(?) 2000

Статья первая

Тема "Россия и Азия", рассмотренная не идеологически, не как требуют, например, идеология евразийства или идеология New World Order, а в аспекте геополитики, - это, в значительной мере, тема "Россия в Азии". В 90-е годы XX в., когда США и Северо-Атлантический союз сокрушили в лице СССР сверхдержавное могущество на Евразийском континенте, интерес к вопросам геополитики вновь, как в 1939-J940 гг., заметно возрос.

I

В 1997 г. в США вышла книга Збигнева Бжезинского "Большая шахматная доска" (русский перевод - 1998 г.), рекомендованная самим автором как наставление в "стратегическом управлении геополитическими интересами" на Евразийском континенте для тех, кто выражает волю глобальной сверхдержавы, стремясь к установлению в мире "гегемонии нового типа".

"Евразия, - писал З.Бжезинский, - является шахматной доской, на которой продолжают разыгрывать борьбу за мировое господство... В 1940 г. два претендента на мировое господство - Адольф Гитлер и Иосиф Сталин - заключили недвусмысленное соглашение (во время секретных переговоров в ноябре 1940 г.) о том, что Америка должна быть удалена из Евразии... Каждый из них разделял убеждение, что Евразия - центр мира и тот, кто контролирует Евразию, контролирует мир". Теперь же, писал З. Бжезинский, речь идет о том, чтобы "предотвратить появление на международной арене доминирующей и антагонистичной евразийской державы", и эта задача является центральной в плане способности Америки осуществлять свое мировое господство" (1). И далее: "На огромной... шахматной доске, раскинувшейся от Лиссабона до Владивостока, располагаются фигуры для игры", игроками же, которые двигают фигуры и пешки, являются те, кто вырабатывают и осуществляют планы "американской глобальной гегемонии" (2). Общая площадь "шахматной доски" - почти 49 млн. кв. км, - население - свыше 4 млрд. человек.

Проект "Большая шахматная доска" - не просто литературное упражнение польско-американского ветерана международного фронта. География событий, которые с весны 1999 г. (после нападения Северо-Атлантического союза на Югославию) распространились по дуге Балканы - Кавказ - Средняя Азия, и география того, что З. Бжезинский предлагает считать теперь "Евразийскими Балканами", совпадают. В пояснениях к помещенной в книге карте З. Бжезинский пишет, что "Евразийские Балканы" надо понимать, с одной стороны, как "котел этнических противоречий", а с другой - как "вакуум силы" (3).

стр. 52

А что же на карте?

На карте "Евразийских Балкан" (именуемый так регион очерчен подобием овала) - Армения, Грузия, Азербайджан, ряд районов юга России, Казахстан, Узбекистан, Туркмения, Киргизия, Таджикистан, приграничные районы китайского Синьцзяна, Северный Афганистан, примыкающая к Каспию половина Ирана, северовосточный угол Турции. Другими словами - территории 13 сопредельных государств. Но это не все. "Евразийские Балканы" нарисованы как внутренняя зона, окруженная внешней и тоже "нестабильной" зоной, в которой, однако, говорит З. Бжезинский, "верховным арбитром... выступает американская сила". Здесь, под надзором "верховного арбитра", - дополнительные районы Китая (с захватом части Тибета), северо-западные районы Индии, весь Пакистан, оставшиеся за рубежом "Евразийских Балкан" южные части Ирана и Афганистана, Персидский залив и Аравийское море с соединяющими их проливами, весь Аравийский полуостров. Красное море с примыкающими к нему территориями Эритреи, Судана и Египта, Сирия, Ирак, Иордания, Ливан, Израиль, восточная часть Средиземного моря, Босфор, Мраморное море и Дарданеллы, Черное море, Азовское море, левобережная Украина и, наконец, те районы Российской Федерации, которые в середине XVI в. относились к Крымскому и Астраханскому ханствам.

Так на карте.

В 1994 г. в статье "Преждевременное партнерство" З. Бжезинский выражал опасения по поводу того, что могут сложиться международные отношения, которые "выхолостят Евро-Атлантический союз и сделают Россию, благодаря российско-американскому партнерству, вновь сильнейшим государством Евразии (курсив мой. - В.М.)". Результатом такого поворота событий, предупреждал З. Бжезинский, стала бы утрата плодов победы Запада в "холодной войне". Чтобы не допустить этого, стратегия США в Евразии должна состоять в "поощрении геополитического плюрализма на территории бывшего Советского Союза (курсив мой. - В.М.)" (4), причем независимо от того, в каком направлении пойдет развитие России. На месте бывшего СССР, говорит З. Бжезинский, теперь "черная дыра" (он только умалчивает, что характеристики "черной дыры" придает постсоветскому пространству именно политика "поощрения геополитического плюрализма", т.е. дробления национально-государственных суверенитетов над территорией в интересах ее большей управляемости по законам New World Order).

Отдадим комментарий к выводам и рекомендациям Збигнева Бжезинского Генри Киссинджеру. Усматривая элементы общего в "британской концепции мирового порядка", как она сложилась после Венского конгресса 1815 г., и американской концепции мирового порядка после второй мировой войны, Г. Киссинджер пишет в книге "Дипломатия" (1994), что таким общим было требование "исполнения отдельными нациями ролей, отведенных им согласно генеральному плану (курсив мой. - В.М.)" (5).

Яснее насчет существования и целей "генерального плана" Г. Киссинджер высказался в мемуарах (1979). Он резко обрушился там на де Голля, ставшего из- за его приверженности идеалу национального государства "анафемой" для творцов американской политики. Вашингтон лелеял "мечту" создать такую управляющую структуру, при которой самостоятельное действие отдельного государства стало бы "физически невозможным". Г. Киссинджер сравнивал эту наднациональную структуру глобального господства с большой акционерной компанией, в которой влияние каждого определяется "количеством акций пропорционально доле вклада в общее дело" (6).

"Борьба за мировое господство", которая ведется "согласно генеральному плану", - тема, уходящая на большую историческую глубину. Обострение этой борьбы в середине XIX - начале XX в. привело к появлению геополитической мысли, которая хотя и остается в ряде отношений зашифрованной, в других отношениях опошленной, все же вряд ли может быть исчерпана либо умалена в ее значении.

стр. 53

II

Чтобы выявить основные составляющие того исторического процесса, в ходе которого формировались постоянные геополитические соотношения, вызывая рождение и сшибку геополитических идей, надо сразу отставить в сторону один литературно-идеологический шаблон, который при рассмотрении темы "Россия и Азия" навязывается в качестве нормативной точки зрения. Я имею в виду шаблон "русского империализма" (или "русского экспансионизма"), сработанный так, что в поступательном историческом продвижении России в Азию (неважно - России имперской, коммунистической или посткоммунистической) хотят либо заставляют видеть псевдоморфозу Монгольской империи, чему соответствует устремленность к экспансии по всем направлениям с угрозой для "цивилизации". Шаблон выделан несложно, и, чтобы показать, как он выглядит в громадном количестве произведений, достаточно коротких выдержек, взятых из трех авторов - Генри Киссинджера, лорда Пальмерстона и Карла Маркса. В таком соединении имен нет анахронизма, все трое - так или иначе (Маркс - опосредованно через Дэвида Уркарта) - имели отношение к классической традиции британской геополитики в ее миродержавных устремлениях.

Г.Киссинджер обличает укоренившийся "экспансионизм России в Азии" (на конец XIX в.), неспособность России "умерить... манию новых завоеваний", под влиянием которой Россия продолжала-де "отождествлять свой статус великой державы с территориальной экспансией": она "с жадностью пожирала все больше и больше земель, которые ей были не нужны", и с течением времени "российский аппетит к приобретению азиатских территорий только рос" (7).

Г.Киссинджер подкрепляет себя высказываниями лордов Кларендона и Пальмерстона, первый из которых говорил, что Восточная (Крымская) война Англии, Франции и Турции против России в 50-х годах XIX в. была "битвой цивилизации против варварства", а второй разъясняет, что цивилизация пошла на это потому, что Россия "придерживалась системы всесторонней агрессии на всех направлениях" (8). Ободренный смертью императора Николая I, Пальмерстон в письмах к королеве Виктории так ставил задачи нового этапа военной кампании союзников на черноморско-кавказском театре: "Захват Севастополя, полное уничтожение всего русского флота на Черном море, изгнание русских из Грузии и из всех их опорных пунктов на побережье Черкесии" (9).

Что же касается Карла Маркса, то он в 1856-1857 гг. опубликовал в двух британских газетах серию статей, которые вышли в Лондоне отдельной книгой в 1898 г. под названием "Тайная дипломатическая история XVIII столетия", в СССР же они ни в одно собрание сочинений К.Маркса - Ф.Энгельса не включались по причине их крайней русофобии. Утверждая, что политика Петра I, соединившего силу континентальной державы с морским могуществом, имела целью создание "системы универсальной агрессии (a system of universal agression)", К.Маркс объяснял появление у Петра этой цели следующим образом: "Московия была вскормлена и выросла в кровавой и омерзительной школе монгольского рабства... В конечном счете Петр Великий соединил ловкость монгольского раба с притязаниями монгольского владыки, которому Чингиз-хан передал в наследство по завещанию дело завоевания всей земли" (10).

Оставим шаблон тем, кому он продолжает подавать идеи.

Россия и Азия в такой же мере тема русской, как и мировой истории. Неравномерное и сложно обусловленное продвижение русских в Азию (на юг, восток и юго-восток от московских рубежей) превратило послемонголъскую Русь в Россию, и дело здесь было не просто в смене славянской транскрипции названия "Третьего Рима" на греческую. Это продвижение в Азию, раздвигавшее территориальные пределы управления, сделало основой государственного существования России

стр. 54

единодержавную и самодержавную волю, и оно же - наряду и в связи с синхронно происходившими колониальными захватами европейцев и религиозно- династическими войнами в послереформационной Западной Европе - определило контуры новой, подлинно всемирной эпохи, Нового времени.

В свое время историк Б.Ф.Поршнев задавался вопросом: "Мыслима ли история одной страны?". Даже для небольшого хронологического отрезка и относительно небольшого ареала, которые он изучал (Франция и европейская политика в середине XVII в.), ответ был отрицательным. Для того чтобы в событиях XVII в. что-то понять, говорил Б.Ф.Поршнев, необходим "всемирно-исторический взгляд". Дело в том, что, начиная с эпохи великих географических открытий, "международная торговля (она же международный грабеж) начинает интенсивно конструировать" новый "вид взаимосвязи мировой истории". Это - "синхроническое единство мировой истории (курсив мой. - B.M.)" (11).

Сознавая, что синхронического среза истории в масштабах мира еще никто не делал, что таких книг нет (хотя с начала XVI в. оплетаемый новыми кругосветными коммуникациями мир становился все более достижимым и связанным), Б.Ф. Поршнев еще в 1970 г. сетовал: "Самый зияющий разрыв я обнаружил в искусственном обособлении России от остальной Европы, а также в обособлении "востоковедения", охватывающего историю народов Азии, от всеобщей истории в традиционном смысле - истории Запада (курсив мой. - В.М.)" (12).

Там, где есть "зияющий разрыв", одиноких усилий сугубо недостаточно. Но я убежден, что мифология "русского империализма" ("русского экспансионизма") в большой степени питается тем, что в научной историографии и общественной мысли упомянутый "зияющий разрыв" искусственно и искусно поддерживается.

Ожесточенное соперничество европейских морских держав в борьбе за колониальное господство над миром, трансформация мировой торговли и международных финансов под влиянием громадных объемов серебра и золота, выброшенных на рынок в результате ограбления испанцами, португальцами, голландцами, французами, англичанами обеих Америк, Индии, Китая (китайское серебро в обмен на английский опиум с индийских плантаций) - вот определяющий исторический фон, на котором в XVI-XIX вв. происходит продвижение русских в Азию и то, что сейчас назвали бы управлением геополитическими интересами на таких стратегических направлениях, как ближне-, средне- и дальневосточное.

III

Факты гео-физики планеты могут быть осознаны как величины гео-политики не просто там, где государственная власть привязана к территории, но где она уже переросла рамки городов-государств и речных цивилизаций ранней древности, где сделалось возможным образование так называемых "мировых держав", связывавших территории с разными экономическими потенциалами благодаря тому, что эти державы уже были способны осуществлять контроль за дальними торговыми и военными коммуникациями.

Нетрудно заметить, что первые "мировые державы" - Персидское царство Ахеменидов в VI в. до Р.Х., держава Александра Македонского в IV в. до Р.Х. - складываются в одном и том же неправильном четырехугольнике: вытягиваясь в широтном направлении к востоку от таких важнейших узлов мировых коммуникаций, как черноморские проливы и Суэцкий перешеек, на стыке трех континентов - Азии, Европы и Африки. Этот четырехугольник включает территории от Фракии, средиземноморского побережья Малой Азии и Нижнего Египта на западе до бассейнов Сырдарьи и Инда на востоке, от Черного и Каспийского морей с кавказской перемычной между ними на севере до Персидского залива на юге.

стр. 55

Как не понять тот пафос, с каким в 1868 г. писал об этом "перекрестке всемирных путей" Н.Я. Данилевский, имея в виду географическую точку, в которой император Константин основал в IV в. столицу Восточной Римской империи. "Нет места на земном шаре, могущего сравниться с Константинополем. Нет на Земле другого такого перекрестка всемирных путей... На запад открывается непрерывный морской путь сначала между Европой и Азией, а потом между Европой и Африкой как бы каналом... до самого Западного океана. К югу такой же канал... ведет между Азией и Африкой до Южного океана. На востоке некогда непрерывное море разбилось, правда, на три бассейна: Понта, Каспия и Арала, разделенные широкими перешейками. Но человеческое искусство начинает уже пополнять недоделанное, или, пожалуй, испорченное природою, так как и тут названные моря, железная дорога от Поти до Баку, а со временем, может быть, и Аму, возвращенная в свое старое русло, поведут в самую глубь Азиатского материка. Наконец, на севере Днепр, Дон, соединенный железным путем с Волгою, и Дунай соединяют Константинополь со всеми славянскими землями и ведут в глубь России и Европы" (13).

Восторженность этого описания, наверное, следует умерить. На всемирных перекрестках пути торговли становятся путями войны. Десять лет спустя после того, как Н.Я. Данилевский написал эти слова, русские армии, победоносно завершив войну с Турцией 1877-1878 гг., стояли на Босфоре, у Константинополя. Но они не стали брать город и не заняли босфорскую позицию, которая - в отличие от наступательной дарданелльской - была для русских оборонительной; в Дарданеллы спешно вошли английские броненосцы. Еще 55 лет спустя (в 1933 г.) Освальд Шпенглер, подчеркивая, что "мы вступили в эпоху мировых войн (курсив мой. - В.М.)", которая "началась в XIX веке", добавит к этому: "...эпоха уже созрела для I мировой войны к 1878 году - тогда, когда русские стояли у ворот Константинополя" (14).

География, которую имеет в виду геополитическая мысль, - это не физическая география суши и моря; это география коммуникаций международной торговли и международной войны, география территорий sea powers и land powers, морского и сухопутного владычества, подверженного историческим переменам.

А.Е. Снесареву принадлежит мысль о том, что в геополитике "история опровергает географию и должна быть выслушана" (15). Так происходит не всегда, но, поскольку все же происходит, в этом торжестве духа над материей можно усмотреть объяснение тому, почему открытие географической оси истории столь мощно и универсально повлияло на весь ход истекшего столетия.

IV

В 1904 г. одновременно с началом на Дальнем Востоке войны между Японией и Россией и началом работ военного ведомства США по прокладке через Панамский перешеек канала, соединяющего Атлантику с Тихим океаном, преподаватель исторической и политической географии университетов Оксфорда и Лондона Хэлфорд Джон Маккиндер (1861-1947) представил Королевскому географическому обществу доклад "Географическая ось истории", а русский географ Александр Иванович Воейков (1842-1916) опубликовал в "Известиях Императорского Русского географического общества" работу "Будет ли Тихий океан главным торговым путем земного шара?".

Геополитическая мысль XX в. (как ее излагают учебники) удержала в качестве своей классики только труд Х.Д. Маккиндера. Сравнимая по классу, по составу идей работа доктора философии Геттингенского университета и действительного члена Императорского Русского географического общества А.И. Воейкова, казалось, канула в неизвестность. Но есть по крайней мере два обстоятельства, побуждающие сближать эти два синхронных выступления, две, так сказать, формулы 1904 года.

стр. 56

Первое обстоятельство. В ноябре 1940 г., когда В.М. Молотов вел в Берлине переговоры с германским руководством, в Москве была подписана в печать небольшая брошюра "Александр Иванович Воейков". На фоне сухих биографических данных в брошюре была выделена как одна из крупных идей А. И. Воейкова та, которую сам он выразил формулой "Большая ось континента" (16). Такое напоминание о совпадении воейковской идеи континентальной оси с идеей оси у Маккиндера в ноябрьские дни 40-го не могло быть случайным.

Второе обстоятельство, касающееся судьбы идей русского географа, состоит в том, что Воейков, по распоряжению императора Александра III, был человеком, готовившим научную программу 10-месячного путешествия на Восток наследника российского престола Николая Александровича (будущего императора Николая II). Путешествие наследника-цесаревича состоялось в 1890- 1891 гг. Если взглянуть на маршрут (в числе основных пунктов - Порт-Саид, Каир, Суэц, Аден, Бомбей, Лахор, Калькутта, Мадрас, Коломбо, Гонконг, Кантон, Нагасаки...) (17), он выглядит как рекогносцировка баз и тылов Британской империи. Это тот маршрут, который двумя-тремя годами раньше вызвал "чувство гордости за свою нацию" у Джорджа Керзона; будущего вице-короля Индии восхитила "эта цепь крепостей от Испании до Китая, опоясавшая половину земного шара" (18).

А что же Маккиндер? В англо-саксонском мире его "Географическая ось истории" была забыта на 35 лет. Вспомнили о ней в августе 1939 г.: ось Берлин - Москва, реализованная договором о ненападении между Германией и СССР, в точности воплотила то, что предсказал Маккиндер в 1904 г. Вероятно, это произошло потому, что Маккиндера все же прочитали. Одним из прочитавших был генерал и географ Карл Хаусхофер (1869-1945): ось Берлин-Москва стала торжеством дела его жизни. Многое сплелось в этом невероятном узле: расшифровка Хаусхофером маккиндеровской криптографии ("...Я никогда, - говорил он о "Географической оси истории", - не видел ничего более значительного, чем этот небольшой геополитический шедевр") (19); ставшее судьбоносным посещение Хаусхофером в 1923 г. в мюнхенской тюрьме Р. Гесса (который был его адъютантом во время первой мировой войны) и А. Гитлера; регулярная с 1924 г. (когда Хаусхофер основал в Мюнхене Институт геополитики и "Геополитический журнал") отправка результатов важнейших хаусхоферовских разработок И.В. Сталину (20).

Что же представлял собой "небольшой геополитический шедевр"? Ответ не уложится в одну статью, тем более в одну фразу, но ключ к поискам ответа дал сам Маккиндер. Это было в конце его жизни, летом военного 1943 года.

Издаваемый Советом по международным отношениям журнал "Foreign Affairs" обратился к Маккиндеру с вопросом, не утратила ли свое значение в условиях современной войны и новейших вооружений (1943) сформулированная им еще в 1904 г. стратегическая концепция Хартлэнда (the Heartland), или материковой сердцевины мира. Маккиндер начал ответ издалека - с рассказа о той международной обстановке, в которой родилась геополитическая формула 1904 года. Ко времени победы Германии во франко-прусской войне 1870-1871 гг., сказал он, "никто еще не бросал вызов превосходству Британии на морях и единственной опасностью для ее заокеанской империи была тогда позиция России в Азии (the Asiatic position of Russia)". В то время, продолжал Маккиндер, "лондонские газеты в каждом слухе из Константинополя и каждом волнении племен Северо-Западной Пограничной провинции Индии видели доказательство русской интриги. Господство Британии на море и господство России на континенте находились в центре международных отношений" (21). Но через 30 лет в разряд великих держав вышли Германия и США. Программа строительства в Германии военно-морского флота означала, подчеркнул Маккиндер, что "нация, уже обладавшая крупнейшей организованной сухопутной силой и занимавшая центральное стратегическое положение в Европе, была готова присоединить к этому морскую

стр. 57

силу, достаточно значительную, чтобы нейтрализовать господство Британии в океане" (22).

Далее Маккиндер процитировал в статье 1943 г. свой же вывод 1904 г., всецело сохранявший для него значение: "Изменение баланса сил в пользу осевого государства (the pivot state) в результате его экспансии в направлении периферийных районов Евразии позволит использовать громадные ресурсы континента для строительства флота, и тогда господство над миром (the empire of the world) станет осязаемым и зримым. Замена контроля русских над глубинными районами континента на какой-либо иной не изменит географического значения осевой позиции (the pivot position). Если, к примеру, Китай, используя японскую организацию, развалит Российскую империю и завоюет ее территорию, на этом месте возникнет желтая угроза всемирной свободе, так как в таком случае Китай соединит преимущество широкого выхода в океан с ресурсами великого континента" (23).

И новый вывод 1943 г.: "По рассмотрении всех обстоятельств совершенно неизбежен вывод, что, если Советский Союз выйдет из этой войны победителем Германии, он может стать величайшей континентальной державой земного шара. Более того, он будет державой, удерживающей наиболее сильную стратегическую позицию. Материковая сердцевина мира (the Heartland) - это крупнейшая естественная крепость на Земле. Впервые в истории в этой крепости расположен гарнизон, достаточный для ее удержания и в численном, и в качественном отношении" (24).

А теперь вернемся от этой маккиндеровской статьи на три года назад, в ноябрь 1940 г. Генерал Хаусхофер пишет: "Реализация евразийской континентальной политики, которая объединяет Центральную Европу, ставшую наконец компактным геополитическим целым, новообразованный русский блок и перестроенную под руководством Японии Восточную Азию, стала окончательно возможной... Все, что требуется от России, - это признать право Индии на самоопределение и поддержать шаха Ирана, когда он потребует нефтяные месторождения и Абадан. Кроме того, если Турция задумает обмануть (double- cross) Россию, России будет достаточно освободить армян и курдов и развить наступление на Киркук, перерезая англичанам линии жизнеобеспечения" (25).

Генерал Хаусхофер роковым образом ошибся. В самом конце 1940 г. Гитлер подписал план "Барбаросса" с директивой о подготовке нападения на СССР, и реализация "евразийской континентальной политики", как ее видел Хаусхофер, стала окончательно невозможной.

V

Открытие Маккиндера, сделанное им в 1904 г., состояло в том, что в истории существуют постоянные стратегические (военно-стратегические) факторы, которые определяют борьбу за мировое господство (the empire of the world) независимо от эпохи и уровня ее технического развития. В то же время открытие Маккиндера имеет точную историческую локализацию: оно могло приобрести свое значение и вообще быть сделанным лишь в тот период, который можно рассматривать как верхний хронологический предел "Нового времени".

В 1904 г. Маккиндер фиксировал переломный характер времени и эпохальность самого перелома. Он обозначил современное ему состояние международных отношений как конец 400-летней "Колумбовой эпохи (the Columbian epoch)", которая, писал он, закончилась "вскоре после 1900 г." Существенной характеристикой завершившейся эпохи была "экспансия Европы", достигшая за 400 лет физического предела: мир до самых отдаленных уголков стал объектом "фактически полного политического присвоения" (26). Из этого для Маккиндера вытекали два вывода.

Во-первых, если в XVI в., во времена Елизаветы Тюдор и Ивана Грозного, борьба

стр. 58

англичан с испанцами на морях и одновременно продвижение русских в глубь Евразии, разрывавшее полукольцо окружения Московского государства Сибирским, Казанским и Астраханским ханствами, могли происходить независимо друг от друга, то отныне, в условиях наступившего "пост-Колумбова века (post-Columbian age)", международные отношения имеют вид "закрытой политической системы... глобальных размеров (a closed political system... of world- wide scope)". Таким образом, никакой социальный взрыв, никакое потрясение или изменение баланса сил не имеют больше шансов угаснуть в "неизведанном пространстве и хаосе варварства", но сильнейшим образом сдетонируют хотя бы и с "противоположного конца земного шара" (27).

Во-вторых, это новое состояние мира только и сделало возможным "установить с определенной полнотой корреляцию между широкими географическими и широкими историческими обобщениями в масштабе всего мира", и, следовательно, мы можем теперь вывести "формулу географической причинности во всемирной истории (курсив мой. - В.М.)" (28).

"Географическая ось истории", "осевая территория (the pivot area, the pivot region)", она же "материковая сердцевина мира (heartland или Heartland)", "осевая позиция", "осевое государство" - элементы этой формулы. Чрезвычайно существенным элементом является "Колумбова эпоха", то, начало чему положили "великие мореплаватели поколения Колумба", в глазах Маккиндера - "революция", смысл которой в том, что она "перевернула отношения Европы и Азии". До этой революции "державное могущество Евразийского континента (the Euro-Asiatic land-power)" угрожало "самому существованию Европы". Теперь Европа "более чем в 30 раз увеличила площадь морей и прибрежных территорий, к которым она имеет доступ", и таким образом получила возможность "в известной степени нейтрализовать стратегическое преимущество центральной позиции степных кочевников путем давления на них с тыла" (29).

Маккиндер устанавливает отношение эквивалентности между народами евразийской степи и русскими как силами, которые исторически воплощали "державное могущество Евразийского континента" и в этом качестве извечно угрожали "самому существованию Европы". В его изложении Россия в дальних казачьих экспедициях, затем в потоке крестьян-переселенцев на юг вышла "из своего прежнего заточения в северных лесах" (30) и, когда она выходит "из лесов", "Россия занимает место Монгольской империи (курсив мой. - В.М.)" (31).

Теперь та грозная и мобильная сила, какую представляла собой конница степняков, многократно возрастает, так как в распоряжении евразийского осевого государства уже не лошадь и верблюд, а такое средство коммуникации, как "трансконтинентальные железные дороги". Оценивая Великий Сибирский рельсовый путь как новое оружие в руках "мобильной сухопутной державы", Маккиндер подчеркивал, что "не пройдет и столетия, как вся Азия покроется железными дорогами". Тогда на "пространствах Российской империи и Монголии" неизбежным образом возникнет "обширный экономический мир", который будет развиваться, оставаясь "недоступным для международной торговли морских держав" (32).

Таким образом, говорит Маккиндер, даже беглый обзор больших потоков истории выявляет "определенное постоянство некоего географического соотношения", суть которого состоит в том, что "осевым пространством мировой политики является недоступная для морского судоходства обширная область Евразии, которая в древности была открыта для конных кочевников, а сегодня покрывается сетью железных дорог" (33).

"Россия как осевое государство (the pivot state, Russia)" занимает место Монгольской империи там, где "ее давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию, Китай замещает набеги степняков из центра на периферию". The empire of the world, господство над миром, окажется достижимым в том случае, если

стр. 59

"союзником России станет Германия", ибо "в масштабе мира Россия занимает такую же центральную стратегическую позицию, как Германия в масштабе Европы". Разве что (оговариваясь, что такая возможность маловероятна, Маккиндер, однако, счел небесполезным на ее существование указать), - разве что "какая-нибудь неисключаемая социальная революция изменит существо отношения России к большим географическим пределам ее бытия" (34).

"Формула географической причинности во всемирной истории" Хэлфорда Джона Маккиндера вобрала, скажем так, две весьма неравноценные части. Значение основных выводов о том, что геофизическая данность планеты задает постоянные соотношения больших исторических процессов и, таким образом, у всемирной истории есть географическая ось, что мир имеет материковую сердцевину и располагается она в центральной части крупнейшего континента Евразии, что увеличение территориальных пределов осевого государства ведет к мировому господству, - значение этих выводов не переоценить, они непреходящи. (Бжезинский, используя эти выводы, лишь перелагает их языком эпигона, по принципу "кое-что из Маккиндера".)

Но есть в маккиндеровской формуле 1904 года и другая часть. Англичанин, выросший в воздухе викторианской эпохи, он был запрограммированно антирусским. Во второй статье я покажу, как, занимая в 1919-1920 гг. официальный пост британского Верховного комиссара Юга России, он пытался на гребне совершившейся-таки "социальной революции" изменить "существо отношения России к большим географическим пределам ее бытия".

Но сегодня важнее не та или иная иллюстрация, даже поучительная, важнее все- таки понять, где и в чем "история опровергает географию", а вернее, географа Маккиндера, к числу "широких обобщений" которого относились выводы о том, что европейская цивилизация - это "результат многовековой борьбы против нашествия Азии" или что "Колумбову эпоху" открыли "первые ходы в игре, разыгранные конными казаками Ермака и мореходами Васко да Гамы" (35).

VI

Дело не только в том, что Ермак двинулся на восток воевать Сибирское ханство 83 года спустя после плавания Васко да Гамы в Индию и ни в какой "игре" с ним не участвовал. Дело и не в том, что Колумбовой эпохи, строго говоря, не было: Колумб не знал, что он открыл Америку, а умер в уверенности, что, плывя на запад, достиг берега вожделенной Индии. (Если говорить об эпохе, которую имеет в виду Маккиндер, начало ее правильнее отнести к 1522 г., когда по завершении плавания Магеллана в Европе осознали настоящие размеры земного шара и планета впервые была опознана в реальном физическом измерении.)

Речь о том, почему Маккиндер, создавая образ "Колумбовой эпохи", ни словом не обмолвился о крупнейшем историческом событии, которому мы и обязаны великими географическими открытиями. Событии, по причине которого Колумбу и его европейским современникам нужны были только Индия и только морской путь в Индию.

Таким событием "крупного мирового значения", "необходимым звеном" в понимании всеобщей истории и истории Европы (36), было продвижение турок- османов на запад и создание колоссальной Османской империи. Турки-османы, захватив в 1453 г. Константинополь и покорив Малую Азию, Сирию, Северную Аравию, дальше двинулись в двух направлениях - на Балканы и в Северную Африку. В результате торговые коммуникации Европы с Индией были перерезаны.

Возможно, западное историческое сознание стремится вытеснить связь между рождением страсти к "великим географическим открытиям", когда в Европе

стр. 60

стремились "открыть" Индию, и тем фактом, отмеченным Ф. Броделем, что "торговля на дальние расстояния... создавала сверхприбыли" (37). Но эту связь, видимо, не следует сбрасывать со счетов при уточнении "формулы географической причинности во всемирной истории" и выяснении вопроса о том, кем, на каких направлениях, с какими целями осуществлялось проникновение в глубь Азиатского континента в Новое время и как в этом процессе вырабатывалось отношение России к географическим условиям ее исторического бытия.

Итак, одна из самых существенных черт начинающегося Нового времени - геополитически значимое смещение путей международной торговли в масштабе мира. В результате Средиземное море лишилось того "первенства", которое, как писал А.И. Воейков, делало его "главным торговым путем нашей планеты в течение 30 веков до конца XV столетия" (38). Создатель "географической теории" прогресса и социального развития" коммунист-анархист Л.И. Мечников описывал эпоху, начавшуюся на грани XV-XVI вв., как "атлантическую эпоху" с протяженностью от плавания Колумба до "золотой лихорадки в Калифорнии, на Аляске, широкого развития английского влияния в Австралии, русской колонизации берегов Амура и открытия для европейцев портов Китая и Японии" (39), т.е. до 50-х годов XIX в.

Все так. Но в методологии поршневских поисков "синхронического единства мировой истории" мы должны - вместе с созданием в это время могущественного государства Османов - выделить еще одно важнейшее событие: "атлантическая эпоха", если посмотришь на нее не из Западной Европы, а из Восточной, - это, как говорил Н.М. Карамзин, "Иоаннов век" (40): в годы правления царя Ивана III (1462 - 1505) наступает, по выражению историка А.Е. Преснякова, "момент крупнейшего исторического значения для Восточной Европы"; на ее просторах "слагается новая система международных отношений (курсив мой. - В.М.)", главным фактором которой выступает Московское государство, завершающее "вековую работу над объединением Великороссии" (41). Н.М. Карамзин передает это так: "...Отселе наша история принимает достоинство истинно государственной... Образуется держава сильная, как бы новая для Европы и Азии... Иоанн, рожденный и воспитанный данником степной Орды... сделался одним из знаменитейших государей в Европе... от Рима до Царяграда, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни императорам, ни гордым султанам... Иоанн III... есть герой не только российской, но и всемирной истории" (42).

Н.М. Карамзин, выпустивший "Историю Государства Российского" в 1818 г., через три года после Венского конгресса, и целиком посвятивший Ивану III один из 12 авторских томов своего труда, заканчивает описание его царствования выразительным сравнением. "Колумб открыл новый мир, привлекательный для хищного корыстолюбия и торговли... и Васко да-Гама, оставив за собою мыс Доброй Надежды, с таким же восторгом увидел берег Индии... Сии два события, обогатив Европу... имели сильное влияние на судьбу держав", но "в то время, как Васко да-Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин... некто Афанасий Никитин... уже купечествовал на берегах Малабара и беседовал с жителями о догматах их веры" (43).

VII

Эпохальный всемирный перелом на начальных рубежах Нового времени знаменуется, таким образом, не сделанным по недоразумению Колумбовым открытием Америки в 1492 г., а синхроническим единством цепи таких событий, как: продвижение на запад турок-османов и создание - на "перекрестке всемирных путей" - крупнейшей в тогдашнем мире Османской империи; складывание Великорусского государства, окончательно освобождающегося в 1480 г. от власти Орды и становящегося ядром новой системы международных отношений в восточной части Европы; перемещение путей международной торговли из Средиземного моря в Атлантический океан.

стр. 61

Успехи турецкого оружия при султане Селиме (1512-1520), подчинившем Восточную Анатолию, Армению, Курдистан, северный Ирак, Сирию, Палестину, Египет, Хиджаз, совпали в Западной Европе с началом Реформации (1517) - того движения, которое А. де Токвиль назвал "великой революцией XVI века" (44), Ф.И. Тютчев - "великим погромом XVI века" (45).

Синхрония этих событий возродила в главных центрах католической Европы (Римская курия и дом Габсбургов) "намерение использовать Россию в плане организации крестового похода против турок" (46).

В 1513 г. папа Лев Х Медичи призывал Великого князя Московского Василия III к завоеванию Константинополя; в 1518 г. Лев Х провозгласил даже перемирие всех воюющих государств Европы "для организации очередной антитурецкой коалиции" (47). Но воевать с Османской империей за интересы Римского престола Москва не желала, так же как она отвергала церковную унию с "латинским" Западом.

Только в режиме одновременности с планами императоров "Священной Римской империи" Максимилиана I и Карла V по созданию универсальной христианской монархии Запада и организации крестового похода против турок можно в полной мере понять возникновение идеи "Третьего Рима" ("два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти"). Изложенная в послании старца Псковско- Елеазарова монастыря Филофея великокняжескому дьяку М.Г. Мисюрю Мунехину около 1523-1524 гг., эта идея была одной из первых разработок проблематики соединения русской истории с мировой (48).

В учении старца Филофея получила православное выражение старая идея translatio imperii, переноса Империи, будоражившая Запад во времена Карла Великого, Карла V, Людовика XIV. У псковского старца важна сугубо историософская окраска идеи: не экспансия, не расширение физико- географических границ, а "протяженность во времени последнего христианского царства", имеющего "параметры не географического, но духовного пространства" (49).

В первой трети XVI в., как подчеркивает современный исследователь-архивист, идея "Третьего Рима" не имела политического содержания и не определяла внешнеполитическую программу. Доказательство тому - отказ Москвы, несмотря на завоевание турками Константинополя, "от предложений папы и императора присоединиться к антитурецкой коалиции европейских держав" (50). Впервые понятия борьбы "за константинопольскую вотчину", "константинопольское наследие" зафиксированы в документах не русского, а западного происхождения: в грамоте венецианского сената 1473 г. и в предложениях папского посланника, привезенных в Москву в 1519г. (51)

Очень вероятно, что в отказе Москвы от предложений Римского престола создать единый фронт против Османской империи присутствовала мысль, которую впоследствии выразил Ф.И. Тютчев: турки "заняли православный Восток, чтобы заслонить его от западных народов" (52). Ведь в идее "Третьего Рима", как она выражена у старца Филофея, есть одна важная причинная связь: падение Византии объясняется не захватом Константинополя турками в 1453 г., а от- падением византийских греков в унию с Западом на Флорентийском соборе 1439 г.: "Гречьское царство разорися... понеже они предаша греческую веру в латынство". И напротив: "...агаряне Гречьское царство приаша, но веры не повредиша" (53).

Некоторое время спустя после этого, со второй половины XVI в., проникновение "на территорию огромного материка Азии" (54) начнут англичане, и проникновение будет осуществляться не только с юга, как отмечал описавший этот процесс А.Е. Снесарев, но и - поначалу даже главным образом - с севера. Осевое Русское государство займет в планах и практике английской экспансии в Азию место главного препятствия и главного объекта внимания.

стр. 62

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Z.Brzezinski. The Grand Chessboard. American Primacy and Its Geostrategic Imperatives. N.Y., 1997, p. XIV.

2 Ibid., p. 35

3 Ibid., p. 123-124.

4 Z. Brzezinski. The Premature Partnership. - Foreign Affairs. Vol. 73. 1994, No. 2, p. 79.

5 Г. Киссинджер. Дипломатия. М., 1997, С. 68.

6 Н. Kissinger. White House Years. Boston-Toronto, 1979, p. 104-105.

7 Г. Киссинджер. Указ. соч., с. 129.

8 См.: там же, с. 86.

9 В. Connell. Regina v. Palmerston. The Correspondence between Queen Victoria and Her Foreign and Prime Minister, 1837-1865. L., 1962, p. 121, 123.

10 К. Marx. Secret Diplomatic History of the Eighteenth Century and the Story of the Life of Lord Palmerston. Ed. by L. Hutchinson. L., 1969, p. 121, 123.

11 Б.Ф. Поршнев. Франция, английская революция и европейская политика в середине XVII века. М., 1970, с. 13, 15, 16, 23.

12 Там же, с. 31.

13 Н.Я. Данилевский. Россия и Европа. СПб., 1995, с. 310.

14 О. Spengler. Jahre der Entscheidung. Deutschland und Weltgeschichtliche Entwicklung. Miinchen, 1933, S. 16.

15 Цит. по: О. Зотов. Источники испытывают жажду (геополитика и архивное востоковедение на пороге XXI века). - Анналы. Вып. III. Материалы научной конференции "Снесаревские чтения" (15-17 декабря 1995 г.). М., 1996, с. 14.

16 П.И. Некрасов. Александр Иванович Воейков. Климатолог и географ. М., 1940, с. 18.

17 См.: Э.Э. Ухтомский. Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. 1890-1891. Ч. I-VI. СПб., 1893-1896.

18 Цит. по: D. Gilmour. Curzon. L., 1994, p. 68.

19 Цит. по: W.H. Parker. Mackinder. Geography as an Aid to Statecraft. Oxford, 1982, p. 159.

20 См.: В. Nicolaevsky. Russia, Japan and the Pan-Asiatic Movement to 1925. - The Far Eastern Quarterly. Vol. 8. 1949, No. 2, p. 259-295.

21 H.J. Mackinder. The Round World and the Winning of the Peace. - H.J. Mackinder. Democratic Ideals and Reality. With Additional Papers. Ed. by A.J. Pearce. N.Y., 1962, p. 265.

22 Ibid., p. 266.

23 Ibid., p. 267.

24 Ibid., p. 273.

25 Цит. по: A. Dorpalen. The World of General Haushofer. Port Washington (N.Y.), 1942, p. 155,217.

26 H.J. Mackinder. The Geographical Pivot of History. - H.J. Mackinder. Democratic Ideals and Reality, p. 241, 242.

27 Ibid., p. 242.

28 Ibid.

29 Ibid., p. 257, 258.

30 Ibid., p. 259.

31 Ibid., p. 260.

32 Ibid.

33 Ibid.

34 Ibid., p. 261, 262.

35 Ibid., p. 241, 244.

36 E.B. Тарле. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV-начало XIX в.). М.-Л., 1965, с. 23.

37 Ф. Бродель. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. Игры обмена. Т. 2. М., 1988, с. 403.

38 А. И. Воейков. Будет ли Тихий океан главным торговым путем земного шара? СПб., 1911, с. 1. Л.И. Мечников. Цивилизация и великие исторические реки (Географическая теория прогресса и социального развития). М., 1924, с. 143.

40 См.: Н.М. Карамзин. История государства Российского. Т. VI. М., 1993, с. 430.

41 А.Е. Пресняков. Образование великорусского государства. М., 1998, с. 304-305.

42 Н.М. Карамзин. Указ. соч., с. 230, 415, 418.

43 Там же, с. 417,430,431.

44 См.: А. де Токвиль. Старый порядок и революция. М., 1997, с. 120.

стр. 63

45 См.: Ф.И. Тютчев. Папство и Римский вопрос с русской точки зрения. - Ф.И. Тютчев. Россия и Запад. Книга пророчеств. М., 1999, с. 39.

46 Н.В. Синицына. Третий Рим. Истоки и эволюция средневековой концепции. М., 1998, с. 216.

47 Там же, с. 217.

48 См.: там же, с. 323.

49 Там же, с. 242, 328.

50 Там же, с. 327-328.

51 См.: там же, с. 328.

52 Ф.И. Тютчев. Россия и Запад..., с. 103.

53 Н.В. Синицына. Указ. соч., с. 342.

54 А.Е. Снесарев. Индия как главный фактор в средне-азиатском вопросе. СПб., 1906, с. 2.

(Продолжение следует)

Permanent link to this publication: