Недавно, в 3-м номере "Вопросов истории" за 1988 г., профессор В. П. Данилов высказался по вопросу о человеческих жертвах в 1930 - 1933 годах. То, что этот долі и замалчивавшийся вопрос подлежит теперь обсуждению на страницах "Вопросов истории", - великолепно; и это, конечно, представляет интерес не для одних только профессиональных историков. Но профессор Данилов, оценивая численность погибших крестьян примерно в о млн., оспаривает более крупные цифры, появившиеся в "Московских новостях" и в моей книге "Скорбная жатва". Начать с того, что он совершенно ошибочно утверждает, будто я даю цифру 14,5 млн. избыточных смертей с 1930 до 1937 года. Этого я не делаю: у меня - 11 млн. к 1937 г. и, соответственно, 3,5 млн. крестьян, погибших в трудовых лагерях после 1937 года. Эта цифра, 11 млн., может быть выведена следующим образом. Сам профессор Данилов1 дает итоговый дефицит населения в начале 1937 г. - 15 - 16 млн; это, конечно, не то же самое, что учтенное количество смертей (профессор Данилов пишет, что я перепутал эти категории, но это не так). Нам приходится выводить численность неродившихся из-за падения рождаемости, и я оцениваю ее в 4,5 миллиона. В действительности это, может быть, слишком мало. Сталинский экономист С. Г. Струмилин подразумевает годовой дефицит рождаемости в трудные годы около 1,5 миллиона2 , и если мы приложим этот показатель к четырем годам кризиса, то в итоге может оказаться (} млн., а количество смертей соответственно сократилось бы до 9,5 миллиона. Но трудно представить себе, как оно могло бы быть меньше, чем 8 млн. к 1937 году. Если же к этим 8 млн. мы добавим даже не 3,5 млн. крестьян, которых я считаю погибшими в лагерях после 1937 г., а только 2 млн., мы получим цифру 10 млн., которую указывают "Московские новости" и др. Точности ради следовало бы сказать, что едва ли мы сможем перейти от оценочных к точным данным и отделить тех, кто не родился, от умерших сразу после рождения - хотя бы уже потому, что в районах, охваченных голодом, рег ... Читать далее