"Екатерина сидела заплаканная и печальная или старалась такой выглядеть. Ее час еще не наступил, но он приближался...". Так заканчивает Е. В. Анисимов последнюю главу своей книги "Россия в середине XVIII века" - единственную вышедшую За последние десятилетия научно-популярную работу по социально- политической истории послепетровской России. Приближался час Екатерины, ее более чем тридцатилетнее царствование, эпоха, которую назовут ее именем. На календаре было 25 декабря 1761 г., будущей Екатерине II, а пока великой княгине Екатерине Алексеевне, урожденной Софии Августе Фредерике, принцессе Ангальт-Цербстской, шел 33 год...

Приводя девичье имя и титул этой российской императрицы, иные из современных беллетристов (историки о ней давно уже не писали¹ ), принимаются рассуждать о том, что этой немке, конечно, были чужды интересы русского народа. Не пытаясь оспорить эту очевидную мысль, замечу, однако, что императрица Анна Ивановна, отдавшая Россию на откуп немцам, была чистокровной русской. Другая "дежурная" ассоциация при упоминании имени и титула принцессы Ангальт-Цербстской - ее "незнатное" происхождение. Об этом некоторые авторы исторических романов пишут с нескрываемой обидой за русский трон. Кстати, Екатерина I знатностью тоже, как известно, отнюдь не отличалась, однако почему-то принято во этому поводу не расстраиваться, а скорее, наоборот, умиляться. Дело, конечно, не в происхождении.

Рассматривая деятельность того или иного царя, императора или императрицы, нужно прежде всего помнить, что это был политический деятель, волею судеб оказавшийся наделенным неограниченной самодержавной властью. И поэтому необходимо выяснить, каковы были его подготовка к этой многотрудной миссии, его взгляды, интересы, симпатии и антипатии, а также личные качества, тем или иным образом сказавшиеся на его деятельности. Немаловажно и то, как самодержавный государь относился к своей "работе", имелись ли у него выраженные намерения и стремления, какие из них и по каким причинам удалось или не пришлось исполнить. Каковы, наконец, были итоги его деятельности. Вот примерный круг вопросов, на которые сделана попытка ответить в этом очерке, конечно с разной степенью подробности, ибо история царствования Екатерины II - это множество глобальных проблем, заслуживающих отдельного рассмотрения. Степень их изученности и в дореволюционной и в современной историографии различна, многие вопросы еще требуют выявления и анализа новых архивных документов, а следовательно, и те выводы, которые можно сделать сегодня, имеют лишь предварительный характер.

КАМЕНСКИЙ Александр Борисович - кандидат исторических наук, преподаватель Московского историко-архивного института.

¹ Собственно говоря, не писали советские историки, ибо на Западе лишь за последние десять лет вышло несколько монографий.

стр. 62

* * *

Итак, в 1761 г., к моменту смерти Елизаветы Петровны, Екатерине исполнилось 32 года; из них 17 она провела в России. Что же представляла собой эта женщина в самый, быть может, критический момент своей жизни?

Будущая императрица родилась 21 апреля 1729 г. в городе Штеттине (ныне Щецин). Ее отец, князь Христиан-Август, был генерал прусской службы и командовал полком, расквартированным в этом городе. Мать, княгиня Иоганна- Елизавета, урожденная принцесса Шлезвиг-Голштинская, приходилась младшей сестрой принцу Карлу-Августу, нареченному жениху цесаревны Елизаветы, умершему в Петербурге. Именно это обстоятельство, возможно, сыграло определенную роль в выборе Елизаветой Петровной невесты для наследника.

Детство принцессы прошло в основном в штеттинском замке, однако мать нередко брала ее с собой в поездки в Цербст, Гамбург, Эйтин, Брауншвейг, Берлин и т. д. Если иметь в виду, что в XVIII в. в гости ездили не на один день, то, надо полагать, в жизни маленькой Софии Августы Фредерики (будем для удобства называть ее Екатериной) эти поездки занимали важное место. Так или иначе, но ностальгических чувств, подобных тем, какие испытывал впоследствии Петр III по отношению к Голштинии, у нее ни к какому-либо городу, ни к определенной местности не было, и в 15 лет она готова была полюбить то место на земле, где ей улыбнется счастье. Между тем уже в детстве множество незримых нитей связывало принцессу с Россией. Русская тема занимала важное место в разговорах людей, ее окружавших, ибо со времени Петра I Россия стала одной из держав, определявших мировую политику. Немало земляков Екатерины отправлялось искать счастья именно в эту страну, и многие находили его там, ведь детство будущей императрицы совпало со временем царствования Анны Ивановны. К тому же мать Екатерины приходилась теткой Петру-Ульриху, внуку Петра Великого и Карла XII. Его судьба не могла не волновать членов Голштинского дома, которые в 1739 г. специально собрались в Эйтине, чтобы познакомиться с юным родственником. Именно тогда Екатерина и увидела впервые своего будущего мужа.

Она росла живой, общительной девочкой, любившей верховодить в играх. Однако если Петру-Ульриху будущее при благоприятных условиях обещало русскую либо шведскую корону, то принцессе надеяться было не на что, и это отлично сознавала ее мать, воспитывавшая дочь в строгости и подавлявшая в ней всякие проявления гордости и высокомерия. И того и другого у девочки было вдоволь, и необходимость скрывать свои чувства научила ее искусству притворства, которым она вполне овладела и успешно пользовалась всю жизнь. Подавление природных качеств, да еще в весьма грубых формах (чтобы убить в девочке излишнюю гордость, мать заставляла ее целовать платье у знатных дам, бывавших в их доме), вызывало в ребенке, склонном к размышлениям, отчаянное сопротивление. "Я сохранила на всю жизнь, - писала впоследствии Екатерина, - обыкновение уступать только разуму и кротости; на всякий спор я отвечала спором"² . Интересную характеристику Екатерине дала знавшая ее в детстве баронесса фон Принцен: "Я... могла думать, будто знаю ее лучше, чем кто-либо другой, а между

² Записки императрицы Екатерины Второй. СПб. 1907, с. 7. Это сочинение является весьма полезным, еще не оцененным по достоинству источником. Приводимые нами выдержки из него, а также из писем Екатерины даны в переводах с французского и немецкого. Следует, однако, заметить, что распространенное мнение, будто Екатерина не умела выражать свои мысли по- русски, - вымысел романистов. Сохранившиеся многочисленные черновые ее бумаги опровергают эту легенду: Екатерина писала по-русски вполне свободно и достаточно грамотно.

стр. 63

тем никогда не угадала бы, что ей суждено приобрести знаменитость, какую она стяжала. В пору ее юности я только заметила в ней ум серьезный, расчетливый и холодный, но столь же далекий от всего выдающегося, яркого как и от всего, что считается заблуждением, причудливостью или легкомыслием. Одним словом, я составила себе понятие о ней, как о женщине обыкновенной"³ . Но разве можно назвать обыкновенной женщину, отличающуюся в 15 лет "серьезным, расчетливым и холодным" умом, не склонную к причудам и легкомыслию? И разве не эти качества столь необходимы политику?

Итак, гордая, честолюбивая, склонная к независимым суждениям, расчетливая девочка, считающая себя дурнушкой⁴ , с раннего детства слышит разговоры о России как стране больших возможностей. Разговоров этих стало больше, когда на русском троне оказывается Елизавета Петровна, с воцарением которой члены Голштинского дома связывали определенные надежды. Воображение принцессы Ангальт-Цербстской не мог не волновать и тот факт, что этой огромной и богатой страной управляла сначала одна, потом другая и, наконец, третья женщина. Когда 1 января 1744 г. ее мать получила от Елизаветы Петровны приглашение прибыть с дочерью в Россию, колебаний не было. И мать и дочь хорошо понимали, зачем едут: Елизавета Петровна избрала девушку, которую знала лишь по портрету, в невесты своему племяннику и наследнику престола. Принцессе было 15 лет - возраст, по понятиям XVIII в., самый подходящий для замужества; никаких сердечных привязанностей к этому времени испытать она, видимо, не успела, о браке по любви не помышляла.

Поездку не стали откладывать. Уже 11 января семья прибыла в Берлин, 16-го покинула столицу Пруссии, а 17-го князь Христиан-Август навсегда попрощался с дочерью. Спустя несколько лет, когда в Петербург пришло известие о его смерти, великой княгине Екатерине Алексеевне передали от имени императрицы Елизаветы, что особенно убиваться не следует, ведь отец ее не был королем... 6 февраля 1744 г. княгиня Цербстская с дочерью прибыли в Ригу. Путешественниц встречали с торжественностью и пышностью. Когда 29 января (здесь и далее - ст. ст.) они выехали оттуда, их сопровождал эскадрон кирасир и отряд Лифляндского полка, большое число вельмож и офицеров. Ехали в императорских санях, обитых внутри соболями, на плечах принцессы роскошная соболья шуба - первый подарок императрицы. 3 февраля их встречали в Петербурге, 6-го - в Москве, где находился двор.

Впечатление от первой встречи с Елизаветой Петровной было так сильно, что не забылось и много лет спустя. В мемуарах Екатерина не только рассказывает о красоте императрицы, но и подробно описывает ее наряд, который, видимо, поразил воображение принцессы. Мечта о счастье становилась явью: ее окружали почет и роскошь, а будущее сулило императорскую корону, и Екатерина не могла не быть за это благодарна судьбе. Судьбу олицетворяла Елизавета Петровна, а платой за счастье был брак с Петром-Ульрихом, уже провозглашенным к тому времени великим князем Петром Федоровичем.

Надо полагать, что поначалу принцесса искренне благоговела перед императрицей и готова была служить ей верой и правдой, тем более что и Елизавета была к ней очень добра. Что же касается будущего мужа, то ему принцесса но особенно симпатизировала. Будучи на два года старше, он явно уступал ей в развитии. Судя по всему, он видел в ней не столько девушку, за которой следует ухаживать, сколько возможного товарища по играм. Вместо того чтобы говорить с ней "на языке люб-

³ Цит. по: Бильбасов В. А. История Екатерины Второй. Т. 1. СПб. 1890, с. 12.

⁴ "Я была убеждена до 14 или 15 лет, будто я совсем дурнушка" (Записки императрицы Екатерины Второй, с. 12).

стр. 64

ви", он рассказывал ей "об игрушках и солдатах, которыми был занят с утра до вечера". Она зевала, но терпеливо слушала⁵ .

С самого приезда в Россию принцесса начала учить русский язык, а 28 июня крестилась по православному обычаю и была наречена Екатериной Алексеевной (интересно, что в Екатерину II она превратилась 18 лет спустя тоже 28 июня). На следующий день, в тезоименитство Петра Федоровича, состоялось их обручение (через 18 лет в день своего тезоименитства Петр лишится короны). 21 августа 1745 г. Екатерина стала женой великого князя. За прошедший год Петр практически не переменился. Правда, он стал больше внимания уделять женщинам, но отнюдь не Екатерине. Он по-прежнему играл в куклы и, к ужасу молодой жены, приносил их даже на брачное ложе. Легко представить отчаяние великой княгини, которую строгая мать лишила всяких игрушек еще в семилетнем возрасте.

Уже в первые месяцы пребывания в России княгиня Иоганна-Елизавета сумела испортить отношения с императрицей и с собственной дочерью и вскоре после ее свадьбы уехала из России. Екатерина осталась с капризной, непостоянной в своих привязанностях, подозрительной Елизаветой и глуповатым, ребячливым мужем. Однако надо было удержаться, не упустить данный судьбой шанс. И Екатерина старалась изо всех сил. Впоследствии весьма откровенно, хотя и несколько самонадеянно и цинично, она признавалась: "Вот рассуждение, или, вернее, заключение, которое я сделала, как только увидела, что твердо основалась в России, и которое я никогда не теряла из виду ни на минуту: 1) нравиться великому князю; 2) нравиться императрице, 3) нравиться народу... Я ничем не пренебрегала, чтобы этого достичь: угодливость, покорность, уважение, желание нравиться, желание поступать, как следует, искренняя привязанность: все с моей стороны было употребляемо с 1744 по 1761 г."⁶ .

Относительно своего замужества Екатерина не обольщалась. Стараясь поддерживать с Петром самые лучшие отношения, она отказалась от мысли полюбить его: "Я очень бы любила своего нового супруга, если бы только он захотел или мог быть любезным, но у меня явилась жестокая для него мысль в самые первые дни моего замужества. Я сказала себе: если ты полюбишь этого человека, то будешь несчастнейшим созданием на земле; по характеру, каков у тебя, ты пожелаешь взаимности, этот человек на тебя не смотрит, он говорит только о куклах... и обращает больше внимания на всякую другую женщину, чем на тебя"⁷ .

Жизнь Екатерины при дворе была строго регламентирована. Специально приставленные люди следили за каждым ее шагом, она не имела права выйти на прогулку без разрешения императрицы, письма к родителям за нее писали в Коллегии иностранных дел, и, конечно, ей не позволялось вмешиваться в политику. В 1791 г. она вспоминала о дворе Елизаветы: там "не существовало никакого разговора,., друг друга сердечно ненавидели,., злословие заменяло ум и... малейшее дельное слово считалось за оскорбление величества. Подпольные интриги признавались за ловкость. Остерегались говорить об искусстве и науке, потому что все были невеждами: можно было побиться об заклад, что лишь половина общества еле умела читать, и я не очень уверена в том, чтобы треть умела писать"⁸ . (Справедливости ради следует сказать, что, хотя при дворе самой Екатерины, как и при всяком дворе, зависти, интриг и злословия тоже хватало, но образованность здесь была в чести.)

Для Екатерины чтение стало своего рода отдушиной. Поначалу она

⁵ Там же, с. 44 - 45.

⁶ Там же, с. 58 - 59.

⁷ Там же, с. 74 - 75. Между тем сама Екатерина к 18 годам весьма похорошела.

⁸ Там же, с. 90 - 91.

стр. 65

читала французские романы, но вскоре ей в руки попадают труды по политической истории Германии, Франции и Англии. В то же время она знакомится с сочинениями Вольтера. Позднее, во второй половине 50-х годов XVIII в., на ее столе оказываются книги и других деятелей французского Просвещения, в том числе "Энциклопедия" Дидро и Д'Аламбера. Итак, одинокая, никем не любимая, изолированная от родных и лишенная Друзей (от неё удаляли всякого, к кому она успевала привязаться) молодая Женщина ведет довольно замкнутый образ жизни, занимаясь в основной чтением серьезных книг.

Год проходит за годом, а в Положений её ничего не меняется, да и императрица все более недовольна ею, ибо брак ее с Петром Федоровичем До сих пор остается бездетным. И тут мы подходим к весьма щекотливому вопросу, который так любит смаковать романисты и перед которым обычно умолкают историки. Речь идет о фаворитах, или, проще говоря, о любовниках Екатерины. Первый из них, Сергей Салтыков, появился, Когда она терпела свое замужество уже 7 лет. Что же удивительного, если молодой женщине хотелось испытать Настоящую любовь, и почему не предположить, что она влюбилась в Салтыкова? Добавим, что к супружеской измене ее толкали по наущению Елизаветы Петровны люди из ближайшего окружения.

В 1754 г. Екатерина родила сына, будущего императора Павла I. Вопрос о том, кто был его отцом, также весьма занимает литераторов. Повинна в этом прежде всего сама Екатерина, которая в мемуарах всячески намекает на то, что отцом Павла был Салтыков. Однако надо иметь в виду, что писала она это тогда, когда ей было выгодно, чтобы Павла Петровича не считали законным наследником престола⁹ . Она пишет, что в первые годы брака Петр не только играя в куклы в супружеской постели, не только заставлял жену выслушивать бесконечные монологи на военные темы¹⁰ , придумывая о себе всякие фантастические истории¹¹ , пьянствовал и открыто волочился за другими женщинами, но и попросту не был мужчиной. В 1750 г., когда приставленная к ней М. С. Чоглокова от имени императрицы обвинила ее в отсутствии детей, Екатерина отвечала, что, будучи уже пять лет замужем, она до сих пор сохранила девственность¹² . Но Екатерина и проговаривается. Рассказывая о том, что Петр оказался неспособным выполнить свой супружеские обязанности в первую брачную ночь, она замечает: "И в этом Положении дело оставалось в течение девяти лет без малейшего изменения"¹³ . Таким образом, она и Петру Федоровичу предоставляет шанс считать себя отцом Павла. Совершенно не пытаясь скрыть свою связь с Салтыковым, впрямую о его отцовстве Екатерина нигде не говорит. Рассказывая об измене Салтыкова, она не в состояний до конца сохранить иронический тон, сквозь него прорываются обида и разочарование, но обвиняет она Салтыкова лишь в индифферентности к ней, даже намеком не требуя от него какого-либо интереса к сыну. К тому же в характере Павла было немало черт, ясно указывавших на его родство с Петром III.

Составленный М. Н. Лонгиновым список "любимцев" Екатерины

⁹ См. об этом: Анисимов Е. б. "Феномен Пикуля" глазами историка. - Знамя, 1987, N 11, с. 219.

¹⁰ "Часто я очень скучала от его посещений, продолжавшихся по нескольку часов, и утомлялась, ибо он никогда не садился и нужно было ходить с ним взад и вперед по комнате; было тяжелым трудом следовать за ним и, кроме того, поддерживать разговор о подробностях по военной части, очень мелочных, о которых он говорил с удовольствием... Никогда умы не были менее сходны, чем напій; не было ничего общего между нашими вкусами" (Записки императрицы Екатерины Второй, с. 104).

¹¹ Там же, с. 400 - 401.

¹² Там же, с. 178 - 179.

¹³ Там же, с. 72.

стр. 66

с 1753 по 1796 г., т. е. за 43 года, насчитывает 15 человек, причем на первые девять лет до восшествия на престол приходятся трое, из которых первые дна были от нее насильно удалены, а третий способствовал перевороту 1762 года. Публикуя этот список, П. И. Бартенев счел необходимым отметить, что "современники вполне ей прощали ее увлечения"¹⁴ . Действительно, ко времени воцарения Екатерины наличие у императриц фаворитов давно уже стало нормой, никого особенно не возмущавшей. Однако если Анна Ивановна полностью отдала своему фавориту бразды правления страной, если фавориты Елизаветы правили от ее имени, то временщики екатерининского царствования, обладая огромным влиянием, все же никогда не были в полной мере всесильны. Она всегда принимала самое непосредственное участие в решении всех как внешне-, так и внутриполитических дел. Современник-англичанин заметил: "Взглянешь на нее и сразу видишь, что она могла бы полюбить и что любовь ее составила бы счастье достойного ее Поклонника"¹⁵ . Но были ли фавориты её достойны? Быть может, трагедия Екатерины-женщины и заключалась как раз в том, что не были.

Итак, в 1754 г. Екатерина родила сына. В литературе нередко можно встретить упреки в ее адрес, что она была плохой матерью или даже вовсе не любила своего первенца. Эти упреки вряд ли справедливы. Как могли развиваться у молодой женщины материнские чувства, если ребенка у нее забрали сразу же после родов и для того, чтобы его увидеть, требовалось испрашивать разрешений императрицы? Елизавета ухаживала за младенцем сама, всякие расспросы о его здоровье могли быть расценены как сомнение, хорошо ли она это делает. К тому же то, что Екатерина увидела при первом свидании с сыном, ее ужаснуло: "Его держали в чрезвычайно жаркой комнате, запеленывавши во фланель и уложив в колыбель, обитую мехом черно-бурой лисицы; его покрывали стеганым на вате атласным одеялом и сверх этого клали еще другое бархатное... и это привело к тому, что когда ой подрос, то от малейшего ветерка, который его касался, он простужался и хворал"¹⁶ . Дальнейшее развитие событий также не способствовало сближению матери и сына: в присутствии Павла императрица Екатерина всегда ощущала полузаконность своего пребывания на троне.

То, как обращались с Екатериной после родов, утвердило ее в мысли, что на нее смотрели лишь как на средство продолжения династии. Теперь, когда ее Миссия была наконец выполнена, от нее легко можно было избавиться. Елизавета в те годы все чаще болела, и это заставляло великую княгиню задумываться над своим будущим. Оно не сулило ничего хорошего, ибо отношения с великим князем становились все враждебнее. Екатерина понимала, что после смерти Елизаветы она в лучшем случае может быть выслана из России, а в худшем - оказаться, например, в монастырской тюрьме. Значит, надо бороться, а для этого нужны союзники. В этом обстоятельства ей благоприятствуют.

Болезнь Елизаветы заставляла с тревогой вглядываться в будущее не только Екатерину. Взоры придворных все чаще обращаются в сторону так называемого малого двора. И среди них - внимательный взгляд

¹⁴ Любимцы Екатерины Второй. - Русский архив, 1911, N 7, с. 319 - 320.

¹⁵ Редкий П. Граф Джон Бекенгхэмшир при дворе Екатерины ІІ. - Русская старина, 1902, N 2, с. 442.

¹⁶ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 362 - 363. Спусти много лет, когда родился ее внук Александр, Екатерина взяла его воспитание в свои руки, и оно было иным. В письме шведскому королю Густаву III императрица сообщала: "Тотчас же после его рождения я взяла ребёнка на руки и, после того как его обмыли, понесла его в другую комнату, В которой я его положила на подушку, покрывая его слегка... Особенно заботились о чистом и свежем воздухе... лежит он на кожаном матрасе, на котором стелется одеяло; у него не более одной подушки и очень легкое английское покрывало... Особенное внимание обращается на то, чтобы температура в его покоях не превышала 14 до 15 градусов" (Русский архив, 1871, N 1, стб. 1521 - 1522).

стр. 67

канцлера А. П. Бестужева-Рюмина. Когда-то Алексей Петрович всячески противился выбору Екатерины в невесты великому князю, и она стала смотреть на канцлера как на своего злейшего врага. Но постепенно она убеждается в том, что Бестужев - самый талантливый из русских политиков того времени, наиболее последовательно отстаивающий интересы России. В преддверии нового царствования канцлер ищет себе союзников. Основное правило внешнеполитической деятельности Бестужева - противодействие Пруссии. Он - главный вдохновитель начавшейся Семилетней войны. Великий князь, наоборот, открыто говорит о своих симпатиях к Пруссии и ее королю Фридриху II, чем вызывает немалое раздражение у русских патриотов.

Екатерина мудрее: считая в глубине души войну бессмысленной¹⁷ , она всеми средствами демонстрирует ее поддержку. И вообще она делает все, чтобы завоевать симпатии: она скромна, набожна, добра, приветлива и, наконец, искренне стремится быть во всем русской. За 17 лет, проведенных в России, Екатерина если и не полюбила эту страну, то, во всяком случае, к ней привязалась. Нелюбовь Петра ко всему русскому ей была непонятна. Она, напротив, обладая живым и пытливым умом, стремилась лучше узнать русскую историю, обычаи, историю окружавших ее знатных семейств. Зная религиозность народа, Екатерина педантично выполняет обряды православной церкви, подолгу молится и постится. Все это - в резкий контраст с мужем, который в пост ест мясо, громко разговаривает и смеется в церкви. Великий князь ведет себя так, что большинство начинает понимать: его воцарение может стать бедствием.

Дело доходит до того, что Бестужев-Рюмин обсуждает с Екатериной проект ее возведения на престол в обход мужа. Великая княгиня относится к проекту осторожно, она еще не чувствует себя достаточно уверенно. Между тем понемногу, исподволь она втягивается в политику. Этому способствует и растущий интерес к ней русских вельмож и иностранных дипломатов, и то, что Петр препоручает ей некоторые дела по управлению Голштинией, и, наконец, роман со Станиславом Понятовским - молодым и красивым польским дипломатом. Роман начался, видимо, зимой 1755 - 1756 гг. и продолжался до высылки Понятовского из России в 1759 г., сыграв в жизни Екатерины важную роль: во-первых, Станислав был для нее связующим звеном с большой политикой, во-вторых, ввел ее в курс запутанных польских дел. Позднее место изгнанного Понятовского рядом с ней занял герой сражения при Цорндорфе Григорий Орлов, славившийся своей безрассудной храбростью и готовый драться за нее, как лев.

Интерес к политике едва не погубил Екатерину, когда гром разразился над головой Бестужева, и он был отправлен в ссылку. Однако опасных для Екатерины бумаг следствие не нашло - Бестужев успел их сжечь, а инкриминированные ей письма фельдмаршалу С. Ф. Апраксину, также впавшему в немилость, оказались вполне невинного свойства. И все же это было тяжелое испытание. Впрочем, к тому времени осторожная и кроткая на вид Екатерина все основательнее усваивала законы политической и придворной борьбы и была в состоянии оказать умелое сопротивление своим недругам.

В занятиях Екатерины политикой был и еще один аспект. Все, что происходило на ее глазах в последние годы жизни Елизаветы, не могло не возмущать. Впоследствии Екатерина с нескрываемым презрением писала о своей предшественнице: "Ее каждодневные занятия сделались сплошной цепью капризов, ханжества и распущенности, а так как она не имела ни одного твердого принципа и не была занята ни одним серьезным и солидным делом, то при ее большом уме она впала в та-

¹⁷ См. Записки императрицы Екатерины Второй, с. 92.

стр. 68

кую скуку, что в последние годы своей жизни она не могла найти лучшего средства, чтобы развлечься, как спать, сколько могла; остальное время женщина, специально для этого приставленная, рассказывала ей сказки"¹⁸ . Елизавета действительно практически перестала заниматься государственными делами, предоставив это своему окружению. Екатерина понимала, что за роскошным фасадом видимого благополучия империи скрывались нищета, убожество и невежество. Она была энергична, полна сил, и ей казалось, что она смогла бы управлять страной значительно лучше, поскольку в отличие от Елизаветы, она следовала определенным принципам. Они были почерпнуты из книг, главным образом деятелей французского Просвещения. С таким умонастроением и подошла Екатерина к 25 декабря 1761 г., дню смерти Елизаветы Петровны.

О шестимесячном царствовании Петра III Екатерина впоследствии высказалась так: "Во всей империи у него не было более лютого врага, чем он сам"¹⁹ . Действительно, Петр как будто нарочно делал все, чтобы восстановить против себя как можно больше людей, все слои общества. Ведь даже применительно к России XVIII в. можно говорить о существовании такого явления, как общественное мнение. Прав, видимо, был В. А. Бильбасов, писавший: "Большая ошибка думать, что в России нет общественного мнения. Вследствие того, что в России нет правильных форм для его выражения, оно проявляется неправильно, скачками, урывками, только в важные исторические моменты, но проявляется тем с большею силою и в формах тем более своеобразных"²⁰ . Как же складывалось это общественное мнение в царствование Петра III и кто его выражал?

Известно огромное значение гвардии в дворцовых переворотах XVIII века. При этом не вызывает сомнений, что гвардия выражала интересы прежде всего правящего класса, т. е. дворянства. Между тем изучение Е. В. Анисимовым социального состава лейб-кампанцев, возведших на престол Елизавету, показало, что лишь 17,5% из них были дворяне. Он отмечает, что, во-первых, "гвардейцы были носителями типично преторианской психологии"; во-вторых, "в настроениях гвардейцев... преобладало чувство, ставшее важным элементом общественной психологии того времени, особенно в столице, - патриотизм"; в- третьих, "гвардейские низы... были ближе к широким слоям столичного населения, где патриотические настроения преобладали"²¹ . Двадцать лет спустя патриотические чувства столичного населения были, безусловно, оскорблены безосновательным прекращением победоносной войны с Пруссией и открытым преклонением Петра III перед Фридрихом II²² . Эти настроения, передавшиеся и гвардии, подогревались введением мундиров прусского образца и вовсе нежелательной для гвардейцев перспективой покинуть петербургские квартиры ради участия в никому не нужной войне с Данией.

Петр III сделал все возможное, чтобы восстановить против себя и такую влиятельную часть общества, как духовенство. Будучи еще великим князем, он не скрывал своего презрения к православной церкви и ее обрядам, тем более он не утруждал себя в этом отношении, став императором. Петр требовал, чтобы из церквей были удалены иконы с изображениями русских святых, чтобы священники брили бороды и вместо ряс, наподобие евангелических пасторов, носили сюртуки. "Кавалерийским наскоком" Петр попытался решить и проблему, над которой бились его предшественники, начиная с Ивана Грозного, - провести

¹⁸ Там же, с. 548.

¹⁹ Там же, с. 505.

²⁰ Бильбасов В. А. Ук. соч. Т. 1, с. 437.

²¹ Анисимов Е. В. Россия в середине XVIII века. М. 1986. с. 25 - 29.

²² Петр носил на пальце кольцо с портретом Фридриха II и ходил в прусском мундире со знаками прусского ордена Черного Орла.

стр. 69

секуляризацию церковных земель. Наконец, 25 июня 1762 г., за три дня до переворота, он прислал в Синод указ об уравнении всех религий.

Что же касается двора, то, хотя отдельные его представители были также оскорблены в своих патриотических и религиозных чувствах, гораздо важнее для них было другое: в правление Петра III ни один придворный не мог быть уверен в своем завтрашнем дне.

Так создавалось то общественное настроение, которому отвечал переворот 28 июня 1762 г. и в котором соединились чаяния представителей различных социальных слоев. Между тем легко убедиться, что некоторые из начинаний Петра III имели прогрессивный характер. Действительно, война с Пруссией была не нужна России, и Екатерина в дальнейшем также ориентировалась на союз с нею; секуляризация церковных земель была назревшей необходимостью, и в скором времени Екатерина провела и эту реформу. Нельзя не признать разумной и попытку вывести из Петербурга гвардию, лишив ее тем самый возможности воздействовать на Политическую жизнь страны. Наконец, заслуживает одобрения попытка провозглашения веротерпимости.

Особо следует сказать о самом знаменитом, пожалуй, законодательном акте Петра III - Манифесте о вольности дворянства, безусловно отражавшем чаяния правящего класса и воспринятом им с энтузиазмом. Появление Манифеста имело важные социальные и политические последствия. Екатерина, несмотря на отрицательное отношение к нему, вынуждена была в конечном счете не только подтвердить этот акт, но и продолжить политику, им провозглашенную. Почему же тогда Манифест не обеспечил Петру поддержку дворянства, которое принято считать опорой трона? Именно потому, что этот документ имел значение прежде всего для широкой Массы рядового дворянства, но не для придворных, солдат гвардейских полков или столичных жителей. Между тем настроения именно этих групп и привели Петра III к гибели. Прогрессивный с современной точки зрения характер некоторых из его начинаний перечеркивается методами, которыми он пытался их проводить, указывающими на полное отсутствие у него такого важнейшего качества, как политический реализм. Екатерина хорошо усвоила уроки правления своего незадачливого супруга.

Нет необходимости рассказывать о перевороте 28 июня, столь красочно описанном в многочисленных исторических трудах, мемуарах современников, художественной литературе. События могли бы сложиться совсем иначе, если бы отношение Петра III к жене имело только индифферентный, но не враждебно-агрессивный характер. Соблюдая внешние приличия и условности и живя при этом каждый своей жизнью, они могли бы сосуществовать на российском престоле и дальше. Но Петр с первых же дней своего Царствования стал публично выказывать враждебность к Екатерине. Это выразилось уже в том, что в Манифесте о восшествии на престол Петра III ни она, Ни Павел вообще не упоминались. Все последующие месяцы стали для Екатерины в сущности цепью оскорблений и унижений, заключительным звеном которой был эпизод на обеде 9 июня, когда Петр публично обозвал ее "Дурой". Эпизод этот послужил для Екатерины своего рода сигналом к действию. Решиться на отчаянный шаг, к которому ее уже давно подталкивало окружение, было нелегко, но и в случае бездействия и в случае поражения ее ждала гибель. Против ожиданий переворот прошел на редкость легко и бескровно. 28 июня 1762 г. она стала самодержавной императрицей.

Первое, что бросается в глаза при изучении екатерининского царствования, -это резкий контраст между программными заявлениями "просвещенной" монархини, щедро рассыпанными как в официальных документах, так и в личных бумагах, и ее реальной политикой. "Тартюфом в юбке и в короне" назвал Екатерину II молодой А. С. Пушкин. В не-

стр. 70

скольких словах великий поэт выразил то, что профессиональные историки излагают в длинных статьях и монографиях. И во всех этих работах, написаны ли они апологетами или обличителями Екатерины, сквозит раздражение: апологеты не могут примирить слова императрицы с ее делами, а обличителям не удается изобличить ее в каких-то особо страшных злодействах. Первые исходят из того, что все заявления Екатерины искренни, и она якобы на самом деле действовала так, как говорила, вторые - убеждены, что императрица постоянно лгала, фарисействовала и не только не пыталась воплотить свои заявления в жизнь, но делала все наоборот. Истина, как это часто бывает, по- видимому, находится посередине.

Анализируя деятельность Екатерины на троне, необходимо помнить, что, во- первых, всегда и во всем ею руководило огромное честолюбие, даже тщеславие, во-вторых, главной ее Целью было любыми средствами удержаться у власти. Во всех своих декларациях, переписке, во всех своих начинаниях Екатерина была искренна. Не обладая умом творческим, она прилежно училась у тех, кто это время был властителем дум самых передовых людей Европы. Внимание выдающихся философов и писателей, конечно, льстило ей, но было бы ошибкой думать, что переписывалась она с ними только из тщеславия: надо было быть по-настоящему заинтересованной в этой переписке и обладать, кроме того, большим терпением, чтобы писать, например, барону Гримму едва ли не каждый день. И это не в начале, а уже в последние годы царствования.

Екатерина, возможно, и хотела воплотить идеи своих учителей в жизнь, но стоило ей в своих действиях натолкнуться на сопротивление, почувствовать малейшую угрозу своему благополучию, как она, не задумываясь, жертвовала всем ради сохранения власти. Екатерина была беспринципна, я этим она ничем не отличалась от большинства тогдашних политиков. Другое важное качество Екатерины - прекрасное знание людей и умение этим знанием пользоваться. Это также заметил проницательный Пушкин: "Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сем отношении Екатерина заслуживает удивление потомства. Ее великолепие ослепляло, приветливость привлекала, Щедроты привязывали²³ .

Двор Екатерины, действительно, отличался великолепием. И хотя во всем этом было значительно больше вкуса и утонченности, чем в предыдущее царствование, показная расточительность екатерининских вельмож и самой императрицы вызывала понятное негодование не только демократически настроенного А. Н. Радищева, но и критика режима справа, М. М. Щербатова. Однако такова была и общая тенденция в жизни европейской аристократий XVIII в., пришедшая на смену своеобразному аскетизму средневековья и связанная с тем, что достигшие к тому времени высокого уровня развития ремесла и промышленность поставляли на рынок все больше разнообразных предметов роскоши. Пышность дворов европейских монархов для людей той эпохи превратилась в своего рода показатель могущества государства.

Щедрость Екатерины распространялись иногда не только на ближайшее окружение. Весьма характерен, например, эпизод с обер-секретарем К. И. Севериным: Екатерина случайно увидела, как тот в сильный дождь шел пешком, и послала ему 5 тысяч рублей "на экипаж"²⁴ . Очевидно, подобные поступки, а их было немало, становились широко известны. Екатерина умело этим пользовалась для создания себе выгодной репутации. Однако было бы неверным видеть в ее действиях лишь расчет: Екатерина от природы не была скупа. Предвижу возражение:

²³ Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 8. Л. 1978, с. 91.

²⁴ См. Русский архив, 1866, вып. 1, стб. 657 - 658.

стр. 71

она была щедра за счет народа. Да, конечно. Но ведь также за счет народа она могла бы быть и скупа. Погоня за роскошью требовала от сановников все больших затрат, что влекло за собой рост разного рода служебных злоупотреблений. Нельзя сказать, что с ними совсем не боролись. На протяжении екатерининского царствования время от времени возникали громкие дела, и то один, то другой чиновник попадал под следствие, однако в целом борьба с коррупцией велась не более интенсивно, чем в предшествующий период. Екатерина отлично понимала: стоит лишь начать, как задетыми окажутся слишком влиятельные лица, без поддержки которых ей попросту не удержаться на престоле.

Особо следует сказать об отмеченной Пушкиным приветливости императрицы. Об этом единодушно говорят все мемуаристы, особенно иностранные. Екатерина выработала определенный стиль общения с людьми. Притворство, которым она отличалась с детства, за 17 лет жизни при дворе Елизаветы необычайно развилось и превратилось у императрицы Екатерины в нечто большее, в незаурядные актерские способности. Дар лицедейства немало способствовал и успеху ее политических начинаний. Та маска, которую носила Екатерина, была приятна окружающим и в какой-то мере от нее неотделима. Но есть и другая сторона дела. В годы вынужденного одиночества, бездействия и затворничества у Екатерины не было возможности выбирать, с кем общаться, но, по-видимому, она так и не свыклась с этим. Вот почему, став императрицей, Екатерина усердно ищет достойных собеседников, охотно вступает в переписку с иностранными корреспондентами. Именно с иностранными, ибо в ближайшем окружении достойных собеседников было немного, и, кроме того, они были подданными.

Несколько нетрадиционная манера поведения императрицы поначалу, видимо, просто пугала царедворцев, привыкших гнуть спину и готовых в любой момент согласиться на звание "всеподданнейших рабов". "Когда я вхожу в комнату, - писала Екатерина госпоже Жоффрен через два года после воцарения, - можно подумать, что я медузина голова: все столбенеют, все принимает напыщенный вид; я часто кричу, как орел, против этого обычая, но криками не остановишь их, и чем более я сержусь, тем менее они непринужденны со мною, так что приходится прибегать к другим средствам"²⁵ . Спустя годы Екатерина привыкла к подобному обращению и уже не только не пыталась с ним бороться, но получала от него удовольствие; при дворе утвердился и стал цениться тот стиль поведения, который описан А. С. Грибоедовым в рассказе Фамусова о Максиме Петровиче.

Пытаясь понять психологическую подоплеку тех или иных поступков Екатерины, приходится учитывать, что ежедневно и ежечасно, решая множество мелких и крупных политических вопросов, она должна была руководствоваться не только собственными капризами или собственными представлениями о том, что хорошо и что плохо. Человек, живущий в обществе, постоянно идет на какие-то компромиссы. Правитель же, если он хочет делать свою политику, постоянно оказывается перед выбором: удовлетворить интересы одного он может только за счет другого, ему постоянно приходится кого-то предавать. Привыкнув к предательству, он перестает ценить жизнь и отдельного человека и целых народов. Нечто подобное случилось и с Екатериной.

Выше говорилось, что ум Екатерины не был умом творческим, способным к созданию чего-то своего, оригинального. Но вместе с тем это, безусловно, был ум ясный, быстро отзывавшийся на изменение ситуации. Чтение книг лишило Екатерину многих предрассудков ее времени. Легко отказываясь от провозглашенных принципов при решении проб-

²⁵ Сборник Русского исторического общества (РИО). Т. 1. СПб. 1867, с. 258.

стр. 72

лем глобальных, она с удовольствием применяла их там, где это не затрагивало влиятельных интересов. Показательны ее резолюции на многочисленных докладах, ей представляемых, являющиеся первоклассным и практически неизданным источником.

Многие ее резолюции отличаются точностью формулировок, четкостью мысли, а подчас и остроумием. Татарский мулла по имени Мурат объявил себя новым пророком и написал сочинение, в котором обосновывал создание новой мировой религии с соответствующим церковным аппаратом, во главе которого - выше всех царей - он видел самого себя. Мурат стал проповедовать свои идеи, что не понравилось другим муллам, которые донесли на него властям. После расследования Мурата и тех, кого он успел навербовать, ждало суровое наказание в духе времени. Дело было доложено Екатерине. Она вынесла такое решение: "Нового татарского пророка и с сообщниками его, кои содержатся в Оренбурге скованы, прикажите вести сюда и, как выедут из жилищ татарских, то прикажите их расковать, ибо я лиха за ними не вижу, а много дурачества, которое он почерпал из разных фанатических сект разных пророков. Итак, он инако не виновен, как потому, что он родился с горячим воображением, за что наказания никто не достоин, ибо сам себя никто не сотворит"²⁶ .

О властных, волевых женщинах с сильным характером, умеющих ясно мыслить, нередко говорят: у нее мужской ум. Таким "мужским умом", без сомнения, обладала и Екатерина, но при этом она оставалась женщиной со всеми чертами, свойственными "слабому полу". Рассказывая о том, как, желая завести нового любовника, императрица избавилась от предыдущего, С. Б. Рассадин замечает: "Женщина одолела в ней политика"²⁷ . Но беда в том, что происходило это довольно часто. Екатерина искренне влюблялась в своих избранников и, хотя не передавала им бразды управления государством²⁸ , но, конечно, подпадала под их влияние и должна была исполнять их прихоти. Ни один фаворит не мог быть уверен в долговечности своего "случая", но покуда он длился, Екатерина была любящей, а следовательно, зависимой женщиной. По отношению к любимцу она вела себя отнюдь не как повелительница и самодержица. Вот характерная сцена, описываемая Ф. В. Секретаревым, мальчиком, жившим в доме Г. А. Потемкина: "У князя с государыней нередко бывали размолвки. Мне случалось видеть.., как князь кричал в гневе на горько плакавшую императрицу, вскакивал с места и скорыми, порывистыми шагами направлялся к двери, с сердцем отворял ее и так ею хлопал, что даже стекла дребезжали и тряслась мебель"²⁹ . Ряд мемуаристов свидетельствует о неподдельном глубоком горе императрицы в связи со смертью другого фаворита - А. Д. Ланского, который был на 30 лет моложе ее и к которому она испытывала, видимо, отчасти материнские чувства. "Мужской ум" и "женские слабости", конечно, налагали отпечаток на политику.

Итак, щедрый, приветливый, знающий людские слабости "Тартюф в юбке и в короне" - такова Екатерина в глазах молодого Пушкина. Но совсем иной предстает она в написанной спустя 12 лет "Капитанской дочке". Ее образ здесь романтизирован и вполне традиционен для первой половины XIX в. - умная, сострадательная, добрая "матушка импе-

²⁶ Центральный государственный архив древних актов, ф. 248, оп. 113, д. 281, л. 40.

²⁷ Рассадин С. Б. Сатиры смелый властелин. М. 1985, с. 109. Автору этой книги принадлежит самая удачная за последнее время попытка разобраться в характере Екатерины II.

²⁸ Один из мемуаристов заметил: "Слабости ее были сопряжены с ее полом и, хотя некоторые из ее любимцев и во зло употребляли ее милость, но государству ощутимого вреда не наносили" (Записки князя Ф. Н. Голицына. - Русский архив, 1874 оп. 1, стб. 1278 - 1279).

²⁹ Там же, 1882, N 1, с. 164.

стр. 73

ратрица". Но ведь романтизированный Пугачев выглядел в повести Пушкина отнюдь не традиционно. Значит, будь у Пушкина такое намерение, он и образ Екатерины мог бы сделать нетрадиционным. Но, видимо, в зрелом возрасте суждения Душкина потеряли былую категоричность и однозначность. Именно о неоднозначности личности Екатерины, "весьма причудливо сочетавшей пороки и добродетели, своего времени"³⁰ , свидетельствует все сказанное выше.

"Политика, также как и химия, имеет свои реторты, - пишет Екатерина госпоже Жоффрен 15 января 1766 г., - изобретения легки, а открытия трудны; при первых пробуют, кладут всякого рода вещи, часто как падало; при вторых совсем иначе: чтобы достигнуть их, надо, чтоб их предмет действительно существовал"³¹ . В этих словах чувствуется горечь, она царствует уже три с половиной года и успела познать разочарование...

Авторы, пишущие о первых годах правления Екатерины, говорят обычно о ее неуверенности, зависимости от тех, кому она была обязана короной. Между тем, анализируя действия императрицы, нетрудно заметить, что всякому давлению она искусно сопротивлялась и практически всегда проводила свою, линию. Екатерина действительно была обязана и Н. И. Панину, и К. Г. Разумовскому, и А. Г. Орлову, и другим, и она наверняка, помимо всего прочего, испытывала к ним чувство благодарности, не позволявшее грубо отбросить их в сторону, даже если они ей мещали³² . Но Екатерина после переворота чувствовала себя много увереннее, чем до пего, ведь, если раньше она имела дело лишь с отдельными заговорщиками, то теперь убедилась в более широкой поддержке и, что самое главное, в возможности опереться на гвардию, т. е. военную, силу. От гвардии она действительно зависела, ибо, как она писала С. Понятовскому, "последний гвардейский солдат, глядя на меня, говорит себе: вот дело рук моих"³³ . Перед гвардией она должна была устраивать спектакле, гвардии она должна была угождать. Но гвардия и не выдвигала какой-то определенной политической программы, она смотрела на дело своих рук с обожанием, и нужно было лишь не допустить какого-либо опрометчивого шага, способного гвардию рассердить.

Первый период царствовании Екатерины - до крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачеву - это время ее активной реформаторской деятельности. В течение 34 лет правления она издавала в среднем по 12 законодательных актов в месяц, что значительно меньше, чем в царствование ее сына и внука³⁴ , но цифры эти вряд ли сопоставимы, ведь царствование Павла было в несколько раз короче. Интенсивность же законотворчества Екатерины была различной на разных этапах. Пик приходится как раз на первые годы (1762 - 1767), когда издавалось в среднем по 22 указа в месяц. Затем начинается спад, и до начала 80-х годов XVIII в. появляется в среднем но 13 указов в месяц. В начале 80-х - вновь подъем (в 1781 - 1786 гг. - 19 указов в месяц), а затем вновь спад, и в 90-е годы - лишь по 8 указов в месяц.

Многократно Екатерина провозглашала себя продолжательницей дела Петра I- Она мечтала быть равной Петру и таковой, видимо, себя ощущала. И надо признать, что, хотя масштабы, а главное, результаты ее деятельности ни в какое сравнение с делами Петра, буквально изме-

³⁰ Рассадин С. Б. Ук. соч., с. 73.

³¹ Сборник РИО. Т. 1, с. 280.

³² Екатерина щедро наградила участников переворота: указом от 9 августа 40 человек получили 18 тыс. душ крестьян и 526. тыс. рублей (Бильбасов В. А. "Ук. соч. Т. 2. Лондон. 1895, с. 83). По понятиям XVIII в., ничего необычного в этих действиях императрицы не было.

³³ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 577.

³⁴ Эйдельман Н. Я. Грань веков. М. 1986, с. 61.

стр. 74

нившего облик России, не идут, однако в целом и во внешней и во внутренней политике она продолжала начатую им линию. Какие же задачи ставила перед собой императрица и какими принципами она руководствовалась? "Если государственный человек, - писала Екатерина, - ошибается, если рассуждает плохо, или принимает ошибочные меры, целый народ испытывает пагубные следствия этого"³⁵ . Именно благо народа и провозглашала она своей главной целью: "Я иных видов не имею, как наивысшее благополучие и славу отечества, и иного не желаю, как благоденствия моих подданных, какого б они звания ни были"³⁶ . Но как понимает Екатерина благоденствие, что такое для нее народ, подданные? Это прежде всего те, кто рядом с нею, кто составляет ее окружение. А они в своих стремлениях разобщены, постоянно выдвигают различные проекты, противоречащие друг другу и далеко не всегда совпадающие со взглядами императрицы. Екатерина нередко колеблется и, чтобы не ошибиться, решает предоставить подданным самим выбрать, что лучше. Именно, с этой целью в первые два года царствования учреждаются разнообразные комиссии - о правах дворянства, о коммерции, военная, по духовным делам и др. Одновременно Екатерина сама начинает постепенно знакомиться с состоянием государственных дел. О своей предшественнице она однажды заметила, что, став императрицей, та "увидела, что интересы империи отличались от тех, какие в течение недолгого времени имела цесаревна Елизавета"³⁷ . Нечто подобное, видимо, произошло и с ней самой. Одно дело - возмущаться ленивой Елизаветой и алчными Шуваловыми, другое - самой решать государственные вопросы.

Прежде всего Екатерина убеждается в недееспособности существующей системы управления страной. Правительствующий Сенат, созданный Петром I как орган государственного управления, способный в случае необходимости заменить самого государя, давно превратился в чисто бюрократическое учреждение, где самый пустяковый вопрос решался месяцами. Указы Сената на местах не исполнялись, а сами сенаторы порою не ведали о том, сколько городов и какие существуют в империи (узнав об этом, Екатерина на заседаний Сената достала 5 рублей и послала в академическую, лавку за атласом). Такое состояние Сената не могло це сказываться на деятельности всех подведомственных ему учреждений. Перед Екатериной было два пути: либо попытаться вдохнуть в петровское детище новую жизнь, либо вместо него создать какое-то иное учреждение, оставив Сенат лишь как высшую судебную инстанцию.

Именно на второй путь толкал ее И. И. Панин. Екатерина ценила и уважала Панина как "самого искусного, самого смышленого и самого ревностного человека" при дворе³⁸ , но его устремления шли вразрез с ее собственными. Панин предлагал учредить "императорский совет". В самой идее ничего нового це было, подобные органы с разными названиями существовали при всех предшественниках Екатерины, которые управляли Россией после Петра I. Но Панин мечтал придать совету значительно более широкие функции, по сути речь шла об ограничении самодержавия. Екатерина колебалась. Делить власть с кем-либо ей не хотелось, но поначалу она, видимо, не знала, какие силы стоят за спиной Панина. Как когда-то Анна Ивановна кондиции, Екатерина подписала указ, а затем разорвала его. Так была в зародыше уничтожена попытка придать форме правления в России более либеральный

³⁵ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 647.

³⁶ Инструкция генерал-прокурору А. А. Вяземскому. В кн.: Чтения в обществе истории и древностей российских (ЧОИДР). Т. 1. 1858, с. 101, Инструкция была секретной, и нужды лицемерить в ней у Екатерины не было.

³⁷ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 47.

³⁸ Там же, с. 575.

стр. 75

характер. Однако, трезво оценивая ситуацию, следует признать, что Екатерина отвергла проект не только потому, что ей так было угодно, но и потому, что Панин был одинок. Общество еще не созрело для такого рода идей, дворянство гораздо более страшилось власти группы аристократов, чем безграничной и даже деспотической власти царя. Екатерина избрала первый путь, и в 1763 г. по проекту опять-таки Панина была проведена сенатская реформа: Сенат был разделен на шесть департаментов, каждый из которых имел определенные функции.

Другая проблема, с которой столкнулась Екатерина, - финансовая. В момент ее вступления на престол казна была пуста, армия давно не получала жалованья и Россия не пользовалась кредитом и доверием за границей. Одним из путей решения этой проблемы была секуляризация церковных земель, состоявшаяся в 1763 - 1764 годах. Церковь лишилась основной части доходов, возникла система "штатных" монастырей с определенным числом монахов; завершился начатый Петром I процесс превращения церкви в часть государственного аппарата. Потеряв финансовую независимость и став фактически одним из отрядов чиновничества, духовенство как сословие окончательно перестало быть политической силой. Так одним ударом были решены две проблемы.

Еще одно важное событие первых лет царствования Екатерины - уничтожение гетманства на Украине. Во второй половине XVIII в. ряд провинций империи сохранял собственный, отличный от центральной России статус. Такое положение восходило к средневековой традиции, когда особый статус предоставлялся вновь завоеванным территориям, как, например, Новгороду и Казани в XV-XVI веках. Однако Екатерина не была склонна поддерживать эту традицию; областные автономии не вписывались в ее представление о том, каким должно быть управляемое ею государство. При этом "она не считалась ни с историческими, ни с национальными или географическими особенностями отдельных районов обширной империи"³⁹. В начале 1764 г. в секретной инструкции А. А. Вяземскому Екатерина писала: "Малая Россия, Лифляндия и Финляндия - суть провинции, которые правятся конфирмированными им привилегиями; нарушить оные все вдруг весьма непристойно б было, однакож и называть их чужестранными и обходиться с ними на таком же основании есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностию глупостию. Сии провинции, также и Смоленскую, надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть как волки в лесу.., когда же в Малороссии гетмана не будет, то должно стараться, чтоб на век и имя гетманов исчезло"⁴⁰ .

Спустя несколько месяцев Екатерина отправилась в поездку по Прибалтике, где направо и налево раздавала обещания сохранить в неприкосновенности привилегии тамошнего рыцарства. Осенью того же года она приняла отставку гетмана Разумовского и назначила на Украину генерал-губернатора П. А. Румянцева, с гетманством было покончено навсегда, постепенно были ликвидированы остатки казачьей "вольницы", на Украину распространились крепостнические порядки.

Действия Екатерины с самого начала ее царствования были направлены на создание мощного абсолютистского государства, по ее собственному выражению, "грозного в самом себе" и основанного на "хорошей и точной полиции"⁴¹ . Такое государство, по мысли Екатерины, должно было обеспечить благоденствие подданных. Но почему же тогда в письме госпоже Жоффрен сквозит разочарование? Спустя 20 с лишним лет в письме другому своему иностранному корреспонденту, доктору И. Г. Циммерману, Екатерина напишет: "Мое желание и мое удоволь-

³⁹ Зутис Я. Остзейский вопрос в России в XVIII в. Рига. 1946, с. 290.

⁴⁰ Цит. по: Бильбасов В. А. Ук. соч. Т. 2, с. 418.

⁴¹ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 647.

стр. 76

ствие было бы всех делать счастливыми, но так как всякий хочет быть счастливым лишь сообразно со своим характером или разумением, то мои желания часто встречали в том препятствия, в которых я ничего не могла понять"⁴² . Итак, исполнению екатерининских проектов мешали непонимание и неблагодарность подданных. О каких же проектах идет речь? В заботливо создаваемом ею для благоденствия народа "грозном" государстве Екатерина намеревалась воплотить и некоторые из идей своих учителей и корреспондентов.

Довольно быстро она пришла к тому же заключению, что и ее предшественники: пороки системы государственного управления суть пороки законодательства. В стране одновременно действовало множество и законодательных актов, изданных в XVIII в. всеми царями, начиная с Петра I, и, как сказали бы теперь, актов подзаконных. Многие из них находились в непримиримом противоречии друг с другом, а все вместе не могли обеспечить ни эффективности государственного аппарата, ни тем более процветания подданных. Между тем в сочинениях просветителей Закону отводилась важная роль. Екатерина знала, что в идеальном государстве союз народа и правителя покоится на Законе, соблюдаемом обеими сторонами. Он обеспечивает процветание и государства, и народа, а также гарантирует от деспотизма, т. е. от произвола государя. Но как создать такой Закон?

Екатерина отлично понимала, что сановники, включенные ею в различные комиссии, к такой работе неспособны. Они по большей части не читали французских книг и преследовали в своей деятельности не только классовые (дворянские), но и узкосословные (аристократические) интересы. Именно в этом Екатерина видела, вероятно, и причину неудачи уложенных комиссий прошлых лет. И она решается на смелый и необычный шаг - собрать выборных представителей разных сословий, которые бы выработали Закон, удовлетворяющий интересам всего народа. Идея возникает, видимо, уже в 1764 - 1765 гг., и в течение двух с лишним лет Екатерина занимается составлением руководства для депутатов, которое впоследствии получило название Большого наказа.

О ходе работы можно судить по ее письмам госпоже Жоффрен. Так, 28 марта 1765 г. она сообщает: "Вот уже два месяца, как я занимаюсь каждое утро в продолжении трех часов обрабатыванием законов моей империи... наши законы для нас уже не годятся, но не менее несомненно, что только сорок лет тому назад (т. е. после смерти Петра I. - А. К.) они сделались темными и получили помянутый смысл вследствие дурно понятого властолюбия". Спустя три месяца: "Теперь 64 страницы законов готовы, остальное будет окончено по возможности скоро; я отправлю эту тетрадку г-ну Д'Аламберу; в ней я высказалась вполне и не скажу более ни слова в продолжение всей жизни... я не хотела помощников в этом деле, опасаясь, что каждый из них стал бы действовать в различном направлении, а здесь следует провести одну только нить и крепко за нее держаться". И еще: "Тетрадка есть исповедь моего здравого смысла", а "молитвенником монархов со здравым смыслом" должно быть сочинение Монтескье "О духе законов"⁴³ .

Отсюда видно, какое значение придавала Екатерина своему творению, искренне надеясь с помощью Наказа доставить "жителям России положение самое счастливое, самое спокойное, самое выгодное, в котором они могут находиться"⁴⁴ . Уложенная комиссия выработает Закон, а Екатерина останется в народной памяти той законодательницей, какой представлена на известном портрете Д. Г. Левицкого. В этом проявились ее политическая наивность и неопытность, остатки которых еще сохранялись в первые годы царствования.

⁴² Там же, с. 610 - 611.

⁴³ Сборник РИО. Т. 1, с. 268, 275 - 276, 283.

⁴⁴ Там же, с. 283.

стр. 77

Нет необходимости здесь, анализировать Наказ⁴⁵ , однако уже по тому, с каким намерением и на какой основе Екатерина его создавала ясно, что даже в сильно отредактированном ее приближенными виде он звучал непривычно для русского уха. Политическая наивность Екатерины вмела под собой вполне определенную почву: у нее были смутные представления о стране и народе, во главе которых она оказалась. И тут не могли помочь ни поездки из Петербурга в Москву, ни путешествия по Прибалтике и по Волге, предпринятые в 1767 году. Екатерина видела лишь то, что ей показывали и что она сама хотела видеть: "Здесь народ по всей Волге богат и весьма сыт, ... и я не знаю, в чем бы они имели нужду"⁴⁶ . И ее не смущало, что во время этой поездки ей было подано более 600 челобитных, в основном от помещичьих крестьян. Впереди была Уложенная комиссия, которая должна была уладить все недоразумения.

Заседания комиссии, в которую было выбрано 570 депутатов от всех сословий, кроме духовенства и крепостных крестьян, начались в июле 1767 г. и продолжались почти полтора, года. Единственным результатом деятельности комиссии было то, что она с предельной ясностью выявила чаяния различных социальных групп и противоречия между ними практически по всем обсуждавшимся вопросам. Дискуссии в комиссии, как в зеркале, отразили и степень самосознания отдельных сословий, и в целом состояние общественного сознания. Последнее еще носило по преимуществу феодальный характер. Идеи Нового времени, столь милые сердцу Екатерины, проникли в него еще в очень незначительной степени. И наиболее отчетливо это проявилось в отношении к вопросу о крепостном праве.

Уверенность императрицы в том, "что крестьяне живут хорошо и ни в чем не нуждаются, сочеталась у поклонницы Вольтера и Монтескье с убежденностью, что само по себе рабство есть зло, которое следует искоренять. Сказать об этом в Наказе прямо было невозможно, но даже то, что попало в отредактированный текст, звучало "революционно". Практически все советские историки, касавшиеся отношения Екатерины II к крепостничеству, единогласно утверждают, что у нее и в мыслях не было отменять крепостное право, а своими декларациями она лишь пыталась пустить пыль в глаза доверчивым иностранцам. Если бы цель была только такова, Екатерина вряд ли стала бы затевать столь громоздкое мероприятие, как созыв Уложенной комиссии; она не могла не понимать, что неудача этой затеи не поднимет ее авторитета. Но вспомним, что при всей своей наивности Екатерина все же была в политике реалистом и знала, что совершить реформу такого масштаба можно, только опираясь на поддержку определенной социальной силы. Такую поддержку она рассчитывала, видимо, найти в Уложенной комиссии.

Будучи самодержицей, она прежде всего искала опору в дворянстве, но именно оно проявило себя в Уложенной комиссии как сила реакционная, готовая любыми средствами отстоять крепостнические порядки. Не нашла Екатерина сочувствия и у представителей городов, мечтавших, чтобы им разрешили покупать крепостных к заводам. Показательно, что блестящий защитник крепостнических устоев князь Щербатов отнюдь не был обласкан императрицей и не вошел в число наиболее близких к ней людей. (Уязвленное самолюбие вполне отчетлив проглядывает в знаменитом эссе "О повреждении нравов в России".) Много лет спустя Екатерина напишет строки, полные горечи - чувства, в искренности

⁴⁵ Анализ Наказа содержится во множеств работ и дореволюционных, и советских историков. Мне ближе всего позиция Н. М. Дружинина (Дружинин Н. М. Просвещенный абсолютизм в России. В кн.: Абсолютизм в России. М. 1964).

⁴⁶ Цит. по: Бильбасов В. А. Исторические монографии. Т. 3. СПб., 1901, с. 244.

стр. 78

которого вряд ли есть повод сомневаться: "Едва посмеешь сказать, что они такие же люди, как мы, и даже, когда я сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями; чего я только не выстрадала от такого безрассудного и жестокого общества, когда в комиссии для составления нового Сложения стали обсуждать некоторые вопросы, относящиеся к этому предмету, и когда невежественные дворяне, число которых было неизмеримо больше, чем я когда-либо могла предполагать, ибо слишком высоко оценивала тех, которые меня ежедневно окружали, стали догадываться, что эти вопросы могут привести к некоторому улучшению в настоящем положении земледельцев... я думаю, не было и двадцати человек, которые по этому предмету мыслили бы гуманно и как люди"⁴⁷ .

Попробуй Екатерина предпринять какой-либо решительный шаг к смягчению крепостного права, и она была бы сметена возмущенным дворянством, причем все споры и противоречия рядовых дворян и аристократии были бы тут же забыты. Бороться с крепостничеством значило лишиться короны, но судьба Петра III не прельщала Екатерину, и вряд ли резонно обвинять ее в том, что оно не совершила того, что было не в ее силах. К тому же было бы ошибкой полагать, что взгляды императрицы, сформировавшиеся под влиянием идей Просвещения, были аналогичны мнению тех, кто во имя тех же идей штурмовал Бастилию. Считая крестьян "такими же людьми, как мы", Екатерина, однако, отказывала народу в способности к какой-либо духовной жизни и тем более к участию в жизни политической. Ее отношение к народу красноречиво отражено в одном из посланий к Д. Дидро: "Хлеб, питающий народ, религия, которая его утешает, - вот весь круг его идей. Они будут всегда так же просты, как и его [народа] природа; процветание государства, столетия, грядущие поколения - слова, которые не могут его поразить ... из всего этого громадного пространства, которое называют будущностью, он видит всегда лишь один только наступающий день; он своей нищетой лишен возможности простирать своя интересы в будущее"⁴⁸ .

В конце 1768 г., воспользовавшись началом русско-турецкой войны, - Екатерина распустила Уложенную комиссию. И дело было не в том, что, как иногда утверждают, она испугалась слишком либеральных речей отдельных депутатов, а в том, что убедилась в бесплодности своей затеи: выработать Закон комиссия была не в состоянии. Однако урок был извлечен: "Комиссия Уложения, быв в собрании, подала мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещися должно"⁴⁹ . Протоколы комиссии, действительно, были куда поучительнее поездок по стране.

Рубежом следующего этапа царствования Екатерины II⁵⁰ стала Крестьянская война под предводительством Пугачева (1773 - 1775 гг.) - событие, безусловно, центральное и поворотное. Императрица испугалась. Перед ней была реальная угроза, по сравнению с которой, скажем, заговор В. Я. Мировича в 1764 г. выглядел как детская забава. Спастись можно было только путем военным, репрессивным, причем масштаб движения определял и характер репрессий. Ни о каком либерализме речи уже быть не могло. Вообще, надо сказать, со своими личными врагами Екатерина всегда расправлялась безжалостно. Так было с практически ни в чем не повинными Хрущевым и Гурьевым, так было и с Мировичем, хотя в народе ожидали, что он будет помилован, так было и с Пугачевым и его сподвижниками. В них Екатерина, несомненно, виде-

⁴⁷ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 175.

⁴⁸ Русский архив, 1880, кн. 3, с. 19.

⁴⁹ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 546.

⁵⁰ В стране, конечно, происходило много важных событий, но их описание не вносит ничего принципиально нового в характеристику личности Екатерины.

стр. 79

ла врагов личных, посмевших покуситься на ее власть. К тому же Пугачев осмелился назвать себя именем ее покойного мужа.

Гибель Петра III оставалась для Екатерины, несмотря на приобретенный ею с годами цинизм, вечным укором. Она, конечно, сознавала, что ее участие в убийстве Петра Федоровича, а затем и Ивана Антоновича ясно всем окружающим и, следовательно, на ней незримо лежало клеймо убийцы. А это совсем не вязалось с ее представлениями о своей персоне. Правда, ни в одном, ни в другом случае она не отдавала приказаний об убийстве, но ее подручные умели действовать в ее интересах, так что вина была и на ней. И вот теперь Петр ожил и шел на нее войной. Можно представить, что, особенно в начале восстания, императрица испытала животный страх и мистический ужас, ведь она была дитя своего времени, а смерть Петра наступила не на ее глазах, и на его похоронах она не присутствовала. Отсюда безжалостность, жестокость в подавлении восстания. Впрочем, в таких случаях монархи не колеблются.

Собственно, с этого же Екатерина и начала свое царствование, послав Вяземского на Урал, где происходили волнения горнозаводских рабочих. Расправившись с ними при помощи пушек, императрица стала разбираться в причинах возмущения и предприняла ряд шагов, которые, по ее мнению, должны были предотвратить подобные эксцессы в дальнейшем⁵¹ . По делу Пугачева также было учинено следствие, но ход его явно указывает на то, что Екатерина не осознала сути происшедшего. Убежденность в том, что подданным не на что жаловаться, помешала ей понять: дело не в кознях дворянских заговорщиков, раскольников или внешних противников; происходит народное движение, крупнейшее за всю историю России XVIII века⁵² . Но один урок она усвоила хорошо: полностью положиться она могла только на дворянство. Осознание этого и сделало последующие 20 лет ее царствования "золотым веком" русского дворянства.

Проявилось это уже в 1775 г. с изданием "Учреждений для управления губерний" - одного из важнейших законодательных актов эпохи: основные его положения оставались в силе до буржуазных реформ второй половины XIX в., а некоторые и до Октябрьской революции. Многие исследователи вслед за В. О. Ключевским утверждают, что акт этот был в значительной степени обязан своим рождением Крестьянской войне, продемонстрировавшей неспособность местных органов управления ни предупредить восстание, ни бороться с ним. Проблема местного управления существовала давно. Сложившуюся при Петре I систему местных органов его преемники неоднократно подвергали изменениям, и это было наиболее уязвимое место государственного аппарата.

"Учреждения", состоявшие из 28 глав и 412 статей, были написаны при непосредственном участии императрицы и, по мнению Ключевского, "представляют первый опыт, сделанный Екатериной, в приложении ее политических теорий к существующему государственному порядку"⁵³ . Под "политическими теориями" знаменитый историк понимал идеи Просвещения. Выразилось это прежде всего в том, что было введено усовершенствованное административно-территориальное деление с четкой системой местных органов управления и сделана попытка провести в жизнь идею разделения административных и судебных функций. Такая попытка, но менее удачная, была предпринята еще Петром I. Екатерина была более последовательной. Однако новые судебные органы были уст-

⁵¹ Заводчикам было запрещено покупать крестьян к заводам, а затем постепенно основные частные предприятия перешли во владение государства. Так в металлургической промышленности фактически возникла государственная монополия, что вскоре пагубным образом сказалось на развитии этой отрасли хозяйства.

⁵² См., напр., письмо Л. Г. Орлову от 12 ноября 1774 г. - Сборник РИО. Т. 1, с. 104.

⁵³ Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 5. М. 1937, с. 92.

стр. 80

роены по сословному принципу, что полностью отвечало чаяниям дворянских депутатов, высказанным в Уложенной комиссии, и противоречило идеям просветителей. В этом отразилась перемена политического курса Екатерины II после подавления Крестьянской войны. Были учтены и требования дворянства предоставить ему право участия в местном управлении.

Однако требования дворянства были значительно шире. Начиная с петровского времени шел процесс консолидации правящего класса, сопровождаемый законодательным оформлением его прав и привилегий. Первый вклад в корпус законов о дворянстве сделал Петр I указом о единонаследии, Табелью о рангах и некоторыми другими актами. Затем Анна Ивановна отменила майорат, сохранив тождество поместья и вотчины. Существенный шаг сделал Петр III манифестом о вольности дворянства. Последний "кирпичик" положила Екатерина - губернской реформой, а затем и Жалованной грамотой дворянству 1785 года. В этом документе в пышных выражениях оценивались заслуги дворянства, давалось определение дворянина и назывались все его привилегии, единые и для русских дворян, и для остзейских рыцарей, и для польско- украинских шляхтичей. Среди прочего указывалось, что дворянин не может судиться с не дворянином и подвергаться телесному наказанию, что он "волен и свободен" и может владеть крепостными, покупать и продавать их, заводить фабрики и заводы, торги и ярмарки и т. д. Короче говоря, демонстрировалось, что именно дворянство является опорой трона, тем классом, о котором "пещися должно" прежде всего.

Вместе с Жалованной грамотой дворянству в тот же день был принят и другой важный акт, Жалованная грамота городам - второй политической силе, с которой уже нельзя было не считаться. Когда-то, работая над Наказом, Екатерина мечтала о создании в России "третьего сословия", как во Франции, и клятвенно обещала это госпоже Жоффрен. Создать "третье сословие" значило предоставить широкие возможности тем, кто занят в торговле и промышленности. Тормозом здесь было отсутствие в условиях крепостничества рынка свободной рабочей силы. Дворянские депутаты в Уложенной комиссии требовали монопольного права на владение крепостными, а городские хотели это право с ними разделить. В то же время горожане считали торговлю и промышленность своей монополией, а дворяне не желали упустить своей доли барышей. Развязать этот узел противоречий можно было только одним путем - уничтожив крепостное право, что было не во власти Екатерины. Жалованная грамота городам - попытка как-то решить проблему. Были определены права "среднего рода людей", или мещан, чье звание так же, как и дворянское, было провозглашено наследственным. Но в отличие от дворян мещане не освобождались от личных податей и разных служб. Впрочем, городской верхушке предоставлялись некоторые льготы, объективно способствовавшие развитию торговли и промышленности.

Жалованной грамотой была создана и новая система органов городского управления и самоуправления. Это также была проблема, над разрешением которой бился еще Петр I. Его попытка дать городам самоуправление по примеру средневековых европейских городов успеха не имела, а права созданных в конце концов городовых магистратов были весьма ограничены. Казалось, Екатерина расширила возможности органов самоуправления, но на деле они были стеснены жестким надзором со стороны губернских и полицейских органов. Да иначе и не могло быть. В государстве, "грозном в самом себе", любые формы самоуправления неизбежно были крайне узки и строго контролировались государственным аппаратом.

В целом внутренняя политика Екатерины была направлена на укрепление абсолютистского государства с его развитым государственным аппаратом (а следовательно, бюрократией), в том числе аппаратом подав-

стр. 81

ления. Все проекты, связанные с воплощением в жизнь идей Просвещения, оказались неосуществленными⁵⁴ , а крепостнические устои остались незыблемыми. В этом смысле Екатерина II действительно в полной мере продолжала дело Петра I: вела борьбу с областной автономией, против самостоятельности церкви, за упорядочение системы государственного управления и законодательное оформление прав и привилегий отдельных сословий, по сути дела закреплявшее феодальные порядки.

Что же означали реформы екатерининского царствования - движение вперед или топтание на месте, застой? Движение вперед было, но только в рамках феодального строя. Реформы Екатерины не имели радикального характера, не меняли существа ни политической системы, ни общественных отношений, не влияли сколько-нибудь решительно на положение какой-либо социальной группы. Поиски в политических реформах Екатерины каких-либо буржуазных тенденций - дело бесперспективное.

Значительно прогрессивнее выглядит политика Екатерины в экономической сфере, где ей в большей степени удалось воплотить в жизнь достижения западноевропейской мысли. Руководствуясь идеями физиократов, Екатерина выступала как противница вмешательства государства в торговлю (меркантилизма). Как сторонница свободной промышленной и торговой деятельности она боролась с торговыми монополиями, отменила откупа. Однако все это не выходило за рамки существующего строя и, если даже противоречило интересам какой-то части дворянства, то отвечало интересам правящего класса в целом.

В чем же тогда было движение вперед? В том, что именно в царствование Екатерины II русский феодализм достиг высшей ступени своего развития (просвещенный абсолютизм), окончательно исчерпав практически все внутренние ресурсы дальнейшего роста. В последующие десятилетия, за исключением, видимо, начального этапа царствования Александра I, движения вперед в том же направлении, т. е. в рамках феодального строя, уже не было, но накапливались кризисные явления, обернувшиеся катастрофой Крымской войны.

Несмотря на такое крупное социальное потрясение, как Крестьянская война 1773 - 1775 гг., в целом царствование Екатерины было временем определенной внутриполитической стабильности. В правление Петра помимо активной внешней политики, требовавшей колоссального напряжения всех ресурсов страны, проводились изменение системы налогообложения, военная реформа, строительство Петербурга и др., вследствие чего страну постоянно лихорадило и ни одна группа населения не могла быть уверена в завтрашнем дне. Последовавшие затем десятилетия были временем частой смены правительств (а с ними и внутриполитического курса), вереницы бесконтрольных временщиков и отсутствия четкой программы. По сравнению со всем этим царствование Екатерины было "спокойным".

В области внутренних реформ Екатерина, подчиняясь обстоятельствам, проявляла сдержанность, что в полной мере компенсировалось активностью внешней политики. Смысл и значение внешней политики Екатерины могут быть поняты лишь с учетом внешнеполитических представлений русского общества второй половины XVIJI века. Как известно, именно в XVIII в. Россия, пробившись на Балтику, обеспечила себе право участвовать в решении европейских дел наравне с другими государствами континента и стала в полном смысле европейской державой. Такая роль России на мировой арене вполне соответствовала духу и смыслу теории "Москва - третий Рим", занимавшей в общественном сознании немаловажное место. Если русскими людьми XVI-XVII вв. эта теория

⁵⁴ В бумагах Екатерины сохранился план, по которому крестьян предписывалось отпускать на волю при продаже имений. По се мысли, через 100 лет таким образом должен был наступить конец крепостному праву (Записки императрицы Екатерины Второй, с. 626 - 627).

стр. 82

воспринималась прежде всего в качестве религиозного, т. е. духовного, идейного наследия, то в XVIII в. она стала восприниматься ив значении наследия политического. Россия теперь должна была быть не просто средоточием, хранительницей истинной, единственно правильной веры, но и по политическому могуществу и значению сравняться с древней Римской империей. В полном соответствии с этим Петром I был; принят титул императора, а Россия провозглашена империей⁵⁵ . Если прежде присоединение Сибири воспринималось как победа православия над варварством, присоединение Украины, как защита братьев по вере, то теперь право на политическое и духовное наследие византийских императоров надо было отстаивать в борьбе с не православным, но христианским миром, один из владык которого носил титул императора Священной Римской империи.

В средневековом сознании (а обыденное сознание в России XVIII в. было по преимуществу средневековым) могущество государства и слава его правителя доказываются на поле брани, а присоединение завоеванных территорий рассматривается как естественный результат военной победы. Именно так воспринимались современниками победы Петра І в Северной войне и присоединение прибалтийских земель. В основе имперского сознания лежала убежденность в праве России - наследницы Византии - распоряжаться судьбами других народов. Отсюда и делавшиеся Елизавете Петровне предложения присоединить Пруссию и проект последнего любимца Екатерины II Платона Зубова о создании Российской империи со столицами в Петербурге, Москве, Берлине, Вене, Константинополе и Астрахани.

Несколько десятилетий после смерти Петра I не были отмечены особенно яркими успехами в дипломатической или военной сферах. Екатерина считала себя не просто наследницей Петра, но хотела быть ему равной. И если Петр, уже совершив важнейшие из своих деяний, принял в 1721 г. титул императора и наименования "отец отечества" и "великий", то Екатерина аналогичные наименования ("мать отечества" и "великая") приняла от "благодарных подданных" уже в первые годы своего правления. Став "равной" Петру, она не тяготилась и ролью наследницы византийских императоров. Впрочем, религиозная сторона вопроса волновала ее меньше всего: она, естественно, не испытывала врожденной ненависти ни к "латинянам", ни к последователям Лютера. Более того, она воспринимала Европу как нечто целое, как объединенную единством веры "христианскую республику"⁵⁶ . Но немка Екатерина с годами стала русской патриоткой, уверовавшей в богоизбранность русского народа и его особую историческую миссию⁵⁷ . Благоденствие подданных в ее понимании было бы неполным без реализации этой идеи избранности на внешнеполитической арене. Ближайшая цель формулировалась как воссоединение всех восточнославянских земель, входивших когда-то в состав Киевской Руси. Такое умонастроение императрицы полностью соответствовало и чаяниям ее окружения, которое в этих вопросах было значительно более сплоченным.

В области внешней политики Екатерина с самого начала заняла твердую позицию и с иностранными дипломатами держалась гордо и высокомерно, что также способствовало росту ее популярности среди подданных. С первых дней царствования она крепко взяла внешнюю политику в срои руки и не выпускала ее до самой смерти. Императрица была вни-

⁵⁵ См. об этом интересную, хотя и спорную статью: Лотман Ю. М., Успенский В. А. Отзвуки концепции "Москва - третий Рим" в идеологии Петра Первого. В кн.: Художественный язык средневековья. М. 1982.

⁵⁶ См. рескрипт от 19 июля 1770 г. - Сборник РИО. Т. 1, с. 41.

⁵⁷ Весьма показательно, например, что в своих исторических трудах Екатерина доказывала славянское происхождение многих европейских и американских географических названий и обычаев, а увлекшись идеей существования праязыка, занялась составлением сравнительного словаря всех языков на основе русского.

стр. 83

мательна к советам тех, кого считала достойным давать советы, но последнее слово оставляла за собой.

В 1762 г. ее стараниями на польский престол был избран Станислав Понятовский, а в 1763 г. с Польшей был заключен договор, по которому Россия обязывалась не допускать никаких изменений в польском государственном устройстве, т. е. обеспечивалось право России вмешиваться во внутренние дела Польши. Ответом на это было образование польскими патриотами так называемой Барской конфедерации, на стороне которой выступили Франция и Австрия. Для нейтрализации России они втянули ее в войну с Турцией. Война была для России успешной и закончилась в 1774 г. Кючук-Кайнарджийским миром, по которому Россия получила Азов и Керчь, а Крым объявлялся свободным. По сравнению с победами приобретения были невелики, но они компенсировались участием в 1773 г. вместе с Пруссией и Австрией в первом разделе Речи Посполитой. В 1783 г. Потемкин завоевал Крым, а в 1787 г. началась новая война с Турцией, завершившаяся в 1791 г. Ясским миром: к России отошел северный берег Черного моря с Очаковом. Два года спустя состоялся второй раздел Речи Посполитой, сделавший ее окончательно зависимым государством. Это вызвало в Польше восстание, которое было жестоко подавлено войсками под водительством А. В. Суворова. В 1795 г. последовал третий раздел, надолго уничтоживший польскую государственность. В результате разделов Речи Посполитой все восточнославянские области, входившие в ее состав, оказались под властью России.

На первый взгляд внешнеполитические успехи Екатерины были ослепительны. Южная степь, представлявшая для России: постоянную угрозу, превратилась в Новороссию, Крым стал частью Российской империи, Россия окончательно закрепилась на Черном море. Польша, чьи владения в начале царствования Екатерины простирались до Днепра, перестала существовать. К России были присоединены Западная Украина, Белоруссия, Литва, Курляндия. На деле же успехи в борьбе с Турцией оказались несоизмеримыми с материальными и людскими затратами, да и Византийскую империю восстановить не удалось. Что же касается Польши, то последствия "успехов" политики Екатерины в отношении этой страны ощущаются и по сей день.

Особо следует сказать о вновь присоединенных к России восточнославянских землях. Нет сомнения в том, что освобождение их народов от национального и религиозного гнета было явлением прогрессивным, но нельзя забывать и о том, что социально-политическое развитие этих территорий было несколько выше, чем России. В частности, ряд городов, оказавшихся под русским скипетром, имел Магдебургское право. Распространение русских крепостнических порядков на эти земли было для них шагом назад.

Еще одна проблема, связанная с внешнеполитической деятельностью Екатерины, - национальная. В результате освоения русскими людьми в XVI- XVII вв. Поволжья, Зауралья, Сибири, присоединения Украины и Прибалтики Россия стала многонациональным государством. Военные победы Екатерины значительно умножили этническую пестроту империи, обострив национальную проблему. Помимо этого Екатерина специально привлекала в Россию иностранцев, надеясь с их помощью, в частности, освоить пространства Новороссии. Национальная принадлежность колонистов ее, судя по всему, не волновала, но наиболее удобными для этого были немцы.

Здесь уместно привести два высказывания, говорящие о том, что в тесных взаимосвязях с другими народами Екатерина видела взаимную пользу. "Не будет более опасности, - писала она, - отпускать в путешествия наших молодых людей (бегства которых часто боятся), когда сделают им их отечество любезным... Государство, конечно, не многого лишилось бы во всякое время от потери двух-трех ветреных голов, но, если

стр. 84

бы отечество было таким, каким я хотела бы его видеть, мы имели бы больше рекрутов, чем дезертиров"⁵⁸ . Для иностранцев же, считала императрица, Россия является "пробным камнем их достоинств": "Тот, кто успевал в России, мог быть уверен в успехе во всей Европе... Нигде, как в России, нет таких мастеров подмечать слабости, смешные стороны или недостатки иностранца; можно быть уверенным, что ему ничего не спустят, потому что, естественно, всякий русский в глубине души не любит ни одного иностранца"⁵⁹ . Руководствуясь этим соображением, Екатерина вела себя таким образом, чтобы не задевать национальных чувств русского народа и чтобы ее невозможно было упрекнуть в предпочтении какой-либо нации.

Именно екатерининское царствование стало временем зарождения в России еврейского вопроса. Собственно, до разделов Речи Посполитой еврейского населения в России практически не было. Однако, по мнению русских государственных деятелей, интересы торговли требовали допущения в страну еврейских купцов, и в первые же дни царствования Екатерины сенаторы представили новоиспеченной императрице соответствующий законопроект. Судя по всему, у Екатерины никаких предрассудков в отношении евреев не было, но, играя в это время роль ревнительницы православия, она сочла неудобным утвердить проект, хотя отказывать сенаторам тоже не хотела. В результате решение было отложено на неопределенное время. Документы свидетельствуют, что еврейские купцы в последующие годы все же приезжали в Россию и пользовались покровительством Екатерины. После первого раздела Речи Посполитой в состав империи попали земли с довольно значительным еврейским населением. Поначалу Екатерина декларировала полное равенство всех подданных. Однако позднее русское купечество стало активно возражать против конкуренции со стороны еврейских торговцев. В результате в 1791 г. была установлена черта оседлости.

Все это, так сказать, политические последствия внешней политики Екатерины. Что же касается стороны нравственной, то очевидно, что характер этой политики может быть определен только как экспансионистский. Не принимались в расчет ни "естественная справедливость", упоминаемая в уже цитировавшемся рескрипте 1770 г., ни судьбы и интересы других народов. Роль, сыгранная царизмом в деле уничтожения польского государства⁶⁰ , является позорным пятном его истории. Внешнеполитический экспансионизм Екатерины вряд ли можно оправдать в данном случае "благородным" мотивом объединения восточнославянских земель. Ставить вслед за нею знак равенства между Киевской Русью и Российской империей второй половины XVIII в. по меньшей мере неисторично. Картина, однако, будет неполной, если в рассказе о внешней политике Екатерины не упомянуть, что это было время военных побед, достижений в области военного искусства - время Румянцева, Суворова, Ушакова. Внешнеполитические успехи и знаменитые виктории на суше и на море сыграли важную роль в развитии русского национального самосознания. Но показательно, что мощный толчок в этом отношении дали все же не они, а Отечественная война 1812 г., когда речь шла не о завоевании чужой земли, но о защите собственной.

Говоря о Екатерине II, нельзя не коснуться ее отношения к наукам и искусству. Речь идет не только о существенной черте личности императрицы, без которой она не может быть ни понята, ни оценена, но о

⁵⁸ Записки императрицы Екатерины Второй, с. 639 - 640.

⁵⁹ Там же, с. 376 - 377.

⁶⁰ Справедливости ради следует отметить, что инициатором разделов Речи Посполитой была не Россия, а Пруссия. Впрочем, подлинная история разделов и течение долгого времени оставалась для советских историков запретной зоной. Ликвидация этого "белого пятна" будет способствовать укреплению советско-польской дружбы.

стр. 85

факторе, имевшем принципиальное значение для развития русской культуры второй половины XVIII века.

Екатерина немало потрудилась над тем, чтобы ее царствование вошло в историю как время просвещенного абсолютизма. Она была "просвещенным" монархом, и вряд ли есть смысл, как это делают иные авторы, пытаться принизить степень ее образованности и увлеченности "умственными" занятиями. Можно с уверенностью сказать, что среди русских царей (и до и после нее) она выделяется широтой интеллектуальных интересов и запросов. Екатерина была не только внимательным, а подчас и восторженным читателем, но и сама пробовала силы в науках и изящной словесности. Она могла легко увлечься человеком, идеей, книгой, какой-то научной дисциплиной, но твердо знала, что главное для нее - царствовать, и поэтому никакое интеллектуальное занятие не превращала в профессию. И в литературе, и в науке она была дилетантом.

Однако ее исторические опыты, хотя и не блещут открытиями или глубиной мысли, представляют собой вполне добротную компиляцию и ничем не уступают, скажем, историческим трудам М. В. Ломоносова. А ее комедии и журналистские работы, хотя и не отмечены печатью гения, написаны с остроумием и талантливо. Конечно, присущее Екатерине тщеславие сказывалось и в ее творчестве. У нее, разумеется, не возникало проблем с публикацией своих произведений, издававшихся, впрочем, анонимно. И все же по сравнению с новейшим временем державная сочинительница была довольно скромна. Так, прошло лет пять после издания ее пьесы о Рюрике, прежде чем Екатерина пожаловалась А. И. Мусину-Пушкину и И. Н. Болтину на непопулярность издания у читателей. А ведь легко могла создать своему творению громкую рекламу и восторженные отзывы критики.

Отметим недюжинное трудолюбие Екатерины. Обожая балы, спектакли, всяческие развлечения, она могла целыми днями заниматься разбором текущих бумаг, чтением книг или сочинительством. Не чуралась и переводческой работы. Образованность, начитанность ценились при ее дворе, и это не могло не сказаться благотворно на русском обществе того времени. А время Екатерины - это время А. П. Сумарокова, Я. Б. Княжнина, Д. И. Фонвизина, Г. Р. Державина, Н. И. Новикова, А. Ц. Радищева, Д. Г. Левицкого, А. П. Лосенка, Ф. С. Рокотова, В. Л. Боровиковского, Д. С. Бортцянского, Ф. И. Шубина, В. И. Баженова, М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, И. П. Елагина, А. Т. Болотова и др. Это время расцвета русской культуры, и отношение к ней императрицы немало этому способствовало.

Еще один существенный момент: ни в науке, ни в литературе Екатерина не претендовала на монополию. Наоборот, ее интерес к истории, например, способствовал развитию исторической науки, она содействовала Новикову в издании документов, Щербатову - в написании его "Истории", Миллеру - в издании сочинений В. Н. Татищева. Увлечение императрицы журналистикой сыграло немаловажную роль в том, что число издававшихся, в России журналов выросло в несколько раз. На страницах журналов Екатерина не боялась вступать в полемику со своими подданными. Она, конечно, не считала Новикова или Фонвизина ровней себе и не желала терпеть их упреки и поучения, но факт полемики весьма примечателен.

В целом политика Екатерины в сфере культуры вплоть до конца 80-х годов XVIII в. была либеральной. Это был, пожалуй, один из наиболее спокойных периодов в истории русской литературы. Немало было сделано в те годы и в области просвещения: открыты училище при Академии художеств, Смольный институт, воспитательные дома в Москве и Петербурге, Общество благородных девиц в Петербурге с отделением для мещанских девиц, коммерческое училище, проведена школьная реформа, преобразованы кадетские корпуса; в основу преподавания пытались

стр. 86

внедрить новейшие достижения европейской педагогической мысли. И хотя системой образования была охвачена лишь небольшая часть населения, это был важный шаг вперед. В царствование Екатерины появились и первые русские благотворительные учреждения. История русской благотворительности восходит именно к этому времени.

С конца 80-х годов XVIII в. ситуация начала меняться. По мнению большинства историков, это было связано с впечатлением, какое произвела на Екатерину буржуазная революция во Франции. Действительно, революция была как бы реализацией на деле столь любимых Екатериной идей, и она могла увидеть, чем эти идеи оборачиваются для царей. К тому же императрица постарела. В год Французской революции ей было, 60 лет, по понятиям XVIII в. ода была старуха. В отличие от Елизаветы Петровны Екатерина не стала затворницей, не перестала заниматься государственными делами, но и ей уже было не до реформ и не до либеральничания с литераторами. Она стала более раздражительной, значительно, менее терпимой. В эти годы застоя те явления русской жизни, на которые она привыкла смотреть сквозь пальцы, - коррупция, фаворитизм, угодничество, крепостничество - приобрели уродливые формы. "Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперед", - восклицал А. И. Герцен в "Былом и думах"⁶¹ . Увы, Екатерине это не удалось. Именно на последние годы ее правления, когда рядом с нею уже не было ни Панина, ни Потемкина, приходятся и два последних раздела Речи Посполитой, и борьба с революционной Францией, и гонения на Новикова и Радищева. Последнее стало фактом истории не толькоXVIII в., ибо с этих гонений, по словам Н. А. Бердяева, "начался мартиролог русской интеллигенции"⁶² .

Имена Новикова и Радищева - великого просветителя и первого революционера - памятны всем со шкальной скамьи. Новиков известен как издатель и журналист, выступавший против крепостничества. О том же, что он был активным деятелем русского масонства и именно за это преследовался Екатериной, если и говорится, то скороговоркой. Особенно зловещее значение этот факт приобрел теперь, когда принадлежность к масонству стало рассматриваться некоторыми, как деятельность, враждебная России и ее народу. Между тем масонство XVIЦ - начала XIX в. было религиозно-философским течением, сыгравшим определенную роль и в формировании русской общественной мысли. Сошлюсь, на мнение Бердяева, которого вряд ли кто из современных борцов с масонством решится упрекнуть в антипатриотизме: "В масонстве произошла формация русской культурной души, оно давало аскетическую дисциплину души, оно вырабатывало нравственный идеал личности... в масонстве образовывались культурные души петровской, эпохи и противопоставлялись деспотизму власти иобскурантизму"⁶³ . Вот этого-то противопоставления деспотизму, попытки создать иную, альтернативную идеологию и не могла простить Екатерина Новикову.

В любом рассказе о Радищеве всегда фигурирует данная ему императрицей характеристика: "Бунтовщик, хуже Пугачева". В ней - ключ к разгадке причин расправы над писателем. Отнюдь не критика крепостного правд, не осуждение рабства, которое она и сама не считала благом, так возмутили Екатерину. В книге Радищева она увидела то же, что и в восстании Пугачева. Тот угрожал ей лично, претендовал на ее власть. Радищев не посмел сказать, что ее подданные живут плохо, что никакого благоденствия народа на самом деле нет. Как андерсеновский мальчик, он произнес вслух то, что никто не решался сказать, хотя знали все; все, но не Екатерина. Она была убеждена, что это ложь; ее

⁶¹ Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти тт. Т. 8. М. 1961, с. 64.

⁶² Бердяев Н. А. Русская идея. Париж. 1971, с. 32.

⁶³ Там же, с. 21.

стр. 87

подданные не могут быть несчастливы. Осмелиться на такую дерзость мог только бунтовщик⁶⁴ .

Смерть Потемкина, разделы Речи Посполитой, уничтожение сочинений Вольтера, напечатанных в типографии И. Г. Рахманинова, помощь реакционным французским эмигрантам, аресты Новикова и Радищева - события последних лет царствования Екатерины II. В ноябре 1796 г. на 68-м году жизни ее не стало. На российском престоле воцарился ее антагонист Павел I. Как вспоминал современник, "дворец как будто обратился весь в казармы"⁶⁵ .

При Екатерине усилились те тенденции в развитии России, которые были заложены в петровский период: централизация власти, бюрократизация, укрепление феодально-крепостнических устоев, внешняя экспансия. Объективно все это тормозило развитие страны, усиливало ее социально- политическое и экономическое отставание. Отчетливо выраженный про дворянский характер социальной политики Екатерины II способствовал усилению феодальной эксплуатации в самых жестоких формах. Вместе с тем время Екатерины - это период расцвета русской культуры, важный этап в формировании русского национального самосознания, в котором демократические, антифеодальные элементы сочетались с элементами имперского сознания.

Может показаться удивительным, почему в концепции истории феодальной России, созданной в 30 - 40-е годы и в основных своих положениях существующей по сей день, добрые слова нашлись для оценки деятельности лишь двух царей - Ивана Грозного и Петра Великого. Правление же Екатерины, тоже снискавшей уже у современников титул "Великой", за небольшими оговорками, характеризуется чаще в хулительных выражениях, смысл которых мало чем отличается от тех, коими наградил ее еще князь М. М. Щербатов в своем обличительном эссе "О повреждении нравов в России". Ответ содержится в удивительных по глубине осознания сути происходящего строках письма Б. Л. Пастернака О. М. Фрейденберг от 4 февраля 1941 г.: "Благодетелю нашему кажется, что до сих пор были слишком сентиментальны и пора одуматься. Петр Первый уже оказывается параллелью не подходящей. Новое увлечение, открыто исповедуемое, - Грозный, опричнина, жестокость. На эти темы пишутся новые оперы, драмы и сценарии. Не шутя"⁶⁶ . Екатерина была гораздо "сентиментальнее", т. е. либеральнее, не только Грозного, но и Петра, да к тому же любила порассуждать на темы гражданских свобод и гуманизма. Был, видимо, и психологический фактор. Примеряя на себя Преображенский мундир Петра и шубу Грозного, Сталин, конечно, не мог равнять себя с женщиной.

Небезынтересен и вопрос об исторической альтернативе. Иной путь для России XVIII в. был возможен, но ко времени воцарения Екатерины шанс, по- видимому, был уже упущен. Вряд ли можно всерьез рассматривать возможность реализации альтернативного пути и в случае свержения Екатерины с воцарением вместо нее юного Павла или Ивана Антоновича. Какие-то частности, конкретные явления могли быть иными, поскольку иными были бы люди, стоявшие у государственного руля, но принципиальные различия трудно представить, ибо направление развития определилось в петровское время. И все же вторая половина XVIII в. не случайно названа екатерининской эпохой. Волею судеб на российском престоле оказался в это время человек яркий, незаурядный, оставивший заметный след в отечественной истории.

⁶⁴ Так же, видимо, воспринял книгу Радищева и Павел, вернувший его из ссылки. Вряд ли он сделал бы это, если бы видел в ней выпад не лично против матери, но против самодержавия вообще.

⁶⁵ Записки князя Ф. Н. Голицына, стб. 1306.

⁶⁶ Дружба народов, 1988, N 8, с. 252.

Постоянный адрес данной публикации: