Редкол.: В. И. Дятлов, С. А. Панарин, М. Я. Рожанский. Москва-Иркутск: НАТ АЛИС, 2005. 320 с. (Проект "Этнополитическая ситуация в Байкальском регионе: мониторинг и анализ". Исслед. и материалы. Вып. 5)

В 2000 - 2003 гг. при финансовой поддержке Московского отделения Фонда Форда осуществлялся проект мониторинга и анализа этнополитической ситуации в Байкальской Сибири. Он не ограничивался исследовательскими задачами; по существу, это была образовательно - исследовательская программа, направленная на дополнительное (последипломное) образование большой группы научной молодежи. В значительной мере цель была достигнута: работавший над проектом коллектив не распался, а продолжает заниматься исследовательской и образовательной деятельностью.

В рамках этого проекта в серии "Этнополитическая ситуация в Балькальском регионе: мониторинг и анализ" было опубликовано несколько работ: монография Е. А. Строгановой "Бурятское национально-культурное возрождение. (Конец 80-х - середина 90-х годов XX века. Республика Бурятия)", сборники - "Социально-экономическая характеристика Байкальского региона (Республика Бурятия, Республика Тыва, Иркутская область, Усть-Ордынский Бурятский автономный округ. Информационно-статистический сборник)", "Байкальский регион: правовое поле этнополитической ситуации (1992 - 2001)", "Байкальская Сибирь: фрагменты социокультурной карты. Альманах-исследование".

Рецензируемая работа - пятая и последняя в данной серии. Соредакторы книги и руководители проекта В. И. Дятлов, С. А. Панарин и М. Я. Рожанский определяют данное издание как проблем-

стр. 202

ный сборник. Во "Введении" (с. 6 - 22) они подробно характеризуют удачи проекта и те исследовательские задачи, которые пока не удалось решить. Там же обосновывается структура сборника, состоящего из четырех разделов.

Весь Раздел I занимает большая статья С. А. Панарина "Этнополитическая ситуация в Республике Бурятия" (с. 23 - 94). Редакторы сборника объясняют это особой ролью Бурятии - единственной национальной республики в Байкальском регионе. С другой стороны, специальное исследование С. А. Панарина уравновешивает практически полное отсутствие материалов по Бурятии в остальных разделах сборника, все 15 статей в которых посвящены Иркутской области, и лишь В. В. Куклина сопоставляет иркутское село Семеновское с селом Куйта в Усть-Ордынском Бурятском автономном округе. Основным источником статьи С. А. Панарина явился мониторинг бурятских СМИ 1999 - 2003 гг. Автор привлек также значительный массив данных социально-экономической статистики, предварительно дав определение исходного понятия "этнополитическая ситуация". Проанализированные С. А. Панариным статистические факты говорят о "тенденции к драматическому снижению уровня жизни", прямым следствием которой является отток населения, а косвенными последствиями - рост безработицы, преступности, бедности, неравенства, превышения смертности над рождаемостью, распространения социальных болезней. Некоторое оживление промышленности и сельского хозяйства после 1998 г. бесспорно. Однако, по мнению автора статьи, "слабости республиканской экономики не могут быть скомпенсированы за 4 - 5 лет..., а признаки роста... еще не настолько убедительны, чтобы можно было говорить о преодолении долговременных объективных ограничителей экономической реабилитации республики" (с. 49).

Надежды на социально-экономическую реабилитацию и тем более модернизацию Бурятии могут связываться в первую очередь с "полюсами урбанизации" - "ядрами экономической активности". Эта связь имеет объективный характер, и именно она существенно осложняет этнополитическую ситуацию в Бурятии. Дело в том, что во всех экономических районах с повышенной концентрацией бурятского населения (кроме Центрального, в котором исследуемые процессы определяются столицей и единственным крупным городом - Улан-Удэ) "полюса урбанизации отсутствуют или не обладают убедительной перспективой роста" (с. 55). Особенность расселения и меньшая урбанизированность бурят "объективно ставила их в худшее положение по сравнению с русскими" (с. 58).

При длительном проявлении депрессивных социально-экономических тенденций заметная часть бурятского населения, испытывающая "потребность в этносоциальной модернизации", придерживается "стратегии мобильности через образование". С. А. Панарин подробно анализирует этот противоречивый процесс, существенно влияющий на этнополитическую ситуацию. В таком анализе я вижу бесспорную заслугу исследователя, поскольку данное явление, в той или иной степени характерное и для других национальных регионов Российской Федерации, редко становится предметом специального изучения. И дело отнюдь не в разоблачении "мифа" о высшем образовании как одной из главных ценностей этнических меньшинств или "титульных этносов". Гораздо более существен итог этой "этнической стратегии социальной мобильности": "в целом концентрация бурят в региональных властных, образовательных, медицинских и научных структурах в полтора-три с лишним раза превышает их долю во всем населении республики" (с. 63).

Можно согласиться с тем, что данная стратегия "удовлетворяет потребность в этносоциальной модернизации", или уточнить эту формулировку С. А. Панарина, определив основной эффект как компенсаторный, оптимизирующий и стимулирующий этническое самочувствие. Но в любом случае необходимо согласиться с итоговым заключением автора: на уровне регионального (не этнического) сознания эта стратегия "не стимулирует индивидуального выбора в пользу тех видов деятельности, доступ к которым не обусловлен групповыми лояльностями, ведет к повышенной концентрации студентов и ученых в отраслях знания, не связанных или слабо связанных с производством, экспериментом, инновацией. Следовательно, задачам социально-экономической реабилитации региона она не отвечает" (с. 69).

Образовательная стратегия социальной мобильности бурятского населения (прежде всего сельского), диспропорциональное представительство бурят в управленческо - непроизводственной сфере, десятилетний социально-экономический кризис - главные факторы конфликтогенеза. Однако этнополитическую ситуацию в Бурятии стабилизируют выезд за пределы республики наиболее активной части русского населения (С. А. Панарин резонно отмечает, что выезжают "наиболее вероятные кандидаты в субъекты межэтнического противостояния"), закрепленный в обществен-

стр. 203

ном сознании исторический опыт сосуществования бурят и русских, формирующееся региональное сознание.

Эти основные факторы стабилизации и конфликтности определяют общий баланс этнополитической ситуации. По мнению С. А. Панарина, "на среднесрочную перспективу следует ожидать сохранения в РБ нынешней этнополитической ситуации" (с. 82), оцениваемой как стабильная. Исследователь признает, что "оптимистический сценарий" может быть разрушен внешними и внутренними дестабилизирующими факторами, а это возлагает на специалистов обязанность дальнейшего серьезного изучения текущих процессов.

Раздел II состоит из работ, посвященных миграционным процессам в Байкальской Сибири. В. Ю. Рабинович в статье "Модель адаптации пришлых этноконфессиональных групп (на примере дореволюционного Иркутска)" (с. 138 - 152) убедительно попытался выявить общие для всех этнических групп закономерности адаптации в Сибири: основные этапы, показатели успешной и неуспешной адаптации (участь второй, по подсчетам автора, постигала не менее трети новоселов, так и не сумевших превратиться в сибиряков), круг "агентов адаптации" и др.

Наиболее крупной в разделе является статья В. И. Дятлова "Миграции, мигранты, "новые диаспоры": фактор стабильности и конфликта в регионе" (с. 95 - 137). Изучаемые автором процессы - результат резкого роста миграционных потоков и превращения России в "страну - реципиента", тем более в условиях, когда советская система организации трудовых миграций и интеграции мигрантов утратила свою роль. Отмечу, что В. И. Дятлов, столкнувшись со значительным разбросом статистических данных, фактически отказался от определения количественных параметров миграции (речь идет об Иркутской области, данные по которой легли в основу статьи). Но это не делает дальнейшие построения автора неубедительными.

В. И. Дятлов сосредоточен на изучении "диаспорализации" - интеграции мигрантов в принимающее общество через группу ("диаспору"), имеющую статус национально-культурного общества (автономии) или иную форму. Исследователь показывает, что в "диаспорализации" заинтересованы и недавно прибывшие мигранты, и укоренившиеся представители национальных меньшинств, и "этнические активисты", и власти.

Одной из важнейших проблем в социальной (этнополитической) стабильности в регионе является роль "новых диаспор". В. И. Дятлов фиксирует поразительное противоречие между мигрантофобскими (ксенофобскими) стереотипами массового сознания, СМИ и реальной ситуацией. Автор даже высказывает предположение о том, что массовое сознание и не испытывает потребности в реалистической информации - его вполне удовлетворяет "не нуждающийся в доказательствах и рациональных объяснениях образ криминального эмигранта" (с. 122). Также интересны, но явно ждут конкретизации мысли В. И. Дятлова о роли "новых диаспор" в региональном политическом процессе.

По мнению автора, "новая миграционная ситуация становится мощным и долговременным вызовом для национальной безопасности". В связи с этим он рассматривает возможные "стратегии ответа на вызов". Отвергая "изоляционистскую" и "игнорирующую" стратегии, В. И. Дятлов считает оптимальной стратегию управления процессом. Он предлагает и список элементов такой стратегии, предупреждая о том, что "она требует огромной, часто незаметной, неэффектной, кропотливой и, главное, повседневной работы" (с. 133, 134).

Подробная, насыщенная интересными фактами статья "Национальное объединение в сибирском городе: форма институционализации этничности и/или инструмент политики властей" (с. 153 - 165) представлена начальником отдела по связям с общественностью Иркутской городской администрации, несомненно, компетентным куратором национально-культурных обществ и автономий - Г. В. Гедвило.

Высокой оценки заслуживает и совместная публикация В. И. Дятлова и Р. Э. Кузнецова ""Шанхай" в центре Иркутска". Экология китайского рынка" (с. 166 - 187). Это - убедительная попытка если не системного, то многоаспектного анализа большого городского рынка как социально-экономического и социокультурного явления. Статья изобилует разнообразными фактами - от количественных показателей торговой деятельности до результатов наблюдений и интервью.

Раздел III посвящен феномену регионального сибирского самосознания. Становление феномена в пределах в основном XIX в. исследует Л. П. Савельева в статье "Истоки сибирского регионального сознания, или о конструировании воображаемой реальности" (с. 188 - 199). Наиболее интересна та часть публикации, в которой автор выясняет, какие "факторы общественной жизни региона подпитывали вызревание региональной идентичности" (с. 194).

стр. 204

Две другие статьи раздела не отражают все разнообразие регионального самосознания, поскольку сфокусированы на "национал - патриотическом" сегменте общественного сознания, т.е., по сути, на региональном варианте шовинизма с неизбежными мотивами мигрантофобии, имперской ностальгии и геополитического интересничания.

Систематизированные интервью с редакторами иркутской "национал - патриотической периодики" - ежемесячника "Литературный Иркутск" и еженедельников "Земля" ("Родная Земля") и "Русский Восток" - представил Д. А. Дорохов (с. 200 - 221).

М. Я. Рожанский в статье "Фантом национальной империи. "Русская партия" в Иркутске" (с. 222 - 248) разрабатывает два интересных сюжета: историю становления и деятельности группы местных интеллектуалов - пропагандистов идей русского этнонационализма (в частности, роль известного писателя В. Г. Распутина) и противоречивые взаимоотношения этой "русской партии" с "партией власти". Последняя охотно использует "национал - патриотическую" риторику как популистский ресурс (выражение М. Я. Рожанского "административный ресурс" в данном случае представляется неточным). В то же время региональная властвующая элита достаточно прагматична, чтобы воздерживаться от практического следования шовинистическим рецептам, чреватого столкновением этнонационализмов и разрушением социальной стабильности как главной ценности и оптимального режима нынешней "управляемой демократии".

В Раздел IV включены две статьи Е. М. Ложниковой "Шелехов - ударная корпоративная стройка" (с. 249 - 257) и ""Умный человек развернется и здесь". Случай Хужира" (с. 279 - 287), Т. Н. Тимофеевой "Ангарск. Моноград - ресурсы социальной энергии" (с. 258 - 269), В. А. Голощапова "Несросшийся поселок" (с. 270 - 273), В. В. Куклиной "Современная сибирская деревня: феномен ретрадиционализации?" (с. 274 - 278), С. Г. Карнаухова ""Точка" как жизненное пространство" (с. 288 - 294), Т. Ю. Шманкевич ""Сжимающийся" город - новая сегрегация" и Э. Г. Цепенниковой "Вооруженные знаниями". Скорее это очерки, а не аналитические работы, поскольку они основаны на наблюдениях и интервью и отражают те социальные перемены, которые проявились в постсоветское время в жизни различных прибайкальских поселений - от промышленных городов Ангарска и Шелехова до небольших поселков и деревень.

При оценке этой серии статей возникает сомнение в адекватности их общего пессимистического тона, тем более что публикации посвящены Иркутской области - наиболее благополучной территории Байкальской Сибири. Так, Е. М. Ложникова пишет о Шелехове, где предприятия Сибирско-Уральской алюминиевой компании, прежде всего Иркутский алюминиевый завод, успешно работают и "вытягивают" город на сравнительно приличный для Сибири уровень социально-экономического благополучия. Однако статья завершается мрачновато-расплывчатым прогнозом: "Хотя завод является гарантом материальной стабильности, жизненные перспективы горожан сужаются, и это в контексте новых требований к качеству жизни, не ограниченных лишь материальным благополучием, влечет за собой проблему кризиса самоопределения города и его жителей" (с. 256). Пессимистические ноты звучат и во второй статье Е. М. Ложниковой, где говорится о том, что значительная часть населения поселка Хужир на байкальском острове Ольхон буквально спаслась от обнищания, сравнительно успешно переориентировавшись на работу в туристическом бизнесе.

Думаю, что при разработке таких тем целесообразно более отчетливо представлять транзитный характер современных социально-экономических процессов, а при прогнозировании учитывать не только реальную, но и альтернативную ситуацию. Иными словами, полезно задаться вопросами: в каком положении оказались бы жители Ольхона, если бы остров не стал привлекательным туристическим объектом? как выглядели бы "кризис самоопределения" и "качество жизни" в Шелехове, если бы он не стал "ударной корпоративной стройкой"?

Оценивая проблемный сборник "Байкальская Сибирь..." можно сожалеть лишь о недостаточном его тираже (300 экземпляров) и о том, что серия книг "Этнополитическая ситуация в Байкальском регионе..." на этом закончилась. Результаты работы коллектива талантливых и энергичных исследователей бесспорны. Я уверен, что эти результаты еще долго будут интересны для этнологов, политологов и сибиреведов.

От редакции. Одна из глав монографии, ставшей предметом рецензии В. А. Кореняко, вызвала заметную и неоднозначную реакцию в научном сообществе Бурятии - той российской республики, которой данная глава, собственно, и посвящена. В октябре 2005 г., т.е. буквально через два месяца после выхода книги в свет, на историческом факультете Бурятского госу-

стр. 205

дарственного университета с участием автора главы С. А. Панарина состоялось ее обсуждение. Специальное обсуждение только одной части обширного исследования - вещь довольно необычная, поэтому редакция журнала сочла возможным опубликовать поступившую к ней обстоятельную рецензию на эту часть одного из участников обсуждения, к.и.н. С. Д. Батомункуева - сотрудника Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН.

Permanent link to this publication: