В статье рассматривается введение в должность вассальных монархов в России XVII-XIX вв. Центральное правительство постоянно следило за ситуацией в присоединенных землях и старалось не допускать опасного усиления их правителей, лишенных полновластия. Фигура вассального правителя была полезна правительству в качестве символа терпимости власти к этническим традициям народов, демонстративного уважения к их исконным жизненным устоям. Церемония интронизации правителя, зависимого от русского царя, была важной частью российской политики. Она была призвана совместить внушение подданным величия и мощи России с демонстрацией благосклонности императора к новому вассальному назначенцу. При вступлении в должность подвластного России правителя обычно соблюдались традиционные, принятые в зависимых владениях обрядовые процедуры, а высшая власть только подтверждала и утверждала (или не утверждала) такое избрание или назначение. Происхождение полномочий правителя как от "избрания" своим народом, так и от воли царя превращало московского/петербургского протеже в проводника политики центра, в орудие адаптации своих соплеменников к российской государственности.

Ключевые слова: этническая политика, империя, ханство, протекторат, вассалы, инвеститура, интронизация.

Владения с монархическим правлением или с традиционным единоличным лидерством в составе России появлялись, как правило, в ходе и по мере территориального расширения государства. Это Младший и Средний казахские жузы, политические образования Сибири и Кавказа во главе с "князьями" разных рангов и титулов, малороссийская Гетманщина (1654 - 1764), покровительствуемые империей Картли-Кахетинское царство (1783 - 1801), Бухарский эмират (протекторат в 1873 - 1917 гг.), Хивинское ханство (протекторат в 1868 - 1917 гг.), Урянхайский край (протекторате 1914 - 1917 гг.). Квазигосударственными структурами иного рода были Касимовское царство (середина XV в. - 1681 г.), Калмыцкое ханство (1664 - 1771) и Букеевская, или Внутренняя, Орда (1812 - 1876). Они образовались с санкции российских властей или их самостоятельное формирование на подвластных России территориях было одобрено правительством.

Неукоснительным принципом существования и правления вассальных государей было признание верховенства русского царя. Он давал окончательную инвеституру и определял пределы полномочий своих протеже. На иерархической лестнице Московского государства и Российской империи такие правители формально числились в рядах высшей элиты государства, независимо от их реального политического влияния и авторитета среди подданных. Как формулировал хивинский хан в письме начальнику Амударьинского отдела в начале 1890-х гг., "...оба мы слуги Белого царя. Вам он

стр. 5
поручил управление народом правого берега [Амударьи], а я по его воле управляю народом левого берега" [Центральная Азия..., 2008, с. 302]1.

Центральное правительство постоянно следило за ситуацией в присоединенных землях и старалось не допускать опасного усиления их правителей, лишенных полновластия. Преждевременное лишение их полномочий могло бы вызвать недовольство подданных, которые были воспитаны в традиционной политической культуре и воспринимали своего полусамостоятельного лидера как законного, "природного" предводителя народа, пусть и подчиняющегося русским. Фигура вассального правителя была полезна правительству и в качестве символа терпимости власти к этническим традициям народов, демонстративного уважения их исконных жизненных устоев. Идеальной схемой было бы чисто формальное присутствие его на отеческом троне в покорном послушании провинциальным российским управленцам, в страхе перед интригами соперников и немилостью царя.

Принципом отношения к вассальным государям можно считать рекомендации Екатерины II в послании симбирскому и уфимскому генерал-губернатору О. А. Игельстрому от 12 ноября 1786 г., где говорилось о тактике по отношению к казахским ханам: "...Полезнее держаться... мнения о умножении их числа и чтоб каждый из таковых ханов не был силен в орде и зависел от нас, как и прочие подчиненные вам в губернии и по уездам" [Сулейманов, Басин, 1981, с. 177]. Ранее астраханский губернатор А. П. Волынский, добившись разделения калмыков на враждующие группировки, ссылался на завет Петра I в отношении этого народа, "ханская власть чтоб была не в одних ханских руках" [Батмаев, 2002, с. 81]. Однако установку на раскол этнических элит можно считать долговременной стратегической задачей. В повседневной политике практиковалось многообразное сотрудничество. Одной из важных его форм была интронизация вассальных правителей.

При вступлении в должность подвластного России правителя обычно соблюдались традиционные, принятые в зависимых владениях обрядовые процедуры, а высшая власть только подтверждала и утверждала (или не утверждала) такое избрание или назначение.

Правители калмыков в конце XVII-ХVIII в. (ханы и некоторое время наместники) избирались по древним монгольским обычаям на собраниях знати. Нередко возникали распри и междоусобицы по поводу кандидатур, но обрядовая сторона - выбор по воле аристократического собрания - оставалась неизменной. "Вся калмыцкая орда имеет одного начальника, который называется ханом, - писал проехавший через Калмыцкую степь академик И. И. Лепехин на рубеже 1760 - 1770-х гг. - Ханы выбираются по собственному их (калмыков. - В. Т.) изволению и с согласия первенствующей знатности; однако к сему требуется и соизволение российского двора" [Полное собрание..., 1821, с. 333]. Однако по мере утраты ханством самостоятельности нарастало вмешательство столичных, и особенно астраханских, властей в его внутренние дела, в том числе в вопрос о замещении и наследовании должности хана. Для принуждения народа принять кандидатуру правителя, угодную российскому начальству, иногда приходилось вводить на территорию ханства войска и посылать по улусам казачьи разъезды. Последний хан Убаши был провозглашен по сценарию, полностью разработанному русской стороной. Это был один из тех признаков угасания калмыцкой государственности, который (в числе прочих факторов) привел к откочевке большинства народа в Джунгарию в 1771 г.

Восшествие на трон в глазах калмыков оказывалось легитимным, если оно не только утверждалось императорским указом, но и имело другое важнейшее основание - инвеституру от Далай-ламы, главы тибетской ветви буддизма. Вместе с грамотой о присвоении ханского звания и тронного имени из тибетской столицы Лхасы в Калмыцкую степь привозили новую печать. Для оглашения воли тибетского иерарха ставилась

1 Здесь и далее в цитатах выделено мною. - В. Т.

стр. 6
"бурханная кибитка", и священнослужитель-гелюнг торжественно, в присутствии русского чиновника, вручал избраннику ханские инсигнии (о них см. ниже). Обычно считается, что это началось с интронизации Аюки в 1690 г., получившего титул и печать от VI Далай-ламы (хотя есть мнение, что еще в 1650 г. V Далай-лама удостоил этим званием его деда Дайчина). Дарование права на престол из двух источников нисколько не смутило Аюку. Наоборот, вдвое увеличился его авторитет среди равновеликих ему дотоле тайшей. "Святитель Далай-лама пожаловал Аюке ханское достоинство (хан доло) и печать (тамга)... - гласит анонимная калмыцкая хроника XVIII в. - Хотя Аюка и был данником (албату) русского царя, но, не извещая его, принял своей властью это высокое ханское титло" [Лунный свет, 2003, с. 116 - 117].

В феврале 1737 г. русское правительство объявило ханом Дондук Омбо, но он не смел так титуловать себя, поскольку не получил волеизъявления буддийского первосвященника. В такой же ситуации оказался и следующий хан - Дондук Даши. А их предшественник и дядя, Церен Дондук, чувствовал себя уверенно, поскольку обрел от главного ламы и ханскую печать, и сакральное тронное имя Дайчин Шаса Бюджа-хан [Батмаев, 2002, с. 93; Бичурин, 1991, с. 103; Курапов, 2007, с. 96, 156, 168, 169, 189, 190; Пальмов, 1927, с. 164]. Легитимация ханского звания Тибетом была необходима для обеспечения лояльности к хану со стороны калмыцкой знати. Нойоны и зайсанги соглашались подчиняться только правителю, статус которого был подтвержден всеми тремя источниками законности: избранием съезда князей, российской и тибетской инвеститурами.

Утверждение российскими монархами казахских ханов началось в конце 1740-х гг., когда на трон Младшего жуза после смерти Абулхайр-хана взошел его сын Нурали. С тех пор провозглашение ханов происходило посредством двух источников законности: с одной стороны, решения съезда казахской аристократии, высшего духовенства и представителей родов, с другой - утверждения этого решения императорской жалованной грамотой с патентом. Съезд для избрания ханов Младшего и Среднего жузов проводился в почитаемых местностях (например, в городе Туркестане, где находится мавзолей суфийского подвижника XII в. Ходжа Ахмеда Ясави). Там производился древний ритуал поднятия избранника на кошме. Затем снаряжалось посольство в Петербург с извещением о решении съезда и с прошением одобрить кандидатуру провозглашенного там хана. Как писали ханы Нурали и Аблай Елизавете Петровне:

"И хотя оной народ в ханы меня и выбрали, токмо я, яко верноподданный Вашего И. В., без особливого Вашего И. В. Высочайшего указа во оной чин вступить не в состоянии"; "...Всеподданнейше прошу то мое ханское звание пожалованием из благословенных рук вашего величества за золотою печатью высочайшей грамоты всемилостивейше подтвердить. А кроме того и Высочайшего Вашего Величества повеления ханом именоваться я за непристойно и недостойно признаю" [Казахско-русские..., 1964, с. 87, 409].

Российские власти считали разумным опираться в этом вопросе на традиционные институты, поскольку они в глазах подданных придавали законность лояльному к России правителю: "У них прежде... единственно по их подъему на кошмах ханы происходили" [Казахско-русские..., 1964, с. 469]. С таким расчетом Екатерина II рекомендовала казахам в 1791 г. подобрать преемника скончавшемуся Нурали "по древнему киргиз-кайсацкому обыкновению" [Казахско-русские..., 1964, с. 134]. Как правило, кандидатуры были заранее согласованы с правительством, и высочайшее одобрение ограничивалось краткой формальной аудиенцией с объявлением согласия.

Аналогичный порядок избрания/назначения казахских ханов сохранился в начале XIX в. в Букеевской Орде и жузах. Александр I соглашался с решениями "коронационных" степных съездов, "удовлетворяя общему желанию солтанов, беев, старшин, тарханов и народа" [Грамота императора..., 1899, с. 2; Обвестительная грамота..., 1899, с. 2, 3].

стр. 7
В отношении интронизации казахских правителей тоже существовало подобие параллельной инвеституры. Время от времени поднимался вопрос о назначении их китайским императором. В отличие от эдиктов Далай-ламы, обращенных к калмыкам, Цины выступали скорее конкурентами и соперниками России в борьбе за влияние в Казахской степи. Впрочем, острого и открытого противостояния в этом регионе между ними не было. Возникали коллизии с эпизодическими претензиями китайско-маньчжурского двора на право предоставлять казахским предводителям ханское звание. В 1771 г. император Цяньлун провозгласил ханом Среднего жуза Аблая, через десять лет - Хан-ходжу, затем Вали. Петербург всегда игнорировал такие назначения, руководствовался собственными соображениями и поддерживал своих кандидатов на престолы жузов. В контактах казахской элиты с Китаем не чувствовалось опасности для российской гегемонии.

В 1824 г. султан Губайдулла, сын Вали-хана, решил заручиться поддержкой Цинов в своих притязаниях на лидерство в Среднем жузе. В ответ на его предложение из Пекина в его ставку прибыло специальное посольство, чтобы объявить об инвеституре, дарованной богдыханом. Из этого ничего не получилось. Русский чиновник и казачий начальник объяснили послам, что казахский народ давно принят российскими императорами "в совершенное подданство", а прошение Губайдуллы неосновательно и было сделано "неведением силы российских законов". По степи разъехались отряды казаков для демонстрации силы. Послы не настаивали на своем. Султан сперва возражал (его предки-де всегда получали ханство из рук китайцев!), но, в конце концов, ему пришлось встретиться с ними - не для получения цинской инвеститурной грамоты, а для передачи им своего письменного отказа от такой инвеституры.

В столице не испытали никакого беспокойства по поводу этих событий. Министр иностранных дел К. В. Нессельроде разъяснил: "...Оное существует издавна и никогда не производило само по себе какого-либо особенного расстройства в зависимости киргизских орд от Российской державы, невзирая на то, что китайцы в Средней орде возводили неоднократно старейшин на степень султанов и даже ханов. Российское правительство... равнодушно смотрело на подобные их ласкания киргизов, снисходительно принимало прошения возведенных китайцами ханов о подтверждении их в сем звании и охотно удовлетворяло сим ожиданиям, жалуя их грамотами и приличными инвеститурными знаками, в том убеждении, что с возвышением почестей киргизские старшины приобретут в народе более весу и силы, необходимых для содержания его в повиновении" [Сборник газеты..., 1878, с. 440, 443 - 145, 456; Темиргалиев, 2013, с. 229]. Позднее несостоявшийся хан Губайдулла был арестован.

Что касается бухарского эмира и хивинского хана, то у них существовали некоторые иерархические взаимосвязи с османским султаном как халифом - главой мусульман-суннитов. Но эти связи никак нельзя считать отношениями господства-подчинения. Султан наделял среднеазиатских падишахов даже не царственными титулами, а лишь номинальными придворными должностями [Вамбери, 2003, с. 299]. Это включало их в Pax Osmanica, но не налагало никаких реальных обязанностей по отношению к Стамбулу.

Церемония введения в должность правителя, зависимого от русского царя, составляла важную часть российской политики. Она была призвана совместить внушение подданным величия и мощи России с демонстрацией благосклонности верховной власти к новому вассальному назначенцу. С течением времени имперский антураж увеличивался, оказывая яркое эмоциональное воздействие на участников интронизации. Использование традиционных ритуалов на первом этапе "воцарения" вассала способствовало психологическому примирению народа с властью русских. Кроме того, двуединство легитимности избрания правителя, получение им полномочий как от "избрания" своим народом, так и от воли царя превращали московского/петербургского протеже в проводника политики Центра, в орудие адаптации своих соплеменников к российской государственности. Как известно, результатом такой адаптации становилось, в конце

стр. 8
концов, полное включение "инородческих" владений в административную структуру, без былых локальных отличий.

В Касимове татарские цари/ханы "учинялись" государевым пожалованием, видимо, в результате совещания с ближними боярами и думными дьяками. На следующий день после совещания удачливому претенденту давалась аудиенция [Дворцовые..., 1850, с. 141]. Очевидно, на ней вручалась жалованная грамота, а новый царь шертовал (присягал) в верности. В этом и состояли инвеститура и начальный, столичный этап воцарения.

Затем действие перемещалось в Касимов. Местный хронист Кадыр Али-бек описал церемонию возведения на престол царя Ураз-Мухаммеда в 1600 г. В сопровождении прикомандированного боярина и многолюдной свиты хан въехал в город, и в священный день пятницы в мечети собралась знать. Высокое духовное лицо, сеид, прочел хутбу, после чего четыре бека (предводители татарских племен) подняли Ураз-Мухаммеда "на золотой кошме" (в хронике нарисована схема тронного места и расположения этих беков). Публика осыпала хана деньгами (буквально) и поздравлениями. Затем состоялись пиршество и традиционная раздача ханом милостей и подаяния. Все происходило в присутствии московского боярина [Вельяминов-Зернов, 1864, с. 400 - 408; Усманов, 1972, с. 90].

У казахов в XVIII в. церемония в кочевой среде, наоборот, чаще предшествовала императорской инвеституре, которая совершалась заочно, в приграничных местностях, представителями российского государя. Новый хан Младшего или Среднего жуза должен был явиться в пункт, указанный генерал-губернатором или иным высоким управленцем. Это началось после смерти хана Абулхайра в 1748 г., когда правление принял его сын Нурали, и неукоснительно соблюдалось до отмены ханской власти. Вызов султана, предназначенного для ханствования, в ставку русского начальника (или в ее ближайшие окрестности) служил знаком несамостоятельности, покорности. Не случайно Аблай позднее отказался ехать на Сибирскую линию для получения знаков ханской власти, посчитав, что это усилит его зависимость [Ерофеева, Урашев, 1981, с. 92].

Однако надо сказать, что внешне ничего унизительного в ритуалах "воцарения" казахских ханов не было. Наоборот, российские власти стремились обставить действо с максимальной пышностью и торжественностью, показать, насколько они ценят кочевого правителя, удостоенного высокого доверия. Расходы на прием и угощение участников оказывались немалыми. На введение в должность Нурали казна отпустила 1000 руб., но этого не хватило, и правительство разрешило оренбургскому губернатору И. И. Неплюеву расходовать средства по своему усмотрению. В итоге было потрачено более 2000 руб. [Басин, 1971, с. 86].

Расходы требовались и на экипировку войск. Служивые из частей, расквартированных в глухой провинции, на окраинах государства, часто носили потрепанную форму, имели далеко не новое оружие. А нужно было показать съехавшимся казахам военную силу империи, молодцеватых, блестяще вооруженных воинов, внушить почтение и страх перед мощью "белого царя". На приведение солдат в надлежащий вид требовались деньги. В итоге депутации из степи встречали в парадном строю, с развернутыми знаменами, в честь нового хана палили пушки.

Из прежних, допетровских времен пришло обыкновение обязывать военных и чиновников в подобные торжественные дни выходить из домов и создавать показную массовость, праздничное настроение на улицах. Съезжались все окрестные драгунские эскадроны и казачьи команды, офицеры и гражданские чиновники (см., например: [Юдин, 1892, с. 498]).

Набор ритуальных действий был сходным при утверждении ханов Младшего жуза и Букеевской Орды (см.: [Броневский, 1830, с. 414 - 416; Витевский, 1897, с. 770; История Букеевского..., 2002, с. 242 - 244; Левшин, 1996, с. 348, 349; Обряд..., 1896, с. 2, 3; Рычков, 2001, с. 217; Харузин, 1889, стб. 19; Юдин, 1892, с. 500, 506 - 509]). Если решали

стр. 9
устроить это не в крепости (Оренбурге, Уфе, Уральске и др.), то заранее выбиралось открытое степное пространство, пригодное и для построения войск, и для размещения многочисленных кочевников, съезжающихся на праздник. Поутру к ханской юрте подъезжал штаб-офицер в сопровождении почетного конного караула, и хан (иногда в присланной для этого карете), а за ним и казахские сановники направлялись к месту церемонии. Гремели пушки, военному строю звучала команда "на караул!". Наиболее почетные персоны в строгом порядке (расписанном в инструкции) становились на ковер, расстеленный в специально разбитом шатре или на земле под открытым небом. В присутствии местного губернатора оглашалась на русском и "татарском" (тюрки) языках высочайшая жалованная грамота. Хан преклонял колени, прикладывался к грамоте и выслушивал составленную в Коллегии иностранных дел или в Сенате присягу, которую зачитывал ахун (старший мулла). Хан клялся в верности российскому престолу. На текст присяги он ставил свою печать. Следовал артиллерийский салют. Вступившему в должность правителю вручали грамоту и патент, надевали на него парчовый халат, соболью шубу и меховую шапку, опоясывали саблей (здесь предметы могли варьировать). Затем оглашалось послание султанам, биям и старшинам о волеизъявлении государя/государыни с призывом подчиняться новоназначенному хану.

После поздравлений и обрядового разрывания зрителями старой ханской одежды на память радостный династ, ликующая публика и преисполненные важностью момента чиновники и офицеры приступали к пиршеству под музыку, фейерверки и пушечную пальбу. Для собравшихся устраивался "пребогатый трактамент": резались быки и бараны, выставлялись вино, пиво и мед. Начиналась байга (скачки) - излюбленное развлечение казахов.

В конце XVIII в. все процедуры были сведены воедино и утверждены сенатским указом от 9 ноября 1792 г. Последние предводители казахов вводились в ханское достоинство сообразно этому положению.

Приблизительно таким же образом, с чтением указа и присяги, прикладыванием к ней печати, дарением меховых одежд, провозглашали очередного правителя Калмыцкого ханства, но там мусульманская обрядность была заменена буддийской. Священнослужитель вручал ритуальные белые шарфы-хадаки самым знатным участникам в знак благословения.

Из вассальных грузинских владетелей только картли-кахетинский царь Георгий XII прошел через акт воцарения. В декабре 1799 г. это заняло два дня. Сначала представитель российского правительства при тифлисском дворе ("министр") торжественно передал Георгию Ираклиевичу в царском дворце присланные Павлом I для "соправославного царя"2 знаки власти: трон, саблю, корону, скипетр, порфиру и ордена. На другой день в церкви была отслужена литургия. После нее Георгий приказал "одному из почтенных лиц" своего двора прочесть императорский указ об утверждении его на престоле. Затем он произнес присягу в верности русскому самодержцу и всем его преемникам и возложил на себя царские инсигнии. Все отправились во дворец, где новый царь стал принимать поздравления. В городе загрохотали пушки, зазвонили колокола, и началось всеобщее празднество [Дубровин, 1867, с. 78 - 84]. В начале 1801 г. монархия в Восточной Грузии была ликвидирована.

Тем не менее в Грузии и сопредельных краях оставались владетели в ранге князей. Им тоже требовались процедуры легитимации в составе империи. В 1806 г. в достоинство князя Мингрелии вводили десятилетнего Левана Дадиани, который возглавлял свою горную страну под опекой матери и четырех знатнейших вельмож. В церкви, в присутствии мингрельских сановников, князь Леван Григорьевич принял высочайшую грамоту об утверждении и принес присягу, после чего обрел символы своего нового

2 Выражение сенатора Е. Е. Эристова в речи по случаю вручения Георгию регалий [П. И., 1846, с. 4] (присвоение Георгию номера XIII - иногда встречающаяся в литературе ошибка).

стр. 10
положения: меч, знамя и орденские знаки. Александр I заочно произвел этого подростка в генерал-майоры [Происшествия, 1849, с. 84]. Похожий церемониал выдерживался при утверждении на правление северо-кавказских предводителей (см., например: [А. К., 1869, с. 40, 41]). Вообще присвоение высоких воинских званий в XIX в. стало характерно для отношений центральной власти с этническими элитами.

Бухарского эмира возводили на престол высшие сановники. Они поднимали его на кошме и усаживали на тронное место (тахт) [Восшествие..., 1886, с. 2]. Никаких следов русского присутствия и влияния в этой церемонии не заметно.

Что касается сибирских владетелей - князцов и тойонов, то таких пышных процедур с ними не устраивали. Обычно их вызывали к местному начальству (воеводе или уездному управленцу более низкого уровня) и объявляли государеву волю о наделении их соответствующими полномочиями. При прекращении последних грамоту изымали [Акты..., 1842, с. 148; Перевалова, 1999, с. 156, 159].

Важнейшим знаком монархической власти была корона. Она жаловалась зависимым от России правителям в исключительных случаях. Известно об отправлении корон картли-кахетинским царям Ираклию II от Екатерины II (правда, он не успел провести церемонию венчания на царство) и его сыну Георгию XII от Павла I. Как описывалось выше, в 1799 г. Георгий был коронован этим золотым убором с драгоценными камнями.

У бухарского эмира имелась корона-тадж, которую он водружал на чалму во время восшествия на престол. Однако при российском протекторате тадж почти не использовался, так как считалось, что это символ верховной власти, а она теперь принадлежала "белому царю". По той же причине парадный зал курнишихона, где по традиции нового эмира беки поднимали на белой кошме, стоял в запустении, и все придворные церемонии проходили в зале приветствий саломхона, менее почетном [Соловьева, 2002, с. 166, 167].

Правители Северного Дагестана - шамхалы - почти весь период XVI-XVIII вв. находились в сфере гегемонии Персии и считались шахскими вассалами. В конце XVIII в. персидская держава была ослаблена смутой, и ее власть на Кавказе ослабла. В этих условиях Россия по Георгиевскому трактату 1783 г. взяла под покровительство Восточную Грузию (давнего вассала Ирана) и попыталась распространить свое влияние на шамхальство. Екатерина II в 1793 г. не только удостоила шамхала Мухаммеда чином тайного советника и назначила ежегодное жалованье в 6 тыс. руб., но и прислала ему перо для ношения на шапке. Через четыре года Павел I утвердил на шамхальском троне сына скончавшегося Мухаммеда, Мехди, и наряду с тем же высоким чином III класса и таким же жалованьем снова даровал право носить на шапке перо. Строго говоря, это была геополитическая интрига, ведь Дагестан пока формально принадлежал персам. Но и после его вхождения в состав Российской империи, в 1836 г., шамхал Абу Муслим получил от Николая I дозволение относительно пера [Бутков, 1869, с. 290; Шамхалы..., 1868, с. 62, 65]3.

Российские дипломаты тонко чувствовали пристальное внимание зависимых владетелей к разного рода формальным знакам уважения. В этом смысле предоставление права на ношение пера ценилось в глазах шамхалов не меньше степени тайного советника, ставившей этих кавказских лидеров на одну ступень с российскими министрами и генерал-губернаторами. Перо на шапке в персидской политической культуре служило знаком властвования над народом. Драгоценную корону могущественного шаха-завоевателя Надира (1736 - 1747) украшали четыре алмазных пера, соответствовавшие четырем подвластным ему странам: Ирану, Афганистану, Индии и Средней Азии - Бухарскому и Хивинскому ханствам [Потто, 1867, с. 276]. Кавказские владения, таким образом, принадлежали к территориям, которые олицетворяло "иранское"

3 Некоторые шамхалы получали российские генеральские звания.

стр. 11
перо. Теперь Петербург давал шамхалу знак освобождения от прежней долгой зависимости от шахов и прерогативу иметь на головном уборе собственное, "дагестанское" перо.

Самыми распространенными атрибутами инвеституры в российской политике были предметы вооружения и дорогая одежда. Прецедентом здесь скорее всего послужила практика одаривания калмыцких предводителей как государей первого присоединившегося к России владения с единоличным правлением. Во всяком случае, инсигнии Нурали - первому хану Младшего жуза, который получил инвеституру от Елизаветы Петровны в 1749 г., назначили "по примеру... калмыцких ханов и их наместников", т.е. точно такие же [Казахско-русские..., 1964, с. 445]. Из оружия чаще всего жаловались парадные сабли ценой в несколько тысяч рублей, - в ножнах, покрытые золотом или серебром, драгоценными камнями, иногда с нанесенным именем получателя или императорским вензелем (казахским, аварским и кюринским ханам, грузинскому царю). Выше отмечалось, что мингрельскому князю при введении в должность вручили меч; сибирским тойонам выдавались кортики. Вместе с саблей могли вручить пистолеты (Абулхайру), железные доспехи - панцирь, шлем-шишак, наручи, щит (Абулхайру, Церен Дондуку, Дондук Даши).

Столь же значимой процедурой было принятие от русского царя одеяний. Здесь зримо соединились две парадигмы поощрения заслуг и преданности: русская ("шуба с царского плеча") и тюрко-мусульманская (халат как награда подданному от падишаха). В источниках сохранились многочисленные сведения о вручении жалуемым правителям соболиных шуб (парчовых, подбитых соболиным мехом), шапок из парчи, опушенных соболем или чернобурой лисицей, т.е. изделий баснословной стоимости (казахским и калмыцким ханам). Один раз встретилось упоминание о даровании правителю казахов привычного для него парчового халата наряду с саблей, шубой и лисьей шапкой [Броневский, 1830, с. 415]. Все перечисленное не просто надевалось ханом, но "возлагалось" на него в качестве "знаков ханства".

Ведь это не были банальные подарки. В инструкциях по инвеститурной процедуре расписывалось, какого звания русский офицер надевает на правителя шубу, какой шапку, какой подает саблю и т.п. Российские власти стремились утвердить символическое значение жалуемых предметов: "дабы сие калмыки почитали во знак ханства, и, может быть, у них в обычей сие вошло, что кому того (сабли, панциря и щита. - В. Т.) не будет дано, тот за прямова хана принят не будет" [История Калмыкии..., 2009, с. 386 (предложение астраханского губернатора А. П. Волынского 1724 г.)]4.

При утверждении статуса Калмыцкого ханства наблюдалось явление, иллюстрировавшее понимание русской правящей элитой места нового владения в системе российской государственности. Первым ханом калмыков был Мунчак (Пунцук), который в 1664 г. шертовал царю Алексею Михайловичу и получил от него согласие на ханский статус вместе с инсигниями. Таковыми оказались позолоченная серебряная булава, украшенная яшмой, и белое знамя с красной каймой [История Калмыкии..., 2009, с. 344]. Насколько мне известно, последующим ханам булава не присылалась. В наделении ею Мунчака мне видится аналогия, которую усматривали кремлевские политики XVII в. между новообразованным Калмыцким ханством и Гетманщиной. Оба автономных образования входили в состав Московского государства (т.е. признавали верховную власть царя), но имели значительные отличия от уездов и воеводств Европейской России и Сибири. Казачьи клейноды (регалии власти) включали гетманские булаву и насеку (посох), войсковое знамя, бунчук, печать, палицу судьи и полковничьи перначи (род булавы, но не декоративной, как у гетмана, а настоящего боевого оружия). Вручение гетману булавы и знамени началось с Переяславской рады 8 января 1654 г.,

4 Инвеститура от Далай-ламы сопровождалась сходным набором регалий: печатью, шапкой, одеждой, саблей, знаменем и отсутствующим в русской практике седлом [Курапов, 2007, с. 96, 156].

стр. 12
когда московский посол передал Богдану Хмельницкому и "начальным людям" "знамя и булаву, и ферезею, и шапку, и соболи" [Воссоединение..., 1953, с. 521].

Знамена "с гербом империи Всероссийской" жаловались также вассальным правителям Мингрелии, Аварского, Кюринского и Калмыцкого ханств [Бичурин, 1991, с. 103; История Дагестана..., 2004, с. 478; Камер-фурьерский..., 1911, с. 874; Происшествия..., 1849, с. 84; Русско-дагестанские..., 1988, с. 301]. Сочетание в пожалованиях знамени и сабли5 снова позволяет обратиться к восточным аналогиям. Именно такой набор регалий передавался от османского султана правителям, которых он считал своими вассалами. Символическая сабля Пророка служила знаком готовности борьбы с "неверными". Опоясывание ею входило в ритуал коронации султана в стамбульской мечети Абу Айуб. Характерно, что комбинация этих двух предметов вручалась в России тем вассалам, которые находились в сфере восточных культур. Вероятно, российские политики считали это зримым и привычным для той аудитории образом зависимости от старшего государя.

Отрешение правителя от должности, т.е. свержение, шло бы вразрез с принципами этнической политики, направленной на выстраивание консенсуса с элитами подданных народов. Поэтому, когда возникала ситуация, требующая замены вассала (а такие ситуации неизбежно возникали), старались найти способы сделать это без лишнего шума и наименее унизительным для властителя и его народа образом. Никаких инструкций по лишению должности или титула, насколько мне известно, не было составлено. Каждый раз правительство и региональные администрации действовали исходя из конкретного положения вещей. Собственно, главных оснований для отстранения от управления могло быть два: нелояльность к русскому царю и неспособность к управлению. В 1785 г. было признано, что хан Младшего жуза Нурали не справляется с подданными. Действительно, в то время Западный Казахстан был охвачен мятежами, большая часть знати была недовольна правлением хана. "За неспособностью" его поселили в Уфе и не допускали к управлению. Российское начальство решало все вопросы с биями и старшинами, через голову Нурали-хана.

Современник Нурали, хан Среднего жуза Аблай, был заподозрен в прокитайских настроениях. Поэтому, несмотря на избрание его ханом на съезде знати, было решено не посылать ему знаки ханского достоинства и прекратить выдачу назначенного жалованья. Специальным екатерининским указом ставилась задача найти замену этому "упрямому и в своей стороне знаменитому варвару" [Крафт, 1897, с. 53; Крафт, 1898, с. 50]. Так что и здесь российские власти избегали открытого скандала и предпочитали действовать посредством финансов и дипломатии. Тем более что Аблай занимал престол не только по выбору съезда, но и по инвеституре от Цинов.

Неудачным было признано в Петербурге правление калмыцкого хана Церен Дондука. Астраханскому губернатору была послана тайная инструкция: "Хан Черен Дондук слаб и бессилен и за пьянством весьма к правлению калмыков недостоин и того народа в добром согласии и верности к Е. И. В-ву содержать не мог". Надлежало "его, хана Черен Дондука, пристойным образом из улусов отправить сюда ко двору, только велеть его вести со всяким удовольствием". Замену ему нашли в лице преданного России его племянника Дондук Омбо. Самому Церен Дондуку доставили указ Анны Иоанновны от 20 марта 1735 г. с повелением "тебе, подданному нашему, для некоторого дела быть сюда в Санкт-Петербург немедленно" [Курапов, 2007, с. 157 - 158]. Эта смена власти в ханстве иллюстрировала его ослабление после смерти могущественного хана Аюки (1724 г.) и постепенное снижение степени автономии.

5 Калмыцким ханам Мунчаку в 1664 г. и Дондук Омбо в 1737 г., аварским ханам Сурхаю и Абу-Султан-Нусалу в 1829 г. Подобную символику можно усматривать в пожаловании сабли и штандарта с двуглавым орлом и имперским гербом картли-кахетинскому царю Георгию XII в 1799 г., знамени и меча мингрельскому князю Левану в 1806 г.

стр. 13
В истории России отношения с присоединенными владениями складывались таким образом, что смена их правителей происходила по большей части мирно. Если была возможность поставить на место умершего его законного наследника, то правительство, при гарантии его верности, всегда шло на это. Если начиналась или намечалась борьба нескольких наследников, то приходилось выбирать из них наиболее удобного и лояльного. На него и делалась ставка, ему оказывалась поддержка всеми средствами, которыми располагала империя.

Престол, как правило, наследовался по воле и завещанию правителя. Иногда эта воля оглашалась устно, в присутствии авторитетных и высокопоставленных свидетелей (как у казахов [Зиманов, 1960, с. 92, 93]), иногда фиксировалась на бумаге. Гарантией соблюдения завещания была клятва родственников, придворных и знати не отступать от сделанных в нем распоряжений. В условиях зависимости от российского правительства кандидатуры преемников должны были обсуждаться и утверждаться еще и в центральных ведомствах.

Резонно было заранее представить "белому царю" будущего вассала и заручиться высочайшей поддержкой. Ханы, шамхалы, князья привозили в столицу или присылали во главе посольств сыновей "на смотрины". Это было не просто проявление доброй воли по отношению к сюзерену. Таково было непременное условие передачи власти. Официально оно выражалось в жалованных грамотах. Императоры выдавали их, "повелевая и преемникам сего достоинства испрашивать на оное Выс. (так в тексте. - В. Т.) утверждение нашими императорскими грамотами, которые... по особому милосердию нашему и будут им жалованы" [Русско-дагестанские..., 1988, с. 301 (грамота Александра I кюринскому Аслан-хану)]. Одобрение самодержца вселяло уверенность в прочности правления. Обычно такая предварительная поддержка выражалась в милостивом согласии с кандидатурой наследника (или при его малолетстве - регента6). Считалось, что в подвластном владении существовала вероятность междоусобной распри между потомками правителя. Тогда русской власти приходилось вмешиваться в тамошние внутренние дела. Порой было достаточно поздравительной телеграммы от императора, чтобы пресечь притязания остальных претендентов на трон, как это произошло в Бухаре после смерти эмира Сеид-Музаффара в 1885 г. Братья нового эмира, Сеид-Абдул-Ахада, узнав о депеше, не решились на противодействие и смуту. Страсти остудило и посольство с конвоем из 29 казаков, присланное с поздравлениями от военного губернатора Сырдарьинской области Н. И. Гродекова. А когда в Петербурге было доброжелательно принято благодарственное посольство от Сеид-Абдул-Ахада, то "царевичи" и вовсе оставили воинственные планы. Не понадобилось и похода на Бухару четырех батальонов и шести казачьих сотен с двенадцатью орудиями, уже снаряженных Гродековым [Дингельштедт, 1896, с. 46; Терентьев, 1906, с. 58].

Похожая ситуация сложилась в Хиве в августе 1910 г. Начальник Амударьинского отдела генерал-майор Н. Г. Глушановский, зная об угасании больного хана Мухаммед-Рахима, заранее прибыл в город в сопровождении казаков. После смерти хана генерал от царского имени объявил его сыну и давно назначенному наследнику Сеиду-Асфандиару-тюре, что ему вручается управление ханством. Сразу были разосланы гонцы в провинции ханства и назначен сапам - официальный прием для объявления о смене правителя, куда должны были прибыть все члены правящего дома Кунграт, вельможи и духовенство [Погорельский, 1968, с. 72].

При главе Калмыцкого ханства Дондук Даши состояла русская охрана во главе со стольником Д. Бакхметевым. Помимо заботы о безопасности наместника и его семейства ему были поручены разведка и надзор за ситуацией, вмешательство при необходимости: "приводить хана посредством советов к тому, чтобы он был к Е. Ц. В-ву во

6 После смерти правителя автономной Мингрелии, князя Давида Дадиани, Николай I назначил его вдову временной правительницей, до возмужания ее старшего сына, семилетнего Николая [Бороздин, 1885, с. 22].

стр. 14
всякой верности". Ставку букеевского хана Джангира охраняли уральские казаки. На случай беспорядков в ней постоянно находился двухсотенный русский отряд во главе с офицерами, прикомандированный оренбургским и астраханским губернаторами. Такая же казачья охрана была выделена главным казахским старшинам и султанам, которые возглавили подразделения бывшего Младшего жуза после ликвидации в нем ханской власти [Зиманов, 1982, с. 100; Казанцев, 1867, с. 62; Максимов, 2000, с. 39; Сабанщиков, 1832, с. 677].

Упразднение вассальных владений происходило без торжественных церемоний. В русле стойкой тенденции к унификации стандартов управления и подданства они постепенно приближались по своему статусу к российским провинциям на основной территории империи. В конце концов, ханства и княжества приходили к закономерному финалу: в ходе административных реорганизаций их включали в состав губерний или областей, а рудименты самостоятельного монархического правления ликвидировали. За бывшими правителями, если за ними не числилось никаких проступков, оставляли пожалованные им чины и звания и отправляли вести частную жизнь, подобающую обеспеченным и родовитым дворянам.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

А. К. Казикумухские и кюринские ханы // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. II. Тифлис, 1869.

Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 4. СПб.: Тип. II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1842.

Басин В. Я. Россия и казахские ханства в XVI-XVIII вв. (Казахстан в системе внешней политики Российской империи). Алма-Ата: Наука, 1971.

Батмаев М. М. Социально-политический строй и хозяйство калмыков в XVII XVIII вв. Элиста: Джангар, 2002.

Бичурин Н. Я. (Иакинф). Историческое обозрение ойратов или калмыков с XV столетия до настоящего времени. Элиста: Калмыцкое книжное изд-во, 1991.

Бороздин К. А. Упразднение двух автономий (отрывок из воспоминаний о Закавказье) // Исторический вестник. 1885. Т. 19. N 1.

Броневский М. Записки о киргизах Средней Орды // Отечественные записки. 1830. Ч. 21. Кн. 119.

Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. Ч. 2. СПб.: Б. изд., 1869.

Вамбери А. Путешествие по Средней Азии. М.: Вост. лит., 2003.

Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. Ч. 2. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1864.

Витевский В. Н. И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г. Т. 3. Казань: Тип. В. М. Ключникова, 1897.

Воссоединение Украины с Россией. Т. III. М.: Изд-во АН СССР, 1953.

Восшествие на бухарский престол нового эмира // Правительственный вестник. 1886. 24 апреля (6 мая). N 89.

Грамота императора Александра I о назначении ханов Малой и Букеевской орд // Тургайские областные ведомости. 1899. 30 апреля.

Дворцовые разряды. Т. 1. СПб.: Тип. II Отделения Собственной В. И. В. Канцелярии, 1850.

Дингельштедт Н. Мирная политика и бескровные завоевания (Туркестан 1884 - 1889 гг.) // Северный вестник. 1896. N 6. Отд. 2.

Дубровин Н. Ф. Георгий XII, последний царь Грузии, и присоединение ее к России. СПб.: Тип. Департамента уделов, 1867.

Ерофеева И. В.. Урашев С. А. Политика царизма в Среднем жузе в освещении русских ученых и путешественников второй половины XVIII - первой половины XIX веков // Социально-экономические и политические предпосылки и прогрессивное значение присоединения Казахстана к России. Алма-Ата: Казахский пед. институт им. Абая, 1981.

Зиманов С. З. Политический строй Казахстана конца XVIII и первой половины XIX веков. Алма-Ата: Изд-во АН Казахской ССР, 1960.

История Букеевского ханства. 1801 - 1852 гг. Сборник документов и материалов. Алматы: Дайк-Пресс, 2002.

История Дагестана с древнейших времен до наших дней. Т. 1. М.: Наука, 2004.

История Калмыкии с древнейших времен до наших дней. Т. 1. Элиста: Герел, 2009.

Казанцев И. Описание киргиз-кайсак. СПб.: Тип. Товарищества "Общественная польза", 1867.

стр. 15
Казахско-русские отношения в XVIII-XIX веках (1771 - 1867 гг.). Сборник документов и материалов. Алма-Ата: Наука, 1964.

Камер-фурьерский церемониальный журнал 1812 г. Январь-июнь. СПб.: Изд-во Общего архива Министерства Имп. двора, 1911.

Крафт И. Принятие киргизами русского подданства // Известия Оренбургского отдела Имп. Русского географического общества. Вып. 12. Оренбург, 1897.

Крафт И. И. Сборник узаконений о киргизах степных областей. Оренбург: Типолит. П. Н. Жарикова, 1898.

Курапов А. А. Буддизм и власть в Калмыцком ханстве XVII-XVIII вв. Элиста: Джангар, 2007.

Лeвшин А. И. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей. Алматы: Санат, 1996.

Лунный свет. Калмыцкие историко-литературные памятники. Элиста: Калмыцкое книжное изд-во, 2003.

Максимов К. Н. История национальной государственности Калмыкии (начало XVI в. - XX в.). М.: Профиздат, 2000.

Обвeститeльная грамота императора Александра I о разделении Малой орды на Малую и Буксевскую орды и об утверждении султана Ширгази в ханском достоинстве // Тургайские областные ведомости. 1899. 7 мая.

Обряд торжества при объявлении... конфирмации киргизскому Средней орды Валию султану ханского достоинства // Киргизская степная газета. 1896. N 11, 12, 14.

Пальмов Н. Н. Этюды по истории приволжских калмыков. Ч. II. XVIII век. Астрахань: Калмыцкий обл. исполнительный комитет, 1927.

Пeрeвалова Е. В. О значении жалованных грамот остяцких князцов // Обские угры. Материалы II-го Сибирского симпозиума "Культурное наследие народов Западной Сибири ". Тобольск; Омск: ОмГПУ, 1999.

П. И. Речь, говоренная грузинскому царю Георгию XIII в 1798 году по случаю получения им от императора Павла Петровича царской регалии // Закавказский вестник. 1846. 7 января. N 1.

Погорельский И. В. Очерки экономической и политической истории Хивинского ханства конца XIX и начала ХХ вв. (1873 - 1917гг.). Л.: Изд-во ЛГУ, 1968.

Полное собрание ученых путешествий по России. Т. 3. СПб.: Тип. Имп. Академии наук,1821.

Потто В. А. Кавказская война в очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Т. 1. СПб.: Тип. Е. Евдокимова, 1887.

Происшествия, сопровождавшие присоединение Мингрeлии к России // Кавказ. 1849. 21 мая.

Русско-дагестанские отношения в XVIII начале XIX в. Сб. документов. М.: Наука, 1988.

Рынков П. И. История Оренбургская по учреждении Оренбургской губернии. Уфа: Б. изд., 2001.

Сабанщиков. Рын пески // Заволжский муравей. 1832. Ч. П. N 12. Июнь.

Соловьева О. А. Лики власти Благородной Бухары. СПб.: Б. изд., 2002.

Сулeймeнов Б. С., Басин В. Я. Казахстан в составе России в XVIII - начале XX века. Алма-Ата: "Наука" КазССР, 1981.

Тeмиргалиeв Р. Д. Казахи и Россия. М.: Международные отношения, 2013.

Терeнтьeв М. А. История завоевания Средней Азии. Т. 3. СПб.: типолит. В. В. Комарова, 1906.

Усманов М. А. Татарские исторические источники XVII-XVIII вв. Казань: Изд-во Казанского университета, 1972.

Харузин А. Н. Киргизы Букеевской орды (антрополого-этнологический очерк). Вып. 1. М.: тип. А. Лeвeнсони и Ко, 1889.

Центральная Азия в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2008.

Шамхалы Тарковские // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. I. Тифлис, 1868.

Юдин П. А. Церемониалы ханских выборов у киргизов // Русский архив. 1892. N 4.

стр. 16

Permanent link to this publication: