Темпы расширения территории России и неравномерность распределения ее населения привели к тому, что во второй половине XIX в. самая многонаселенная страна Европы столкнулась с острой нехваткой людских ресурсов для освоения своих тихоокеанских окраин. Как следствие, в структуре русского населения Дальнего Востока, сформировавшегося в первые 20 лет после заключения Айгунского (1858 г.) и Пекинского (1860 г.) договоров с Китаем, крестьянство находилось в меньшинстве. С 1861 по 1882 гг. на территорию Амурской и Приморской областей империи (исключая города) было переведено 20 335 казаков, тогда как число осевших там же крестьян-переселенцев составило 13696 человек1. По темпам колонизации дальневосточных территорий Россия значительно отставала от Китайской империи. Опасаясь за судьбу Маньчжурии, пекинский двор в 1878 г. отменил все законодательные акты, ограничивающие миграцию китайцев в три провинции Северо-Востока. Уже к 1881 г. население Фэнтяни (Ляонин) достигло 4,2 млн. чел., а в Гирине (Цзилинь) превышало 6 млн. человек. В традиционно малолюдном Хэйлунцзяне также принимались меры для привлечения переселенцев. Одновременно на землях Маньчжурии вводилось гражданское управление, а в правовом положении китайцы были уравнены с маньчжурами2. Наличие столь крупных масс населения в близком соседстве с фактически пустынными Приамурьем и Уссурийским краем, в свою очередь, вызывало панические настроения в российских верхах. В докладе Министерства внутренних дел от 22 марта 1882 г. говорилось: "Можно положительно высказать, что перелив избытка китайского населения в Маньчжурию не остановится и перед нашей границей, и если мы не займем наших пустопорожних мест в крае своим населением, то их наводнят китайцы в качестве покорных, трудолюбивых земледельцев и промышленников, борьба с которыми одними только войсками невозможна по своей безрезультатности. Обрусения китайцев, сильных своими расовыми свойствами и культом, ожидать нельзя. При оставлении этого вопроса без дальней ... Читать далее