоохранение, провести реформы в области образования, принять меры против нарушения законов, конфисковать необработанные земли и распределить их среди крестьян.

Как пример вопиющего беззакония властей был упомянут инцидент в 1997 году в Лахоре, когда Верховный суд, высшая судебная инстанция страны, подвергся нападению толпы хулиганов и представителей правящей партии - Пакистанской мусульманской лиги. Намерение Верховного судьи привлечь премьер-министра по обвинению в неуважении к суду закончилось вынужденной отставкой судьи и запугиванием членов суда, в результате ни один из зачинщиков этой акции не понес ответственности за свои действия. И это при том, что нападение было заснято на пленку и демонстрировалось по каналам Би-Би-Си, и его участники легко могли быть идентифицированы. Респонденты напоминали, что даже после военной диктатуры Зия уль-Хака (1977-1988 годы), когда периодически проводились парламентские выборы, каждая национальная ассамблея распускалась досрочно, каждый из избранных премьер-министров отправлялся в отставку до истечения срока своих полномочий и заменялся временно исполняющим обязанности, назначенным президентом.

Особый интерес представляет мнение опрошенных из возрастной группы от 30 до 40 лет, поскольку это наиболее активная часть населения страны. Они были практически единодушны в том, что армия, точнее, армейское командование, не способно ни управлять страной, ни защищать ее границы.

Прочитав отчет журналиста Ки-брии о результатах проведенного им опроса, можно заметить, что отклики пакистанцев на действия армии носят негативный характер и касаются в основном самого феномена военных переворотов и их отрицательного воздействия на развитие страны. Оценок конкретных достижений военного режима нет и, как представляется, не потому, что они замалчиваются, а потому что их (достижений) и в самом деле не наблюдается.

ПЛЮСЫ И МИНУСЫ

Впрочем, ради справедливости следует констатировать, что военный режим Мушаррафа гораздо более мягок, чем его предшественника Зия уль-Хака. Не наблюдается массовых репрессий; права человека, конечно, ущемляются, но не так явно, как прежде.

Неоднозначным представляется отношение Мушаррафа к силам, выступающим в политике от имени ислама. Учитывая вес улемов в исламизированном пакистанском обществе, он отдает им дань уважения, однако делает многозначительную оговорку, что не позволит эксплуатировать религию в корыстных целях. Из интервью генерала иностранным журналистам явствует, что он отдает предпочтение светскому пути развития Пакистана и в связи с этим придерживается скорее взглядов турецкого лидера 20-х - 30-х годов Кемаля Ататюрка, нежели Зия уль-Хака.

Тем не менее, вышесказанное -лишь верхушка того айсберга проблем, которые предстоит решить. И в Пакистане, и за его пределами вызывает озабоченность возрастающее обострение пакистано-индийских отношений, что в связи с ядерным статусом обеих стран приобретает зловещий оттенок. Кашмирская проблема, лежащая в корне противостояния, более далека от решения, чем когда бы то ни было. Всем ясно, что здесь нужны свежие подходы, неординарные шаги, которые проложили бы путь к поэтапному урегулированию. Однако таких шагов, в том числе и со стороны нового руководства Пакистана, пока не видно. Нет ясности и относительно намерений Исламабада в вопросе о подписании Договора о всеобщем запрещении ядерных испытаний. Понятно, что глава исполнительной власти испытывает сильное давление со стороны исламистов, которые считают, что согласие Пакистана ратифицировать договор будет равнозначно отказу от проекта "Исламская бомба" и уронит авторитет государства в исламском мире до самого низкого уровня. Но мнение исламистских радикалов, прежде всего руководства партии Джамаате ислами, это одно, а международный престиж страны - это другое, и все равно настанет время, когда надо будет выбирать между ними.

С религиозным экстремизмом связана также проблема терроризма. На территории Пакистана довольно свободно чувствуют себя самые различные группы и организации моджахедов, которые периодически принимают участие в военных операциях на стороне талибов в Афганистане, проникают в Кашмирскую долину для совершения диверсий. Есть среди них и такие, кто побывал в Абхазии, Таджикистане, Боснии и Чечне. Среди наиболее известных террористических организаций называют "Лашкар-и-Тайаба", "Аль-Бадр" и некоторые другие. Вопрос о международном терроризме был поднят президентом США Клинтоном во время его кратковременного визита в Пакистан в марте 2000 года.

И, конечно, острей, чем когда бы то ни было, стоит проблема оживления экономики. Меры властей по стимулированию инвестиций не дают результатов; вернуть капиталы, незаконно вывезенные из Пакистана, не удается; мобилизация внутренних ресурсов для подъема экономики идет очень медленно и не обещает принести ощутимые плоды. Неуклонно снижается жизненный уровень населения, нарастает социальная напряженность, которая в ряде мест уже выливалась в массовые беспорядки. Похоже, что военный режим увяз в трясине каждодневных, трудно решаемых задач. У него нет ни времени, ни сил, чтобы искать новые пути к решению старых проблем. Оптимистические прогнозы сторонников "твердой руки" постепенно уступают место смущенному молчанию и всеобщей подавленности.

Постоянный адрес данной публикации: